Бессонница

Шум капель, бьющихся об асфальт, разрезает гробовую тишину комнаты. Шин, парень со смоляным цветом волос, опирается головой о стекло, сидя на подоконнике. Его глаза закрыты, он плотно укутан в одно, а может, два одеяла. Шин внимательно вслушивается в уже приевшийся, но настолько любимый звук дождя. Весь месяц на улице скверная погода. В самом углу подоконника стоит пустая кружка кофе, рядом стопка книг. Шин любит пролистывать прочитанные книги. Это его успокаивает. А его мало что успокаивает. Тревожность Шина в последние дни резко возросла. Уже шестой день подряд он не чувствует жизни. Уже шестой день подряд он слушает монотонный звук дождя. Уже шестой день подряд его не покидает ощущение, словно за ним кто-то следит. С ним такое и раньше было. Иногда. Он помнит то время, когда поздно ночью не мог уснуть. Не покидает чувство, что, как не повернёшься, в спину, в затылок смотрит что-то, кто-то. Высунешь руку — а тебя схватят и утащат далеко. В огненную геенну, в преисподнею, прогоняя по девяти кругам ада. Отрывая ногти, сдирая кожу. Шин думает, что это неприятно, поэтому такими ночами он зарывается в одеяло с головой, зажмуривает глаза и надеется, что вот-вот сон примет его в свои объятья. Так и было. До сих пор. Сейчас каждая ночь стала именно такой. Он не может заснуть. Если заснёт, то непременно увидит кошмар. Проснётся в холодном поту, со сбитым дыханием, мысли в голове будут хаотично врезаться друг в друга, разрываясь на части. Шин никогда не запоминает приснившийся сон. Не помнит, что вогнало его в такой ужас, и не помнит, отчего его сердце бешено вдалбливается в грудь, намереваясь сломать рёбра. А Шин думает, что лучше бы сердце всё-таки их сломало. С дырой в грудной клетке он валяется на полу в луже собственной крови. Его руки натыкаются на осколки рёбер. Острые. Уголком глаза он видит, как в углу комнаты бесполезно бьётся его сердце, которое уже не принадлежит ему. Он слышит его стук, но не чувствует ритм, отбивающий в груди. Только пустоту. Вытекающая кровь уносит с собой тепло его тела. Холодно. Шин помотал головой. Наверное, нехорошо думать о таком, решает он. Открыв глаза, он встаёт с нагретого места. Ноги не держат. Он садится вновь, запрокидывая голову и смотря в потолок. Кажется, мир перед ним плывёт. Или не кажется. Наверное, так и должно быть. А может, и нет. Шин привык к неясности того, что его окружает. Голову пронзает резкая, режущая боль. Парень прикладывает ладони к вискам, сгибаясь пополам. Шипит. Судорожно смеётся. Смех медленно перерастает в истерический. Боль, боль, боль… За эти две недели такое случается далеко не в первый раз. Постоянно болит голова. Его руки дрожат, ноги словно ватные. Веки тяжёлые, сине-фиолетовые, золотые глаза стали грязного цвета тухлого желтка. Губы нежно-розового цвета теперь сливаются с его кожей. Шин всегда был бледным, он редко выходил из дома, не любил солнце и жару, однако его кожу сейчас нельзя просто назвать «бледной». Она болезненно-белая. Идеально чистый фарфор, отбелённый на несколько тонов. Девушки, раньше использовавшие свинцовые белила, мышьяк и кровопускания для придания кожи бледности, с завистью фыркнули бы, посмотрев на Шина — настолько всё было плохо. Его телосложение было странным. Он весил 64 килограмма при росте 181 сантиметр. Не прикладывая никаких усилий, он сбросил 12 килограмм. Кто-то говорил, что он похож на девушку переростка, а кто-то, что на тощую и сгорбленную горгулью. Шин же считает, что он что-то между. Девочка-горгулья. Сначала он оскорблялся, когда ему говорили о его «девчачей» фигуре, но со временем он принял это как данное. Хорошо, он не будет отрицать — тело не лишено женских изгибов. Талия, узкие плечи, стройные ноги. Но если раньше это было как «женственнее мужчины», то теперь «женственнее девушки». Со спины его пол можно было угадать лишь со второй попытки. Все вещи Шина висят на нём мешком. Чёрная майка, надетая на нём, когда-то доходила до начала бедра. Теперь она доходит до середины бедра. Шин чертовски устал от этого. Всё это началось месяц или два месяца назад. Он начал просыпаться в четыре утра. Через какое-то время в полчетвёртого. В три. В полтретьего. Дошло до того, что, ложась в 22:00, он просыпался через час, максимум два, и не мог заснуть всю оставшуюся ночь. Толку от такого сна было не много. Выспавшимся он себя не чувствовал. А потом у него отняли и эти скромные часы сна. Начались кошмары. Понятны они ему не были. Кажется, чьи-то смутные очертания лица. Непонятно: женские или мужские? Красивые. Тюльпаны?.. Всё так туманно. Почему он так уверенно может называть это «кошмаром»? Почему просыпается Шин с гортанным криком? Уже шестой день подряд он не пытается заснуть. Но кошмары продолжают преследовать его даже сейчас. Он видит вещи, которых быть не должно. На фоне всего остального они выглядят так реально. Даже слишком. Шин верит в то, что они есть. Не хочет, но верит. Ведь если их нет — он сходит с ума? С ним всё нормально. Он в своём уме. Чувствует Шин себя, скажем, паршиво. Обыденные задачи стали для него невыполнимы. Решив сделать чай, он путается: сначала нужно класть пакетик или наливать кипяток? А может, сперва сахар? Чёрт, нужно же, наверное, кружку достать? Они грязные. Как их мыть? Сначала включить воду? Достать моющее средство? Но какое моющее средство выбрать? Какого цвета брать губку? Или губка не нужна? Просто мыть руками? А нужны перчатки? А какого цвета перчатки? Делать решения отныне просто невозможно. Он делал эти вещи тысячи раз. Что изменилось сейчас? Это потому, что он устал? Но он и раньше уставал. Уставал ещё сильнее, чем сейчас. Шин не может этого понять. Понял бы, если очень хорошо подумал. Но сейчас думать он не может. Голова болит слишком сильно. Приготовить еду — непосильно. Он не помнит, когда ел в последний раз, но совершенно не чувствует голода. Даже наоборот. От мысли, что придётся есть, Шина начинает тошнить. Всё его тело покрыто синяками. Руки, ноги, лицо, живот, спина, фаланги пальцев и ладони. Шин постоянно падает, спотыкается, запинается о собственную ногу. Он может врезаться в стену и ещё несколько минут стоять, не понимая, что произошло. Смотреть в эту же стену, в которую врезался, и притуплённо чувствовать боль ушибленным местом. Осознавая, Шин забывает это довольно быстро, после пытаясь понять — а откуда все эти синяки? Что с ним произошло? Шин снова поднимает голову. Смотрит в скошенный потолок. Вздыхает. Так он и проводит последнюю неделю — смотрит в потолок. Увлекательное занятие. За ним теряется счёт дней, и время проходит незаметно. В такие моменты пропадают все мысли, и разум чист. Хорошее чувство. Но от головной боли всё равно не помогает, увы. Поднимая руки, он зажимает ими уши — бесполезно. Звенит. В ушах звенит. Постоянный шум порядком надоел ему. Даже тишина имеет свой звук. Тишина кричит. Почему он раньше не замечал этого? Шин собирает все свои силы и пытается встать. Сил этих, правда, не так много. Смог устоять на ногах он только с помощью стены, на которую опёрся правой рукой. Он бы поблагодарил эту стену, если бы до этого не врезался в неё пару десятков раз. Постояв так две-три минуты, до него доходит, что нужно идти, и направляется в ванну. Без помощи стен. Но сначала оглядывается на место, где недавно сидел. Книги? Зачем они ему? И лишь спустя пару минут вспомнил: листать. Бессмысленно. На самом деле, он и не помнит про что было в каждой из них. Помнит только, что они ему понравились. Сейчас Шин не может сосредоточиться на чтении. Буква, слово, предложение и опять, и опять, и опять. Стоп, а про что было в прошлом предложении? А в этом?.. Пустая кружка кофе. И сколько она тут стоит? Остатки кофе на дне уже засохли, и пахнет от неё неприятно. Стоило бы её отнести, но Шин боится, что разобьёт её. Наверняка ведь разобьёт. Руки слишком сильно дрожат, чтобы нести что-то хрупкое. Зайдя в ванну, первым делом он включил воду, желая умыться. Смотрит в зеркало. Вода из раковины перетекла через край и полилась на пол. Он спохватился далеко не сразу и повернул кран. Пол в ванной был весь в лужах ещё до того, как это случилось. Значит, такое уже происходило. Он не понял, почему раковина так быстро заполнилась. Неужели он смотрел в зеркало дольше пары секунд? Время так неуловимо. Шин почувствовал себя полностью измождённым и решил вернуться обратно к окну. Он так и не умылся. Послышался раскат грома. Что-то подсказывает ему, что не стоит возвращаться в комнату. Что-то подсказывает ему, что стоит бежать отсюда, из этого дома. Бежать, не оглядываясь. Это чувство преследует его давно, но он не слушает. Крик «убирайся отсюда», проигрывающийся в его голове безостановочно, стал частью его самого. Сегодня этот крик стал громче. Ощутимее. Руки беспорядочно прорастают из пола и стен. Переплетаются между собой, окутывая тонкими ладонями худощавый торс парня, крепко обвивая его спину. Они сгребают его щиколотки, ноги и запястья, аккуратно облегают и сжимают шею, приподнимая лицо за подбородок. Чёрные ногти, грязно-голубого цвета вены, окоченевшая кожа, покрытая трупными пятнами. Твёрдые и ледяные. Шин мёртвенно застыл на месте, чувствуя каждой клеткой своего тела запах гнили. Прикосновения разбухшей каменной плоти омерзительно знакомы Шину, и он чувствует себя спокойно в их объятьях. Сердцебиение замедляется, тело стало слишком тяжёлым… Раскат грома. Шин открывает глаза, видя перед собой потолок. Чувствует чёлку, прилипшую ко лбу, и мокрую ткань футболки. Присаживается. Шина колотит. Сильная рябь прошла по коже. Тревога распирает его изнутри, скапливаясь под сердцем, всё его тело вплоть до кончиков пальцев пронизывают тысячи игл отчаянной паники. Каждый укол прибавляет беспокойства. Пульс болью отдаётся в висках. Он ощущает каждый удар своего сердца. Ему противно от ритма собственного сердца. Хватит, остановись. Он потерял сознание. Такое не редкость, но что-то не так. Что-то определенно не так. Он знает это. Чувствует это всем своим нутром. Что-то не так. Что-то не так. Что-то не так. Шин вздрогнул. Прожигающий взгляд у загривка. Внимательный, изучающий. Он готов поклясться, что там кто-то есть. Что-то. Хотел бы он провалиться в сон прямо сейчас, закрывшись под одеялом. Но не может. Шин застыл, надеясь, что ему лишь кажется. Нужно просто успокоиться. Минута, и всё пройдёт. Может, две или три. Пожалуйста. Пожалуйста… Однако ничего не меняется. Он решает повернуть голову. С ним ведь ничего не случится. Ему кажется. Просто кажется. Детские, наивные страхи. Шин начал поворачивать голову, наверное, слишком медленно, метнув взгляд через плечо. Ничего. Облегчённый выдох. Шин поворачивается на 180 градусов. Ничего… Он вздохнул и снова выдохнул. Прежде чем он успел встать, на его плечо легла чья-то рука. Крик.

***

Потолок. Пред глазами снова потолок, растекающийся во все стороны. Шин хочет поднять руку, но конечности словно атрофированы. Сильно тошнит. Во рту пересохло. Он старается повернуть голову в сторону окна, и с большим усилием ему это удаётся. Шторы открыты, и Шин сквозь туманную пелену, застилающую глаза, видит, что дождь на улице больше не идёт. Он улыбается краем губ и морщится от мимолётной боли. Закрывая глаза, Шин чувствует облегчение, как будто с него слетели оковы, давно связывавшие его.