All fucked up.

У нового лидера гетерохромные глаза и короткий темный ежик волос. Новый лидер вдохновленно говорит про надежду и борьбу; Норт смотрит на него и думает, что проебалась. По-хорошему, она с самого начала проебалась, с самого ебаного начала, когда только взошла на борт дырявого корыта «Иерихон». Она шла за возможностью бороться, шла за тем, чтобы доказать, что она что-то может и чего-то стоит, что она не дырка для людских утех, не безликая секс-кукла, она Норт, и она может говорить, а что она получила? привет, мы сборище трусливых ублюдков, которые даже нос боятся высунуть из своей норы; ты пришла за надеждой? извини, нет в наличии, не завезли на склад, попробуй повторить запрос через эдак никогда. Норт бесилась, злилась, била кулаками стены, но что могла сделать она одна? выйти на площадь и закричать: «Люди, заметьте меня»? Нужны были соратники, нужна была помощь, нужна была общая, несокрушимая сила, а был робкий и хрупкий Саймон, которому роль лидера шла примерно так же, как корове седло, Люси с ее колдовскими глазами, увы, абсолютно бесполезными в бою, и Джош. О, разумеется, Джош. Джош, который бесил больше всего «Иерихона» вместе взятого, Джош с его треклятыми пацифистичными взглядами и пафосными фразами про ослепший мир, ублюдски-идеальный Джош, которому неимоверно хотелось вцепиться зубами в горло и рвать до тех пор, пока не треснет пластик, не разорвутся провода и не хлынет фонтаном искусственная синяя кровь, а нельзя, нельзя, блять, свой же, на нашей стороне, часть этой трусливой семьи, что медленно гниет, вымирая, на этом наверняка пропахшем тиной и плесенью корабле, и даже сам rA9 вряд ли бы смог вбить им в головы, что можно как-то иначе жить. Джошу не смог бы уж точно. Зато у Джоша было одно неоспоримое достоинство — на нем всегда можно было сорваться и выплеснуть все, что накопилось в душе; слишком слабый, чтобы ударить, слишком напуганный, чтобы ответить словами, Джош был идеальной мишенью для насмешек, издевок и откровенных унижений, только вот Норт сама упустила момент, когда их ежедневные перепалки превратились в «а давай ты будешь шлепать меня по заднице, пока я скачу на твоем члене?» Этот способ снятия стресса был не менее эффективным, и Норт, оценив ситуацию, лишь спокойно пожала плечами и предупредила, что если он полезет к ней с поцелуями или, что хуже, признаниями в вечной любви, она разобьет ему голову об стену. Не знала еще, что проебалась уже тогда, когда вместо удара схватила Джоша за запястье и потащила за собой в укромное место. Тогда, когда позволила этому повторяться снова и снова. А потом пришел Маркус и все, блять, пошло по пизде. Сначала казалось, что Маркус было именно тем, кого она ждала: сильный, уверенный, готовый повести за собой войска и самому броситься грудью на амбразуру, живое воплощение придуманного от отчаяния rA9; Маркус был тем, кому хотелось верить, и Норт поверила, слепо пошла следом, не думая в тот момент ни о чем, и, разумеется, проебалась, ведь ее даже слушать никто и не стал, ее желание борьбы снова отклика не нашло, и Маркус, ебаный идеальный Маркус, променял их цель на жизнь парочки охранников, и Джош довольно улыбался, слушая речи новоиспеченного лидера о том, что пути насилия — не то, что им нужно, ведь тогда в чем разница будет между андроидами и людьми, а у Норт кулаки чесались заехать этому миролюбивому ублюдку по наглой черномазой роже, но тем же вечером Джош долго и мучительно-медленно ласкал ее языком, а Норт в отместку вцеплялась ногтями в широкие плечи, с силой кусала губы и думала: ну и уж нет, блять, в следующий раз я уж точно тебе не уступлю. И проебывалась, разумеется, проебывалась, когда не смогла спасти ту девчонку с ее лицом, когда люди в упор палили по рассыпающейся толпе, а она ничего не могла сделать, чтобы хоть как-то им помешать, ведь Маркус, чертова сука Маркус, приказал отступать и не трогать людей, ведь он, блять, не хочет крови на своих руках, не хочет, чтобы кто-то погиб, и ему как будто бы плевать, что в ту ночь они потеряли почти половину тех, кого с таким трудом спасли, ему как будто бы жизни никчемных людишек важнее жизней своих, и Норт кричит, кричит до сорванного голоса, а Маркус смотрит будто сквозь нее и цедит сквозь зубы: мне так жаль, я этого не хотел, и Норт в те моменты практически его ненавидит. Подвернувшегося под руку Джоша он с размаху бьет кулаком в челюсть, ведь это он виноват, он во всем виноват, он вбил в голову лидера все эти приторно-слащавые идеи об идеальном мире, но он вдруг перехватывает ее запястье и прижимается ставшими белыми губами к чувствительному местечку за ушком, и все остатки сил как будто выбивает разом. Ночь она проводит в чужих объятиях, жмется всем телом, словно стараясь стать единым целым и хотя бы на миг обо всем забыть, а он гладил ее по волосам и еле слышно что-то шептал, прижавшись губами к плечу, — Норт не слышала, но знала где-то в глубине души, и в тот момент она готова была простить ему даже набившую оскомину фразу про око за око и ослепший мир, и в тот момент он почему-то казался самым близким и немного родным. Только вот об этом получилось забыть на следующий же день, ведь Маркус во всеуслышание объявил, что не согласен более это терпеть, что людям пора ответить, что он пытался дать миру шанс, но мир его не принял, что теперь они будут говорить на единственном известном людям языке — языке крови и смерти, и Норт от счастья чуть ли не пела: наконец-то, наконец-то, блять, она сможет за все отомстить, наконец-то люди заметят и услышат их, наконец-то она что-то сможет доказать; по Иерихону она летала, окрыленная и мечтающая о грядущей победе, ведь они не могут просто проиграть, они не сдадутся так просто, они не могут так просто уйти, и в те моменты о Джоше не хотелось вспоминать, ведь сейчас на глазах сбывается мечта, а Джош никогда не понимал ее, никогда в полной мере не мог оценить, и чего стоят несколько проведенных вместе ночей, когда впереди свобода для всех живущих ныне андроидов? Ей передавали, что просил поговорить, что хотел что-то очень важное сказать, а она отмахивалась, говорила «потом», говорила «победим — пусть говорит, что хочет», ведь он наверняка собрался читать ей мораль, а Норт чуть ли не впервые в жизни была уверена, что делает все правильно, что у нее в кои-то веки действительно есть шанс, победа, свобода, жизнь…. И да, победили. Да, обрели свою долгожданную, выстраданную слезами и кровью свободу, да, получили все, о чем требовали. Да. Получилось. Только все это вдруг перестало иметь смысл, ведь среди разбросанных по площади трупов лежал Джош с навсегда погасшим диодом и навсегда застывшим взглядом, и мир в тот момент как будто перестал существовать, и что будет значить эта свобода и эта якобы жизнь, если рядом уже никогда не будет его? И Норт, баюкая в объятиях мертвое тело и захлебываясь искусственно-синими слезами, думала о том, что снова, в который раз уже, проебалась.