Мотылёк

Зарывается в одеяло и плачет ночами, обнимая подушку. Глупый мальчишка повёлся на фальшивую любовь. Ночью опять не спится. Затяжка за затяжкой, сигарета за сигаретой, пачка за пачкой. Дым заполняет лёгкие, перекрывая кислород. И так больно курить одну за одной. Юнги проходит мимо гостиной, где ещё лежат осколки от стеклянных ваз, что совсем недавно стояли на полках, утончённые и грациозные. Красные розы разбросаны и порваны в клочья, будто разбились, как и вазы. Комок в горле вновь перехватывает дыхание. Мин выходит на лоджию и задерживает дыхание. Везде пахнет тем самым парфюмом Тэхёна, этот запах везде. Он кружит голову Юнги, не даёт покоя. — Юнги, я буду всегда любить тебя. Ничего нас не разлучит. Не разлучило ничего, кроме смазливой шлюхи, что вертелась рядом с Тэ. Юнги открыл банку с таблетками. Дрожащие руки не в силах держать что-либо, банка упала на пол. Таблетки, белые шарики, покатились по полу. — Вот и закончились 18 лет нашей дружбы, Ким Тэхён? — хрипло спросил Мин у пустоты. Звонок в дверь заставил вздрогнуть и оторваться от размышлений. Парень подошёл к двери и открыл, не заглядывая в глазок. Чон Чонгук стоял перед Юнги, явно чем-то озабоченный. Большие глаза цвета корицы устремили взгляд на морозно-мятные волосы Мина. — Здравствуй, Юнги. Я не вовремя, мне уйти? — Проходи, лучше ты, чем никто. Он повёл младшего к себе в комнату. Не хотел, чтобы тот увидел разгром, который оставил после себя Ким Тэхён. Чонгук вдыхал тяжёлый аромат никотина, исходящий от Юнги. Он всегда плохо относился к курящим людям, их огромное количество на улицах города. А со старшим — напротив, хотелось вдыхать бесконечно, чувствуя, как лёгкие начинают будто воспламеняться. Чон зашёл в комнату, осторожно переступая через осколки. Он встал у подоконника, рассматривая прохожих. Каждый куда-то торопился. — Мимо нас люди и птицы… — Они летят, чтобы всё-таки разбиться. Я сейчас готов на всё, лишь бы те кошки, что душу скребут, ушли. — Хорошо, — улыбнулся Чон. Чонгук остановился на одинокой белой лилии, что стояла на окне в последней уцелевшей вазе. — Представь, что эта лилия — ты, Юнги. А эта бабочка — Тэхён. Мин сел на кровать и вслушивался в каждое слово. Маленькая невзрачная бабочка сидела на стебельке цветка, иногда вздрагивая и, трепеща крылышками, перелетала на другой конец стебелька. — Если бабочка улетит, лилия останется жива, или же погибнет? — Останется жива, наверно. — Если бы Тэхён остался, тебе было бы комфортно впитывать ложь в любви? Сколько бы ты ещё продержался до того, как думать о суицидах? — Я… Я не знаю. — Что в гостиной, я могу посмотреть? — Нет, не нужно. Чонгук улыбнулся и вновь повернулся к окну. Бабочка лежала рядом с лилией, уже мёртвая. — Напиши, кем является Тэхён сейчас, а кем был раньше. Есть тетрадь и ручка? — Да, сейчас. Юнги взял дрожащими руками ручку и начал что-то записывать. Чон всё это время смотрел на него и чувствовал особое тепло, исходящее от старшего. — Я закончил. Гуки вырвал лист с характеристикой и вытащил из кармана зажигалку. — Что ты делаешь? — Юн наблюдал за каждым движением Чонгука. — У тебя есть скрепка и фотография Тэхёна? — Она мятая. — Так даже лучше, — младший взял фотографию и лист, скрепив их скрепкой. Чонгук замер, уставившись на огонь. Языки пламени вмиг охватили бумагу, пожирая её, — Так легче забыть человека. Не позволяй чувствам сожрать тебя изнутри.

***

— Сейчас мы находимся на месте, где произошёл ужасный пожар. Причины пока неизвестны, два человека тяжело ранены, — молодая репортёрша щебетала на камеру, — Погибших нет. Юнги улыбнулся Чонгуку, лежащему рядом с ним. Боль прожигала насквозь, терзала душу, словно пытаясь убить. Врачи носились вокруг парней, а им было уже всё равно. Любящие друг друга взгляды пересеклись в последний раз. Из уст Чона вылетело первое и последнее признание. — Люблю. Чёрные ресницы сомкнулись и Гуки провалился в сон. И больше он не проснётся. Мин сжал в своих ладонях ещё тёплую руку парня, размазывая слёзы по щекам. «Люблю» отзывалось при каждом вздохе, вгрызаясь осколками в разум. Тела накрыли белоснежной простынёй. Растоптанные розы уже никто не увидит. А на ночном небе зажглись две новые звезды.