Бесполезнобогиня

Гэвин злится на себя, на начальство, на приставленную начальством Ричард, на имя приставленной начальством Ричард, которое никто не знает, как склонять, на то, как имя приставленной начальством Ричард звучит из углепластиковой пасти углепластикового пса престарелого пьяницы, в котором вдруг проснулся братский комплекс, если обобщить, то лучше не обобщать. — Моя имя — Ричард. Я андроид, присланный из «Киберлайф» и вот что ты им сделаешь? а? а? что-что? правильно, ничего. какое им дело до дурацкого урагана «Катрины» в душе Гэвина? они вот сделали льдисто-голубые глаза, прямой нос, тонкие бледные губы и радуются, пируют, наслаждаются представлением., а Гэвин вновь не получает инструкцию по эксплуатации, ни при рождении не получил, ни вот тебе, пожалуйста. — А у тебя в штанах сюрприз? Или у них просто женские имена закончились? — язвит Рид и вскакивает, намереваясь сразу показать новенькой (кофеварке), где её место, потому что никто не может быть пизже Гэвина, вот только… голову все равно приходится задрать. блядские льдисто-голубые глаза: ноги примерзают к полу. — Мой организм полностью идентичен женскому, детектив Рид, — блядские льдисто-голубые насмешливо сощуриваются, и Гэвин тихо охуевает от того, какой волной презрения накрывает после того, как она наклоняется, чтобы лица оказались на одном уровне, — моё имя не должно вводить Вас в заблуждение. где ебучие доказательства? Гэвин выпячивает грудь, Гэвин же самый суровый хуй, метр без кепки. Они буравят друг друга взглядом несколько минут, пока рядом не возникает тупица Коннор и голос, в котором стали больше, чем в самом теле андроида, произносит: — Надеюсь на успешное сотрудничество, детектив Рид. Я уже получила материалы по делу, поэтому мы можем выдвигаться на место преступления. надейся нахуй. и пока Рид судорожно соображает, что сказать или сделать, потому что нет ни матов, ни денег — Фаулер и так стабильно ебёт ему мозг штрафами, Коннор поправляет Ричард туго затянутый галстук и обещает познакомить с Сумо, ещё одной тупой шавкой, помимо него самого. все ведь знают, что кошки лучше, думает Гэвин. Гэвин съёбывает из офиса на пятой межгалактической только бы не слышать этого приторного так, что тянет опорожнить желудок, «Риччи» то, «Риччи» это — она тебе что сранный сок? «Риччи» не сок, «Риччи» самый крепкий в мире виски, и Гэвин уже в говно. — Эй, жестянка, тебя можно отослать назад? — лениво интересуется Гэвин без надежды на положительный ответ, потому что «Киберлайф» не «Амазон» или «Алиэкспресс», а Ричард не кружка со смешными котячьими мордочками, даже не свитер. — Отвечай, сука, когда я к тебе обращаюсь! — Без уважительной причины вы не имеете на это никакого права, детектив Рид, — не отрываясь от отчетов, механически отвечает модель RK900, и Гэвина передёргивает, — бля, что за интонация? — а если вы попытаетесь нанести мне повреждения несовместимые со системными процессами жизнеобеспечения, учитывая вашу зарплату и уровень жизни, никогда не сможете выплатить штраф за порчу имущества компании. приехали, а что б сразу не харкнуть ему в рожу? что так издалека-то? — А «заебала» не уважительная причина? — тянет Рид и хитро, как кот, караулящий синичку, стреляет глазами в сторону задумавшейся Ричард — синичка она, как же, скорее ястреб, это если мягко. — Ладно, нахуй мне твой ответ не нужен, вопрос риторический. — Или просто бесполезный, детектив Рид. — будто между прочем замечает Ричард, не удостоив его и взглядом, потому что она может, потому что Гэвин чертовски размяк, заразился воздушно-капельным от тупицы Коннора, который со своим механиком носится, как курица с яйцом. баста блять, так грустно, что хочется танцевать. — Я приготовила Вам кофе, детектив Рид. — и эта дружелюбная улыбка больше напоминает кровожадный оскал, — Риду даже оборачиваться не надо, чтобы видеть, как на другом конце офиса углепластиковый Кен пальцами приподнимает уголки губ, имитируя улыбку для Ричард, — счастлив — счастливься тихо, и Рид сохранит больше нервных клеток. — Вы не выспались, это должно поднять Вашу работоспособность. Гэвин передёргивает плечами, Гэвин не нуждается в заботе куска пластмассы, Гэвин не нуждается в этих перчащих изнутри похлеще любых дешёвых сигарет чувствах, это для тупицы Коннора, который наверняка целует на ночь идиотку Эстос в лоб и носит ей завтрак в постель, а Гэвин таким не страдает, Гэвин так привык: быть не выспавшимся, раздражённым, одиноким. Гэвин не нуждается в фальшивых улыбках и блядских льдисто-голубых глаз. — Засунь свой кофе знаешь куда? — рычит Рид, вскидывая взлохмаченную со сна голову, и едва сдерживается от желания втянуть эту самую голову подальше в плечи, потому что ещё свежи воспоминания, как аристократичные пальцы согнули пополам металлический каркас, а вот злится она очень по-настоящему. диод окрашивается цветом крови, которая прольётся, если Гэвин не научится следить за языком, хотя бы в присутствии дамы. Коричневая жидкость вырывается из смятого стаканчика, на секунду создавая взрывной фейерверк из обжигающих человеческую кожу брызг. — Нет, куда? — со страшным спокойствием спрашивает Ричард, не обращая ни малейшего внимания на то, как стекает горячий кофе по холодным пальцам, и грудь, приковавшая взгляд Гэвина, не яростно не вздымается, потому что Ричард не нужно притворяться: она прекрасно знает, кто она, и подражать бесполезным кожным мешкам нет ни малейшего желания, особенно таким как Гэвин Рид, особенно Гэвину Риду. а потом на задержании стреляют в Ричард, а попадают почему-то в Гэвина. и теперь она вынуждена бежать, балансируя на строительных лесах, словно воздушная гимнастка, со стремительно истекающим кровью Гэвином на руках. Гэвин стонет, сжимая пропитавшуюся побуревшей кровью рубашку на груди Ричард, и бормочет посиневшими от холода губами. Ричард разбирает половину, выстраивая кратчайший маршрут до больницы — машину пришлось бросить. «…на руках не носили… если бы… не расплатиться…» Ричард сосредоточивает все внимания на том, чтобы не сорваться, и не видеть отражение собственного страха в чужих глазах. — Не тратьте силы на болтовню, детектив Рид. — совершая прыжок, андроид крепче прижимает к себе сопротивляющегося даже в такой ситуации человека. — И перестаньте сопротивляться, вы ведь не хотите, чтобы я Вас уронила? — Не смей мне указывать, консервная банка! — сипит Гэвин, все ещё пытаясь сохранить вечное злое лицо, и вырубается. Ричард знает, что если Гэвин истечёт кровью раньше, чем они доберутся до больницы, она его убьёт, и не нужно искать логику. искать логику — прерогатива глупого старшего «братца», Ричард остаётся пролитый кофе, словесные перепалки и истекающий кровью Гэвин: кровь пачкает руки, рубашку, такой же по цвету диод, разве может быть столько крови? Ричард впервые страшно. Зрение возвращается медленно, сначала картинка размыта, будто по зеркалу провели влажной тряпкой, потом Гэвин напрягается и первое, что он видит, — это блядские льдисто-голубые глаза напротив. Точенное лицо Ричард не выражает ничего, но тонкие губы изгибаются приветливым полумесяцем. Гэвин почти жалеет, что не сдох. Притвориться мертвым не срабатывает, потому что аристократичные пальцы стискивают ноющее плечо, и Рид шипит, взглядом надеясь расплавить ледяную королеву, потому что сил нет даже на то, чтобы пошевелить рукой. лёд не тает. — Как вы себя чувствуете, детектив Рид? — Как будто только что умер… — ворчит Гэвин, стараясь не вспоминать о перенесённом унижении. холодные пальцы обжигают, а неестественный лающий смех режет слух, Гэвин ненавидит смеяться, но тупой смех Гэвина Рида не вызывает у Ричард отторжение. — Я рада, что вы выжили, детектив Рид. Гэвин считает, что всем было бы лучше, если бы пуля попала на пару сантиметров правее, потому что так не считает Ричард, и Гэвин не может над этим не посмеяться. Гэвин возвращается в участок, и они успешно делают вид, что ничего не произошло: собачатся по поводу и без него, а повод подаёт Коннор, если быть точнее, Коннор и является поводом. Гэвина он раздражает счастливой мордашкой и желанием продемонстрировать всем и каждому розовую подаренную идиоткой Эстос рубашку, вкус у идиотки Эстос идиотский, но никто не может не улыбнуться в ответ, а у Ричард счастье Коннора, заключающееся в идиотских розовых рубашках, фотографиях спящей Энн, сияющих голограммами, и повторяющихся по двадцать восемь раз рассказами, полных нежности и трогающих даже Хэнка, вызывает снисходительную улыбку, и Гэвин бесится ещё больше. — Инцест — дело семейное, да, «Риччи»? — ничего умнее Гэвин не придумывает, но и этого хватает, чтобы диод, не скрытый прямыми темными волосами, окрасился тревожным красным. — Эй, жестянка, у тебя короткое замыкание, что ли? и только, когда, стул, проскрипев по полу металлическими ножками, подпирает прохладную ручку, Гэвин понимает, что в кухне они одни. — Ты чего, жестянка, оглохла? — Гэвин чувствует себя кроликом под кровожадным взглядом удава, кроликом-самоубийцей, который продолжает стучать выпирающими зубами, пока механическая рука не хватает за уши. — Ты охуела? ответом ему служит насмешливый взгляд блядских льдисто-голубых глаз. поверхность стола холодная, руки Ричард, вжимающие трепыхающееся тело в поверхность стола тоже. Гэвин не может дышать то ли из-за узкой ладони на шее, то ли из-за самодовольства, написанного на (не)настоящем лице Ричард. — Руки убери, сука! — сипит Гэвин, пытаясь высвободить руки, на которых останутся следы чужих пальцев, из стальной хватки и выпяченной задницей ощущая широкие бёдра Ричард, вжимающие в край кухонного стола до резкой режущей боли. — Ха…! Гэвин чувствует себя в ловушке, и это что-то новенькое. — Не волнуйтесь, детектив Рид, я разработала эффективную модель поведения в Вашем отношении, которая повысит продуктивностью сотрудничества, — ничего не выражающий голос Ричард сочился неприкрытым превосходством над пойманным Гэвином, который разразился ругательствами, когда Ричард развела стопы сопротивляющегося детектива Рида, — есть вероятность, что поначалу Вы испытаете дискомфорт, но это зависит от особенностей организма. блять-блять-блять на такое Гэвин не подписывался. Гэвин извивается, как уж на сковородке, потому что Ричард собирается его жарить без всякой сковородки. — Отъебись от меня! — успевает выплюнуть Рид прежде, чем аристократичные пальцы стискивают щеки, вынуждая разомкнуть челюсти, и двое скользят в тёплую влагу чужого рта, и Гэвин протестующе мычит, взбрыкнув раздвинутыми ногами. Ричард нравится тело Гэвина, которое она будто между прочим изучает свободной рукой. Ричард нравится беспомощный распластавшийся по столу Гэвин, Гэвин, прожигающий дыру в лицевой пластине бешеным взглядом, Гэвин, выстанывающий последние проклятия, когда прохладные пальцы оставляют влажную дорожку вдоль позвоночника и чертят неизвестные детективу узоры на пояснице, Гэвин, которому страшно, и только-не-нужно-так-смотреть любопытно. — Если вы позволите себе еще раз оскорбить меня или RK800, детектив Рид, — шепчет Ричард ему на ухо, толкнувшись бёдрами, отчего Гэвин шикнул, проехавшись тазовыми косточками по острому краю и копчиком ощущая обслюнявленные пальцы, — я претворю в жизнь все ваши страхи, а пока… Ричард отстраняется, и Гэвин не может восстановить дыхание, только смеётся-смеётся-смеётся, представляя, как свернёт шею, может быть, Ричард, может быть, себе, потому что своим толстым невысоким каблучком Ричард наступает на жизнь Гэвина Рида, а Гэвин Рид никогда не попросит пощады. Гэвин Рид решает, что он сильный и независимый мужчина, живущий на последнем этаже восьмиэтажного строения со смешной сибирской Наташей, оставшейся от почившей Пегги Рид, и протестующими против Наташи тараканами, чтобы послать нахуй работу, нахуй Фаулера и повториться-и-сдашь-значок штрафы, нахуй Ричард, особенно Ричард и особенно нахуй на Гэвина Рида, если помечтать, и Гэвина Рида, если быть реалистом. в три часа звонок разрывается истошной трелью, Гэвину Риду кажется, что в безопасности дрелью просверлили отверстие, через которое внутрь смолой просачивается страх. Гэвин не сдвигается с места, потому что Гэвин нахуй никому не нужен, а если нужен — хуёвый знак. Ричард звонит ещё раз, и Гэвин вздрагивает, перед внутреннем взором предстают блядские льдисто-голубые глаза. — Детектив Рид, я настоятельно рекомендую Вам открыть дверь, иначе я буду вынуждена применить силу. — голос Ричард звучит угрожающе-убеждающе, и глупышка Наташа заинтересованно подбегает к двери, что заставляет поднять задницу и Гэвина, потому что глупышка Наташа — все, что осталось от Пегги Рид, а потерять последнюю преграду перед никому-не-нужным-существованием Гэвину не хочется, Гэвину не хочется возвращаться в пустую квартиру, Гэвин поднимает протестующе мяукнувшую Наташу на руки. Наташа смотрит на него, как на идиота. Гэвин шипит в ответ. — Детектив Рид? пять лет как детектив Рид. Гэвин ссаживает обиженную Наташу, приоткрывает дверь, придерживая ладонью и натыкается на господи-как-неожиданно! вопросительный взгляд блядских льдисто-голубых глаз. — Чего тебе, консерва? — ворчит Гэвин, ощущая увеличившееся давление на дверь и упорно упираясь плечом. — Вы не вышли на рабочее место, детектив Рид, — Ричард протискивает внутрь лакированной носок туфли, и Гэвин почти паникует, потому что Ричард сильнее, быстрее, лучше, — Вы не отвечали на звонки, я волновалась. Гэвин чувствует, как клокочет в горле истеричный смех, потому что Ричард — тупая консервная банка, Ричард — самовлюбленная сука, Ричард — бесполезнобогиня, раздавившая сердце Рида своими толстым невысоким каблучком. — Очень мило, конечно, — в квартиру протискивается угловатое плечо, и Гэвин — обдолбавшийся кролик-самоубийца, ищущий отражения отчаяния в жаждущих крови глазах, — а теперь иди нахуй! а дальше все происходит, как во сне, как в кошмаре, который прячется в шкафу и блядских льдисто-голубых глазах. Гэвин чувствует узкую ладонь Ричард, зажимающую ему рот, Гэвин чувствует аристократичные пальцы Ричард, задирающие свитшот, Гэвин чувствует прохладные губы Ричард, касающиеся беззащитной шеи, Гэвин чувствует Ричард, как смертоносный вирус, каждой клеткой, внутри. Гэвин цепляется за плечи Ричард скрюченными пальцами и ловит ртом воздух, словно рыба, выброшенная на берег, Ричард целует грубо, как всегда целовал он, Ричард оставляет багровые отметины, как всегда оставлял он, Ричард ломает Гэвина Рида, тело подаётся навстречу, обветренные губы стонут имя приставленной начальством Ричард, которое никто не знает, как склонять, Гэвин Рид ломается, как все люди, и Ричард совсем не жаль. Ричард погружена в спящий режим или прекрасно притворяется, думает Гэвин, разглядывая в упор. у Ричард губы не припухли от поцелуев, ресницы не дрожат, грудь не вздымается, Гэвин тянется к лицу Ричард, ведомый распирающим изнутри и подступающим к горлу, но Ричард открывает глаза, и Гэвин отдергивает руку. — Вы так долго на меня смотрите, детектив Рид, — голос Ричард не сонный, спокойный, такой же, как и во время допроса, и Гэвин чувствует легкий налёт разочарования, — вы хотели что-то сделать? — Ага, достать пистолет и прострелить твою тупую пластиковую башку… — Гэвин ревниво разглядывает урчащую на коленях Ричард Наташу и не знает, кому завидует больше. — А потом я проснулась… — снисходительно улыбается Ричард, почёсывая Наташу за белым ушком и впивается взглядом в оставленные отметины. — А потом ты проснулась. — легко соглашается Гэвин, разведя руки в стороны, и почёсывает Наташу за другим ушком, свободной рукой повыше натягивая горло свитшота. — Ничего страшного, детектив Рид, — и прикосновение прохладных пальцев отдаёт непривычной нежностью, Наташа спрыгивает со согретых коленей, освобождая Гэвину место, — в следующий раз получится. — Непременно… — вздыхает Рид и тянется за поцелуем.