By His Side

      Когда Шевалье зашел в комнату, Филипп уже лежал на кровати. И все было точно так же, как в две прошлые ночи. С самой войны Филиппа не покидала усталость, и его спальня стала гостеприимным убежищем от шумного хаоса двора — двора, который сейчас казался суетным и пустым, утомительным и нестоящим его времени и сил.              Взглянув на возлюбленного, Шевалье вздохнул. Он лежал на покрывале и… был так красив, и ему как будто было наплевать на весь мир. Но за закрытыми и подрагивающими веками Филиппа, можно было различить колебания бури.              Шевалье забрался на кровать, стараясь быть тихим и изящным как лебедь, перемещаясь ближе к Филиппу, но неизбежно он все равно завозился как ребенок, пытаясь устроиться удобнее. Его старания не разбудить изнуренного Месье провалились, и глаза Филиппа открылись в тот же миг, когда он почувствовал движение рядом с собой. Как будто инстинктивно он схватил Шевалье за горло, крепко сжимая его.              Шевалье, уже бывавший в такой ситуации прежде, был ошеломлен, но не так уж и удивлен. Однако это все еще глубоко задевало, когда Филипп набрасывался так, как сейчас, решительно и без раздумий.              — Любовь моя, это я. Я вернулся к тебе на ночь.              Напряженные и напуганные глаза Филиппа смотрели на него, и, наконец, он убрал свои дрожащие пальцы от шеи Шевалье.              — Могу я остаться с тобой? — прошептал тот.              Филипп посмотрел на него, заглядывая в глаза так глубоко, что мог различить лишь отблеск свечей. Никто из них не говорил какое-то время, пока Шевалье, после глубоко вздоха, не разорвал зрительный контакт. Филипп так и не заговорил.              Шевалье натянуто улыбнулся:       — Хорошо, не бойся. Если ты ощущаешь потребность молчать, я буду молчать с тобой. Два молчащих человека, слушающих мир.       На лице Филиппа возникла короткая ухмылка прежде, чем оно вновь стало безучастным. Шевалье осторожно толкнул его.       — Я только что увидел улыбку? Скромное крошечное движение твоих прелестных губ?              И сколько бы Филипп не старался выразить лишь напряжение, он улыбнулся снова, заставив Шевалье смеяться:       — Опять! Я заставил тебя улыбнуться!       Однако Филипп принялся отрицать это:       — Ты не делал этого. Я почувствовал, что улыбаюсь, лишь когда вспомнил забавный анекдот, рассказанный моим братом.       — У твоего брата почти нет чувства юмора, так что я знаю, что ты лжешь.       — Ты прав. Даже я не могу ему помочь обрести его, — он засмеялся, и это было подобно музыке для Шевалье, который так жаждал увидеть своего возлюбленного снова счастливым.              Филипп подвинулся ближе к нему и медленно потянулся к его руке, сначала просто касаясь пальцев, а потом поднося руку к своим губам, чтобы поцеловать каждый.       — Я рад, что ты здесь.              — И мне стоит остаться здесь, пока меня не разорвут на части. Мир может быть громким и пугающим местом, mignonette*, но в этой комнате только мы вдвоем, — Шевалье коснулся губами кончика носа мужчины.       Филипп не ответил, увлеченный этими словами, и, хотя он знал, что Шевалье был искренен в своей заботе, он так же знал, что все же одинок, одинок в своем понимании и своих опасениях, которыми он не мог поделиться даже со своим возлюбленным.              — Не желаешь попробовать уснуть, любовь моя? — спросил Шевалье.       — Я просто хочу полежать здесь с тобой немного.       — Рад, что ты сказал это, — начал Шевалье и затем сделал глубокий вдох, как будто был готов разразиться миллионом слов. — У меня есть много всего, чтобы рассказать тебе. Сегодня в салоне, ты никогда не поверишь… я услышал…       Филипп опустился на подушку, широко открыл глаза и вздохнул:       — Пожалуйста, нет. Не такие разговоры.              Шевалье перекатился на его сторону и сжал в пальцах прядь волос Филиппа, играясь с ней. Он не был уверен, что знал, как ответить.       — Конечно. Но если ты не заметил, то здесь нечего обсуждать. Кроме того, кто-то должен держать глаза и уши открытыми постоянно.       — Да, — сказал Филипп, — но не рот.       — Очень хорошо, что мы можем обсудить? Как мило выглядят цветы? — Шевалье вздохнул.       — Я их не заметил.       — Ты больше не замечаешь красоту?              Филипп обхватил себя руками для удобства, стараясь не смотреть на любовника.       — Сложно отделить ее от уродства войны. Я закрываю глаза, чтобы представить виды, от которых дух захватывает, но вместо этого мое сознание переносится на поле боя, где я могу видеть только красный цвет крови, бурый — грязи, серый — неба, какого-то отчаянного и безнадежного.              Шевалье прижал Филиппа к себе, будто убаюкивая в объятиях. После опустил руку на грудь Филиппа и смог почувствовать, как бьется его сердце. Он был все еще жив.              — Что ж, я должен заставить тебя представлять приятные вещи. Я должен создать для тебя новые воспоминания.       — Например? — Филипп поднял на него взгляд.       Шевалье поцеловал его в лоб.       — Я могу прочитать тебе твою судьбу, — он сжал руку Месье и пробежался пальцами по ладони.       — Что ты делаешь? — Филипп выдернул руку, но Шевалье схватил ее снова.       — М… гм, так и замри, я смог увидеть твою судьбу.       — Ты же ничего в этом не понимаешь, или ты тайно практикуешь магию в свободное время?       — Тшшш, — он опустил пальцы на губы Филиппа и снова сконцентрировался на его руке. Внимательно изучил кожу и поднял глаза. — Я вижу, я вижу…       — Что видишь? — нетерпеливо поинтересовался Филипп.       — Я вижу великолепного героя войны, резвящегося в садах Версаля.       — И как ты увидел это? Глядя через окно?       — Нет, никто не делится секретами прорицания. Еще я вижу… деньги.       — Правда, деньги? Как ты догадался?       — Но самое главное, я вижу прекрасного мужчину ангельской внешности, который обожает тебя. Он принесет тебе множество радостей.       Филипп усмехнулся:       — И когда же я встречу его?       Шевалье крепко сжал его руку, вжимая ногти в кожу.       — Потом ты умрешь медленной болезненной смертью. Конец.       Он сложил руки в знак протеста.       — Извини, — Филипп коснулся щеки Шевалье. — Спасибо тебе за мою судьбу. Она была предсказуема местами, но ты рассказал это с таким убеждением, что я не могу ошибиться. Так что мне стоит утаить от моего брата, что ты перешел на темную сторону.       — Только светлая сторона, любовь моя, — в голосе Шевалье была неуверенность, и он перевернулся на кровати, ложась на спину и глядя на люстру. — Ты чувствуешь себя немного лучше?       — Как ни странно, да. Но это пока я не закрою глаза и не представлю все это снова. Я не могу спать.       — Тогда я останусь с тобой, пока ты не сможешь.                            *Милый (фр.)