У моей чашки нет дна

... у моей чашки нет дна А я, о господи, на самом дне. Белая Гвардия

Это просто дурной сон, который скоро закончится. Сейчас я щелкну пальцами и громко скажу: “Вселенная, я проснулся!” — и немедленно окажусь в своей спальне в Мохнатом доме! Я щелкаю пальцами. И… Ничего не происходит. *** Во всем виноват тот тип с разноцветными стеклышками в очках. Такой приметный, что мы никак не могли запомнить его лицо. Только очки эти грешные да пестрое лоохи. Нумминорих терялся в его запахе, и нормально встать на след тоже не выходило. Добило известие от сэра Кофы, который явился в Управление Полного Порядке в растерянных чувствах — по всему выходило, что наш объект прекрасно видит сквозь личины, да еще и каждого знает в лицо. — При этом Ехо трясет так, словно при каждом шаге он выбивает магию из самой земли, — сказал Джуффин, скрестив руки на груди. — Мы должны схватить его как можно скорее, чем бы он ни был. — Значит, будем выслеживать традиционными способами! — объявил я вслух, и тут же добавил, воспользовавшись Безмолвной речью: “Не желаешь поиграть в детектива?” Так и вышло, что Шурф в очередной раз не смог мне отказать, и мы вдвоем оказались среди разноцветной толпы на Площади Побед Гурига VII. Повсюду играла музыка, то тут, то там показывали незатейливые магические фокусы, а близлежащий трактиры выставили на улицы столы и стулья, давая возможность отдохнуть без отрыва от зрелища. — Какой-то праздник? — спросил я, понимая, что, кажется, опять пропустил все самое интересно. — Ничего особенного, — пожал плечами Шурф. — Просто каждый год в этот день устраивается небольшое шествие в честь Конны Махуты, известного в Смутные времена воина и поэта. В основном это развлечение для творческой молодежи, студентов и поэтов. Сейчас здесь будут разыгрывать театрализованное представление, а вечером в “Трехрогой луне” будут публичные чтения стихов. — Вот как, — я завертел головой по сторонам. — И что, наш добрый приятель решил приобщиться в поэзии Смутных времен? — Нет, — Шурф улыбнулся краешком губ, что весьма странно смотрелось на той личине, что он на себя нацепил. — Но, если верить тем самым детективам, в которые ты намерен поиграть, наш, как ты выражаешься, добрый приятель понял, что большая толпа дает большие возможности скрыться незамеченным. Особенно если он уже осознал, что весь Тайный Сыск сбился с ног, разыскивая его по городу. — Да уж, мы повели себя неосмотрительно, — я помрачнел, понимая, что “неосмотрительно” — эпитет достаточно слабый для точной характеристики нашего провала. Кажется, Шурф понял мое состояние, потому что опустил руку мне на плечо и слегка потряс. — Как бы то ни было, мы должны проследить за ним и схватить, если я правильно понимаю возложенную на нас задачу, — сказал он с невозмутимым выражением лица. — Так поспешим, Ватсон. Он шагнул вперед и тут же растворился в толпе. Я застыл с открытым ртом. Это я Ватсон?! Ну погодите, сэр Лонли-Локли, я вам докажу, кто тут великий детектив. И вообще, мы не Холмс и Ватсон, скорее как Бонд и Кью, мои недюжинные способности и его интеллект… — Макс, смотри, — он схватил меня за руку и одними глазами показал налево. В самом деле, человек в очках с разноцветными стеклышками продирался через толпу нетрезвых студентов. Они привлекали внимания громкими криками, и, кажется, потерпели поражение в процессе попыток споить “нашего доброго приятеля”. Что к лучшему во всех смыслах. Сновидцам и наваждениям лучше не пить что попало в нашем мире, но при этом мы засекли его. И больше не упустим из виду. Следить на пару с Шурфом оказалось тем еще удовольствием. Через некоторое время у меня заныл локоть, в который мой друг вцепился мертвой хваткой. Он тянул и тянул меня вперед, а сам словно заострился, напрягся, как гончая во время охоты. Я невольно втянул носом воздух, проверяя, не запахло ли приближением Безумного Рыбника: такие воодушевленные глаза у Шурфа, как правило, случаются только при виде книг. Однако вскоре я успокоился. В конце концов, Орден Семилистника сидит у него в печенках, и будет сидеть еще больше двух десятков лет, а развлечений на долю Великого Магистра перепадает не так много, как хотелось бы. И кто я такой, чтобы отбирать конфетку у ребенка? Упомянутая “конфетка” ловко лавировала среди горожан, и вот мы уже пересекли площадь и двинулись в сторону Хурона. На мгновение мне показалось, что мы потеряли его. Мы взбежали на небольшую лесенку, ведущую к недавно построенной моим гениальным приятелем Малдо Йозом смотровой площадке и огляделись. — Его нигде нет, — выпалил я. — Должно быть, он нас заметил. Помнишь, я говорил, что он может видеть сквозь личины? — Тише!.. — Шурф поднял руку и, сощурившись, огляделся. — Он не мог уйти далеко. Вот он, видишь? У лоточника. Делает вид, что выбирает сладости. Должно быть, проверяет, в самом ли деле за ним идет погоня. — Значит, он точно из моего мира, — хмыкнул я. — И тоже читает детективы. В этот момент незнакомец обернулся и бросил на нас пристальный взгляд. Я готов был поклясться, что его глаза за стеклами разноцветных очков смотрели точно на нас! А ведь он уже знает меня в лицо… — Шурф! Он нас заметил! — я дернул Шурфа за рукав. Вместо ответа Шурф наклонился, обхватил мою голову руками и прижался губами к губам, развернувшись так, чтобы его широкие плечи закрывали нас от посторонних взглядов. Я замычал что-то невнятное, но язык Шурфа тут же проник мне в рот, и поцелуй стал совсем неприлично-глубоким. Лестница поплыла у меня под ногами, и мне пришлось вцепиться в его плечи, чтобы устоять на ногах. Кажется, я пытался возражать, но он настойчиво затыкал мне, и мне пришлось смириться и ответить. Шурф отпустил меня так же внезапно, как и схватил. — За ним, — скомандовал он. — Я видел, куда он направился. — Ну и что это было? — спросил я уже на бегу. Шурф помедлил и ответил ровным голосом, почему-то пряча глаза: — Вспомнил один прием. Его часто используют в детективных и шпионских романах, когда хотят не дать себя обнаружить. Преступник никогда не решит, что целующаяся парочка имеет какие-то планы в его отношении, резонно предположив, что они планируют заниматься друг другом. Так как в книгах этот способ ни разу не дал сбой, я рассудил, что его можно испытать в реальности. И, как видишь, оказался прав. Я хотел продолжить расспросы, но было что-то в его голосе, что помешало мне это сделать. Ничего так потом не хотел, как откусить свою глупую голову, которая слишком много думает, и все ни о том. Надо было прижимать его к стене и допрашивать в тот же миг, когда мое сердце заподозрило неладное, но я был слишком занят азартом погони и желанием покончить уже с этим делом, что, по привычке, отложил разговоры на потом. — Однако Джуффин прав, — сообщил я вместо этого. — Как будто в самом деле он что-то делает с магией вокруг себя… — Поглощает, — отозвался Шурф. — Он в самом деле поглощает ее из самой земли, а потому, будь любезен, повремени со Смертными шарами. Мы не можем знать, как они сработают на него. — Есть идеи получше? — Забери его на Темную сторону, — предложил Шурф. — Если мы не можем придумать, как нейтрализовать его странную силу, то она точно сможет. Вернее, ты на ней. — Гениально! — я рассмеялся. — Что бы я без тебя делал. Дальнейшее оказалось проще простого. Нам удалось загнать незнакомца в разноцветных очках в угол и, пока он отвлекся на ложную атаку Шурфа, я одним движением захватил его в горсть, повернулся на каблуках и шагнул на Темную сторону. Когда я на Темной стороне, мне не нужно много времени, чтобы разобраться в происходящем. Он покаялся сам. Назвал свое имя, что звучало как серебро и пыль, и повинился, что собрался перекусить в таком месте, как Ехо. Сказал, что должен был предположить, что у такого сильного и славного мира есть такие надежные защитники. — Не убивайте меня, пожалуйста, — светло улыбаясь, попросил тот, чье имя было пепел и поток, а глаза переливались стеклянно и разноцветно. — Я сам уйду. Просто попросите для меня дверь. И я вас более не потревожу, и друзьям скажу, что не надо. — Каждый ошибается, — на Темной стороне у меня всегда хорошее настроение, и меня легко уговорить творить добро. — Так что ступайте, и в самом деле не посягайте больше на Ехо. — Возьмите, — он протянул амулет в виде капли и вложил в мою ладонь. — Отдайте своим великим магам, они знают, что делать. Здесь магия, которую я успел забрать. Лучше будет, если я ничего не унесу из вашего мира. В первую очередь мне. Сведем риски к минимому. — Совсем другой разговор, — я поймал амулет и ухмыльнулся. — А вам сюда. Мне стоило лишь подумать, а дверь уже возникла в воздухе и открылась. Я успел разглядеть лишь мерцающее разноцветное сияние. Он двинулся было к двери, но вдруг развернулся и крепко обнял меня. — Мне жаль, — грустно шепнул мне на ухо, и быстро шагнул в дверь. Надо же, подумал я тогда, извиняется, хотя все исправил, и даже не напортачил сильно. Вежливый такой. А когда я вернулся в Ехо, Шурфа уже не было на Площади. И вообще нигде не было. *** Первое время я просто с ног сбился, пытаясь его отыскать. Но он не отвечал на мой зов, и игнорировал любые попытки добраться до него. Я решил, что с ним что-то случилось и примчался с Джуффину в кабинет. — Все в порядке, — ровно сказал Джуффин, принимая у меня амулет. — Не ори, Шурф в Семилистнике. — Но он не отвечает мне!... — Мало ли, какие дела у Великого Магистра, — отчего-то шеф казался очень хмурым. Потом лицо его смягчилось. — Иди домой, Макс. Тебе бы отдохнуть. Я вздохнул и отправился к выходу. Ногами. Однако первый, на кого я наткнулся в Зале Общей Работы, был Нумминорих, который странно на меня смотрел и принюхивался. Я повернул голову и столкнулся с таким же взглядом Кофы. Не находя в себе сил разобраться в происходящем, я шагнул вперед и Темным путем добрался до своей спальни. Меня не оставляло ощущение, что я упустил что-то очень важное. *** Конечно, я попытался добраться до Шурфа во сне, и впервые за долгое время у меня ничего не получилось. Я проснулся разбитым, с резкой головной болью, и чувствовал себя так, словно пил всю ночь напролет. Хотя даже похмелье не ощущалось бы так отвратительно. Я откинулся назад на кровать и уставился в потолок, сложив руки на груди. Кажется, пришло время для дыхательной гимнастики, иначе сердце выпрыгнет из груди. Что могло произойти за те несколько минут, что я провел на Темной стороне, избавляя Ехо от гостя из другого мира? Почему Джуффин был так хмур? Почему Шурф отказывается со мной поговорить? Чем я его обидел? Я невольно вспомнил поцелуй. Первый за долгое время, между прочим, и не сказать… Чтобы неприятный. К тому, что мой друг — кейифай, а значит, по другому смотрит на разницу между полами, я уже давно привык, а сам настолько отдалился от самой идеи романтики, что совершенно не занимался своей личной жизнью… Может быть, не стоило настолько живо отвечать ему? Он мог подумать совсем не то. Я тоже мог подумать, перед тем, как давать волю своему телу. Дурак, дурак, дурак, как всегда, все испортил. Конечно, Шурф не имел ввиду ничего такого! И, скорее всего, чувствует себя теперь неловко. Но ведь он же меня знает. Такая ерунда не может встать между нами. Или… еще что-то случилось, пока он оставался на площади один? Да что могло случиться. Я не понимаю. Я просто не понимаю. А когда я чего-то не понимаю, я беру руки в ноги, и тащу себя к Джуффину. *** Джуффин встретил меня кружкой камры и хмурым взглядом. Вообще с ним редко такое случается. Я имею в виду, он не склонен демонстрировать свои истинные чувства никому, а особенно мне. Я сразу начинаю переживать и паниковать и могу наделать глупостей. Хотя куда уже больше. — Итак? — он повернулся ко мне, и под его взглядом я сник. Что странно. Обычно его присутствие наоборот вдохновляет меня. Оглушающая тишина его кабинета начала давить мне на нервы. Даже Куруш не проронил ни слова, и пирожных не потребовал, только дремал на своей жердочке. Джуффин же продолжал молчать, и я остро почувствовал, как не хватает мне сейчас в Ехо, с его размеренным ритмом и сотней разнообразных трактиров, культуры шумных баров и ночных клубов. Я никогда не понимал людей, добровольно стремившихся провести время в подобных местах, однако теперь словно прозрел. Оказывается, если внутри тебе слишком громко и шумно, хочется оказаться не в тишине, а в каком-то месте, где все шумит и гремит еще сильнее, а значит, способно заглушить то, что в тебе. К сожалению, в Ехо были популярны оперные певцы и стихотворные чтения, поэтому рок-концерты тоже отменялись. Я вдруг почувствовал себя последним дураком, что примчался к Джуффину решать свои личные, в общем-то, трудности. Мне стоило открыть первую попавшуюся дверь, провалиться на минутку в какой-нибудь другой мир (с рок-концертом и виски-колой), забыться, напиться и вернуться, потому что полная перезагрузка — единственное, что когда-либо спасало мой грешный рассудок в те минуты, когда я упускал вожжи и растерянно смотрел ему в след, стоя в клубах метафизической пыли посреди опустевшей дороги. Или, по крайней мере, я мог надраться дома, в относительной безопасности для окружающих. Незаметно для себя я начал говорить вслух, потому что, если бы продолжил молчать — точно бы лопнул. — Можешь смеяться сколько угодно, а я в самом деле не знаю, что произошло и куда бежать. Решать проблемы других всегда проще простого. Знаешь, в моем родном мире поговорка была: “Чужую беду руками разведу”. Я вообще круглые сутки готов спасать всех сирых и убогих, бедных и несчастных, какие только есть в этом мире. И каждому подробно, по полочкам, разложу, что не так и как исправить. А себе — не могу. Даже остановиться и посмотреть внимательно по сторонам не могу. Хотя вот по сути — ну что такого страшного случилось? Никто не умер, мир стоит на месте, ничего никто не отменил, хотя всякое бывает, знаешь ли, насмотрелся. Но я все равно упрямо притащил свою задницу пить твою камру и наматывать сопли на кулак. Шурф меня не лю-ю-ю-юбит! Подумаешь, какая драма!.. Я осекся, увидев, как изменилось выражение лица Джуффина в этот момент. Брови поднялись так высоко, словно намеревались испробовать лоб на прочность, нос странно сморщился, рот приоткрылся — гримаса получилась весьма устрашающая. Несколько мгновений шеф смотрел на меня, а потом громко и бесстыдно заржал. Честно, со стороны больше напоминало истерику! Я никогда не видел раньше, чтобы Джуффин так смеялся. Даже принюхался, не пахнет ли от него безумием. Вроде не пахло… От его хохота сотрясались стены и тряслись кружки, а груда самопишущих табличек опасно накренилась, намереваясь броситься со стола. — Джуффин? — осторожно окликнул я. — Все в порядке? — О да, Макс, — отсмеявшись, серьезно сказал он. — В полном. И снова сложился в приступе истерического хохота. Я переглянулся с Курушем. Куруш демонстративно пожал крыльями, мол, бывает, вы, люди, такие странные существа, и снова спрятал клюв в перья, намереваясь спать дальше. Джуффин же вывалился из своего удобного кресла, выхватил у меня из рук кружку и в два глотка ее опустошил. Видимо, этого показалось мало, потому что он вцепился в кувшин, и допил всю камру залпом. Выдохнув, он вытер губы рукавом, и посмотрел мне в глаза. Приступ безумного смеха стер с его лица все маски, потому на меня смотрел Кеттарийский Охотник собственной персоной, и его глаза излучали хитрость и коварство. Даже, наверное, с большой буквы. Хитрость и Коварство. Именно так. Потому что через мгновение его взгляд стал отрешенным, а губы склеила тонкая улыбка, и, не успел я опомниться, как он схватил меня за шкирку и ринулся куда-то Темным путем. Я только ойкнуть успел. С другой стороны, а чего я ждал от Джуффина? Что он меня обнимет и и утешит, погладит по голове и купит мороженое? Да он мне ни одного мороженого в жизни не купил! Хорош бы я был, если бы на что-то рассчитывал. *** Темный путь оборвался где-то за стенами Иафаха. Стояла тишина, такая густая и звонкая, что слышно было, как шелестят травинки под легким поглаживанием мягкого вечернего ветра. Здесь, кажется, даже природа дышала размеренно и с паузами, не желая расстраивать педантичного Великого магистра. Где-то далеко распевались ночные птицы, а сумрачные тени превращали могучие стены Ордена Семилистника в плавучий туманный мираж. Джуффин двинулся вперед по аккуратной тропинке, проложенной среди высоких деревьев. Я знал, куда ведет эта тропа, знал и беседку, что белела неподалеку. Джуффин уверенно шел вперед, не оборачиваясь, и мне оставалось только поспевать за его бледным силуэтом. В вечерних сумерках его серое лоохи казалось совсем бледным, как одежды орденских послушников. В беседке было тихо. И, как мне показалось, пусто. Что я ошибался, я понял лишь когда мы подошли вплотную. В беседке сидела леди Сотофа. Рядом с ней на небольшом столике стояло несколько бутылок хорошего вина из орденских подвалов и тарелка с воздушными пирожками. Скользнув по ним взглядом я, наконец, разглядел главное. Шурф лежал головой у нее на коленях, вытянувшись на лавке, благо, ее длины хватало даже для человека его роста. Рука Сотофы лежала у него на глазах, в свободно опущенных к земле пальцах чудом удерживалась знакомая мне дырявая чашка. Судя по ощущениям, мой друг был либо очень пьян, либо просто очень сильно устал. Я не мог припомнить ни одной ситуации, в которой он бы позволил себе так открыто проявлять слабость, находясь на территории Ордена, где его в любой момент могли увидеть посторонние. С другой стороны, присутствие леди Сотофы само по себе уже гарантия того, что лишние глаза проморгают то, что видеть им не следует, даже если подойдут вплотную. Мне комом в горле встало подозрение, что “лишними глазами” при иных обстоятельствах могли оказаться и мои. — Как хорошо, что вы оба здесь! — с преувеличенной бодростью проговорил Джуффин, и мне показалось, что его тон не сулит ничего хорошего. Как минимум, мне. — У сэра Макса проблемы! — безжалостно продолжил шеф. — И, зная сэр Макса, эти проблемы надо решить, пока они не стали общими. Уж такая широкая душа наш сэр Макс, никого не обделит своими проблемами, всем достанется! Господин Великий Магистр Ордена Семилистника, Благостного и Прекрасного, не желаете узнать подробности? Шурф со стоном сел. По выражению его лица, потерянному и несчастному одновременно, было видно, что знать он не желает ни подробностей, ни всех нас. У меня сердце сжалось от того, каким открытым и уязвимым он выглядел в этот момент. — Джуффин… — я коснулся было его руки, но он отдернул рукав. — Сэр Макс — чрезвычайно внимательный человек, — беспечно продолжал он, полностью игнорируя мои попытки вмешаться. — Ко всем вокруг, кроме себя самого. Возомнил себя, понимаете ли, наваждением, которое питается снами и дышит туманами. И вроде бы неплохо, но с другой стороны требует от окружающих бесконечно ответственного поведения. И, хотя мы все готовы щипать, толкать и пинать нашего драгоценного сэра Макса без остановки, хорошо бы иметь под это выделенного человека. Видишь, Сотофа, какие дела творятся у нас в Тайном Сыске? И с таким безобразием приходится работать! — Как я тебя понимаю, старый лис, — звонко рассмеялась леди Сотофа. — Я сама такое наваждение каждый день наблюдаю. И все думаю: где ж найти специально выделенного человека, который бы осмелился щипать, толкать и пинать нашего достопочтенного сэра Шурфа столько, сколько понадобиться, чтобы убедить реальность в его существовании? — Не стоит никого ни в чем убеждать, благодарю, — тихо, но чопорно отозвался Шурф, но и его выступление ожидаемо проигнорировали. Видимо, нам обоим досталась лишь незавидная роль зрителей на этом странном спектакле. — Наш город такой легкомысленный, — покачала головой Сотофа. — Да и зрением не блещет, — хмыкнул Джуффин. — А ведь тридцать лет — это так, секунда, песчинка в часах вечности, — вздохнула Сотофа. — Хочешь пирожок? Сил нет, не могу о таких серьезных вещах без ужина разговаривать. — Когда я отказывался от твоих пирожков? — Джуффин протянул руку к блюду. — Вот и я о том же. Не бережет наш город своих наваждений. Слишком буквально понимает слова “Вижу тебя как наяву”. А наяву-то и не видит. Непорядок. Надо исправлять. — Надо, — усмехнулась Сотофа. — А то, веришь — не веришь, а уже несколько дней весь Иафах ходуном ходит. Вот он чуткий, но чего еще ожидать от старых орденских стен? Послушники стонут и жалуются на головные боли, ветер меняется по три раза на дню, да и шорохи присмирели, все прячутся по углам. Даже мои девочки уже не справляются. Ну и куда годится это безобразие? — Именно, именно, — замотал головой Джуффин. — Выходишь на улицы, а мозаика перепуталась, вся потеряла и узор, и цвет, и фонари горят среди бела дня. Облака зеленеют, а вода на вкус обращается в сон, сладкий, как последние минуты перед пробуждением, оттого половина города сходит с ума и лезет в Хурон, а доблестный сэр Абилат кричит от ужаса: холодно же, а он только в отпуск собрался, куда ему так много клиентуры разом? Определенно что-то надо делать. — Страшно представить, что будет, когда наступит ночь! — улыбаясь, покачала головой Сотофа. — Так ведь незадача, ночь уже наступила, — с притворной скорбью констатировал Джуффин. — Так пойдем, поможешь усмирить стены, — предложила Сотофа, с девичьей легкостью слетая со скамейки и хватая Джуффина под руку. — А то меня они нычне не слушаются. Ну да что взять с кирпичей? Мальчишки! Я не мог поверить своим глазам. Они просто встали и ушли! Ногами! Даже магией не воспользовались, хотя бы приличия ради. Все также перешучиваясь и перешептываясь, неспешным шагом скрылись в глубине сада, затерявшись среди деревьев, и мы с Шурфом остались наедине. Видимо, последний факт сильно не понравился Шурфу, потому что он бессильно уронил голову на руки, закрыв лицо ладонями. — Шурф… — я осторожно поднял с земли дырявую чашку и пристроил ее на столик с пирожками, а потом сел на корточки перед ним и аккуратно отвел руки от его лица. — Эй, Шурф, ну… Давай поговорим? Он молча посмотрел на меня глазами человека, не спавшего несколько дней, хотя прошло меньше суток с того момента, как мы виделись в последний раз. — Слушай, — я нервно рассмеялся. — Вообще совсем не обязательно со мной дружить, и тем более бросать свои дела ради моих прихотей. Если так тяжело… — Что тяжело, Макс? — наконец сорвалось с его губ. — Дружить со мной, — ответил я. — Тяжело, — кивнул он. — Ну если тяжело… Тогда не надо. Мне, конечно, будет хреново, но лучше если я оставлю тебя в покое, да? Только ты… Ну, мог просто попросить, а не закрываться от меня так внезапно. Он смотрел на меня со всевозрастающим недоумением. — С чего ты взял, что я хочу перестать быть твоим другом? Я хоть раз высказал это предположение? Что вообще дало тебе предпосылки так мыслить? — Да ты же сам сейчас сказал, что тяжело! — Тяжело, — вновь кивнул он. — Орденом руководить тоже непросто. Рыбника сдерживать нелегко. Но это не значит, что я перестаю что-то делать только потому, что оно требует усилий. — Но дружба не требует усилий! — возмутился я. — Ты можешь просто объяснить, что я делаю не так, и я сразу перестану. — Все ты делаешь так, Макс, — устало сказал он. — Это я не в порядке. Зря ты поднял панику, на самом деле. Мне требовалось всего несколько дней в тишине, чтобы привести себя в порядок, и все стало бы как прежде… — Ничего себе “как прежде”! — я поднял бровь. — Иначе что бы тут делала Сотофа? — Леди Сотофа удивительная женщина, но иногда я хотел бы, чтобы она обладала меньшей проницательностью и желанием во что бы то ни стало решать чужие проблемы, — помрачнел Шурф. — Впрочем, Джуффина это тоже касается. — А к кому мне было идти? — растерянно спросил я. — Я не мог до тебя достучаться, наяву или во сне, не знал, где ты и что с тобой, ты просто пропал. Не объяснив ничего, не предупредив. Как будто я стал бы тревожить тебя, если бы ты попросил этого не делать! Почему не оставил хотя бы записку на двери, ммм? — Если честно, я… Мне было не до записок, — Шурф помотал головой и осторожно высвободил руки из моей хватки. — Прости, Макс. Я в самом деле повел себя неподобающе, и заставил поволноваться занятых людей, не имеющих никакого отношения к моей проблеме. — Так что за проблема? — я протянул руку и коснулся его лица. — Может, вместе решим. — Это вряд ли, — невесело сказал он и отстранился. — Да что случилось? —- все это уже порядком начинало меня бесить. — Что такого произошло, что ты решил от меня сбежать? В этот момент Шурф посмотрел мне в глаза таким загнанным взглядом, на дне которого угадывались знакомые голодные огоньки, что я разом все понял, точно все части головоломки встали на свои места. Наш внезапный поцелуй во время погони, странное поведение Шурфа, истерика Джуффина в ответ на мои жалобы, что Шурф меня не лю… — Шурф?.. — я приподнялся так, чтобы упереться лбом в его лоб и пристально заглянул в глаза. — Ты ничего не хочешь мне сказать? — Нет, — коротко ответил он. — А придется, — я обхватил его руками за шею и впился в губы. Я так давно никого не целовал, что уже, кажется, забыл как это делается. По крайней мере, так неловко я давно себя не ощущал. Тем более, что первые мгновения Шурф сидел как каменный истукан, и приходилось все делать самому. Дурное дело не хитрое, а такие навыки с годами не пропадают, к тому же мне в самом деле нравилось его целовать. Не говоря уж о том, что, пока я был занят, я не думал. Не думал о том, что где-то когда-то кардинально ошибся, не думал о том, что совершенно не умею вовремя определить, что происходит в моей жизни, не думал о том, что не умею останавливаться, чтобы хоть иногда проморгаться и оглядеться по сторонам, что живу как во сне, что превращаюсь в наваждение, которое в самом деле требует, чтобы его дергали и тормошили, регулярно напоминая, что оно еще вполне себе живое и настоящее, и… Ох,когда тебя так целуют в ответ, сразу начнешь верить и в предков, и в духов, и в самого себя, хотя последнее всегда сложнее всего. Впрочем, в руках Шурфа, самого надежного из существующих в мире созданий, что угодно окажется настоящим и живым. Все прекращается так же быстро, как началось. — Макс, — судя по его лицу, он выговор мне сделать собирается! Я прижал ладонь к его губам и нахмурился. — Сэр Шурф Лонли-Локли! — торжественно объявил я. — Вы — самый восхитительный дурак из всех, что существовали когда-либо на этом свете. Его брови взлетели вверх. — Вот как? — спросил он, целуя мои пальцы. — Я — дурак? — Восхитительный дурак, — уточнил я, смеясь. — Я просто тупой слепой баран, такое распределение ролей в ближайшем будущем тебя устроит? Ты бы хоть намекнул, что ли… Шурф яростно сверкнул глазами, но тут же устало выдохнул: — Макс, да намеков было больше, чем у меня оставалось самоконтроля. От такого признания у меня кровь прилила к щекам. В смысле — предостаточно? Я углубился в воспоминания, пытаясь вспомнить хоть одну попытку Шурфа показать на его… не совсем дружеские чувства ко мне, и замер. Сейчас все наши отношения последних лет повернулись ко мне совершенно иной стороной. Словно калейдоскоп радужных стекол рассыпался и собрался вновь, открывая новую картинку, совсем другую, на этот раз, кажется, настоящую. — И… давно? — осторожно спросил я, не решаясь посмотреть ему в глаза. Он сам взял мое лицо в ладони и повернул к себе. — Всегда, — коротко ответил он перед тем, как снова поцеловать. И правда, какого ответа я мог еще ожидать? *** — Мне кажется, что у тебя нет дна. Как у моей чашки, — сказал Шурф, когда мы вместе сидели на крыше Мохнатого дома и встречали рассвет. Этот долгий и странный день подходил к концу, я чувствовал себя сонным и разморенным, но перспектива провести еще пару часов у него под боком показалась мне заманчивее, чем сон, хоть и разделенный на двоих. Шурф замотал меня в свое белое с голубым лоохи, сам остался в просторной скабе, черные волосы в беспорядке разметались по кипенно-белой ткани. Раньше я не замечал, как они отросли. Я запустил в них руку и провел пальцами по гладким прядям. — В каком смысле? — переспросил я. — В самом прямом, — он налил новую порцию вина в упомянутую дырявую чашку и некоторое время грел ее в руках, оставаясь в задумчивом молчании. — Я не могу сдерживаться рядом с тобой, но в то же время должен контролировать то… Того, кто внутри меня. Дай я волю Рыбнику — и он попытается тебя сожрать или выпить твою кровь. Потому что для него это все еще настоящий вкус. Мне же хватает иного. И мне бы сдержать свои желания, но… Оставаться в покое рядом с тобой мне не дано. Поэтому выходит так, что рядом с тобой я постоянно балансирую на грани. И пью тебя, пью, даже когда ты не замечаешь, беру твою силу и делаю ее своей, а в тебе и не кончается… Ты поразительный. Он умолк, точно у него внезапно кончились слова, и передал чашку мне в руки. Я прикрыл глаза, сосредотачиваясь, как он учил, и сделал большой глоток. Из чашки не пролилось ни капли. — Я рядом с тобой обретаю форму, — неожиданно для себя ответил я. — В конце концов, чашка без дна — просто форма, удерживающая вино или воду. Жидкость бесформенна и заполоняет пространство, до которого только может дотянуться. Меня слишком много, я, как ты помнишь, “слишком живой”, и только рядом с тобой мою неуемную энергию удается загнать хоть в какое-то мирное русло. Так что хорошо же, когда так. — Тяжело, — покачал головой Шурф и улыбнулся краешком губ. — Все еще тяжело? — я прижался щекой к его плечу, на мгновение потеряв контроль над чашкой, и немедленно залил вином его белоснежное орденское лоохи. Он бросил косой взгляд на расползающееся кроваво-красной пятно, поцеловал меня в макушку и сказал: — Теперь станет легче.