Ребятки, вымысел — правда, запрятанная в ложь, и правда вымысла достаточно проста: магия существует. © С. Кинг
Подчинение законам иррационального и жизнь с вечным ощущением чужого присутствия — это могло бы сойти за паранойю, вот только раз за разом ей приходится убеждаться: старые легенды в самом деле не врут. Сегодняшняя невинная детская байка завтра способна всадить тебе парочку острых заклятий куда-нибудь между лопаток, стоит только потерять бдительность и повернуться к ней спиной. Лидия знает об этом не понаслышке. Она своими глазами — и не единожды — видела, что может приключиться с теми, кто пренебрегает правилами потустороннего мира. Кто-то и в самом деле сходит с ума, будучи уже не в силах отличить настоящих тварей от порождений вывернутого страхом рассудка. Есть те, кто отделывается легким испугом и новой фобией на всю жизнь. Кто-то зарабатывает себе хроническую депрессию и невыцарапываемое из-под сердца желание абстрагироваться от всех и вся, сторонится людей и, зачастую, медленно погибает изнутри. Некоторые отчаянные энтузиасты пытаются вышибить клин клином, сбегая от преследующей их напасти к ведьмам и колдунам и слезно умоляя тех о помощи. А кто-то упрямо стискивает зубы и пытается бороться с теми следами, которые иная реальность так или иначе оставляет в их душах. К сожалению, обратного пути уже не существует, поэтому если вы столкнулись с паранормальным и при этом у вас крепкая сила воли — упокой, Господи, душу Вашу и даруй прощение Вам, когда время придет. Потому как при таком раскладе выхода остается только два: или Вы примыкаете к мистической стороне мира и сами медленно превращаетесь в монстра, или же встаете по другую сторону баррикад и посвящаете себя борьбе со сверхъестественными тварями. Конечно же, осознание всего этого приходит к Лидии не сразу. Первое ее знакомство с обитателями Того Света спонтанно и завершается оптимистично. Барбара говорит, что Лидия родилась в рубашке. И пусть девочка не особенно в это верит, настоящая угроза последствий на тот момент ей не раскрывается. Лидии Дитц кажется, что все закончено. Бог свидетель, многим ее предшественникам так казалось. Вот только спокойной жизни уже не будет. Да и как можно вернуться к повседневности, когда на твоих плечах отныне этот тяжкий груз, именуемый «прозрением». Однажды открыв глаза и взглянув на мир с этого ракурса, уже невозможно смотреть вокруг и видеть повседневность. Действительность меняется, у таких людей появляются странные привычки, странные мании. Лидия, например, часто просыпается по ночам от эха его голоса, мерзкой невидимой змеей воспоминаний заполняющего старую память до предела. А еще она никогда не снимает обручального кольца, сдернутого в тот роковой вечер с пальца мертвеца. Странности копошатся в ее голове и окружают ее повсюду. Странности нельзя в один прекрасный день положить в коробку, словно надоевшие игрушки, и задвинуть под кровать. Конечно, упрямой Лидии также требуется время — года! — еще и на то, чтоб не только понять, но и принять эту жестокую правду. А потом она ищет таких же, как она — людей с открытыми глазами, людей с сильной волей. Она ищет людей, которые бы заняли ту же сторону баррикады, что хочет занять мисс Дитц. Так Лидия попадает к охотникам. И, знаете, может быть она и правда родилась в рубашке, потому что первая же ее попытка выйти на связь с нужными людьми венчается успехом: ей не попадаются шарлатаны или много берущие на себя дилетанты-новички. За Лидию и ее новых друзей берется Игон Спенглер — человек, много повидавший на своем веку. Человек умный и прекрасно осведомленный во многих потусторонних тонкостях. Человек, который первым же делом просит свою верную секретаршу Жанин разослать всем, записавшимся на курсы, письма-предупреждения, начинающиеся со слов «С сегодняшнего дня никому и никогда не сообщайте свое настоящее имя!» И после этого Лидия Дитц — неприметная девушка-гот со своими странными идеалами — уходит в тень, а на лекцию к Игону заявляется Кайли Гриффин. Впрочем, несмотря на некоторую переоценку собственных жизненных ценностей (в частности, своего отношения к призракам), любовь к темным цветам Кайли оставляет при себе, вызывая подозрительно настороженные взгляды начинающих «охотников», когда проходит в лекционный зал. На лекции их собирается не так, чтобы много. Но и не столь мало, как мог бы ожидать их преподаватель и наставник Игон: одиннадцать человек. Кайли поначалу даже не единственная девушка здесь. К ней, немного нервно улыбаясь, подсаживается Алиса — робкая блондинка шестнадцати лет. И, пожалуй, Алиса — самая младшая на этом собрании. Кайли с явным неодобрением разглядывает легкое ситцевое платьице своей соседки. Ей кажется, что оно как-то слабовато подходит к такому случаю. Словно читая ее мысли, Алиса виновато опускает голову. Длинные волосы тут же скрывают румянец стыда на ее бледных щеках. — Эй, все в порядке, — как можно более миролюбиво произносит Кайли и ободряюще хлопает Алису по плечу. — Девочки должны держаться вместе, правда? — тихо спрашивает Алиса. Кайли согласно кивает, а ее соседка извлекает из рюкзачка потрепанную тетрадь с белым кроликом. Кайли пожимает плечами и задумчиво покручивает на безымянном пальце кольцо. У всех свои странности, почаще напоминайте себе это. До начала лекции остается минут пятнадцать. Незаметно друг для друга, девушки успевают разговориться. Алиса оказывается интересным человеком, пару лет назад попавшим не в то время да не в то место. У них у многих тут схожая проблема. Четыре года спустя, не раз вспоминая ее на очередной призрачной охоте, Кайли жалеет, что не смогла защитить девчушку: на одном из заданий Алису затягивают в зеркало. Кайли хочется кричать от несправедливости к таким, как она и ее… коллеги? Друзья? Это ведь нечестно, они не сами выбирали для себя такой путь, это Путь выбрал их! Для чего? Многие вообще не ведали, что творят, когда шли на контакт с другой стороной смерти: в силу возраста или долга, или слепого желания спасти любимых. Не говоря уже о тех несчастных, что просто стали жертвами, удобно подвернувшимися под загребущие лапы «нереальных» существ. Как Майк — паренек в круглых очках с вечно ломающейся дужкой. Он просто однажды задержался до глубокой ночи за редактированием диплома и, спускаясь на безлюдную станцию, не разглядел в девушке, одиноко стоящей на платформе, бесплотного мстительного духа. Эту историю он рассказывает ей и сотоварищам после лекции Игона. Его никто не просит, Игон вообще запрещает упоминания о прошлом, но Майку все равно. Он говорит и говорит, путаясь в словах и явно чувствуя себя растерянным. Кайли и остальные сдержанно хлопают ему в ладоши, когда Майк клянется не допустить, чтобы что-то подобное произошло с другими людьми. Или как Томас — мужчина средних лет, пожарник, в свой последний день нормальной жизни ринувшийся спасать из огня маленького мальчика и привлекший к себе внимание когда-то сгоревшей здесь женщины. Томас приходит на лекцию сначала как потерпевший, умоляя охотников спасти его от привидения, преследующего по ночам с бессильными криками ярости и зависти: «Почему ты в свое время не спас меня?!» А после поимки Томас остается в команде. Никто и не сомневался, что так произойдет. Как Алиса… Посторонние мысли на такой работе, как у нее, могут оказаться последними. Кайли несказанно везет, что горгулья, изловчившаяся подобраться к ней непозволительно близко, в прыжке не рассчитывает силу ветра и промахивается на какие-то сантиметры, не доставая когтями до ее сердца, лишь вскользь царапая грудную клетку. Если бы не чистая случайность, что бы осталось от девушки? Кайли не желает думать об этом слишком долго, привычным движением заводя себе руку за спину, а следом кидая вперед призрачную ловушку. Удача на ее стороне. Как тогда, с Келпи, почти утащившим ее на дно, но в последний момент отвлекшимся на одно из водных течений. Или Кровавой Мэри, вылезшей к ней на мгновение — всего на мгновение! — позже, и этого оказалось достаточно, чтобы активировать ловушку. Или… — Да-а, — подошедший Эдуардо шутливо тыкает Кайли в бок, за бравадой скрывая свой страх за нее. — Не первый раз выходишь сухой из воды. Тебе кто-нибудь говорил, что ты родилась в рубашке? Кайли натянуто улыбается, хотя сердце предательски замирает от боли. Еще одна охота заканчивается успешно и, должно быть, еще какое-то количество людей, которых мог бы толкнуть за грань очередной пойманный ими призрак, оказывается спасено. Ведь такой участи, какая досталась им, Кайли не пожелает никому. ******** «Спасти других. Нам уже не помочь. Спасти и защитить других», — она не устает повторять это в особенно трудные периоды жизни, когда хочется сдаться. Года летят, и вроде ее лекция о паранормальном была еще вчера, а на деле — почти восемь лет назад. И чем меньше становится их команда, тем чаще она говорит это. Обычно про себя, но иногда, когда прошлое облачается в её снах в красную свадебную одежду, Лидия… Нет-нет-нет, Кайли Гриффин просыпается в холодном поту и шепчет свою «молитву» вслух. Впрочем, они все имеют какую-то такую «мантру» для поднятия боевого духа: и Роланд, и Гаррет, и Эдуардо. Кайли подозревает, что-то похожее есть и у верной Жанин, и даже у наставника Спенглера. Последнему, должно быть, тяжелее всех из-за дополнительной ответственности: их четверка — все, кому посчастливилось выжить за эти годы из учеников. Выжить, и при этом остаться людьми. Остальные мертвы: или окончательно, или как минимум в том понимании, в котором о мертвых говорят люди, не посвященные в сверхъестественные тайны. А все почему? Из-за несоблюдения тех самых чертовых законов и правил потустороннего мира. Кайли помнит правила на зубок. Они с ребятами делятся своими наблюдениями и всевозрастающим опытом друг с другом, внося при необходимости корректировки в свои записи, указывающие, как лучше действовать в приблизительных ситуациях с определенными монстрами. Нестыковок, вроде нераспознаваемых ими сущностей «призраков-камикадзе», постоянно лезущих на рожон их пушек и разбивающих всякие представления о своем чувстве самосохранения, почти не наблюдается. Так или иначе, потусторонние сущности действуют, согласно свои планам и правилам. И, хоть нюансов в правилах и законах много, но есть и общие, среди которых особенно выделяются три золотых: не разговаривать с незнакомцами, не давать своего позволения переступать порог без видимой на то причины и… не называть своего имени. Никому. Даже тем, кого считаешь близким другом. Потому что существует немало омерзительных созданий, способных подобраться к тебе через тех, кто знает. Потому что если тебя связывают семейные узы с теми, кто знает, то ненасытные демоны потустороннего мира, привлекаемые звуками истинного имени, заберут с собой не только его обладателя, но и его семью, если вам не повезёт находиться друг от друга в непосредственной близости. Это — её тайный страх. Самый жуткий кошмар из всех гипотетических путей поражения. Конечно, с самого начала активной охоты на призраков Кайли Гриффин осторожничает и за все годы ни одной живой и мёртвой душе не говорит о том, кем была когда-то. Но ведь у них у всех всегда остаются те, кто знал их в прошлом. И даже смена имён, смена места жительства, а также разорванные былые связи и контакты с прежней жизнью не могут дать стопроцентной гарантии их безопасности. Как-то Кайли в очередной раз приглашает коллег в гости и под конец совместно проведённого дня первый раз решается заговорить на эту тему с ребятами. Нет, она не стремится узнать, кто же скрывается под масками Роланда, Эдуардо или Гаррета. Она просто хочет понять, насколько сильны их опасения на этот счёт. Или, может, кого-то из них гложет такой же животный страх, как и её саму? Только вот разговор быстро сходит на нет, и как-то так получается, что из ребят с ней остаётся только Эдуардо. Её «прорывает» на откровенные разговоры, на сокровенные фобии, на боль от одиночества, надиктованного необходимостью сожжения всех мостов. Она не может остановиться, а Эдуардо в тот вечер непривычно серьёзен и тих. В итоге он рассказывает о своих причинах поступления в команду. Об утрате и отчаянии. О том, что так пожирает их обоих — о необходимости быть понятыми. И так естественно они оказываются на старом диванчике Кайли. И жаркий шёпот, смешанный с горячечным бредом и просроченными мечтами делится между ними поровну. И Кайли почти теряет голову, ведомая желанием забыться, а еще — быть кому-то нужной такой, какая она есть. Такой, какую ее знают… когда-то знали. Но Эдуардо нельзя знать Лидию Дитц. Ему можно быть только с Кайли. И именно «Кайли!» он будет выдыхать этой ночью, толкаясь внутрь вожделенного тела. Тела Кайли Гриффин. Лидия протестующе воет из той тени, куда ее насильно загнали много лет назад. Как же это глупо-глупо-глупо. Очень глупо. Но Кайли Гриффин просто не может. Она резко вскакивает с постели и бежит в ванную — под холодный душ. Она стоит под ледяными струями так долго, что успевает закоченеть и, глядя на себя в помутненое зеркало, видит мокрую неровную челку, посиневшие губы и пустые глаза. Отражение кажется моложе нее, она самой себе напоминает покойницу и некстати вспоминает о той «предсмертной» записке, которую хотела оставить на столе, пока ее не окликнул Битлд… — Кайли? — в дверь стучит Эдуардо, а Лидия зажмуривается. То есть, конечно же, зажмуривается Кайли. Она хочет забыть этот искренний взгляд испуга, непонимания, а следом — жалости. Ее не стоит жалеть. Точно нет. Тем не менее, спустя годы Кайли хочет вернуться в тот вечер и просто оглохнуть, игнорируя протесты своего прошлого. Как же много зависит от тех, кто знает, и от тех, кто не знает. О да, знания — сила. И старые легенды — Кайли не устает напоминать себе об этом — не лгут. И нет для них власти более сладкой и совершенной, чем та, что даруется им через твою доверчивость. Власть имен. Будь проклята их магия на устах у древних и могущественных существ! Будь проклята беспечность и Майка, и Томаса, и Алисы, и всех тех, кто не потрудился спрятаться за щитом псевдонимов! Будь проклято её бездействие, когда она просто слушала истории этих людей и не отговорила их ещё тогда, когда с ужасом узнала, что представляются они не так, как велел им Игон! И будь проклят сам Игон! Куда он смотрел, почему допустил это? Почему не поговорил с каждым из них наедине? Почему не был достаточно предусмотрительным, расчетливым, достойным, всесильным, почему не был достаточно бессмертным… Почему не боролся за всех них и за себя? Почему ушёл так рано?! Истинного имени Игона Спенглера не знает никто из ребят. В их выжившей компании вообще не осталось тех, кто был бы в курсе настоящего имени кого-то из охотников. Но власть имен — всего лишь один из способов проиграть существам борьбу. Увы — не единственный. И когда на глазах у Кайли, Эдуардо, Роланда и Гаррета погибает их бессменный наставник… Почему не был достаточно предусмотрительным, расчетливым, достойным, всесильным, почему не был достаточно бессмертным… Почему не был всесильным… Почему не был достойным… Почему не подумал, как мы будем без тебя? Почему оставил нас сражаться одних? Кто мы теперь? Как мы теперь? В тот день у Кайли первый раз за десять лет их совместной охоты случается истерика. Растерянные и подавленные ребята не пытаются что-то предпринять или как-то утешить её, когда Кайли влетает в их убежище и с порога впечатывает кулак в стену, глотая горькие слезы и крича-крича-крича во все горло. Роланд только почти что в полузабытьи убирает подальше все их оборудование, чтобы Кайли ни в коем случае не навредила ни себе, ни им, стукнув подвернувшиеся под руку пушки. На шум выходит Жанин, и, огорошенная новостью, падает на колени, на мгновение забывая, как дышать. В тот день Кайли Гриффин позволяет всей той боли, что накопилась внутри за столько лет, выйти наружу. Она плачет по своей семье, которую оставила много лет назад, уехав как можно дальше от родного городка, чтобы не подвергать их опасности. Они так больше и не виделись, и она даже не знает, что с ними теперь. Их фотографии пылятся у нее на новой съемной квартире. Она плачет по Алисе, ушедшей так рано, так глупо, так быстро. Кайли даже руку протянуть не успела, когда Демон Зазеркалья — высокий мужчина в пестром костюме и шляпе-цилиндре, схватил своими цепкими пальцами её белокурую соседку и рванул на себя. Она плачет по Мейтлендам, которые однажды просто исчезли. Она плачет даже… нет, никаких даже. Она плачет по прежнему составу охотников-новобранцев. По всем одиннадцати. Она плачет по брошенным, запутавшимся, проклятым, обездоленным. Кайли Гриффин уже почти тридцать, но сейчас она так ярко и явственно, как никогда раньше ощущает себя маленькой и брошенной Лидией Дитц. Одинокой, непонятой, забытой. В тот день Лидия Дитц плачет по тому, кого всегда знала как Игона Спенглера. ******** Именно тогда, прижатые к стене свалившейся на них ответственностью, они понимают, что время пришло. Их знаний, может, и недостаточно, но человек в команде остается всего ничего, а времени в их невидимых часах жизни, возможно, и того меньше. Игона уже нет, а убившая его тварь до сих пор на свободе, как и сотни других существ, с которыми кто-то просто обязан разобраться. И если их команды охотников тоже не станет, то кто тогда? И они открывают собственный набор. Обучают новобранцев обращаться с протонными пушками, объясняют все тонкости работы с Маяком Духов, рассказывают о призрачных ловушках и остаточных явлениях с эктоплазмой. Они распределяют учеников между собой, и Кайли достаются те, кто представляется ей как Роджер и Рон — двое близнецов: смышленых, ловких, схватывающих все на лету. Таких… живых. Кайли хватает ровно на неделю, а после она приходит к Жанин, с которой их особенно сближает общее горе, и умоляет женщину забрать близнецов к себе. — Ты уверена? Кайли, что с тобой? — Жанин, постаревшая за один злосчастный час после потери своего возлюбленного, откладывает в сторону непонятного вида чертежи («Это что… разработки оружия?» — успевает удивиться Кайли), устало трет переносицу и с тревогой всматривается в глаза подруги. — Ты ничего не хочешь мне сказать? Кайли молчит очень долго. Садится на предложенный хозяйкой квартиры стул и обхватывает себя руками. Так, как будто ей холодно или, что вероятнее, как будто она хочет закрыть себя. Это плохой знак. Жанин уже открывает рот, чтоб как-то растормошить некогда боевую охотницу, когда Кайли неохотно признается: — С тобой им будет безопаснее. Не знаю, откуда у меня это ощущение. Мне кажется, что-то грядет. Иных подробностей от подруги Жанин выпытать не удается. Кайли сидит, теперь чуть сменив позу и беспардонно положив локти на стол, прокручивая тускло мерцающее в электрическом свете колечко. Жанин постукивает обратной стороной карандаша по чертежам новейшего протонного излучателя, и не в первый раз ловит себя на желании спросить, кем был тот, чье кольцо Гриффин хранит вот уже как минимум десять лет, с самого первого дня их знакомства. Она не знает, что послужило для Кайли причиной податься в охотницы, и, как знать, может, они похожи больше, чем могло бы показаться на первый взгляд? Быть может, она тоже потеряла своего единственного? А сердце ее мужчины тоже выгрызла непонятная хрень, показатели которой на всех перегорающих приборах зашкаливали просто фантастически? Жанин тогда еще, помнится, пыталась отговорить Игона ехать на операцию, не разузнав об этой твари побольше, а он… И теперь эти дети, которых она тоже не сможет защитить. А если перед ней встанет выбор — близнецы или… или ее… Женщина подавляет желание инстинктивно притронуться к своему животу. — Я не могу их взять, — твердо произносит Жанин, хотя Кайли отчетливо слышит в этой фразе «я не хочу их брать». Кто его знает, может, у нее и правда есть причины, за эти два месяца после страшного события она еще не пришла в себя, может, Кайли только мерещится это нежелание, но ей так нужна помощь и поддержка прямо сейчас. Кайли больше не может оставаться собранной и волевой, какой пришла к ним десять лет назад. Какой была после гибели обретенных здесь друзей. Какой оставалась после отчуждения с Эдуардо и медленным разрывом с ребятами, не понимающими ее допросов насчет фобий. Кайли Гриффин, мать ее, не железная! — Спасибо за гостеприимство, — изо всех сил сохраняя нейтралитет в голосе, вежливо произносит она и спешно обувается. Квартиру Жанин Кайли покидает, не оглядываясь. ******** А потом и недели не проходит, как близнецы вбегают в логово охотников на всех порах и кричат что-то о том, что они тут ни при чем, что виновата какая-то мелюзга, а они вообще делали свое дело. Запыхавшиеся, какие-то взмыленные, с абсолютно дикими глазами: эти двое уже одним своим видом заставляют все внутри Кайли стянуться в тугой узел предательского страха. Со второго этажа, засунув руки в карманы джинсов, спускается Эдуардо, интересуясь, о чем же идет речь. Гаррет и Роланд отвлекаются от жаркого спора по поводу очередного изобретения второго охотника и внимательно смотрят на мальчишек. Взволнованная Жанин высматривает за дверью новое поколение охотников, но у порога — только близнецы. Кайли встает с шаткого стульчика и медленно — как будто она идет по речному илу — приближается к перепуганным ребятам. Слева и справа от нее подтягиваются другие охотники, бросая друг на друга и на детей встревоженные взгляды. Должно быть, все серьезнее некуда, потому что близнецы за время знакомства с ними уже успели зарекомендовать себя поистине смелыми борцами, а сейчас в рыжей шевелюре белеют седые волоски. Это все походит на сон. Кайли сейчас ущипнет себя и проснется. Она определенно спит, ведь только во сне люди могут заранее предугадывать дальнейшие действия контактирующих с ними иллюзий, подбрасываемых ослабевшим мозгом вместо реальных людей и событий. Ведь сейчас один из мальчишек откроет рот и скажет, что кто-то из ребят принял необдуманное участие в каком-нибудь спиритическом сеансе и всего лишь трижды произнес… — …его имя! Мы хотели их вывести оттуда, но остальным охотникам так не терпелось столкнуться… — … с чем-нибудь постарше тех монстров низких классов, на охоту за которыми вы нас посылаете! — выпаливают Роджер и Рон и пятятся как-то бочком к одному из углов штаб-квартиры охотников, не сводя широко распахнутых глаз с наставников. Сердце Кайли ухает с огромной высоты, она летит-летит-летит вниз, в перевернутую реальность, а под ногами у нее — горящие пылью прошлого яркие звезды. — Кайли? — Эдуардо успевает как раз вовремя, чтобы подхватить плавно оседающую на пол подругу. — Кайли, эй, не смей отключаться! Мы же и не таких побеждали, окстись! Все будет тип-топ, ну знаешь, как меду съесть… Она, кажется, смеется при таком афоризме многолетней давности. И неожиданно все предстает совершенно в ином свете. Как будто так и должно быть. Как будто все правильно. И как-то вдруг легко на душе: к этому все и шло. С этого началось, этим и закончится, она не сомневается в этом. Да, точно, теперь все будет хорошо! Теперь все будет просто замечательно! И если она на самом деле всего лишь спит, то, пожалуйста, не будите ее. Кайли думает, что грядущий кошмар, несомненно, будет ее лучшим кошмаром за последние десять лет. ******** И остальное для нее — как в тумане. Роланд гонит как сумасшедший, до упора вдавливая педаль газа в пол и глядя вперед столь решительно-обреченным взглядом, что Кайли, сиди она рядом, а не в багажнике, куда пришлось залезть из-за недостатка мест в машине, непременно пришла бы в ужас. К полуразрушенному парку аттракционов семеро охотников (включая Жанин, а также Роджера и Рона, так отчаянно рвущихся исправить свою вину, что командой было принято решение «лучше взять их под свой присмотр, чем они непременно увяжутся следом сами») добираются менее чем за полчаса. По пути они выспрашивают у близнецов подробности случившегося, из которых становится ясно, что охотники в погоне за одной из тварей оказались в этом самом парке, где наткнулись на группу детей, коим стукнуло в голову пытаться там спрятаться от другого монстра. От твари, необдуманно вызванной ими ранее. Сбивчивые описания дьявольской вечеринки с жертвами, оживленными материальными предметами и обилием черно-белой полосатости, только подтверждают мысли Кайли о природе сущности, потревоженной случайными детишками. — Нашли приключений на свою голову, — фыркает Гаррет, проверяя готовность своего оружия. — Кого хоть преследовали? Близнецы неохотно признаются, что их мишенью был Равк. И что они, наслышанные о подвигах ныне покойного Игона, хотели восстановить справедливость и заслужить себе одобрение наставников, планируя в одиночку расправиться с убийцей профессора Спенглера. Все это Кайли прокручивает в голове, вышагивая по одному из коридоров Комнаты Кривых Зеркал, где, согласно сбивчивым объяснениям Роджера и Рона, были оставлены начинающие охотники, а также те самые непутевые детки. Где-то неподалеку, скрытые за другими ответвлениями неожиданно большого аттракциона, призраков ищут ее коллеги. Им не по душе такое решение, но они вынуждены признать, что лучше разделиться, чтобы скорее найти детей, ведь зеркальный аттракцион огромен («Возможно не без помощи другого измерения», — зло усмехается Кайли), а ребят нужно найти как можно быстрее. Все происходящее Кайли решительно не нравится. Потому что Равк — человекоподобное крылатое создание с мордой, полной острых треугольных зубов — это уже не разминка для подрастающего поколения охотников. Кайли, Игон, Гаррет, Эдуардо и Роланд всей своей опытной слаженной командой не смогли одолеть монстра в прошлый раз, получив жизнь Игона в залог за жизни всех остальных. И если «новобранцы» гнались за этой кровососущей тварью еще до того, как столкнулись с Битлджусом, то это означает, что сейчас в парке уже как минимум два древних сверхъестественных создания. Ой, как же нехорошо. Проходя мимо сотен искажающих ее отражение зеркал, Кайли вся обращается в слух, ведь на глаза в таком специфическом месте, заполненном анфиладой ее образов, рассчитывать опасно. Звук собственных шагов гулко отдается по всему аттракциону, в зеркалах чудятся посторонние тени, свет над головой то и дело зловеще мигает, переливчато звенят подвешенные для антуража стеклянные шарики, мешая сосредоточиться. Вдалеке еле различимыми шепотками слышны переговоры других участников их импровизированного похода. Остальные, в отличие от Кайли, предпочли разбиться по двое. — Ну где же ты? — Кайли сжимает бластер вспотевшими от волнения пальцами. А потом она слышит, как что-то громоздкое и скользкое ползет по потолку. Где-то совсем-совсем рядом. Кайли резко оборачивается, чтобы столкнуться с ним лицом к лицу. Чуть свесившись вниз, огибая зеркальную стену, на охотницу лыбится большая черно-белая змеюка с получеловеческим лицом. Смотрит, не моргая. Щерится, скалится, из пасти вываливается розово-фиолетовый раздвоенный язык. Кончик хвоста змеюки нетерпеливо бьет по полу. Кайли поджимает тонкие губы. Ей бы выстрелить прямо сейчас, послушать музыку из череды оглушающих воплей, завести руку за спину, добавить к вакханалии резких звуков щелчок открывающейся ловушки, и удовлетворенно наблюдать, как силуэт обрученного с ее болью врага тает в свете затягивающей воронки. Нужно всего ничего, но она опускает свое оружие и медлит, провожая глазами каждое движение змеюки. Ну, здравствуй, несостоявшийся муженек, да? Сначала ей кажется, что он ее не узнает. Еще бы, столько годов утекло. Но змеюка тоже не торопится с атакой, кружа вокруг Кайли — черт, применимо ли к ней сейчас это имя? — и щелкая зубами. — Ли-и-идсссс, — после некоторой паузы довольно шипит полтергейст, держась на расстоянии. — Ссссегодня твоя удача тебе ссовссем не поможет. Ссслучайностей не предвидитсся. Ее удача? Случайности? Лидия... нет, Кайли… нет, все же Лидия отступает от змеи, потрясенно прижимая свободную ладонь ко рту. Маски сброшены. Змея наклоняет голову чуть вбок, любуясь колечком на ее безымянном пальце. — Это был ты? Почему? Зачем? Какого черта ты защищал меня эти годы?! — она вскидывает бластер, беря змею на прицел. Битлджус не перестает скалиться. — Копил… ссилы. Только я… — он медленно перемещается вдоль зеркал, а Лидия ведет оружие следом за его движениями, вынуждено топчась на месте. — Никому не позволю… сссвою малышшку. Только мне… можно… нужно убить. Больше никому нельззссся. — Ты больной! — от ее крика ближайшие зеркала предупреждающе звенят, стеклянные шарики наверху подхватывают резонирующую мистическую мелодию, звучащую как-то… печально? — Ссслышал, как они тебя называют, — змея постепенно уменьшается, охотница сжимает бластер так, что кончики пальцев отдают неприятным покалыванием, а пластик под ними нехорошо трещит. — Ка-а-айли Гриффин, — он издевательски протягивает ее имя, змеиная кожа слезает, оголяя плоть, деформируясь под человеческую. — Мне не нравится. Я знаю тебя. Знаю твое имя. Я ви-и-ижу тебя. В мигающем свете пространство становится удушающе маленьким. — Поздравляю, — она все-таки нажимает на курок, бластер выплевывает разноцветный протоновый луч и… разбивает одно из зеркал. Он не настоящий. Где же ты, Битлджус? Кайли тяжело дышит, опуская бластер и спешно озираясь. Грохот осколков разбитого стекла бьет по ушам, сильно отвлекая внимание от затаившейся опасности. — Лидия Дитц. Это звучит непозволительно близко. Бластер выскальзывает из ослабевших пальцев, а сама она падает на колени, хотя не хочет, не должна, никак не должна этого делать. Проклятый Битлджус больше не тот балагур со всего лишь задатками больших сил. Сколько детей накормило его страхами за эти годы? У скольких монстров он учился другим вещам? Сколько сил было забрано, собранно, выменяно, украдено его сущностью за эти долгие годы? Теперь знание ее имени может дать ему гораздо больше, чем пресловутую несостоявшуюся свадьбу. Полный контроль и тотальное развоплощение ее души, так? Но разве не за этим она сюда шла, подозревая нечто подобное? Разве не потому чувствовала облегчение от скорой развязки? И… разве она не скучала по единственному призраку, встречи с которым ждала и боялась так долго сквозь свои мимолетные размышления, страшные сны, обрывки-напоминания былого? — Ты… ты… — Лидия хочет вскочить, но не может. — Битлджус! Битлджус! Битлджус! — Оу-оу-оу, — он, уже полностью в своем привычном облике, приседает перед ней на одно колено и грозит ей указательным пальцем, поднимая бластер и развеивая его причудливыми струйками неоновых звездочек. — Тс-с-с, детка. Тебе не нравится мой новый устрашающий образ? — Битлджус наигранно обижено надувается, превращаясь в полосатый шарик и легко возвращаясь к своей привычной манере общения. — Напугать тебя всегда было сложнее, чем остальных. Но с именем, прости уж, фишка больше не работает. Это нынче не действует. И ты — ты тоже больше не действуешь. Сейчас действую я. Приветик. Не поцелуешь дядюшку Биджея после долгой разлуки? Он тянется к Лидии. — Кайли! — одеревеневшая Лидия не может повернуть головы, когда слышит встревоженный возглас Эдуардо. Перед глазами охотницы проносится еще один режущий глаза луч, и Битлджус, отступая от нее, воет, кружась на месте одержимым волчком. Наваждение спадает. Чары больше не властны над ее движениями. Лидия вздыхает полной грудью, дерзко вскидывая голову и нехорошо щуря глаза. — Кайли! Ловушка! Лидия заводит руку себе за спину. — Так-так-так, — произносит чужой голос. Обоих охотников сбивает с ног мощным выбросом потусторонней активности. Эдуардо впечатывается головой в стену и, похоже, теряет сознание. Его протонная пушка отлетает в сторону, взметнув тусклые искры, гаснет. Битлджус неодобрительно щелкает языком, взлетая в воздух. Еще два зеркала разлетаются вдребезги, в зияющем проломе — клубы густой пыли. Вперед выступает вторая тварь. Равк. Тут становится совсем неуютно. — Значит, Лидия? — Равк плотоядно облизывает изуродованные, несоразмерно большие губы. — Мне выпадает редкая честь не только отведать свежего мясца, но и поглотить кой-какой несоразмерной призрачной энергии. Чудесно. Губы Равка растягиваются в неестественно широкую улыбку: — Лидия Дитц. О, да сколько можно быть марионеткой в руках кукловодов?! Лидию поднимает с пола и на негнущихся ногах несет навстречу прожорливой смерти. Но вот что странно, за спиной она слышит вопли Битлджуса. И торжества в этих криках не наблюдается, как и неуместной ревности, что ею владеет другой. Это вопли боли, недоумения, отчаяния и… страха? Мир перед глазами у Лидии вертится со страшной скоростью, голову раскалывает от звона в ушах и поиска недостающих ответов в калейдоскопе власти имен. Что происходит? Что-что-что…Потому что если тебя связывают семейные узы с теми, кто знает, то ненасытные демоны потустороннего мира, привлекаемые звуками истинного имени, заберут с собой не только его обладателя, но и его семью, если вам не повезёт находиться друг от друга в непосредственной близости.
О-о-о! Кто бы знал, что магия имен посчитает ее помолвку с призраком семейными узами? А если Равк сумеет поглотить и Битлджуса… Лидия пытается сопротивляться изо всех сил, когда до нее доходит, что поставлено на кон. При слиянии двух мощных сущностей в одну охотникам уже не победить никогда. Не надо! Пожалуйста! Лидия напрягается так сильно, что из носа у нее начинает идти кровь. Неимоверным усилием ей удается шагнуть влево, а не вперед. И, конечно же, она это делает не ради того, чтобы спасти их с Битлджусом жизни. Вот еще. На кону — жизни ее друзей! Лидия не может разогнуть шею, поэтому поворачивает одни лишь белки глаз в сторону валяющегося бластера Эдуардо. Надо удержать его. И позвать на помощь. Почему они не слышат этих воплей? Битлджус же надрывается, как белуга! Наверное, они слишком далеко. Черт, лишь бы еще четыре шага до оружия. Четыре. Долбаных. Шага! Кровь орошает пол, у Лидии ничего не выходит, она продолжает идти к Равку. «Сделай что-нибудь, Битлджус! Я всегда знала, что ты самый непредсказуемый, самый способный из всех призраков, что мне довелось встретить. Я верю в тебя». Ну нет, в этом она ни за что ему не признается. «И не надо, я все слышу, — внезапно звучит в ее голове поразительно спокойный и даже… насмешливый (что? Как?) голос призрака. — Не сопротивляйся, иначе мы оба — хуже, чем покойники. Просто иди к нему». «Спятил? Между прочим, после меня начнут жрать тебя!» «Тебе просто надо подобраться к нему, я смогу ослабить его контроль над кем-нибудь из нас, но лишь на долю секунды. Твоя задача — толкнуть его к ближайшему зеркалу. Твои, хе-хе, друзья уже рядом. Кстати! Как тебе мое актерское мастерство? Я ведь очень натурально умираю от ужаса, правда?» Так эти непрекращающиеся вопли — фарс? Вести себя таким образом при том, что ему действительно — она каким-то образом чувствует это — больно? О, ну да, она могла бы догадаться. Лидия идет вперед, но не потому, что ей хочется верить советам заклятого врага-союзника, а просто от того, что сил на сопротивление с каждой секундой остается все меньше и меньше. «Вот и побереги их». «Вон! Из моей! Головы!» «А ты стала более дерзкой со дня нашей последней личной встречи. Это заводит». «Заткни-и-ись!» Цепи контроля трещат. Лидия в ярости толкает Равка на уцелевшую зеркальную стену, почти не помня себя от гнева. Из зеркальной глади тут же высовываются две крепких руки и вцепляются в плечи удивленного монстра. Сама Лидия изумлена не меньше. Второй раз за этот насыщенный вечер она ощущает разбивающиеся магические цепи и глотает свободу. Битлджус, морщась от боли и как-то нехорошо покачиваясь после продолжительного ментального сопротивления монстру, подлетает к месту событий поближе, принимая образ шута и отвешивая поклон монстру за зеркалом: — Шля-япник! Давно не балагурили вместе! Как твоя женушка? Лидия бросает взгляд на веселящегося «жениха», потом на Равка, потом — на валяющуюся пушку Эдуардо. Что бы тут не происходило, разбираться со всеми вопросами она будет позже, а сейчас… Пора! Прижатый спиной к зеркалу, закованный в пальцы-тиски, Равк без труда отслеживает направление ее взгляда и лающе хохочет: — Я слишком долго изучал Ваши пушки, специально подставляясь под удары ранее, чтоб выработать иммунитет. Глаза Лидии расширяются. — Впрочем, моя Тень вам и сама сейчас все продемонстрирует! Вторая часть сущности Равка вытягивается из пола, Лидия кидается к оружию, хватает его и стреляет, но луч, попадая в своеобразный щит, быстро гаснет, поглощаясь непомерной тьмой. Равк смеется. Пусть у него и не выходит пока остановить наглеца, держащего его с той стороны зеркала и блокирующего Магию Имен, преимущество все равно на его стороне. — Держи их! — командует он Тени, и Тень кидается на беспомощную Лидию, которая против воли инстинктивно зажмуривается. Но столкновения не происходит. — Ата-та-та! — она открывает глаза и видит, как Битлджус встает между ней и тенью, по щелчку пальцев призывая полосатые лианы, на секунду схватывающие Тень. — Эту крошку убиваю я. Он делает паузу. — Когда-нибудь. Пожалуй, не сейчас. Тень визжит, хлестая его по ногам, и взмывает под потолок, расползаясь на тусклые чернильные лоскуты. — Это бесполезно, — с грустью произносит Лидия. — Оружие ему не навредит. Пусть часть противника деморализована, энергии от его Тени вполне хватит на то, чтоб прикончить если не Битлджуса, то ее-то точно. Немного не такого конца Лидия ожидала. Ох, не такого. Тень верещит, идя на таран с мистическими зеркалами, разрезая себя, но оставляя на темнице Равка длинные трещины. Лидия растерянно смотрит на это действие, Битлджус невозмутимо отряхивает костюмчик и поглядывает на часы. Они оба не смотрят себе за спину, и поэтому пропускают момент, когда один из отделившихся от тени лоскутков приподнимает зеркальный осколок и всаживает тот Лидии в спину. — Что… — Лидия сваливается на пол аттракциона, пачкая кровью одежду, зеркальные плитки и свои ладони, которыми полусознательно пытается дотянуться до пораженного места на теле. Кажется, она слышит Битлджуса. Тот что-то говорит ей, но слов — не разобрать. Все как в тумане. Как в немом кино с плохим изображением: перед глазами едкая дымная пелена, стекающая по щекам ядовитым чувством собственной незначимости. — Ну хватит, Лидс, — полтергейст склоняется над ней, придерживая ее голову, щелкает пальцами, каким-то чудом возвращая ее в сознание. — Не киснем! Давай, говори со мной! Трещин слишком много. Тень визжит. Еще одно зеркало рассыпается на части, и Равк тяжелой тушей подползает к ним. — Пошел прочь от нее! — слышит Кайли голос Жанин и с трудом поворачивает голову в направлении звука: появившаяся из-за поворота охотница направляет на Равка свою пушку, глаза женщины метают такие молнии, что у Лидии перехватывает дыхание. Или это все из-за того, что измученные легкие не в силах больше справляться со своей функцией? Равк меняет цель своей охоты, делая прыжок в сторону Жанин. — Глупые люди, — лицо Равка вытягивается, превращаясь в уже знакомую охотникам морду. — Сами лезете на рожон! — Жанин! Наше оружие на него не действует! — Лидия хочется это крикнуть, но получается скорее сип. Тем не менее, она слышит. И почему-то улыбается. Очень злобно и очень горько. — Ваше — нет, — она приводит свою пушку в действие, вырвавшийся луч имеет насыщенный кроваво-красный цвет, и его отражение в оставшихся зеркалах слепит всех присутствующих. — Мое — да! Равк верещит так, что Лидия и Жанин затыкают уши, Битлджус морщится, а Эдуардо приходит в себя с тихим стоном. Непонятного происхождения ветер заставляет висящие стеклянные шарики мерзко задребезжать. Становится холодно, повсюду распространяется запах паленой плоти и кладбищенской сырости. Через шум, гам, треск и вопли еле слышны крики вбегающих в коридор прочих охотников и дзинькающие звуки самособирающихся разбитых зеркал. Роланд на бегу извлекает из рюкзака запасную ловушку, но Жанин молча качает головой. Ее оружие сконструировано не для того, чтоб помещать призраков в безвременный плен. Здесь — только окончательная смерть. Равк шипит и корчится, его слуги-тени, созданные из лоскутков второй сущности, бросаются в ноги Жанин, но тут же болезненно извиваются, придавленные сотнями лапок гигантского полосатого жука. Жанин держит пушку до последнего вскрика. Медленно подходит к умирающему монстру и всаживает саму пушку между омерзительно стекающих на пол глаз. — Это тебе за Игона, сукин ты сын. Впрочем, этого Лидия уже не видит и не слышит, потому что ее тельце, ставшее таким легким, таким воздушным, уносится в глубину беспечных отражений вместе с зеркальными осколками, а до слабеющего слуха долетает робкое: «Девочки ведь должны держаться вместе, правда?» Вместо эпилога. ******** Пять лет спустя. Солнечные лучи проникают сквозь огромные окна уютной и светлой квартиры. Тихое и мерное бормотание диктора, льющееся успокаивающей волной из телевизора, почти усыпляет Жанин. Она делает глоток из маленькой чашечки, ставя ее обратно на прикроватный столик, и встает, чтобы выключить токшоу. — Мам? — в гостиную вбегает маленький светловолосый мальчонка, нетерпеливо размахивая изрисованным листочком бумаги. — Мама, смотри, что я нарисовал! Жанин тепло улыбается сынишке, бережно принимая из его рук листок и поглаживая мальчика по голове: — Ну-ка, давай посмотрим, что тут у на… Она осекается на полуслове, удивленно смотря на листок. Этого просто не может быть! Она не рассказывала сыну ничего о своей прошлой жизни. Нет, наверное, это просто какие-то мультяшные герои. — Кто это? — она переводит взгляд с рисунка на сына. — Твои ко… колле… подруги по работе, — широко улыбается ребенок. — Я чистил зубы. Они пожелали мне хорошего утра из зеркала. Сказали, чтоб я передал привет. Сказали, что вы охотились вместе. А на кого, мам? На тигров? На крокодилов? На… на обезьян, да? А это было сложно? Ребенок подпрыгивает от нетерпения в ожидании ответа. Наверное, в этот раз у него получился самый крутой рисунок, раз мама так долго молчит. Он ведь очень старался, неуклюже, но очень долго прорисовывая двух девушек, кажущихся полными противоположностями: светом и тьмой.