Я никогда не откажусь от этих слов..

Уже середина июля, а ты все продолжаешь не спать до рассвета, лёжа в маленькой комнатке, где гнездятся ещё человек двенадцать. Но твоя кровать, словно это судьба, расположена ближе к окну. Каждую ночь ты открываешь окно не смотря на протесты со стороны других детей, в комнату проникает морозный воздух, заставляя неприятно ёжиться в его объятьях и быстрее, переступая через скрипучую дощечку — её местоположение ты хорошо выучил за год, что находился тут — и быстро юркнув на кровать, которая протяжно проскрипела под твоим весом, вызывая слова недовольства у других. Ты кладёшь голову на подушку, медленно ложась на живот и скидывая с одной ноги тонкое покрывало, которое таковым назвать нельзя — простая, порванная простынь. Ты устремляешь взгляд кофейных глаз к небу, туда, где звёзды танцуют свой причудливый хоровод, но его никто не видит; лишь ты. Потому что ты, друг мой, особенный, пусть только для меня. Ты так можешь пролежать до рассвета, думая о всяком разном, задавая глупые вопросы самому себе, на которые взрослые тоже не знают ответа, ты строишь невероятные, но для тебя верные догадки на эти темы, чтобы потом, хотел бы я сказать, хвастаться другим, но ты всё до последнего будешь хранить в себе, лишь иногда заглядывая ко мне в небольшой кабинет и рассказывая всё-всё на этом свете. Казалось бы, ты такой маленький, мой милый Джерри, но такой рассудительный, прекрасно видя людей насквозь. И вот, прерывая поток твоих мыслей и заставляя быстро класть голову на подушку, в комнату заходит женщина на вид неприятной наружности в перепачканном фартуке. Тогда ты закатываешь глаза, поджимая итак тонкие губы в полоску и лениво поднимаешь свою голову со светло-светло русыми волосами, отрывая её от неудобной подушки. После привычных распоряжений от воспитателя вы все спускаетесь в столовую, а везде стоит шум и гам. Один ты молчишь и садишься дальше ото всех. Ты сел в тёмный уголок, где и так мрачный стол выглядит ещё более безобразным, а стул будто скрипит громче. Медленно набираешь в ложку что-то отдалённо напоминающее переваренные макароны, кладёшь в рот, и, судя по лицу, сразу срабатывают рвотные позывы. Вот почему ты такой худой, словно спичка. Сразу же отодвигая от себя тарелку и вставая из-за стола, медленно плететёшься к раковинам, перед этим выкидывая еду в мусорку. Ты просто кладёшь её туда одним из самых первых, есть ещё довольно интересный парень, с которым вы никогда не встречались и не встретитесь. Всё же, я никогда не отброшу свои слова, которые как-то раз сказал в одиночестве. Ты слишком красив и невинен для этого мира, мой мышонок. Ты веришь в добро и мир во всём мире, ты веришь в мечты и сказки про фей, когда они приходят к подросткам и забирают их в волшебную страну, где не знают горя и смерти. Я никогда не откажусь от этих слов, даже когда провожу пальцем по давно сухим и холодным, словно лёд, губам. А раньше они были тёплыми. Я никогда не откажусь от этих слов, даже когда смотрю в твоим глаза, где искорка давно угасла, а тот мягко кофейный оттенок потускнел, покрывшись неприятный плёнкой. А жаль. Я никогда не откажусь от этих слов, даже когда вкалываю новую дозу кайфа, чтобы снова ощутить себя живым и попасть к тебе, к моему маленькому мышонку Джерри.