***
Мидория и Катсуки стали слишком часто пересекаться в коридорах академии и общежития, случайные соприкосновения превратились в ежедневную игру, в которую играли оба, а взгляды, брошенные украдкой, стало все сложнее скрывать. Иногда Каччан чувствовал, как на него смотрит Деку: осторожно, из-под ресниц, думая, что его никто не замечает, внимательно рассматривает каждую черточку, и стоит Катсуки пошевелиться, как он вздрагивает и начинает разглядывать книгу или пялиться на доску в аудитории. В такие моменты Бакуго не мог не улыбнуться от странного чувства в груди. Раз в неделю глубоко ночью Мидория стучался к нему в комнату, держа в руках ампулу и шприц. Эти ночи Катсуки ждал с нетерпением – он мог прикоснуться к Изуку, не стесняясь, что кто-то сможет различить его настоящие чувства, увидеть, какое удовольствие ему приносит лишь одно прикосновение пальцами к нежной коже омеги и как ему хочется большего. Катсуки слишком поздно осознал свою одержимость Изуку, чтобы от нее можно было избавиться.***
В этот вечер все сразу же пошло не так. Мидория пришел на несколько дней раньше обычного. Он вломился к Бакуго в комнату, шумно закрыв за собой дверь, и дрожащими руками достал из карманов штанов уже наполненный шприц, лекарства в котором было в два раза больше обычной дозы. Тонкой невесомой дымкой запах Деку накрыл комнату альфы, скрутил крепкими нитями его разум и волю, поднимая из самых потаенных глубин сознания все тайные и непристойные желания. От осознания, что у идиота Изуку скоро начнется течка, у Катсуки пересохло во рту. - Б-быстрее, - поторопил его Деку и, настойчиво всунув ему в руки шприц, упал на кровать и стянул штаны ровно на столько, чтобы открыть крохотный кусочек белой бархатной кожи, куда должно делать инъекцию. Всего несколько секунд Бакуго раздумывал, борясь со своими желаниями, пытаясь удержать себя в руках, не поддаться похоти и ночным фантазиям, но быстро сдался и отложил лекарство в сторону. Катсуки практически упал на Изуку, закрыл его собой, придавливая к кровати, и прижал к себе сильно, крепко, обхватывая руками и ногами. Мидория дернулся и попытался вырваться, больно схватившись за предплечья Каччана в попытке оторвать их от себя. - Ч-ш-ш-ш, - выдавил из себя Бакуго и осторожно коснулся губами горячей шеи омеги. – Тихо. И Изуку замер, застыл недвижимо, каждая мышца в нем окаменела, от напряжения засверкали зеленые всполохи квирка, змеями струясь по рукам и опасно щелкая прямо перед носом Бакуго. Катсуки, как давно хотел, провел носом от выступающего позвонка у основания шеи до кромки волос на затылке Мидории, коснулся горячим дыханием мочки уха и тихо выдохнул: - Деку… Вздрогнув всем телом, Мидория развернулся к нему лицом, решительно сверкнул изумрудом глаз и поцеловал так напористо и жадно, что у альфы перехватило дыхание. Это было восхитительно, сладко, ярко до дрожи в груди, до стона из горла. Они раздевали друг друга медленно и неспешно, постоянно прерываясь на поцелуи и касания, легкие, распаляющие поглаживания. Хотелось всего и сразу: быстро и медленно, жестко и нежно, чтобы запомнить навсегда податливость чужого тела под собой и чужие руки и губы на себе. Море из чувств накрывало с головой, заливалось в легкие и перехватывало дыхание, разум окутал туман. Бакуго беспорядочно скользил руками по телу Изуку, то оглаживая плечи, то съезжая на ребра и подтянутый живот, вздрагивающий от каждого прикосновения. И везде на Мидории белыми росчерками горели шрамы, притягивающие к себе внимание, напоминающие, что он не просто омега, а наследник Всемогущего – сильный, упертый, невыносимый идиот. Решившись, Катсуки опустился вниз, раздвигая в стороны стройные ноги Изуку, и опустился ртом на полувставший член омеги. Деку издал звук, будто захлебнулся воздухом, и тут же вцепился в волосы Бакуго, закинув ногу ему на плечо. Для него это было впервые – чувствовать вокруг себя влажность чужого рта и язык, мягко скользящий по венкам, очерчивающий контуры головки. А когда к ласке добавились руки, осторожно сжимающие яички и скользящие между ягодиц, стало совершенно невозможно себя сдерживать, и Деку жалобно свел брови к переносице, вдохнул глубоко и на выдохе не сдержал в груди тихого скулежа. Каччан проник грубыми пальцами в Мидорию, осторожно задвигал ими, растягивая. Он чувствовал, как внутри омеги горячо и влажно, и от этого в паху у него все напрягалось, внутренности скручивались, а в голове мысли превратились в клубок спутанных нитей, и пьянящее, заполняющее собой все его существо удовольствие растеклось в груди. Изуку вдруг вздрогнул, выгнулся красиво и изящно, хватаясь пальцами за простыни. Не контролируя себя, он сжал коленями голову Бакуго и в беззвучном крике открыл рот. - О, да-а, - протянул Катсуки, нависая над Мидорией и стягивая с себя штаны, - вот так. Перевернись. Изуку послушно лег на живот и отклячил свою восхитительную задницу, лукаво оглянулся через плечо. Он знал, на интуитивном уровне чувствовал, как это заводит альфу, и специально провоцировал его, манил и звал каждым своим движением, гипнотизировал, подчинял себе, увлекая в безумный танец. Катсуки вошел в Мидорию одним плавным движением, вжался в него до похабного шлепка и замер, давая возможность привыкнуть и себе, и омеге. Ему показалось, будто им овладела вязкая тьма, просочившаяся во все внутренности жгучим потоком, который бушевал внутри него, дребезжа в каждом нерве, не оставляя ни внутри, ни вокруг него ничего, кроме Деку. Изуку задрожал, вытянул перед собой руки, хватаясь за изголовье кровати, и громко сглотнул вязкую слюну. - Боже мой, - тихо выдохнул он. – Господи… как же… И повел бедрами медленно и осторожно. Было совершенно не больно. Омега внутри него текла и сходила с ума от цитрусового запаха альфы, требовала не останавливаться и подталкивала его на безумные поступки. Мидория снова качнулся, съезжая с члена Бакуго, а после вновь на него насаживаясь. Наслаждение горячей иглой прошило его позвоночник. - Каччан, - позвал он, - давай же, я совсем скоро… я хочу… Катсуки хмыкнул, наклонился к его шее и провел по ней языком, делая толчок, выбивая из Деку стон. Ему самому захотелось завыть от накатывающих чувств, от ощущения тепла чужого тела и от сладкого, лучшего поцелуя в его жизни, за которым потянулся к нему Изуку. Они сразу поймали нужный ритм, задвигались слаженно, прижимаясь друг к другу, будто оказались вместе в одной постели не в первый раз - кожа к коже, деля на двоих одно дыхание, ловя чужие губы, смешивая запахи. Первым не выдержал лавины эмоций в своей груди Изуку. Он мелко задрожал, жалобно всхлипнул и кончил в руку Бакуго, утягивая его за собой. Восторг накрыл их с головой.***
Мидория проснулся за час до подъема и растолкал Катсуки. - Каччан, проснись, - просил он, обводя пальцами контуры лица альфы. – Мне все же нужно сделать укол. - Эта дрянь, - зашипел Бакуго, - может навредить тебе. Изуку закачал головой и мягко возразил: - Это необходимость. Настоящий герой не может быть омегой. Кривясь, Катсуки все же снял с иглы колпачок.