Я люблю тебя. Прощай

– Как твои женщины выдерживают тебя? Или, может, ты предпочитаешь мужчин? – не то, чтобы Филиппе в самом деле интересно – простое любопытство. – Я очень аккуратен. – Дийкстра даже не поднимает головы от бумаг. С внутренним смешком Филиппа отмечает, что о предпочтениях он умолчал. Они много работают вместе. – Как он мог оказаться таким идиотом? – недоумевает Филиппа, рассматривая тело на полу. – Любовь толкает людей на странные поступки, – отвечает Дийкстра, глядя в окно. – А тут всего лишь предательство и измена. Филиппа конечно не раз слышала, что из-за любви люди теряют голову, даже сама видела, вот как сейчас, но до сих пор не может этого понять: она никогда не испытывала ничего подобного. – Визимир выглядит довольным праздником, – выдает непонятно к чему Дийкстра. – Ему смертельно скучно, – кривит презрительно рот Филиппа. – Как и мне. – Балуешься чтением мыслей, госпожа чародейка? А впрочем тут без всякой магии можно понять, кто о чем думает. – Правда? Ну тогда поведай мне, о проницательный, что гложет графа Пьера. Дийкстра некуртуазно фыркает, одним глотком осушает кажущийся крохотным в его лапищах дорогущий фужер тонкого стекла и сообщает: – Тоже мне загадка эпохи. У графа Пьера дочь в следующем месяце выходит замуж, а ее застукали с мужчиной – и вовсе не с будущим супругом. Теперь он думает, как притушить скандал и задобрить семью жениха, чтобы не разорвали помолвку. Филиппа впечатлена. Адюльтер имел место быть прошедшей ночью, судя по мыслям графа, и не в Третогоре, а в родовом поместье, лежащем почти в дне пути от столицы. Сам граф узнал об этом уже по пути на бал, а когда успел узнать Дийкстра? Вряд ли его шпионы отличаются таким же служебным рвением, как доверенный слуга графа. Дийкстра хмыкает. Филиппа обращает свою магию на него, чтобы узнать ответ, и натыкается на стену. Глухо, тихо, непреодолимо. Возможно, если приложить силы, потратить время, она проломит преграду, но сейчас это лишнее. Филиппа отступает и смотрит на Дийкстру по-новому. Она заинтригована, по-настоящему заинтригована. – Все просто, – улыбается он, и эта улыбка преображает его некрасивое лицо, завораживает. – Союз графа Пьера и семьи Меттинов нежелателен для короны, и теперь один из моих ребят получит премию за отлично выполненную работу. Они много работают вместе, и Филиппа не устает удивляться тому, насколько умен, проницателен, предусмотрителен Дийкстра. От наблюдений она переходит к аккуратным проверкам, от аккуратных проверок – к прямым ловушкам и подставам. У Дийкстры звериное чутье – без всякой магии он каждый раз находит верный выход на одной интуиции и голом расчете. Порой она задумывается, насколько ужасен был бы Дийкстра, обладай он еще и чародейской силой. – Я прошел все твои тесты? – однажды спрашивает он, и Филиппе на миг становится страшно. – Не понимаю, о чем ты. – Ну-ну. Больше она не испытывает его. Вместо этого они наконец начинают работать не просто вместе – сообща. Филиппа уже не удивляется, она не устает восхищаться Дийкстрой. Когда Филиппа понимает, что влюблена, это не становится для нее сюрпризом – все к этому шло, говорит она себе. Вопрос лишь в том, что с этим делать. Она по-прежнему не испытывает желания делать глупости, ее разум как и раньше холоден и остер. Вот только с сердцем проблемы – постоянно ноет и тянет, и требует чего-то неясного. Хотя, если применить холодный разум, то очень даже ясно, чего именно оно требует. Не в привычках Филиппы ограничивать себя, суровое время ученичества уже давно миновало. Она наряжается, красится, расчесывается – ритуал знаком и привычен, но пальцы неприятно подрагивают, а где-то под ребрами сводит от волнения мышцы. Филиппа идет в кабинет Дийкстры, высоко подняв голову, как на бой. Она так и не узнала, что он думает, и потому может только гадать, что ее ждет. Она глубоко вздыхает и приказывает себе успокоиться. Ни один мужчина не устоит перед чародейкой. Дийкстра ведет себя, как обычно. Ровно две минуты, после чего замолкает и подозрительно смотрит на Филиппу. Она ничего не говорит, подходит вплотную, кладет руки ему на плечи. Вот я и узнаю, как его выдерживают женщины, думает она. Или нет, если он все же предпочитает мужчин. От собственных глупых мыслей хочется смеяться, и она позволяет себе улыбку. Дийкстра все еще молчит, и ей приходится пощекотать ему шею пальцами. Филиппа поцеловала бы его, но ей не дотянуться – она и так стоит перед ним, задрав голову и руки. – Ну же, Сигизмунд, – она впервые называет его по имени. – Сделай что-нибудь, эта неопределенность мучительна. – Не желает ли госпожа чародейка пройти в спальню? – слегка деревянным голосом спрашивает он, так впрочем и не пошевелясь. – Желает, даже очень. Он распахивает перед ней дверь, не ту, через которую она пришла, и Филиппа попадает в небольшую комнату с узкой кроватью, потемневшим от времени шкафом и пустым столом, на котором сиротливо притулилась свеча в подсвечнике. В этой комнате даже нет стула, куда я положу платье, успевает озадачиться Филиппа, как две огромные ладони почти невесомо ложатся ей на талию, и думать становится невозможно. Это похоже на безумие. Филиппа привыкла контролировать все, даже секс. Но дело то ли в Дийкстре, то ли в ее влюбленности, а удерживать сосредоточение, размышлять о том, что сделать дальше, да даже понять, что она чувствует, у нее совершенно не выходит. Филиппу настолько переполняет ощущение невероятности происходящего, что она откидывает всякие попытки анализировать вместе с остатками самообладания. В руках Дийкстры она парит и плавится одновременно. Громкие гортанные стоны, всю жизнь казавшиеся ей вульгарными и пошлыми, помимо воли рвутся из ее груди. Каждый поцелуй, каждое прикосновение Дийкстры горят на ее коже огненными цветками. Она тянет на себя его пугающе огромное, необъятное, такое естественно неидеальное тело, жаждая ощутить его вес, оказаться распластанной под ним. Но он, как и говорил когда-то, очень аккуратен, умопомрачительно нежен и к тому же весьма озабочен ее удовольствием. Филиппе хочется неистовой страсти, но Дийкстра дарит ей медленную, томительную ласку. Она вонзает свои ногти ему в плечо, требуя большего, и слышит горячечный шепот: – Филь, милая Филь, прошу тебя, не торопись. Я не знаю, повторится ли это когда-нибудь вновь. Позволь мне насладиться тобой подольше. Прошу, не спеши. Она не верит своим ушам, смеется в голос, когда понимает, что они натворили. – О, Сиги, какие же мы глупцы. Она позволяет ему сделать все, что он хотел, и даже в порыве чувств расцарапывает ему спину – глупость и пошлость, но опоминается она, только когда Дийкстра располосован словно он диковинная лошадь из Заррикании. Однако он все равно остается невероятно нежным и очень аккуратным. Филиппа решает, что в следующий раз обязательно проверит, насколько далеко простирается его самоконтроль.

***

Отдавать приказ об устранении Дийкстры невероятно трудно. Она так и не научилась терять голову от любви и сейчас даже немного жалеет об этом. Но то, что должно быть сделано, будет сделано. Если бы еще так не болело сердце. Филиппа закрывает глаза, чтобы запереть непрошенные слезы, не дать им пролиться. “Прощай, Сиги. Я люблю тебя”.