***
К вечеру Ваня и вправду совершенно оправился, и Сестры решили, что пора. Они усадили Ивана на кровать и с напором, напугавшим Брагинского, обступили его. За окном красным пожаром полыхала заря, и море шумящей листвы сверкало от падающих лучей и могуче вздымалось, точно предвещало бурю. Настоятельница разговаривала с какой-то торговкой у ворот. Джулия загадочно кивнула Ольге, и та, доверительно улыбаясь, начала. Сестры затаились и слушали молча, перебрасываясь мимолетными встревоженными взглядами. — Аня… То есть… я должна сказать: Ваня. Потому что именно так и следовало нам называть тебя с самого начала, но так вышло, что… Брагинский спокойно улыбался, сложив на коленях руки. Оля начинала переживать, доходят ли до него ее слова: он выглядел очень задумчивым и рассеянным. — Нета… ты слушаешь меня? — с досадой спросила Ольга. — Да, да. Но мне нравится и то имя, которым вы назвали меня. Сестры шумно вздохнули. — Я не то имела в виду. А то, что ты… Ты же, наверное, замечала, как сильно ты отличаешься от нас… от девушек? Иван покачал головой. — Я тоже девушка. Наташа в бессилии заслонила руками лицо. — Вот об этом и идет речь… я хочу сказать, что ты… только не пугайся и не переживай… конечно, тебе никогда не быть с князем, хотя он очень хороший и знатный человек… — Что ты такое говоришь?! Что значит: мне не быть с ним?! — Нижняя губа у Вани дрогнула. — Когда он нес меня на руках, я не сказала ему… я хотела сказать, но забыла! Что же это такое?! — Брагинский вскочил с кровати и отчаянным жестом схватился за голову. — Нет! Сядь! Послушай! — испугалась Ольга. Джулия нахмурилась. Мэй с интересом уставилась на Ваню. Но внезапно — за окном раздался грохот и стук. Послышался конский топот, и Сестры различили звуки подъезжающего экипажа. Они бросились к окну и увидели, что к воротам монастыря подкатила изящная, высокая, белая карета, запряженная четверкой лошадей. Человек, сидящий в ней, поманил рукой Настоятельницу. Торговка ошарашенно пялила глаза на экипаж. Настоятельница подошла и вдруг — отпрянув от ужаса, упала на колени и склонила голову. Торговка тоже опустилась на колени. — Что это значит?.. — прошептала Сестра-смуглянка. Брагинский тоже подошел к окну. — Кто приехал? — проговорил он с любопытством. Наташа первая догадалась. — Это принц! Его Высочество! — воскликнула она. Настоятельница вдруг, спотыкаясь и оправляясь, вскочила и поспешила к башне девушек. Сестры стояли как громом пораженные этим неожиданным известием. Они не могли вымолвить ни слова от переполнявших их эмоций. Наконец в дверь грозящей бурей ворвалась трясущаяся от волнения и страха Настоятельница. — Его Высочество изволит… звать Сестер и выбирать себе… невесту! — задыхаясь, выпалила она; морщины и подбородок ее прыгали от ужаса. — Скорее! Скорее! Сестры всполошились, стали бегать по комнате, переговариваться, причесываться и прихорашиваться. Один Брагинский только устало разводил руками, с улыбкой разглядывая воцарившуюся суматоху и хаос. — А ты что стоишь?! Приведи себя в порядок! Его Высочество велел привести всех Сестер! — Настоятельница грозно застучала на него тростью. Иван вздрогнул. — Но я не хочу… — заикнулся было он, но Настоятельница рассвирепела до такой степени, что опять едва не накинулась на Брагинского с кулаками; она к тому же не могла забыть ему истории с ночными похождениями, и, хотя была успокоена всеобщим убеждением, что Ваня невиновен и что сама Богиня-мать пришла ему на помощь, она не собиралась ласкать его и потворствовать ему. Брагинскому пришлось умыться и переодеться. После того как все Сестры были готовы, они во главе с Настоятельницей, покорно и прелестно склонив головы, вышли из монастыря и остановились перед каретой, у ворот. Брагинский заинтересованно взглядывал украдкой на богато украшенный экипаж и поражался: он никогда не видал такой роскоши и такого великолепия. Дверцы кареты распахнулись и поддерживаемый слугой из нее вышел Гилберт Байльшмидт. Он был одет в синий строгий мундир Королевской армии и тесно перепоясан белым ремнем с серебряной пряжкой, так что весь его сильный стройный стан делался еще привлекательнее. За ним из кареты появился и Людвиг, как всегда бесстрастный и холодный. Сестры — с лицами, прикрытыми воздушными вуалями — выстроились в ряд и низко поклонились. Брагинский старался опуститься как можно ниже, чтобы не выделяться среди своих Сестер, но все было тщетно: он был так высок по сравнению с девушками, что, казалось, вовсе и не думал кланяться. Байльшмидт снисходительно приказал им выпрямиться: они повиновались и, слегка наклонив головы и потупившись, все, как одна, выставили перед собой руки, согнув их в локтях и сложив ладони пригорошнями, как будто молили о милостыни. Этот жест заставил принца улыбнуться. Настоятельница внимательно следила, чтобы все было исполнено, как заведено и со всей тщательностью. Она даже незаметно подтолкнула Брагинского, который, зажмурившись от усердия, вытянул руки чересчур далеко от груди и выглядел весьма некрасиво и смешно. Гилберт стал прохаживаться вдоль ряда Сестер и с внимательностью и любовью истинного ценителя изучать лица под вуалями. Он переходил от одной девушки к другой, и чем ближе он делался к Ивану, тем сильнее билось в Брагинском сердце, а кровь обращалась в теле в несколько раз стремительнее. Наконец Гилберт остановился перед Иваном и, протянув к нему руки, поднял вуаль с его лица. Брагинский вдруг побледнел, затем покраснел и вновь побледнел. Он весь так и трепетал под пристальным взором Байльшмидта. Принц взирал на него снизу, так как Иван был выше его почти на голову. Брагинскому показалось это и смешным, и ужасным, и стыдным одновременно — как будто он виноват, что так высок! Брагинский ссутулился настолько, насколько это было возможно, и опустил голову так низко, что у него заболела шея. Руки его, сложенные в чашу, часто и мелко вздрагивали. Вдруг он почувствовал приятную прохладную нежность на своих ладонях и прикосновение чужих горячих пальцев. Он посмотрел на свои руки. В его ладонях лежал небольшой, в росе раскрывшийся бутон белой розы. Брагинский обвел взором Сестер и Настоятельницу: те глядели на него со страхом и недоумением. И когда до Ивана дошло, что принц выбрал его, он вскрикнул и, выронив бутон, точно он был раскаленным, отпрянул от Гилберта. Настоятельница всплеснула руками и бросилась поднимать розу и запихивать ее обратно в руки Ивана, но тот упрямо отклонял ее и отворачивался. — Ты хоть понимаешь, кто перед тобой стоит?! — трясясь от бешенства, прошипела старуха. — Я никогда не буду вашей женой! — воскликнул Иван. — Она больна. Ваше Высочество, наверное, слышали, что с ней случилось сегодня. Она больна, — спешно и заискивающе оправдывалась Настоятельница, раскланиваясь перед Гилбертом. Тот сумрачно смотрел на Ваню. — И вправду — больна, — согласился он угрюмо. — Нет! Я совершенно здорова!.. — Уведите же ее наконец, — спокойно произнес Людвиг. — И остальных тоже. Завтра Анна Брагинская и две Сестры — в качестве прислуги и подруг — должны отправиться в столицу. Настоятельница, кланяясь, взяла за руки Брагинского. — Я помолвлена! — закричал в отчаянии Ваня, едва удерживаясь от рыданий. Сестры вздрогнули. Наташа и Оля кинулись на помощь Настоятельнице, которая все никак не могла управиться с сильным юношей, и стали изо всех сил толкать Ивана. — Что?! — вдруг вскинулся принц. Он рывком приблизился к Брагинскому; и так страшен и грозен показался он в эту минуту, что девушки и Настоятельница попятились, однако Брагинский не испугался. Тогда алый, как тот закат, что окроплял горизонт, огонь охватил руку Гилберта, и он занес ее над Ваней. — Скажи его имя, и я убью его! — громовым гневным голосом сказал он. Иван отпрянул и, не удержавшись на ногах, упал на землю. — Скажи же! Брагинский ничего не мог ответить, он только с животным страхом смотрел на вьющийся драконом хвост пламени у самого своего лица. Людвиг убрал руку брата. — Пойдем. До свидания, — он кивнул головой Настоятельнице, и Гилберт, цыкнув, погасил огонь. Оба наследника скрылись в карете. Экипаж тронулся, но долго еще Иван не мог прийти в себя. Осознания происходящего не было, были только страх и отчаяние. На всю ночь Брагинского заперли в молельне, потому что он бился в истерическом припадке и требовал, чтобы его пустили к Альфреду; он говорил о нем без стеснения, чем поражал Настоятельницу. Она была в ярости. Несколько раз то Наташа, то Ольга, то Джулия тайком подходили к дверям молельни и уговаривали его выслушать их, но он не отвечал. А рано утром, когда еще не поднялось солнце, оказалось, что дверь выбита, а замок сломан — Брагинский сбежал. Не зная, что хуже: то, что принц хочет взять за себя юношу, или то, что этот юноша сбежал от него из монастыря, Сестры были до того встревожены и озадачены, что не было ни минуты покоя. Настоятельница, узнав о побеге, сделалась как безумная. Однако, когда совсем рассвело, Иван сам вернулся к калитке и упал на землю. Ольга подбежала к нему и опустилась рядом с ним. Она заметила, что рука его в нескольких местах была обожжена. — Монастырь окружен каким-то странным огненным кругом, — Иван всхлипнул. — Я не смог уйти дальше ореховой рощи. Я все обошел. Выхода нет. — И он зашелся в жалобном бессильном рыдании. Он был безутешен. Вскоре после этого подкатило несколько королевских экипажей. И Иван, бледный и заплаканный, прошел мимо Гилберта, который внимательно следил за каждым его движением, и сел в карету. На вопрос же о том, кто поедет вместе с ним, Иван отвечал, что Наташа и Ольга. Брагинский в последний раз высунулся из окна и взглянул на монастырь — свой дом. Сестры плакали, провожая его и были так бледны и так несчастливы, потому что знали, что их опрометчивость может обернуться для Ивана позором и смертной казнью; на них нельзя было смотреть без слез. Они не завидовали Брагинскому. Не завидовали и Наташе с Ольгой, которые должны будут все это расхлебывать. Они махали во след своему другу и надеялись, что когда-нибудь увидятся с ним и что все обойдется. Когда Альфред подходил к монастырю, он увидел, что от него отъезжает несколько карет. Они ехали в его сторону. И в тот момент, как одна из карет поравнялась с Алом и он различил в окне испуганное лицо Ивана, Джонс обо всем догадался и, вскрикнув, схватился за голову. Но было уже поздно.Глава восьмая. Выбор.
8 августа 2019 г. в 02:23
Альфред нес на руках по городу не приходящего в сознание Ивана и пристально, со смешанным чувством удивления, ужаса и любви всматривался в его лицо. С их последней встречи минуло не так уж много времени, однако как сильно переменился Брагинский. Под впавшими глазами его залегли синеватые тени, сильная бледность выдавала неспокойствие духа и пережитый испуг, губы ало горели, искусанные и измазанные в запекшейся крови, на лбу, щеках и висках были заметны царапины и синяки. При виде Ивана у Джонса сжималось сердце, а при воспоминании о только что произошедшей сцене оно обливалось кровью. Но теперь все было хорошо, и Анна — его нежная милая Аня — была в безопасности; Джонс неустанно твердил себе, что он больше не даст ее в обиду. Альфред шел впереди необъятной процессии: огромная толпа, присутствовавшая при совершившемся чуде, следовала за чудесной Сестрой, кричала, колебалась: то и дело звучали обрывки молитв, воздевались руки к небу, а взгляды устремлялись на спину высокого князя, державшего девушку. На всех лицах — грязных и чистых, худых и полных, изможденных и выражающих довольство — читалось ликование и переполнявший всех всеобщий восторг. Радостная весть быстрокрылой птицей неслась впереди шествия и заполоняла разговоры, мысли и чувства. Перед Алом почтительно расступались и кланялись, но кланялись не его княжескому титулу и богатству, а тому, что он держал в руках. Из низеньких каменных — серых и белых — домов выбегали поглядеть на чудесную Сестру подростки и женщины с завернутыми младенцами на руках, из всех распахнутых настежь окон высовывались лица любопытных, которые громко переговаривались друг с другом и с прохожими, выясняя причину всеобщего оживления и ликования.
Мужчины при приближении Альфреда стягивали шапки и шляпы и встряхивали головами, женщины перегибались в станах, прикладывая руки к груди, дети, толком не осознающие ни себя, ни окружающего: иные старались подражать взрослым, другие — просто весело носились сквозь толпу, подбегая к Джонсу и дотрагиваясь своими маленькими пальчиками до рясы Брагинского. Альфред в недоумении озирался вокруг: те же люди, которые так жестоко и равнодушно приговорили к смерти Сестру, теперь трепетали перед ней, клали поклоны и, вглядываясь в ее лицо, замечали в нем что-то такое, чего не видел даже сам Альфред, любивший и знавший Ваню. И, судя по тому, как преображались и хорошели лица и глаза всех этих злых и грубых людей, они выискивали и находили в Иване тот небесный чистый свет, которого не доставало им в жизни, которого они были лишены только потому, что родились без волшебной силы. Маги позволяли себе обращаться с обыкновенными людьми, как со скотом, с грязью; и странное прекрасное спасение оклеветанной Сестры теперь как-то приободрило их, объединило и возвысило. Джонс задавался вопросом, что было такое это спасение, и на ум ему приходили слова Анны о том, что ее нашли посреди заснеженной степи и что она ничего не помнит о своем прошлом.
Действительно ли «чудо» произошло по воле высших сил или тут кроется что-то другое?
Торжествующие крики, песни и молитвы становились все громче и громче, и вот — Ал заметил, что ресницы Ивана мелко-мелко задрожали. Брагинский медленно открыл глаза. Джонс затаил дыхание. Никто из шедших рядом, казалось, не заметил пробуждения Сестры. Брагинский как-то странно и непонятливо поводил мерцающим взором кругом себя, потом глаза его остановились на Джонсе, и Ваня вдруг весь так и просиял и слабо, нежно улыбнулся. Альфред трепетал от внутреннего тепла, он ясно ощутил и понял, что Анна любит его, как прежде, — именно это выражали ее взгляд и ее улыбка. Джонс почти не чувствовал тяжести чужого тела, оттягивавшего ему руки, напротив, ему казалось, что Сестра совсем легкая, почти ничего не весит; и ему счастьем представлялась мысль о том, что он с гордостью и торжеством проносит такое сокровище через весь город.
— Ал, — прошептал Иван, высвобождая руку из-под запутавшегося длинного рукава и протягивая ее к лицу Джонса; Ал вспыхнул и расцвел в ответной улыбке.
— А вы с Сестрой, оказывается, близкие друзья! Не ожидал!
Альфред вздрогнул от резкого, неприятного голоса и угрожающе покосился на шедшего по правую от него руку человека. Из-под синего, с серебряной каймой капюшона на него сверкнул неистово-алым взгляд Гилберта. Кровь мгновенно отхлынула от лица Джонса, он поджал губы, отстраняя щеку от слепо ищущей, ласковой ладони Брагинского. Байльшмидт неприязненно усмехнулся и бросил спешный, жадный взгляд на Анну, но Ал заслонил ее своим телом, чуть отвернувшись от принца.
— Что вы здесь делаете, Ваше Высочество? — спросил Джонс. — Это опасно. С вами нет стражи?
— На что она мне?! — надменно ухмыляясь воскликнул Гилберт; он заметил, что Альфред силится и не может быть почтительным со своим господином.
А Джонсу не понравился взор, брошенный принцем на Аню. В Альфреде зародилось злое, темное чувство по отношению к принцу, а, когда их с Гилбертом взгляды столкнулись, оно заполыхало с необычайной яростью и живостью. Губы Байльшмидта кривились от отвращения к Джонсу, а из-под белых, как бы припорошенных снегом, ресниц смотрели глаза жестокого, властного и ревнующего деспота. Понял ли Ал до конца чувство принца к Анне, понял ли свое собственное к своему господину — навряд ли. Но враждебность лукавым змеем проползла между ними и, мелькнув хвостом, исчезла, оставив глубокую борозду.
— Альфред, я так рада, что ты пришел, — вдруг слабым, пресекающимся и тонущим в шуме толпы голосом сказал Иван, кладя свою руку Альфреду на плечо. — Зачем ты не приходил раньше?
Джонс помрачнел. Лицо Байльшмидта выразило любопытство.
— Тише, Аня… Анна, тише, — умоляющим шепотом попросил Альфред.
— Она бредит, — проговорил, прищурившись, Гилберт.
— Да, Ваше Высочество.
— Но в бреду она зовет тебя.
Джонс помутневшими глазами взглянул на принца.
— Ал… — жалобно простонал Иван.
— Она станет моей женой, — решительно проговорил Ал.
— Посмотрим, — Гилберт усмехнулся, отступая в толпу и исчезая в ней.
Люди вокруг продолжали петь и выкрикивать молитвы. Все были оживлены и веселы. Один Ал оставался строг и задумчив.
Вскоре процессия вышла за пределы города и растянулась по необъятному простору поля. Был день, но солнце уже несмело клонилось к горизонту. Еще издали из своей высокой башенки Сестры увидели огромную толпу и высыпали на двор, навстречу ей, недоумевающие и испуганные. Когда же из темной колышущейся массы людей выступила фигура князя и Анны на его руках, они заохали, заплакали и понеслись к нему. Аня была передана на попечение своих подруг, а толпа, и без того начинавшая редеть, растаяла на глазах, и перед монастырем остался стоять один лишь Джонс. Несколько старушек — свидетельниц «чуда» — толковали о произошедшем на площади с пораженной Настоятельницей в ее спальне.
Когда Сестры увели ослабевшего Ивана в комнаты, Наталья и Ольга вернулись и приблизились к князю.
— Вы послали за доктором? — с искренней тревогой и участием спросил Альфред.
— Послали, но она уже пришла в себя, — хмуро, исподлобья изучая князя, ответила Наташа.
Ольга виновато улыбнулась.
— Когда я смогу увидеть ее? — с робкой надеждой проговорил Джонс.
— Никогда, — вдруг грубо и отрывисто сказала Наталья.
Ольга тронула сестру за руку, но Наташа раздраженно отдернулась от ее прикосновения.
— Уходите, и никогда больше не показывайтесь у ворот монастыря. Анна ведь отказала вам. Зачем вы ее мучаете? — Наташа с ледяной суровостью уперла взгляд своих серых проницательных глаз в глаза Алу, который побледнел при этих словах.
— Вы знаете?..
— Знаю. Она вас не любит. Уходите.
— Нет, я считаю иначе, — сказал Джонс.
На лицах Сестер выразилось изумление.
— Поэтому я и пришел. Я намерен еще раз предложить ей стать моей женой, — продолжал князь. — Но я боюсь за ее здоровье… Как вы думаете, когда она сможет выслушать меня?
Девушки быстро переглянулись. Ольга потихоньку пожала пальцы младшей сестры, мол, погоди, я сама все улажу.
— Приходите завтра утром. Думаю, ей будет лучше. А теперь — ступайте. Своим присутствием вы можете навлечь на нее новые неприятности.
Альфред почтительно поклонился и послушно пошел прочь.
— У нас будет время объявить Ване, что он мужчина, и тогда все будет улажено, — пояснила Ольга Наташе.
Наталья тяжело вздохнула.
— Надеюсь, он поверит нам.