Бумага не краснеет.

Белые листы, черные листы, исписанные неведомыми старинными письменами изжелта-серые. Бумага устилает пол, словно осенний ковер опавших листьев. Тонкие изгибы твоего почерка небрежно обозначают границы эпох, изящно очерчивают переломные моменты кровавых войн, мимолетными штрихами набрасывают исходы битв, о которых нет ни слова во всемирной истории. Изрезанные волшебными узорами строк клочки завораживают, притягивают, их запах — запах старой библиотеки, запах тайн и чернил — переполняет сознание, смешиваясь с витающим в воздухе сладковатым ароматом. Нежно проводишь взглядом от подбородка к кончику носа. Заметив, куда устремлен мой взор, обиженно морщишься — словно сытый рыжий кот, которому не дали наиграться с мышью. Внезапно твое лицо будто озаряется изнутри, расплывшись в хитрой полуулыбке. Связи между столетиями рвутся, ломаются хрупкие короны забытых династий — рука рассеянно проводит черту по удивленно шелестящему лиственному ковру, сгребая в кучу все эти белые пятна истории. Звонкий смех гулко отдается от разогретых стен, скомканный сгусток букв, цифр и прошлого отправляется в камин. Теплые, медово-рыжие языки пламени заботливо вылизывают комочек бумаги, переходя к следующему... Еще и еще — беззаботно смеясь ты кидаешь огню новую пищу, отправляя в небытие осколки неписанной истории. Огонь с благодарностью принимает щедрый дар, разгораясь с новой силой и согревая наши тела. Ты такой же — легкий, безмятежный, с копной светящихся огненно-рыжих волос, только греешь сильнее, не обжигая, лишь обдавая ласковым дыханием, прикасаясь теплой волной. Горько усмехаюсь, представляя себе, как завтра ты будешь нервно фыркать, расхаживая по комнате и собирая остатки рукописи. Словно промокший под дождем напыщенный котенок,.. Отбрасываю бесполезный ворох мыслей — туда же, в камин, там им место. Губы сами растягиваются в довольной улыбке: это все будет лишь завтра. Невесомым прикосновением срываю с твоих губ поцелуй, — сегодня ты только мой. Завтра, все это будет завтра. Поздравления друзей, пушистая ёлка, вечеринка в обеденном зале... А ты так и просидишь весь день на полу, разгребая ворох записей и восстанавливая утраченные. Ты можешь сжечь хоть все — им все равно не сравниться с твоей памятью, что готова вместить саму Вечность. Заметив в моих глазах болезненный отблеск безысходности, ты устало вздыхаешь. Притягивая меня к себе, проводишь кончиками пальцев по лицу, нежно прикоснувшись к губам — стираешь последние следы тяжелых мыслей. Целуешь так, как умеешь только ты — нежно, но настойчиво, легко, но неизгладимо. Тепло пробирает до костей: кажется, я, как тот белый листок, нечаянно залетел в шаловливые объятия живого огня. Твоя рука — та рука, что днем так умело выводила буквы неизвестных алфавитов — теперь осторожно крадется по моей спине, освобождая от ненужных складок одежды. Шумно выдыхаю, опасливо оглядываясь, но вокруг нас лишь безразличные кипы листов. Бумага не краснеет, и мне приходится налиться краской за нее. Моя рука жалобно приподнимается, но ты неумолим, ты движешься настойчивее, и я перестаю сопротивляться, предавшись твоему пламени. Сознание предательски ускользает, и сквозь волны жаркого дыхания до меня доносится: — С днем рождения, Аллен. С Рождеством...