Моя чужая

Вдыхаемый легкими кислород поглощается кровью, которая разносит его по всему телу, прямиком к тканям; клетки впитывают кислород, употребляют его на медленном окислении, образуя тем самым углекислый газ, который кровь захватывает и уносит в легкие, откуда он выделяется наружу. Вдох-выдох. Дышит. Наполненные кровью предсердия сокращаются; кровь поступает в желудочки сердца, после чего происходит их сокращение одновременно с расслаблением предсердий; сокращение желудочков нагнетает кровь в аорту и легочную артерию; пауза, во время которой кровь из вен попадает в предсердия и частично стекает в желудочки. Цикл повторяется раз за разом. Сердце бьется. Хатаке Какаши самому себе не может объяснить, отчего он так неконтролируемо и навязчиво, в мельчайших подробностях представляет, как протекают жизненно-важные физиологические процессы в израненном теле куноичи, которую он крепко прижимает к груди, спеша в Коноху, прямиком в госпиталь, где Ее жизнь, медленно вытекающую из вен, должны непременно спасти. Какаши не знает Ее имени, но сегодня он увидел Ее не в первый раз. Впервые они встретились несколько месяцев назад. На кладбище. Хатаке посещает пристанище мертвецов с завидной регулярностью, где подолгу рассматривает могильные плиты товарищей по команде, учителя и отца. Она наведывается в цитадель людской скорби с той же завидной регулярностью, где беседует с белоснежным, точно парное молоко, мрамором, на котором красивыми буквами выгравировано имя ее подруги, трагично погибшей на миссии в неравном бою. Покойную куноичи звали Тиэми. Она умерла незадолго до своего шестнадцатилетия. Она любила запах цветущей сакуры и лиловый цвет, а еще шиноби из клана Хьюга. Она по-детски надувала губы, изображая обиду, и имела звонкий заразительный смех. Какаши знает столь много о покойной Тиэми, которую он никогда не видел, не знал, и практически ничего о той, чья жизнь угасает в его объятьях. — Еще увидимся, — отчего-то звучит в ушах Ее голос, а перед глазами, как по щелчку, появляется Ее бледное лицо с едва заметной улыбкой на губах. Она произносила эту фразу перед каждым расставанием. И Она не врала. Они виделись. Поначалу по чистой случайности оказывались на кладбище в одно и то же время, а потом негласно решили, что днем их встречи будет суббота, на часах — без четверти часа десять. Суббота уже завтра. Она не придет. Возможно, пристанище мертвецов станет Ее новым домом. Хатаке непроизвольно морщится. Ощущения на душе весьма странные и непонятные. Какаши весьма неожиданно для самого себя боится даже думать о том, что может потерять те часы общения с Ней в сумраке ночи, которые отчего-то стали ему очень дороги и важны. Она чужая и одновременно такая родная. Также не знает о Хатаке практически ничего, но знает много об его погибших товарищах по команде, учителе, отце. Она знает, как скорбь и боль утраты изводила его, временами изводила настолько, что он готов был выть точно одинокий волк на луну. Для Какаши стало настоящим открытием то, что можно вот так просто изливать душу постороннему человеку. С Ней иначе быть не могло. Она все понимала, не жалела, но поддерживала. Хатаке не хочет потерять все это. Он не хочет потерять Ее. Какаши признается себе в этом, пусть и с трудом, когда оставляет Ее в реанимации и, уходя, слышит два роковых слова, сорвавшихся с уст одного из медиков: «состояние критическое». В коридоре Хатаке замирает на долгие несколько минут. Биение собственного сердца отдается у него глухими ударами в ушах. Прямая линия — остановка сердца? Ее сердце запнется сегодня? А затем остановится? На ватных ногах Какаши бредет к скамье, садится на нее, облокачиваясь спиной о шершавую стену, и закрывает глаза. Странно, непривычно, неожиданно. Когда Ее жизнь успела стать для него столь ценной? Когда Она успела стать для него столь важна? Она ведь никто ему, как и он ей, но отчего-то Хатаке не хочет знать, как выглядит ее бледное лицо на накрахмаленной подушке. Он хочет прийти завтра на кладбище и увидеть, как Она улыбнется ему, как всегда едва заметно, и скажет «привет», а потом они проведут несколько часов за бессмысленными и важными разговорами обо всем и ни о чем одновременно. Какаши следует покинуть госпиталь. Нельзя чтобы кто-то увидел его под дверью реанимации в ожидании вердикта медиков. Пусть даже лицо скрывает маска, которую положено носить членам АНБУ, и никто не увидит гримасу тревоги, что затмила лицо Хатаке. Ему нельзя быть здесь. Как бы ни хотелось. Какаши резко поднимается на ноги и исчезает, оставляя коридоры больницы совершенно пустыми. Он наивно надеется найти что-то смутно похожее на спокойствие в четырех стенах своей квартиры, под теплыми струями воды в душевой. Так получалось всегда, но не сегодня. Совершенно неконтролируемо Хатаке представляет, как суетятся медики вокруг Ее израненного тела, а Она дышит едва заметно, и сердцебиение у Нее слабое. Кровопотеря велика. Какаши чувствовал тепло и липкость Ее крови на своих руках. Ее плоть пробили насквозь катаной. Это произошло на глазах Хатаке. Он опоздал на какие-то несчастные несколько секунд, которые могут стоить Ей жизни. Он опоздал. Какаши не находит покоя в излюбленных стенах своей квартиры. Он бродит по Конохе всю оставшуюся ночь, а рассвет встречает на кладбище. Он не хочет видеть здесь могильной плиты с Ее именем, которого он не знает. Он не хочет больше видеть Ее здесь. Им следует сменить место встреч. Определенно, следует. Утром Хатаке направляется в Резиденцию Хокаге, где слушает Третьего абсолютно невнимательно и без особого интереса, что недопустимо и совершенно нехарактерно для Какаши. Неизвестность изматывает. — ... Маори чудом удалось спасти, — доносится до Хатаке голос Третьего. Щелчок. Какаши с усилием воли не переспрашивает у Хокаге, что тот только что сказал и кого именно он имел в виду. Ее?! Логично предположить, что да. Хатаке не имеет знакомых куноичи с таким именем, поэтому ему незачем рассказывать о неизвестной ему девушке, но Третий рассказывает о ней, вероятно, потому что Какаши имеет к ней либо к ее спасению непосредственное отношение. Ведь так? — Пощекотала же она медикам нервы, — вздыхает Третий, а затем осуждающе качает головой, смотря куда-то в пустоту. — Никакого инстинкта самосохранения, ни у нее, ни у близнецов — всегда лезут на рожон. Третий имел в виду Ее. Однозначно. Вчера ночью команда Хатаке пришла на выручку шиноби из своей деревни. Их было трое. Девушка и два парня-близнеца. Они вступили в заведомо неравный бой с противниками, которые превосходили их по численности, и поплатились за это собственной кровью. Какаши чувствует, как на него обрушивается волна облегчения. Он рад, как никогда прежде, что его лицо скрывает маска, и Хокаге не видит на нем, пусть и секундную, гримасу счастья. Дышит. Сердце бьется. Сегодня суббота. Им пора сменить место встреч. Пусть больничная палата не лучший вариант, но пока и он подойдет, а потом они придумают что-нибудь. Вместе. За доли секунды, снова весьма странно, Хатаке решает, что все-таки увидит Ее сегодня. Через край неожиданно он решает, что пора перестать сторониться людей и привязанности к ним. Пришло время впустить кого-то в свою жизнь. Какаши хочет впустить в свою жизнь Ее — Маори. Она — хороший друг.