Easy action

― Ты точно уверен, что тебе нужно именно это? Марк даже не вспомнил бы, в который раз Микки задавал этот вопрос. Это уже становилось забавным. Однако он был не из тех, кто отказывается от своих планов: если Марку в голову приходила идея, то какой бы сумасшедшей она ни была, он никогда от неё не отрекался. Он мог часами сидеть над одной, пусть даже совсем простенькой, песней, доводя её до совершенства и порой кардинально меняя и мелодию, и слова. Теперь же его намерения были также связаны с музыкой, правда, весьма нестандартным образом. ― Абсолютно, ― с невозмутимой интонацией подтвердил Марк, едва заметно улыбнувшись. Микки резко поднялся со своего места, порывисто вздыхая. Он заметно волновался. При всей искушённости его в утехах с многочисленными группи, с Марком он сохранял некую долю стеснительности, что немало забавляло и ― чего уж там ― заводило. Гримёрки, студии, отели, недвусмысленные выкрики в песнях ― всё это стало уже привычным, но тем интереснее было провоцировать коллегу. Словно бы ненароком скользнуть рукой по бедру при большом скоплении людей, чуть слышно зашептать на ухо самые непристойные вещи, и вот наконец ― предложить использование музыкальных инструментов не по назначению. Ну не придумало человечество ничего соблазнительнее этих расширенных глаз и этого румянца на щеках. Вероятно, поэтому Марк и рискнул вовлечь в осуществление своей очередной сексуальной фантазии именно его, а не фанатку из числа тех, кто коллекционирует связи с рок-звёздами, как марки или монеты, или же какого-нибудь охочего до приключений мальчишку из клуба. Однако сейчас Марк был вовсе не так уверен в удаче своего предприятия. Одна его часть по какой-то непонятной причине была убеждена, что Микки в лучшем случае покрутит пальцем у виска и пошлёт его с этими фетишами куда подальше; другая же парировала, что Микки всегда понимал и принимал его затеи, пусть порой и не сразу, так что с чего бы сегодняшнему случаю становиться исключением. Как однажды выразился сам Микки, у них с Марком был один мозг на двоих. Микки (Марк уже и забыл, что он всё это время был рядом) обхватил голову руками, словно её пронзил приступ мигрени: ― А как же… эм… боль? Риски? В душу Марка начинало потихоньку закрадываться торжество. Задаёт уточняющие вопросы ― значит, уже подсознательно готов согласиться. Он положил руку на плечо Микки и вкрадчиво произнёс: ― Я уверен, ты об этом позаботишься… Ответом на эту тонкую лесть стало столь же обеспокоенное: ― А посторонние? Что будет, если нас заметят? Марк громко ― даже нарочито громко ― рассмеялся. ― О-о… ― протянул он. ― А вот это дело предоставь мне. Марку страсть как хотелось бы узнать, что в тот момент творилось в голове Микки. Там, должно быть, происходила нешуточная внутренняя борьба, так как он оценивающе разглядывал маракасы, явно обдумывая его предложение. Микки задумчиво стукнул одним о другой и, не говоря ни слова, едва заметно кивнул, хоть вид у него по-прежнему оставался изумлённый донельзя. Согласился. Радости Марка не было предела: всё-таки судьба умеет делать приятные сюрпризы. ― Правильное решение, ― нарушил он тишину, стремясь не столько показать свою власть, сколько развеять собственное беспокойство. ― Сам понимаешь, спорить со мной бессмысленно. С этими словами они и покинули студию ― как обычно, позже всех одногруппников и технического персонала, ― словно бы возвращаясь в те времена, когда кроме них никого не существовало, когда спешить было некуда и когда шансы наткнуться на неадекватных фанатов по дороге домой были минимальны — по причине почти полного отсутствия этих самых фанатов. ― В десять у моего дома. Именно в десять, а не в пол-одиннадцатого или даже четверть-одиннадцатого, ― не без иронии уточнил Марк. Как он ни пытался скрыть победную ухмылку, уголки губ сами собой ползли вверх. Простились они за руку ― подобно самым настоящим коллегам, а то и вовсе деловым партнёрам. Однако на какую-то секунду Марк задержал ладонь Микки в своей, и ответное сильное пожатие внушило ему ещё бóльшую уверенность. Марк утвердился в своём решении сделать это именно в студии. Это ― единственное недосягаемое для журналистов место, что делало его в такой ситуации донельзя удобным, пусть и не без доли опасности в лице пары звукорежиссёров, с шести утра сидевших возле утыканного кнопками и бегунками микшерского пульта. Вероятно, такая рутина угнетала их, так что они были бы только рады, если бы Марк вдруг попросил их уйти. «Нам нужно поджемовать и вдохновиться», ― именно так он сказал бы. И скажет. Завтра.

***

Всю ночь Марк не мог уснуть, ― ворочался с боку на бок, пытаясь найти наиболее удобную позу, и всё равно каждый раз что-то мешало. В голову настойчиво лезли мысли о маракасе и его будущем местоположении. Несмотря на то, что стеснительным Марка никто бы не назвал, когда его впервые посетила эта безумная идея, он испытал лёгкое смущение пополам с испугом. Казалось бы, тот факт, что Микки принял его предложение, должен был его успокоить, но, напротив, это заставляло его ещё сильнее переживать. Марк пытался считать овец, представлять себе чёрный бархат, воображать себя качающимся на волнах ― всё без толку. В какой-то момент ему даже начало казаться, что о его планах знают все на планете, и возникающие в его фантазии непристойные картинки транслируются в мозг каждого человека. Марк даже потряс головой, будто пытаясь сбросить с себя это наваждение ― здравый смысл подсказывал ему, что это совсем уж паранойя. В конечном итоге усталость взяла своё, и он погрузился в сон ― тяжёлый, какой-то мутный и незапоминающийся, сильно отличавшийся от тех ярких грёз, которые посещали его обычно. Ясно помнил Марк только то, что всё в этом сне было окрашено в тёплые тона — разные оттенки жёлтого и бежевого. В ушах же стояла какая-то странная, почти давящая на нервы тишина. Из этого сна Марка вырвал резкий звон будильника — на этот раз его внутренние часы почему-то дали сбой. И на сей раз он был благодарен этому противному и совершенно немузыкальному звуку. Микки и в самом деле не опоздал, и на фоне этого даже резкий запах табака (очевидно, в ожидании он успел выкурить не одну сигарету) казался незначительной досадной мелочью. По дороге они почти всё время молчали. Микки явно нервничал: то сжимал руки в кулаки, то растирал ладони, и постоянно одёргивал воротник пальто. Загадочным образом его волнение отчасти передалось и Марку ― тот ежесекундно оглядывался по сторонам, давя нелепую усмешку. Когда до студии оставались буквально считаные метры, Марк замедлил шаг, стараясь оттянуть момент. Однако не прошло и минуты, как они уже очутились в холле. Дальнейшее происходило на автомате, будто без участия Марка: вот они с Микки не без доли тревоги просят ключи и в два голоса твердят, что им нужно побыть одним. Вот Марк передаёт звукорежиссёру смятую двадцатку и предлагает «пойти развеяться», надеясь, что тот не вздумает вернуться по рабочей надобности. Вот Микки запирает дверь и дёргает за ручку несколько раз… Тут Марк точно очнулся ото сна. Сна, в котором всё идёт по плану ― и в который внезапно врывается реальность, путающая все карты. В голову Марку одновременно с щелчком замка ударило осознание цели, с которой они посетили студию в свой законный выходной, и его охватило непонятное смятение. Он оглянулся на Микки, будто ища поддержки, но тот явно ощущал себя ещё более неуверенно: взгляд у него был пустой, потерянный, даже немного сонный. Марк должен был начать это сам, но кончики пальцев покалывало, а в голове трепыхались обрывки мыслей ― он не мог подобрать нужных слов. Да и могут ли быть сейчас уместными слова? Нет, есть только действия. Прикосновение к чужой ладони, сжимание её в своей собственной. Глаза смотрят в глаза, губы тянутся к губам ― с этого и стоило начать. Целовал он так, словно стремился высосать из Микки все его тревоги и сомнения и развеять собственные. Знакомая рука, привычно запутавшаяся в густых волосах ― и, казалось бы, всё как всегда… Неожиданно Микки ловко освободился из плена чужих губ и на одном дыхании выпалил: ― Где? В другой ситуации Марк не упустил бы возможности поиронизировать над многозначностью этого вопроса, но только не сейчас. Не слишком охотно отстранившись, он прошёлся по студии, подхватил лежавшие ― почему-то ― на бас-бочке маракасы и бодро ими встряхнул. Самому себе он в этот момент казался неким шаманом, отгоняющим злых духов шумовыми эффектами. Прижав маракасы друг к другу и критически осмотрев получившуюся конструкцию, Марк как бы между делом пробормотал: «Одного, думаю, хватит…» ― и вручил один вконец оторопевшему Микки с такой церемонностью, словно награждал его золотым кубком. Тот внимательно оглядел инструмент, точно видел его впервые ― вероятно, смелость покинула его так же внезапно, как и посетила. Но он, очевидно, и сам понимал, что пауза слишком затягивалась, и позволил Марку разжать пальцы, забирая маракас себе. Вновь покосившись на столь многофункциональную вещь, Микки выдохнул: ― Так… нужно помыть. Марк кивнул, отдавая инициативу в его руки ― во всех смыслах этого слова. По его задумке, необходимость действовать должна будет наконец придать Микки решимости. Пока в отдалении шумела вода, Марк напряжённо соображал, что же ему следует предпринять. Ему становилось даже смешно от мысли, что воплощение в жизнь такого, казалось бы, нелепого фетиша вызывает у него едва ли не больше тревоги, чем участие в концертах и телепередачах. Что ж, в последнем случае, если Марк был не готов, у него всегда был выход — импровизация. Наверное, это должно сработать и здесь. Марк вспомнил об отправленных восвояси звукорежиссёрах и едва удержался от ухмылки при мысли о том, что никто из них не знает о творящемся в этой студии. Обведя её взглядом, он расположился на чрезвычайно удобном, много повидавшем диване (хорошо, что у мебели нет ни глаз, ни ушей, ни ртов!). Странным образом предвкушение рождало в Марке волнение иного рода, и он почти заёрзал от нетерпения, размышляя, какую наиболее соблазнительную позу можно принять. В конце концов он почти скопировал Данаю с полотна Рембрандта — и тогда же затих шум воды. Микки зашёл в помещение тихо, почти крадучись, сжимая в руке маракас, будто младенец погремушку (боже, такие ассоциации были совсем некстати). По его лицу стекали капли воды, обычно лезущая в глаза прядь стояла дыбом ― очевидно, он не только мыл свой музыкальный инструмент, но и старательно умывался сам, ― однако выражение глаз у него было таким безумным, словно его окатили ведром воды с утра пораньше. Было в этом что-то новое и странно привлекательное, только ступал Микки медленно и неловко, подойдя ближе к Марку и вовсе начал шаркать, а потом прокашлялся, но так ничего и не сказал. Хоть Марка поначалу заводила подобная нерешительность, теперь она почти раздражала. С вызывающей ухмылкой он приподнялся на своём ложе и начал расстёгивать рубашку, вынимая каждую пуговицу из петли с некой агрессией, ― так, что, казалось, ещё немного ― и она оторвётся. Тем не менее, Марк не готов был пожертвовать своим костюмом ради зрелищности действа. По этой же причине он отказался от своей первоначальной затеи ― бросить этой самой рубашкой в Микки, смотревшего на него со смесью испуга и восхищения (не хватало ещё, чтобы она упала на пол и запачкалась). — Если ты так боишься, то нечего было соглашаться и морочить мне голову, — бросил Марк после нескольких секунд раздумий. И, ещё немного поразмыслив, добавил: — Я бы нашёл кого-нибудь менее стеснительного и более обязательного. Марк сам не знал, чего в его выпаде было больше — искренней злости или желания спровоцировать. Обычно ревность была им обоим несвойственна — по их негласной договорённости, их отношения, отношения с женщинами и развлечения с группи находились в трёх параллельных измерениях. Тем не менее, возможность недоверия со стороны Марка, очевидно, задела Микки, судя по его искривившемуся рту и раздувающимся ноздрям. Тот подошëл к дивану так быстро, что от его движений даже поднялся лëгкий ветер, и с почти напугавшей Марка стремительностью начал расстëгивать пуговицы на его брюках. Едва успела в его голове мелькнуть мысль о том, как прекрасен коллега в гневе, как Микки, уже полностью освободив его от одежды, вновь застыл, шумно выдыхая. Словно море, после бурного прилива вернувшееся к спокойному отливу. К облегчению Марка, замешательство Микки не продлилось долго — он открыл свою сумку и начал старательно рыться в ней, будто стремясь откопать там невиданные сокровища. Однако вместо них ему удалось вытащить только полотенце и баночку смазки. Марк приподнялся, чтобы Микки мог расстелить полотенце на диване, откинулся назад и подтянул колени к животу. Всё существо его пело в предвкушении — всë-таки это случится! Как вдруг Микки, деловито сдабривавший палец мазью, в очередной раз обеспокоенно спросил: «Ну ты точно уверен?». — Если бы мне платили за каждый твой вопрос подобного рода, я бы уже стал миллиардером, — усмехнулся Марк, глядя в широко раскрытые глаза Микки. — Уверен на тысячу процентов. В ответ на эту реплику Микки вперил взгляд в ту самую баночку, в которой его палец описывал уже которую по счëту дугу. Наконец, Микки отставил еë в сторону и начал медленно, фаланга за фалангой погружаться внутрь. Перед Марком встала дилемма — закрыть ли глаза и полностью отдаться ощущениям, или наблюдать за трепещущими ресницами и полураскрытыми губами, — и в итоге он решил чередовать. Тем временем к одному пальцу добавился второй, а немного погодя и третий. Микки так умело двигал ими, находя самые удачные точки, что Марк в очередной раз убедился: они прекрасны, вне зависимости от того, что делал их обладатель — играл на конгах, держал чашку чая или доставлял ему удовольствие. — Стой, — едва смог выговорить Марк. — Не забывай, для чего мы здесь. Похоже, Микки и сам словно очнулся после этих слов. Марк ощутил внезапную пустоту и услышал тихий шорох горошин, и наконец открыл глаза. Микки принялся обильно смазывать ручку героя дня — маракаса, и Марк с деланым удивлением спросил: — А почему ты думаешь, что именно этой стороной? Прочитав испуг в глазах Микки, который едва не выронил маракас из рук, Марк чуть было не зааплодировал. Именно на такую реакцию он и рассчитывал. — Шучу, — на всякий случай добавил он, и Микки с видимым облегчением выдохнул. На маракас ушла добрая половина содержимого баночки. Марк даже успел заскучать, и начал изучать давно знакомый интерьер студии: микрофонная стойка, барабанная установка, конги, несколько гитар, бубен и оставшийся в одиночестве маракас. Наконец, тщательно обмазав толстым слоем всю ручку, Микки поставил баночку на пол и неожиданно для Марка интенсивно встряхнул инструмент. В ответ на удивлëнный взгляд последнего Микки невозмутимо пожал плечами: — Это для конспирации. Мало ли, вдруг нас подслушивают — тогда будет хотя бы видимость, что мы действительно репетируем. Марк прыснул со смеху: — В таком случае я могу ещё и спеть… Хотя, боюсь, это вряд ли будет в моëм положении осуществимо. Микки сделал глубокий вздох, словно собираясь нырнуть под воду. Маракас чуть подрагивал в его руке, издавая теперь уже едва слышное шуршание. Мимолëтное желание Марка вновь возмутиться его боязливости уступило место исследовательскому любопытству — ведь его задумка заключалась не только в том, чтобы осуществить свою фантазию, но и в том, чтобы понаблюдать за поведением Микки. Но последний всë же смог в очередной раз совладать с собой. Придерживая Марка за бедро, он слегка надавил деревянной ручкой на вход и начал медленно, в совершенно черепашьем темпе, продвигаться дальше. Лицо сосредоточенно, брови нахмурены, губа закушена — как будто он решал сложную математическую задачу. В голове у Марка крутилась мысль: чёрт возьми, почему Микки считает, что он как минимум стеклянный? Впрочем, нельзя сказать, чтобы тому это не льстило. Взгляд Марка скользнул по дорожке солнечного света на полу. Он задумался о том, что, возможно, следовало бы на всякий случай зашторить окна, но, как подсказывал ему разум, вряд ли кому-нибудь взбредëт в голову лазать по карнизам третьего этажа, — и даже если такое случится, от увиденного зрелища шпион грохнется на асфальт. Тем более что очередной пройденный маракасом миллиметр заставил Марка приподнять корпус и замычать от нахлынувшего наслаждения. Микки обеспокоенно пробормотал: «тише ты», сдул упавшую на лицо прядь и принялся двигаться назад в том же темпе. Марк прислушивался к своим ощущениям. Маракас был твëрже члена Микки, но тоньше. Осознание того, насколько, как оказалось, надуманными были страхи коллеги, принесло Марку облегчение с некоторой толикой разочарования. Однако оба эти чувства затопляло искрящееся возбуждение. Марк представил их вдвоëм со стороны — его, абсолютно обнажëнного, в вызывающе однозначной позе — и Микки, полностью одетого, с наисерьëзнейшим выражением лица, — и эта картина будоражила ещё больше. Марку, к счастью, не требовалось больше возмущаться или отдавать указания. Он просто наслаждался пронизывающим тело жаром, который усиливался от ощущения длинных и изящных пальцев на его бедре. Но нет, Марку хотелось, чтобы средством достижения оргазма был только один инструмент Микки — маракас. Это было делом принципа. — Быстрее, — просьба сорвалась с его губ, казалось, сама собой. — А мы куда-то спешим? — Микки был уже в состоянии даже иронизировать. — Не спешим, но я хочу слышать его. Микки выполнил его просьбу и ускорил темп. По ощущениям Марка — на миллиметр в секунду. Однако скорость продолжала возрастать — медленно, всё тем же черепашьим шагом. Марк решил, что нужно будет обязательно пожелать Микки так же превосходно держать ритм и на сцене. Но уже потом, когда всë закончится — дыхания на осмысленные фразы у него уже не хватало. Маракас начал издавать плотный ритмичный звук, и Марк попытался подстроить своë дыхание под этот темп. Шшшк — вдох, шшшк — выдох… Гулко стучало сердце, каждое движение маракаса вызывало в теле всë новые вспышки удовольствия. Марк даже не успел отследить тот момент, когда эти вспышки слились в один большой взрыв, от которого его буквально подбросило на диване, и изо рта вырвался протяжный стон. В этот момент Марк явственно чувствовал, что даже если бы к ним в студию заявились коллеги по группе, звукорежиссёры и все фанаты вместе взятые — ему было бы на это ровным счëтом наплевать. Когда Марк пришëл в себя и был в состоянии адекватно воспринимать окружающую действительность, он взглянул на Микки. Сбившийся набок воротник рубашки, прилипшая к вспотевшему лбу многострадальная прядь, почти безумный взгляд… и по-прежнему сжимающий маракас кулак. — Можешь не держать, — Марк усмехнулся, беря Микки за руку, и добавил: — Спасибо. — Всегда пожалуйста, — Микки отвесил карикатурный поклон. — Обращайтесь. Марк вновь окинул взглядом студию, и заговорщицким тоном заметил: — А ведь в твоëм арсенале ещë много инструментов… — Прекрати меня пугать, — нервный смешок был ему ответом. Марк встал со своего ложа и обхватил Микки за плечи. — Jet tambourine… Take me for a ride on your jet tambourine… — пропел Марк недавно пришедшие ему на ум строки. Когда-нибудь они превратятся в песню — в этом он был уверен. Но сейчас ему было не до творчества. Рука Марка проследовала к выпирающей ширинке Микки, чтобы доказать, что уж пальцами он владеет точно не хуже его.