Часть 1
25 июля 2018 г. в 19:45
Дорога от фермы в Верхнем Уэзербери в тот час была почти пустынна, несмотря на скорое собрание к вечернему церковному богослужению. С концом августа подавляющая часть фермеров была занята лишь тем, как обзавестись наиболее прочным хозяйством к первым осенним заморозкам, предпочитая оставаться в своих владениях и вести дела, как можно дольше уклоняясь от иных своих повседневных повинностей. В эту пору всеобщих приготовлений только одна ферма дышала безмятежным спокойствием в окружающем её водовороте забот и хлопот, обретая наконец заслуженные мгновения благополучия — ферма Батшебы Эвердин. Казалось, словно неуловимая благодать спустилась во владения молодой хозяйки, и тому были причины — две причины на дороге в выходных костюмах, являющие собой тонкий изящный женский стан в элегантно-кокетливой шляпке и крепкую коренастую мужскую фигуру, двигающиеся вплотную друг к другу так, что даже самый зоркий глаз едва бы разглядел между ними больше пары дюймов. То были виновники безмятежного состояния фермы — сама Батшеба Эвердин и её управляющий Габриэль Оук. С того памятного утра, когда Батшеба во весь опор мчалась по этой же самой тропе, не изменяя своей излюбленной манере сидеть в седле исключительно как истинный джентльмен, чему с самого её детства противостояла сердитая укоризна тётушки-опекунши, и отчаянно вырвала у молчаливо-сдержанного Габриэля признание, которое тот не менее отчаянно пытался похоронить с момента собственного разорения — с того памятного утра Батшеба не отпускала руку Габриэля столь долго, сколь позволяли свободные от его работы минуты.
— Совсем скоро мы услышим третье оглашение. Преподобный священник торжественно и важно произнесёт наши имена и я начну следующую неделю вашей женой, Габриэль. — Батшеба блестящими глазами взглянула на Оука, — впервые после смерти сержанта Троя и ареста Болдвуда глаза юной хозяйки сияли не от слёз утраты, унижения и раскаяния, а от теплоты нерастраченной нежности.
— Да, мисс, так оно и будет. — Габриэль едва снисходительно ответил Батшебе, искоса отвечая на её увлажнённый чувством взгляд.
— Теперь вы станете полновластным хозяином фермы и сами назначите другого управляющего. Я доверяю вам не меньше, чем самой себе, Габриэль, вы столько раз мне это доказывали. Если бы ваша собственная ферма оставалась цела, она бы стала самой процветающей от Северной Шотландии до самого юга Англии. Однако не списывайте меня со счетов, Габриэль, — голос Батшебы приобрёл твёрдые самолюбивые нотки. — Пускай я без одного дня ваша жена, будьте готовы к тому, что я стану вместе с вами подниматься с первыми петухами и окажусь вашим опасным конкурентом в борьбе за разделение фермерских обязанностей!
Габриэль остановился с добродушной усмешкой, беря руки Батшебы в свои, сильные и привыкшие к любому тяжёлому труду.
— Не беспокойтесь, мисс, как добропорядочный и честный супруг я покажу вам всё, что умею сам, да буду наставлять вас так, что прервать обучения вам уже не позволю. Вы научитесь избавлять бедных объевшихся овец от коликов, орудовать ножом для охолащивания скота, взрыхливать самые глубокие борозды, мастерить табуреты для доения, нарезать мякину, класть угольные печи — словом, всё, что потребуется, и будьте покойны, я прослежу за тем, чтобы вы не пошли на попятную.
— Не пойду! — с вызовом вскинулась непокорная мисс Эвердин.
— Как бы то ни было, мисс, я должен спросить вас, согласны ли вы ещё кое на что. — Габриэль отнял одну руку от Батшебы, которая тут же исчезла в кармане. — Сделайте мне одолжение, закройте глаза.
Батшеба с нескрываемым удовольствием повиновалась, почувствовав, как её палец легко сжал миниатюрный обруч.
— К несчастью, я не настолько богат, чтобы иметь возможность подарить вам обручальное кольцо, равное венчальному, не подрывая скромных накоплений для моей будущей семьи, но я бы хотел доставить вам такую радость, которую могу нынче себе позволить.
Батшеба поднесла к глазам руку. На пальце красовалось искусно отлитое стальное кольцо, инкрустированное недрагоценным, но притягательно-чистым, как любовь дарителя, горным хрусталём. После того, как в злокозненном доме мистера Болдвуда были обнаружены огромные залежи баснословно дорогих украшений на её имя, которые ей никогда не суждено было надеть, подарок Габриэля показался Батшебе самым восхитительным во все времена.
— Спасибо, Габриэль. Вы замечательный мастер. Вы умеете всё, что только можно вообразить. И... Теперь я жду от вас, что вы покажете мне и то, как это моё чудо было создано для меня, чтобы я не уступала мужчинам в умении творить приятные сюрпризы к свадьбам и была во всеоружии, когда моя милая Лидди соберётся под венец!
— Непременно, мэм. Но посмотрите ещё. Взгляните за ободок — там что-то есть для вас.
Миссис Оук.
— Я прекрасно знаю, что подобную надпись должно содержать только венчальное кольцо, — чуть тревожно промолвил Габриэль, — однако мне бы хотелось, чтобы моё имя стало вашим, даже если это раньше, чем нужно. Я тешу себя мыслью, что уважаемый мистер Болдвуд считал вас своей, не получив вашего согласия, тогда как я держу ваше да... И боюсь потерять.
Батшеба мелодично рассмеялась — впервые за длительный срок, стараясь вычеркнуть из сиюминутной памяти упоминание о Болдвуде.
— Мне нравится моё новое имя. Нравится, Габриэль. Несмотря на то, что я эгоистична и тщеславна, самый ценный подарок из всех, что я желаю от вас получить — это ваше имя.
Габриэль поднёс к губам руку пока ещё его хозяйки, прижимая преданным поцелуем то место, где победоносно сиял символ его бесконечно терпеливой любви.
— Мисс Эвердин, вы не жалеете, что связываете свою жизнь с волею судьбы неимущим бедняком, вынужденным работать на женщину, знавшую его лучшие дни, даже если эта женщина — вся его жизнь? — вопрос сорвался сам собой.
— Я жалею, Габриэль. — ответ болью отозвался в сердце Оука. — Я жалею, что была слепа. Я жалею, что из-за моей глупости вы столько выстрадали. Я жалею, что невозможно повернуть время вспять, чтобы моя гордость не отдалила нас. Я жалею, что не замечала вас потому, что вы не умели меня боготворить. Я жалею, что недостойна вас. Я жалею, что не прислушивалась к вашим советам, которые могли бы уберечь меня от самой себя. И я жалею, что становлюсь вашей женой после того, как украла у себя и у вас то, что могло бы безраздельно принадлежать нам двоим.
— Мисс Эвердин... — Габриэль видимо старался сохранять неизменно присущее ему самообладание, однако не всецело скрывая непрошеную дрожь своих слов. — Помните, когда я принёс вам малютку ягнёнка, первый мой подарок для вас? Теперь это уже взрослая овечка, одна из самых проворных в вашей отаре и единственная живая из тех, что были моими. Могу ли я... Могу ли я надеяться, что когда вы станете моей женой, то позволите подарить вам ребёнка?
Батшеба широко улыбнулась, плутовато обвивая плечи Габриэля.
— Спросите меня. Спросите меня ещё раз — так, как спрашивали, позволю ли я вам любить меня и взять в жёны. Ну же, Габриэль, спросите меня и я дам вам ответ!
Габриэль поцеловал её — так, когда она может принадлежать лишь ему, так, что все согласия, безмолвно исторгнутые из заключённых в его оковы губ Батшебы, отныне и навсегда были для него одного.
Они продолжили путь, длиною в их жизнь.