Грань доверия III

      Шинву ясно ощущал себя на высоте, со всех сторон обтекаемый ветром. Перед его взглядом раскинулась бескрайняя небесная синева. Стоя на возвышенности, не понимая, где находится. И что он тут делает. Ветер усиливался, становясь все яростнее, а вместе с ним до него долетали голоса. Они с каждым порывом звучали все отчётливее, и, спустя мгновение, окружили его подобно яростным ветреным потокам.       «Ты сплошное разочарование, Хан Шинву…» Слова человека, которого он называл отцом, когда-то сказанные им, принесли боль, но сейчас Шинву почти не ощущает её. Она притупилась, а если их вообще не вспоминать, то не больно вовсе.       «Твоя мать зря надеялась на тебя…» Хан зажал уши руками, чтобы не слышать холодный и безэмоциональный голос этого человека. Таким он его слышал на протяжении трех лет, когда тот звонил ему.       «Ты жалкое ничтожество!» Шинву трясёт, он не хочет слышать, как голос аджосси созвучен со словами отца. Хан не хочет вспоминать холодную хищную усмешку. «Нет, нет, нет…»       «Ты мне не нужен!» Шинву сгибается под яростным порывом ветра, желая, чтобы голоса исчезли. Чтобы все это прекратилось. Он поднимается с колен, Шинву помнит, что все слова аджосси тогда были обманом.       «Вы обещали мне! Этот монстр должен был погибнуть вместе с ней!»       Давно забытое вспыхнуло в его памяти столь неожиданно, что он сорвался с огромной высоты…       Шинву резко сел на кровати и только пару минут спустя понял, что это был сон. Необычный, странный, но все же кошмар. Хан вздохнул, чувствуя неприятную дрожь по всему телу. Ощутив дуновение ветра, Шинву понял, что оставил окно открытым, отчего, видать, замерз. Он встал и поспешил закрыть раму, пытаясь успокоиться. Регис и директор Ли предупреждали его о возможных кошмарах, и Шинву был готов. Но то, что ему приснилось сейчас, не походило на воспоминания напарника аджосси. В этот раз к нему пришло то, что он с радостью бы забыл. Шинву запрятал это как можно глубоко в себя, чтобы найти силы идти дальше.       «Аджосси, мне нужен аджосси…» — мысль была настолько навязчивой, что Шинву без промедления вышел из своей комнаты. Он преодолел коридор, как можно тише спускаясь по лестнице. Случайно разбудить кого-нибудь и объяснять, что случилось, не хотелось. И только когда оказался перед дверью он понял, как это выглядит со стороны.       «Я что, ребенок, чтобы бежать к взрослым за утешением?» - Шинву отступил от двери, упираясь спиной в стену, и прикрыл глаза. Пока он гостил у директора Ли ему всегда хотелось заглянуть в комнату аджосси. Эта мысль была чистым любопытством с его стороны, и конечно вряд ли комната охранника чем-то отличалась от остальных. Шинву скорее хотелось увидеть, меняется ли поведение охранника в пределах этой комнаты. Такие мысли возникали повсеместно, но стоило отвлечься чем-нибудь, и желание любопытствовать исчезало. Эта мысль так и осталась не исполненной, даже когда они помирились.       «И вряд ли стоит думать об этом так поздно ночью, …да и кто обрадуется, что тебе помешали спать? Верно! Аджосси наверняка устал», — Шинву уже сделал пару шагов назад, ругая себя за поспешность, но тут же остановился. Снова подойдя к двери, он как можно тише повернул ручку и проскользнул в комнату, аккуратно закрывая её за собой.       Аджосси и правда спал, подложив согнутую в локте руку под голову. Тонкое одеяло чуть сбилось, открывая ему хороший вид на обнажённую грудь охранника. Шинву осторожно подошёл ближе к кровати, стараясь не спугнуть спокойный сон любимого. Выражение лица оборотня было таким безмятежным, а дыхание спокойным, что Шинву не смог удержать себя от осторожного прикосновения. Отводя с его щеки серебряную прядь волос. «Он выглядит так умиротворенно, когда спит…» — улыбнулся Шинву и в тот же момент едва сдержал себя от крика. Его запястье зажали в стальные тиски, а глаза аджосси резко открылись и ярко сверкнули в темноте уставились прямо на него. «С ума сойти!» — с трудом выдохнул Шинву, находя в себе силы выдержать такой хищный взгляд.       — Шинву? — М-21 спросонья растерялся и не понял, кто перед ним. Совершенно не понимая, как парень мог оказаться в его комнате. Его рука все еще сжимала запястье Шинву, когда до М-21 дошло, что, возможно, причиняет парню боль, он резко отпустил его руку. — Что ты тут делаешь?       Оборотень выжидающе смотрел на Хана, признаться, в такой поздний час он не ждал его. Он выглядел слегка напуганным и бледным, и, кажется, сам не знал, что ответить.       — Я, — Шинву запнулся, потирая ноющее запястье. — Простите. Мне не нужно было приходить. Я сейчас уйду, простите, что разбудил вас.       Он поднялся, направляясь к двери, но М-21 схватил его за локоть и притянул к себе, приобняв за талию. Шинву вздохнул, уткнувшись ему носом прямо в плечо. Он обхватил его руками за талию, пряча взгляд, явно не желая смотреть ему в глаза.       — Кошмары? — рискнул предположить оборотень, только это в последнее время тревожило парня.       — Да, — Шинву закрыл глаза, чувствуя, как теплые объятья аджосси согревают его. Кажется, охранник совсем не злится, что его разбудили. Ему вдруг стало очень спокойно, и пережитый кошмар отступил. «Что же тебя терзает, Шинву?» — еще немного, и М-21 задаст этот вопрос. Он не любил, когда дорогие ему люди подолгу хмурились и переживали неизвестно из-за чего. Проблем и так предостаточно, чтобы на них еще и зацикливаться.       — И ты решил найти теплую «подушку-обнимашку»? - иронично произнес М-21, чуть пощекотав за бок подростка. Шинву дернулся, но руки аджосси крепко его держали, не давая возможности соскочить с кровати.       — Надо сказать, вы лучшая подушка-обнимашка, которая у меня есть, - фыркнул Шинву, стараясь не громко смеяться, ночь все же на дворе. Ему все же удалось выскользнуть из рук аджосси. Проворно забравшись под одеяло, он повалил оборотня на подушки, устраиваясь на груди. М-21 не смог удержаться от улыбки, наблюдая за копошением, и даже не противился, когда его опрокинули на спину. Сейчас Шинву явно подражал котенку. «Жаль, ростом высок…» — М-21 хотелось рассмеяться, но он ограничился только тем, что отвесил щелбан по носу Шинву, когда тот показал лицо из-под одеяла.       — И много у тебя подушек-обнимашек, кроме меня? — приподнял бровь М-21, стараясь придать своему голосу как можно более безразличный оттенок.       — Немного, — задумался Хан, хитро смотря на оборотня. — Дома две и тут одна.       — Дурачье, — насмешливо фыркнул М-21, приподнимаясь вместе с Шинву, он сел опираясь на спинку кровати. Хан удобно устроился на плече аджосси, понимая, что его не прогонят спать в свою комнату. — Если ты и дальше будешь молчать, я начну беспокоиться.       «Весьма прозрачный намек, чтобы я рассказал все как есть…» — Шинву вздохнул, прикрыв на минуту глаза, ему пришлось снова сесть, закутываясь в тонкое одеяло, словно оно могло защитить его. Хотя, рядом с аджосси, Хан не чувствовал себя беспомощным или незащищённым. Совсем напротив, мужественный охранник внушал доверие и уверенность. Шинву пытался следовать правилу: живи настоящим, а не прошлым. Но, порой, у него не получалось отпустить обиду сразу, еще один повод, чтобы вернуться к тренировкам. И раз пока ему запрещено напрягаться физически, медитация вполне подойдет. Шинву и правда простил аджосси, поняв его мотивы, просто ему тоже нужно сказать все, как есть.       — Сказанное вами в больнице, не выходит у меня из головы, — Хан посмотрел на аджосси, который молчал, явно не желая перебивать его. — Я понял, что вы сказали это, не чтобы обидеть, и все же, не могу перестать думать о том, что в чем-то вы были правы.       — Шинву…       — Дайте мне закончить, — Хан не дал оборотню возразить. — Вы сказали, что я слабый человек, и это правда. Сравнивать человека и оборотня бессмысленно, это разные физические величины, и я не могу этого изменить. Мне, вероятно, даже не исправить своей роли «обузы», если очередной друг Рея решит меня похитить. Все, что я могу, это быть осмотрительнее и стать сильнее, насколько возможно. Я принял грубые слова правды, сказанные вами, но больше всего меня задели не они. Вы сказали, что я вам не нужен… и ваше преображение в оборотня… я не скрою того, что испугался.       М-21 не знал, что сказать, или точнее, как успокоить Шинву. Младший сидел напротив него и отстранено крутил пуговицу на своей пижаме. М-21 был уверен, что Хан его простил, иначе не позволил бы к себе прикасаться. Не стал бы так искренне и счастливо улыбаться ему, кто виновен в его страхе и сомнениях. И вряд ли рассказал бы о своих переживаниях. «Видимо, на это и правда нужно время», — М-21 и сам испытывал страх за жизнь Шинву. Причем, страшили его не враги, с которыми они могут разобраться, а собственный зверь. Он всерьез опасался своей несдержанности в отношении сидевшего напротив парня. Оборотня поразило, что Шинву не стал скрывать своего страха, и сказал все как есть. Так же М-21 почему-то показалось, что Хан высказал не все. Словно сам пытался оградиться от каких-то неприятных мыслей. М-21 понял, что молчание с его стороны слишком затянулось.       — Я поступил глупо, и сейчас это понимаю, — оборотень протянул руку, погладив пальцами щеку Шинву, заставив того поднять взгляд и посмотреть на него. — Клянусь, я больше никогда не скажу таких жестоких слов и сделаю все, чтобы ты забыл об этом страхе.       «А больше и не надо. Одного раза было более, чем достаточно…» — Шинву понимал, что аджосси говорит правду, и его клятва не пустое обещание. Хан слегка наклонил голову, по-прежнему смотря в глаза аджосси.       — Не желаю испытывать к вам страх, — он перехватил руку оборотня, сжимая её своей. — И только вы можете меня от него избавить.       — Что ты имеешь ввиду? — М-21 насторожился, когда увидел, каким упрямым взглядом смотрит на него Шинву. Что бы тот сейчас ему ни сказал, оборотень не был уверен в своем ответе.       — Я хочу увидеть вас еще раз, — твердо произнес Хан, не отводя взгляда от лица аджосси. — Пожалуйста, аджосси, покажите мне вашего зверя снова.       — Ты не понимаешь о чем просишь, — М-21 нахмурился, серьезно смотря на Шинву. — Это слишком опасно, ты…       — Вы хотите, чтобы я вас боялся? — Когда охранник покачал головой, Хан улыбнулся. Он был уверен, что поступает верно. — Нельзя любить наполовину, и я не желаю этого делать. Я доверяю вам. Только вы можете избавить меня от этого страха. Пожалуйста, аджосси…       М-21 закрыл на минуту глаза, размышляя над словами Шинву. Глубоко внутри он был согласен с его словами. Но опасения, что он может как-то навредить любимому ему человеку, не оставляли его. Впрочем, рядом комнаты Такео, Тао и Региса, если что-то пойдет не так, Шинву догадается позвать на помощь. Слух у его друзей довольно чуткий. Взлохматив пятерней волосы, М-21 все же решился.       — Хорошо, закрой глаза.       М-21 никогда не перевоплощался без особой нужды. Чаще это происходило во время боя, где он на полную использовал силу оборотня. Там, в драке с врагом, он мог без опасений отдаться сражению. Сейчас все было иначе. Он во второй раз предстает перед Шинву в зверином облике, и ему казалось, что должно случиться что-то необратимое. Но как ни странно, его внутренний зверь вел себя также покорно, как и в битве.       «Нельзя любить наполовину…» — М-21 оставалось только догадываться, откуда в Шинву столько терпения и понимания. Возможно, это часть любви, что парень испытывает к нему? М-21 был солидарен с таким выводом младшего, но ему вдруг пришло в голову, что ему следует уделять больше внимания этому невероятному парню. Решаясь показать Шинву, какой он на самом деле, М-21 испытывал странное волнение. Хотя ни перед врагами в бою, ни перед друзьями на тренировке, ничего подобного не было. Младший, широко раскрыв глаза, смотрел прямо на него, и оборотень посчитал, что не стоит разрывать этот зрительный контакт.       «Наверное, он не сумел меня рассмотреть в тот раз как следует. Да и я поспешил уйти как можно быстрее…» — подумал М-21, наблюдая за сменой эмоций на лице Хана.       Шинву едва ли мог что-то сказать, оказавшись рядом со столь обнаженной силой. Казалось, что аджосси состоит из сплошных "стальных" мышц, взгляд скользнул ниже к прессу, и Шинву сглотнул, ощущая, как мгновенно пересохло в горле и перехватило дыхание. Протянув руку, он коснулся плеча, скользя пальцами к локтю, где на коже начиналась линия шерсти. Слыша громкие удары собственного сердца в ушах, Шинву провел пальцами по жесткой шерсти, обращая внимание, что та покрывает спину, часть ног. Также четыре полоски шерсти, похожие на бакенбарды, двойными линиями пересекали щеки. Зрачок был поистине хищный, узкий, а глаза, кажется, поменяли оттенок, становясь темнее обычного. Его пальцы скользили по каменным мышцам груди, к скулам, дотрагиваясь до густой шерсти. Придвинувшись ближе, Шинву завел свои руки за спину оборотня, зарываясь пятерней в шерсть, и с нажимом провел пальчиками по позвоночнику. Раздался предупреждающий рык, но Шинву это лишь раззадорило. Улыбаясь самой невинной улыбкой, он проделал так несколько раз, прежде чем его руки схватили, прижимая к матрасу, а его самого опрокинули на спину.       — Шинву, я не железный, — М-21 навис над младшим и оскалил губы в хищной усмешке.       — Я бы поспорил, — он облизал языком пересохшие губы, прекрасно видя, что взгляд аджосси сосредоточен на его губах. Приподнявшись, Хан провел носом по шее оборотня, дотрагиваясь до его подбородка своими губами, — Вы такой твердый, что я потерял голову. И мне захотелось узнать, чувствуйте ли вы мои прикосновения…       — Провокатор, — совершенно справедливо заметил М-21, грозно рявкнув, но тут же поймал губы Шинву своими, осторожно его целуя. Проникая языком в его рот, через мгновение забывает о всякой осторожности, целуя страстно и напористо. Хватка на руках ослабла, и Шинву смог освободить их, тут же обнимая оборотня за широкие плечи. Зарываясь пальцами в волосы аджосси, Хан едва успевал дышать через нос от столь продолжительного жаркого поцелуя. Обхватив рукой Шинву за талию, М-21 приподнял его, меняя положение, усадив его на свои колени. Тот, едва слышно, застонал, когда ночная рубашка исчезла, а кончик влажного языка очертил затвердевший сосок. Запрокинув голову, Шинву снова застонал, закусив палец, чтобы сдержать голос. Оборотень перешел на шею, покрывая её поцелуями, чуть кусая кожу, под которой, в бешеном ритме, билась жилка. Крепкие руки оборотня с нажимом гладили его спину, немного царапая кожу когтями. Шинву становилось жарко с каждым новым поцелуем и прикосновением М-21. Возбуждение захватило его разум…       Но тут аджосси слишком сильно провел когтями по его груди. Шинву, от неожиданной боли, прикусил язык и болезненно вскрикнул. Из глаз брызнули слезы, прижимая руку к груди, Шинву даже не сразу понял, что аджосси уже нет на кровати. Хан сглотнул, чувствуя раздражающую боль в горле и потянулся к ночнику включая его. Разглядывая три продолговатые царапины, которые пересекали его грудь прямо по соску, Шинву понял, почему было так больно. Ранки уже начинали кровоточить, а боль никак не унималась, заставляя, морщиться.       «Проклятье…» — про себя подумал Шинву, поднимая голову, тут же найдя аджосси, который отошёл от кровати аж к окну. Он уже был в своем обычном виде, поменяв облик.       — Все хорошо, — поспешил успокоить его Хан. Царапины не были глубокими, но их следовало обработать. Кажется, аджосси подумал также, быстрым шагом направляясь в ванную. Вышел он уже с аптечкой в руках и, присев рядом на кровать, стал обрабатывать царапины. — Простите, я, наверное, слишком сильно прижался, мне совсем не больно.       — Я ведь говорил, что это плохая идея, — М-21 заклеил царапины пластырем и закрыл аптечку. Пыл слегка поубавился, о чем он мог только сожалеть. Шинву был таким отзывчивым и доверчивым, что оборотень едва не потерял голову. — Ты не виноват, не за что извиняться.       «Пожалуй, с такими экспериментами нам лучше повременить…» — вздохнул про себя М-21, он хотел встать и отнести аптечку в ванну, но рука Шинву его остановила. Тот сидел с покрасневшими лицом и шеей, с пластырем на левой груди, и все еще в возбуждённом состоянии. Оборотень видел, как синие глаза повлажнели от слез, но взгляд был мягким и затуманенным.       — Тогда и вам не в чем себя винить, — Шинву встал и, приобняв оборотня за талию, взял из его рук аптечку и поставил на тумбочку. — Но, если вы намерены отправить меня в ванную, чтобы рукоблудить, буду мстить. Безжалостно.       — Я трепещу, — М-21 усмехнулся на такую детскую угрозу, чувство вины от неосторожного прикосновения будто испарилось, а томный поцелуй, что последовал за объятьями, уничтожил едва зародившиеся сомнения. Шинву крепко прижимался к нему, отзывчиво отвечая на поцелуй. М-21 крепко прижал к себе податливого Шинву, легко толкнув его обратно на кровать. Ладонью по плечам и груди, пальцами подцепил резинку брюк и стянул их с младшего. Покрывая короткими поцелуями шею возлюбленного, он накрывает ладонью возбужденный член, но Шинву, схватив его за запястье, уверенно останавливает аджосси, глядя ему в глаза.       — Не так…       В ответ на вопросительный взгляд оборотня, Хан повторил его движения, освобождая его собственный член из брюк, слегка их стягивая. М-21 пробила приятная дрожь, когда Шинву коснулся его, не сумев сдержать полустон, когда младший прижался всем телом к нему, соединив их члены вместе, сжав одной ладонью.       — Шинву… — шумно выдохнул М-21, прикусывая гладкую кожу на шее, а затем втягивая её в рот. Оборотень зажмурился от нарастающего наслаждения, притягивая лицо Шинву к себе, страстно целуя, их дыхание смешалось, опаляя обоих возбужденным жаром. Бедра двигались в такт нарастающим движениям рук Шинву. Чем быстрее они двигались, тем сильнее становилось чувство приближающегося оргазма…        Через несколько минут обоих пронзила судорога удовольствия. Шинву, заглушая собственный громкий стон, с силой прикусил кожу на плече аджосси. Чувствуя, как волны удовольствия буквально обволакивают все его тело, Хан тяжело дышал, пытаясь восстановить дыхание. М-21 крепко сжал зубы, сдерживая собственный крик, ощущая укус Шинву, он понял, что кончил прямо в его ладонь. В глазах темнело от пережитого оргазма, а сердце, барабаном, стучало в ушах.       — А вы совсем не страшный, — хрипло произнес Шинву. Он поднял голову, наблюдая, как след от его укуса исчезает с плеча аджосси.       «Просто у кого-то отсутствует инстинкт самосохранения…» — лениво подумал М-21, чмокнув Хана в уголок припухших губ. Шинву улыбнулся и чмокнул его в ответ в кончик носа. Наверно, следовало сказать, что он может быть опасен для Хана, припомнить о недавно полученных царапинах. Будь они неладны! Но тут же отмел эту мысль. М-21 сел на кровати и, встав с нее, отправился в ванную комнату. Шинву молча наблюдал за передвижениями аджосси, двигаться не хотелось от слова совсем, клонило в сон. Охранник вышел с влажным полотенцем в руках и протянул его лежащему парню. Хан тоже сел и, взяв полотенце, стал приводить себя в порядок. Когда аджосси унес полотенце и ранее использованную аптечку, Шинву сумел натянуть на себя рубашку, а вот брюки отлетели довольно далеко от кровати. М-21 подобрал пижамные брюки Хана и протянул их смущённому парнишке. Оборотень внимательно следил за тем, как младший одевается, сам он натянул брюки в ванной, когда привел себя в порядок. Хан закончил и, подняв голову, улыбнулся оборотню. Дотронувшись до его руки, он собрался с мыслями и произнес:       — Мне совсем не было страшно, когда я вас увидел, — Шинву порой очень жалел, что по лицу аджосси сложно понять его эмоции. Но в тоже время, ему нравилось суровое и бесстрастное лицо. — Вы выглядели потрясающе и очень сексуально. И я не буду против, если вы покажитесь мне в этом облике как-нибудь еще.       М-21 на секунду потерял дар речи, услышав от младшего такие комплименты, он протянул руку привлекая Шинву к себе, крепко обняв. Он почувствовал себя параноиком, который в каждом поступке школьника чует подвох. В данным момент, он чувствовал себя легко и счастливо от таких простых, на первый взгляд, слов.       — Можно мне остаться до утра? — тихо спросил Шинву, уютное тепло окутало его, и не хотелось покидать объятий аджосси.       — Ложись, — оборотень действительно не находил нужных слов, чтобы ответить на искренние слова младшего. Но Шинву, кажется, это не смутило, он обрадовался и, чмокнув его в щеку, устроился на соседней подушке. М-21 потушил свет и лег рядом, слушая как дыхание возлюбленного становится тихим и спокойным. Под умеренное дыхание младшего, оборотень уснул следом. До рассвета их ничто не беспокоило.

***

      Франкенштейн не был против возвращения Шинву к занятиям, он был даже доволен, что ученик сам выразил желание вернуться к учебе. Пусть парень и создавал впечатление бездельника и даже ленивого человека, Франкенштейн догадывался, что сие всего лишь маска, которая стала обычной манерой поведения. Правда, для чего, ученого интересовало мало. На деле, Шинву умел верно просчитать ситуацию и, конечно, делать определённые выводы. Он много не понимал, но само желание разобраться, а не смириться с проблемой, очень нравилось самому Франкенштейну. Ученому также нравились верность, честность и стремление Шинву принимать все как есть, не строя каких-либо иллюзий. Хотя это и поражало, в возрасте парня более присуща импульсивность, чем рассудительность.       «Откуда что берется…» - вздохнул ученый, составляя в электронном ежедневнике свое рабочее расписание. Когда вопрос со школой был решен, Шинву спросил, может ли он вернуться домой. И тут Франкенштейн, признаться, забеспокоился, он, к своему удивлению, совсем не подумал, что ребенок захочет так быстро вернуться домой.       «Вредно тянуть на себе все и сразу, забываешь о какой-нибудь мелочи». - Ученый попросил Шинву подождать несколько дней, пока они установят у квартиры ученика камеру и несколько датчиков слежения в самой квартире. Шинву тогда ворчливо уточнил, что прослушивающих жучков ему квартире не надо, а то он перестанет стесняться. Но, тем не менее, отдал Тао свой телефон на растерзание, чтобы тот установил в него нужную программу. Приняв все предосторожности, через два дня Шинву вернулся в свою квартиру. Наблюдение за домом решили не снимать, Франкенштейн не сомневался в силах М-21, просто не стал исключать большего количества врагов.       Никто не сомневался, что затишье будет недолгим. В любой день может нагрянуть очередной враг из СОЮЗ-а, и им придется вступить с ними в бой. Поэтому Франкенштейн пытался уместить в недельное расписание наиболее важные встречи. Раньше, ученый только бы порадовался, что у него так мало свободного времени. Поиски Мастера были изматывающими во всех смыслах этого слова. И работа заставляла его думать, анализировать и не поддаваться чувству одиночества и отчаяния. Сейчас происходило обратное. Течение времени вдруг ускорилось, и неумолимо бежало вперед. Франкенштейн внес последнюю запись и выключил компьютер.       Снимая халат, он покинул лабораторию, сегодня шумная компания школьников, как обычно, завалилась к ним в гости, играя во все возможные игры, в том числе, проверяя его собственную выдержку. Поужинав, ребята разошлись, и в этот раз Шинву ушел вместе с ними. Ученый не сомневался, что сегодня М-21 ночевать дома не будет.       «Весь вечер кидали друг на друга взгляды украдкой. Интересно, Шинву решился на подготовку? Впрочем, кажется, разговора с М-21 об этом он так и не завел…» - Франкенштейн не имел никакого желания вмешиваться в интимную жизнь своих подопечных, со своей стороны он уже сделал все, что требуется. И все же, он готовил себя к любым неожиданностям. Вплоть до того что придется стать психологом для этой парочки, отношения которых были больше похоже на передвижение новичков по минному полю.       «Хотя я мало чем от них отличаюсь…» - Франкенштейн остановился, когда увидел Рейзела. Тот сидел в кресле, один, посреди просторной гостиной, читая книгу. На часах было девять вечера, и все домочадцы занялись своими делами, оставляя Ноблесс в полном одиночестве. После того сокровенного признания, Франкенштейн чувствовал себя необычно окрыленным и счастливым. Контролировать свои чувства к Рейзелу всегда было трудно, но он научился этому за долгие годы служения. А потом было время томительного и болезненного ожидания. Его Мастер вернулся к нему, и привел его Шинву. Иногда он думал, что именно поэтому он закрывает глаза на все выходки этого «стихийного бедствия». Парень вернул ему смысл жизни, а крошки по всей комнате такая мелочь…       — Я ждал тебя, Франкенштейн, - голос Рейзела вывел его из раздумий. Ученый прошел к дивану.       — Простите, я разбирался с накопившимися делами, - ученый чуть склонив голову. – Желаете перекусить? Я приготовлю чай.       — Позже, присядь. – Рейзел ждал Франкенштейна, не желая идти спать без него. Но перед сном он желал завершить одно дело. И без помощи его родного человека не обойтись. Ноблесс волновался, что Франкенштейн откажется, но его собственное решение было твердым. – Я хочу прогуляться вместе с тобой.       — Хотите посетить какое-то определённое место? - внешне Франкенштейн старался сохранить спокойствие, в внутри поднималась буря волнения и радости за Мастера. Ведь Ноблесс свои чувства проявлял редко, и для него они были драгоценнее всего.       — Свидание…       Рейзел впервые ощущал такую неуверенность и смущение рядом с Франкенштейном. Ему просто хотелось провести время вместе с ним. Хотелось узнать, что же такое это «свидание». Чем оно отличается от других дней, проведенных с любимым человеком. Эту разницу он обязан понять сам, в этом Ноблесс был уверен.       — Мастер? – Франкенштейн боялся ошибиться и спугнуть такую откровенность Рейзела. Но тот слишком резко замолчал и, кажется, о чем-то задумался.       — Ты ведь можешь показать мне, что такое свидание? – Рейзел выжидающим взглядом посмотрел на Франкенштейна. Тот, на секунду, прикрыл глаза и опустился на одно колено рядом с креслом Рейзела. Ученый взял изящную ладонь Ноблесс в свою руку и поднес к губам. Прикасаясь к гладкой коже.       — Я покажу вам все, что вы пожелаете, - ученый поднял голову, мягко улыбаясь своему господину. – У меня есть пара идей, которые вам понравятся.       Рейзел неотрывно смотрел на руку Франкенштейна, которая легко сжимала его собственную ладонь. Ученый никогда раньше не брал его за руку так просто. Ноблесс вдруг понял, что любимый человек намеренно ограничивал себя и не прикасался к нему без особой нужды. Ему вдруг очень сильно захотелось сжать руку Франкенштейна в ответ.       «Неужели стоило признать чувства к друг другу, чтобы без страха проявлять свои желания…» - Ноблесс всегда считал людей нелогичными созданиями. Это можно было только признать, не пытаясь даже изменить. Но, как оказалось, он и сам недалеко ушел от людей. Прикосновения Франкенштейна взволновали его, и Рейзел понял, что не хочет отпускать его ладонь. Поймав его взгляд, Рейзел дотронулся до щеки человека свободной рукой, зарываясь пальцами в мягкие локоны, он притянул его лицо к себе, наклонившись. Их губы соединились в нежном и томительном поцелуе. Франкенштейн не устоял перед таким чувственным поцелуем и придвинулся ближе, раздвигая податливые, мягкие губы Рейзела языком, проникая в горячий рот. Франкенштейн не торопился, целуя любимого, заставляя дыхание своего господина окончательно сбиться.       «Теперь я знаю, почему людям так нравится целоваться…» - Рейзел отстранился от Франкенштейна чтобы сделать судорожный вздох. Он даже не понял, что произнес это мысленно и, конечно, был услышан ученым.       «Не только целоваться, Мастер…» - Франкенштейн улыбнулся хитрой улыбкой, когда Ноблесс поднял голову и посмотрел на него. Он с удовольствием отметил небольшой румянец на бледной коже. Ему захотелось вновь поцеловать Рейзела, но тот явно желал сделать что-то важное. Его собственные желания могут подождать.       — Так куда вы хотите отправиться? – вновь спросил Франкенштейн, уверенный, что Рейзела интересовало не только свидание.       — Мы можем полетать вместе на вертолете? – Рейзел редко запоминал машины и другие устройства, созданные человечеством. Эту шумную машину он запомнил только потому, что они ей очень часто пользовались. Конечно они могли бы воспользоваться собственными силами, но после того, что они сделают, какое-то время будут слабы. – Я хочу осмотреть место, где мы дрались с Музакой.       Франкенштейн не показал своего удивления, но ощутил, как болезненно оказалась для Рейзела произнести имя друга. Музыка насильно заставил Мастера принять свою силу, пусть и действовал из благих побуждений, ученый никогда не простит ему боль, что он причинил Рейзелу.       — Хорошо.       Ноблесс чувствовал злость ученого, которая, правда, быстро прошла. Он понимал, что Музыка причинил близким ему людям неприятности. И именно это отчасти было причиной его решения. Они покинули дом, направляясь к взлетной площадке, которая была недалёко от дома. Это не заняло и десяти минут. Подготавливая вертолет к взлету, Франкенштейн помог Рейзелу устроиться на сиденье, пристегнув его ремнем и протянув наушники. На связь вышел Тао, обеспокоенным голосом спрашивая, не случилось ли чего; Франкенштейн поспешил успокоить хакера, предупредив, что они с Мастером будут поздно.       «Очень надеюсь, что никакого коллапса за время нашего отсутствия не случится…» - вздохнул ученый, поднимая вертолет в воздух. Рейзел обдумывал свое решение, искоса поглядывая на Франкенштейна. Он догадывался, какие чувства испытает любимый человек, увидев место недавнего боя, но мало на что мог повлиять. Летели они недолго, небольшой островок находился совсем близко к Южной Корее.       Ученый, в свою очередь, испытывал некое любопытство, что могло понадобиться Мастеру именно здесь? Строить какие-либо предположения он не решился. Все решения Ноблесс обладали логикой, доступной самому Рейзелу. Посадив вертолет, он первым покинул кабину, чтобы помочь Мастеру. Когда они оба стояли на земле, Франкенштейн окинул взглядом безжизненное пространство острова. Последствия боя между двумя сверхсуществами было видно невооруженным взглядом. Хаотично разбросанные камни разной величины. Полосные разрезы на ближайших деревьях и, конечно, множество земляных ям. Словно с высоты шла бомбардировка неизвестными снарядами. Стоило представить, как Музыка со всей силой бросает Мастера на землю, его заполняла бешеная ярость. Но вспомнив, как все закончилось и к чему привело, Франкенштейн успокоился, хотя и с трудом. Рейзел позволил злости любимого человека вспыхнуть и погаснуть. Такие чувства были неминуемы, и он прекрасно понимал, что именно испытает Франкенштейн. Ему хотелось попросить прощения, но казалось, ученый ждет от него только объяснений. Причину, по которой они прибыли сюда. Рейзел подошел к трем валунам, слыша, как Франкенштейн идет за ним.       — Шинву был именно здесь, когда мы с Музыкой начали бой, - он присел на корточки, дотрагиваясь пальцами по каменистой поверхности. На них остались следы крови, а в пыли виднелся порванный галстук. – У него были связаны руки, но он все равно освободился.       — Он не хотел быть заложником, - кивнул Франкенштейн, представляя, сколько усилий потребовалось ребенку, чтобы водить руками по острым камням, перетирая галстук. Теперь шрамы на запястьях останутся у него на всю жизнь.       — Очень не хотел, - Рейзел встал и, пройдя еще пару шагов в сторону от камней, остановился. Ученый последовал за ним и увидел лежащий неподалёку большой нож. Лезвие было покрыто подсохшей кровью. Франкенштейн достал из кармана платок и аккуратно поднял его за рукоять. Разглядывая оружие, оно показалось ему смутно знакомым.       — Значит, у Шинву было оружие… - ученый пообещал себе поговорить по этому поводу с учеником. Носить с собой армейский нож, по улице, и о чем он только думал! Хотя несложно догадаться, скорее всего, парню просто хотелось иметь средство защиты на экстренный случай. И как не грустно это осознавать, случай пустить его в дело ему представился.       — Он подгадал момент и ранил Гарду, а потом побежал ко мне.       «Ранил? Гарду? Как, во имя всех святых, у него это получилось?» - Франкенштейн был очень удивлен. Он последовал за Мастером, который подошел уже к другому месту. Он хотел выслушать историю до конца, осматривая разбитую крупными трещинами землю, Франкенштейн увидел несколько больших пятен крови. Разрез на земле был похож на те, что оставались от мощного щита.       «Мастер защищался сферой от ударов Музаки? Неужели силы были настолько не равны? Хотя, если Шинву уже был рядом с ним, то использование щита все объясняет…» - размышлял Франкенштейн. Он нашел Рейзела и Хана не менее, чем в пяти метрах от этого места. Значит произошло что-то еще, после того, как парнишка освободился.       — Музыка собирался послать в меня очень мощную энергетическую атаку. Но Шинву загородил меня собой.       — Что? – Франкенштейн не смог себе такого представить. Как ученик мог решиться на такое? Неужели не понимал, кто перед ним, и чем это грозит? Но вспомнив, насколько отчаянным может быть этот ребенок, он понял, что Шинву эти вопросы в тот момент интересовали мало. – Мастер, тогда как же он смог выстоять?       — Я закрыл нас щитом. Но мои силы были порядком истощены, так что, щит отбил лишь часть атаки. Мне удалось поглотить другую часть энергии, но Шинву она все равно задела. Отчего наша с ним кровь пролилась одновременно и смешалась.       Рейзел протянул руку и, с помощью своей силы, поднял три небольших камня вверх, и Франкенштейн смог рассмотреть на них бурые пятна крови. Ученый начал догадываться, о чем хочет попросить его Мастер…       — Скажи мне, Франкенштейн, достоин ли Шинву кровной защиты Ноблесс?       Зрачки Рейзела вспыхнули алым светом, заставляя ученого застыть на месте. Еще никогда его мастер не смотрел на него так серьезно. Он испытывал к нему разную гамму чувств, от волнующего трепета до страха за его жизнь. Но такое подавляющее чувство Франкенштейн ощущает впервые. Сделав глубокий вздох и выдохнув, ученый закрыл глаза и открыл Рейзелу свой разум. Его господин требовал правды. Хотел знать его мнение в отношении одного человека. Солгать было невозможно, да и Франкенштейн не думал о чем-то подобном.       Кровная защита Ноблесс в корне отличалась от контракта с любым из благородных существ. Существенным отличием было то, что человек получал лишь артефакт, наполненный силой и кровью Ноблесс, который лишь защищал. Пользоваться им, как оружием, человек был не в силах, никакого влияния на организм артефакт не оказывал. Франкенштейн лишь читал о подобном и даже представить не мог, что Рейзел решится создать для кого-то подобную вещь. Мастер также открыл свой разум ему, и ученый увидел все, что здесь произошло своими глазами. Начало боя, все произнесенные слова. Поступок Шинву, и справедливую ярость на Музыку за болезненные слова в отношении Рейзела.       Пожалуй, таких храбрых и отчаянных людей Франкенштейн на своем пути встречал не часто. У Шинву был свой собственный кодекс, и он ему следовал. Именно поддержка Хана помогла Мастеру собраться с силами и защищаться от яростных атак. Франкенштейн понял, что Рейзел относится к Шинву также, как когда-то к Музыке. Этот парень стал ему вторым другом, и Мастер испытывал опасение, что однажды подведёт его точно также, как и Музыку. Вся ревность, когда-то испытываемая им, по отношению к этим двоим, показалась Франкенштейну несусветной глупостью. Рейзел любит только его, и всеми силами желает защищать друзей, и семью, которую он обрел после стольких веков одиночества.       Ноблесс понимал, что Франкенштейну сложно принимать людей, впускать их в свою жизнь. Доверять им без какой-либо проверки. Так было с М-21, который появился почти сразу после его пробуждения. Доверие словно нож, который ты доверяешь незнакомцу. И только ему решать, как использовать этот нож. Тао и Такео остались с ними по просьбе М-21, но Франкенштейн, убедившись в верности модифицированного, позволил остаться опальным агентам «СОЮЗ-а» в их доме. Регис и Сейра жили с ними, но, в отличии от троицы охранников, им есть куда идти.       Школьники были особыми гостями в доме Франкенштейна, их оберегали, не позволяя им попасть в неприятности. Рейзел искренне привязался к ним и считал их друзьями. Они открыли в нем столько разных чувств и эмоций, о которых Ноблесс и не догадывался. С ними было легко, хорошо и весело. Такое Рейзелу раньше было недоступно, и он наслаждался каждым днем проведённым с друзьями.       Шинву же, в данный момент, находился в более опасной зоне риска, чем Ик-хан, Юна и Суйи. И Рейзел хотел его защитить. Да, конечно, можно заключить с другом контракт, но тогда Шинву потеряет свою человечную жизнь. А кровная защита позволит ему жить с ними, не опасаясь за свою жизнь. Настал момент, когда Франкенштейн решительно кивнул. Он принял решение, призывая свою собственную силу. Ту, что была дарована ему от контракта с Мастером. Они соединили ладони, объединяя силы в одну, чтобы отделить кровь Шинву и Рейзела от камня. Под давлением силы, засохшая кровь ожила, поднимаясь вверх, она превратилась в небольшую капельку, похожую на рубиновою слезу. Полностью отделяясь от камня, она зависла в воздухе. Силы разом покинули обоих, но Франкенштейну удалось поймать Рейзела, который, кажется, потратил сил гораздо больше, чем требовалось.       — Мастер, как вы? – ученый обеспокоенно вглядывался в лицо любимого.       — Не волнуйся, на наше свидание сил у меня хватит, - Рейзел мягко улыбнулся, взяв пальцами рубиновую капельку. – Ты ведь сможешь подобрать достойную оправу?       — Оставьте это мне, - Франкенштейн выдохнул и, обхватив Рейзела за талию, повел обратно к вертолёту. Сотворенный артефакт ученый убрал в футляр, который случайно нашел в кабине. – Может, все же вернемся домой?       Рейзел смотрел на взволнованного ученого, который выглядел гораздо лучше, чем он. И все же, Ноблесс желал провести время вместе, несмотря на свое состояние.       — Франкенштейн, почему ты ревновал меня к Шинву?       Ученый едва воздухом не подавился от столь неожиданного вопроса. Благо, что он лишь завел мотор вертолета, а то так и управление потерять недолго. Рейзел с чистым любопытством взирал на ученого, слегка наклонив голову. Франкенштейн уронил голову на штурвал и постарался собраться с мыслями. Почему ревновал? Да потому что этот парень в свойственной ему манере делает то, что хочет, порой действуя неразумно. И, в отношении Мастера, это видно особенно хорошо. В сознании ученого всплыла картина прошлых лет. Рейзел, стоящий у распахнутого окна в своем огромном, пустом дворце. И как не желал Франкенштейн вывести Ноблесс из этой комнаты, он никогда, в полном смысле этого слова, её не покидал. Всегда ограничивал себя в общении, словах и чувствах. Франкенштейн, думая обо всем этом сейчас, понял, что встреться Мастеру Шинву на тысячу лет раньше, многого удалось бы избежать. Но что случилось, то случилось.       — Потому что я люблю вас, - совершенно искренне ответил ученый, улыбаясь смущенному Рейзелу. – Сегодня у нас на ужин китайский рамэн, я отвезу вас на историческую родину вашего любимого блюда.       Рейзел смог лишь кивнуть, с неким нетерпением предвкушая новый вкус любимой лапши.

***

      Столица Китая встретила их шумным потоком людей и машин. Незнакомый город вызывал любопытство у Рейзела, напоминая ему, что большинство людей смогло забыть благородных существ и идти своим путём. Но сейчас ему совсем не хотелось думать о путях людей, все его мысли занимал человек, стоящий за его спиной. Он молча позволял ему прислушиваться к шуму машин и незнакомой речи людей.       — Желаете немного пройтись?– тихо спросил Франкенштейн, оглядывая задумчивую фигуру своего господина. Ученый думал, что Ноблесс будет чувствовать себя более уставшим после создания артефакта, но кажется, его опасения были напрасны. Мастер оглянулся и посмотрел на него с легким нетерпением. Словно ожидая, что Франкенштейн покажет ему что-то необычное и незабываемое.       «Как же трудно сдержать себя...» – Ученый глубоко вздохнул и, к своему стыду, едва не прослушал то, что сказал ему Мастер.       — Я полностью доверяю тебе, Франкенштейн.       — Тогда давайте, для начала, спустимся, - предложил ученый и, когда они оказались на земле, протянул ему руку. Рейзел, ни секунды не сомневаясь, ухватился за нее, чувствуя исходящие от Франкенштейна тепло и уверенность. Ученый знал, что уйти от людского потока будет очень сложно, снующие туда-сюда туристы и спешащие домой местные жители создавали весьма шумную массу. Будь у них больше времени, Франкенштейн выбрал бы куда более уединенное место с красивыми видами. Но именно в столице есть ресторанчик, в котором подавали нужный ему рамен.       «Ибо пробить вкусовые рецепторы Ноблесс не так уж просто», - подумал Франкенштейн, крепко сжимая ладонь Рейзела своей рукой. Светящиеся неоновыми огнями витрины и вывески бросались в глаза, и не обратить на них внимание Рейзел не мог. Франкенштейн уверенно вел его в людском потоке и, через какое-то время, они вышли к аллее, которая вела к высокому храму, алое дерево, подсвеченные вечерними огнями, окрашивало бревна почти в бордовый цвет. Дорожка из бумажных фонариков, которые светились мягким желтым светом, освещали алый мост через широкий канал. Это выглядело действительно красиво, хотя громко говорящие люди немного портили впечатление. Но Франкенштейн даже в толпе людей умудрился найти почти безлюдное место, откуда открывался красивый вид на храм и окружающую его природу.       — В следующий раз я покажу вам горы, там есть несколько источников. Правда, вода там всегда холодная.       «В следующий раз?» – Рейзела конечно радовала перспектива рассмотреть незнакомую страну и её красоты. Но будет ли у него время на следующий раз? Отогнав невеселые мысли, Ноблесс улыбнулся Франкенштейну.       — Ты жил здесь? - не желая навлечь на возлюбленного грустные мысли, Рейзел решил проявить любопытство.       — Совсем недолго, - ученый рассматривал лицо Ноблесс, на котором слегка отражались блики от множества фонарей. – Я искал вас по всему свету, особо нигде не задерживаясь. Пожалуй, в Южной Корее я прожил намного дольше.       Впервые с его пробуждения в этой эпохе, Рейзел спросил его о днях, что тот провел без него. Ноблесс никогда не оглядывался на прошлое, порой думая, что его существования достаточно для этого мира. Упуская очень многое, не отслеживая какие-либо события не то что в мире людей, даже рядом живущие благородные собратья казались ему далёкими. Узнав о предателях Лукидонии, он почувствовал сожаления и вину. Если бы он был им лучшим другом, пошли бы они по неправильному пути? Если бы он не отпустил тогда Музыку и Эшлин, испытал бы его друг такие потери? Почему каждый раз, когда болело сердце, подсказывая, что случится беда, он выбирал долг Ноблесс, который накладывал на него табу невмешательства? Эти мысли были в новинку Ноблесс, который потерял почти тысячелетие во сне, оставив того, кто был ему ближе и дороже всех, в полном одиночестве.       — Хоть сильно и не в вмешивался, но по мере сил помогал людям справиться с проблемами, – ответил Ученый, ощущая смутное беспокойство. Кажется, Мастер снова вспомнил что-то удручающее. Но подобного Франкенштейн допустить не мог. В конце концов, это их день!       — Я до сих пор поддерживаю некоторые связи. И один мой знакомый владеет несколькими ресторанами, где продают и рамен. Хотите еще погулять?       Рейзел улыбнулся и кивнул, и тут он увидел пару молодых людей, которые, обнявшись, сфотографировались на фоне высокого дерева, которые было оплетено разноцветными огнями.       — Франкенштейн, что они делают?– Рейзел указал на заинтересовавшую его пару.       — Это называется селфи, совместное фото, сделанное на телефон, – объяснил ученый и тут он понял, что эффективнее показать, чем объяснить. Взяв Рейзела за руку он повел его к мосту. Включив на смартфоне камеру, он приобнял Рейзела за плечи.       — Улыбайтесь, мастер.       Рейзел непринуждённо улыбнулся и посмотрел на экран смартфона, где отражались их с Франкенштейном лица. Тихий щелчок и изображение мгновенно появилась на экране. Однако руку Франкенштейн не опустил, в нем вдруг проснулся порыв немного подразнить своего Мастера. Он повернул голову и прикоснулся губами к гладкой щеке, едва задевая уголок губ. Ноблесс такой внезапной ласки не ожидал, и, растерявшись, не удержал смущения всего-то на секунду. Но этого хватило, чтобы маленький объектив в смартфона запечатлел этот момент.       — Франкенштейн, что ты делаешь?– Рейзел находился в смятении, с одной стороны это было неожиданно и приятно. С другой, заниматься чем-то подобным посреди улицы было недопустимо. Франкенштейн улыбнулся.       — Вы были так неотразимы, что я не удержался...– ученый, не отводя взгляда от любимых алых глаз, поцеловал ладонь Мастера, чувствуя легкую дрожь последнего.       Рейзел не смог и слова вымолвить, но, кажется, ученому и не нужны были слова, хватило эмоций. Он потянул его в сторону нужного ресторана. Шли они медленно, а Франкенштейн рассказывал своему Мастеру историю поднебесной. На пути им попалось еще несколько храмов и, как ни странно, Франкенштейн знал не только их историю, но и забавные случаи во время строительства. Рейзел искренне наслаждался тихим и вкрадчивым голосом учёного. Когда он только проснулся и узнал, что Франкенштейн открыл школу, - не удивился. Франкенштейн был прирожденным учителем. В свое время он обучил немало слуг его благородных собратьев, особенно, как заваривать чай. Ученый был идеален почти во всем, исключая язвительный характер и убийственные способности. Правда Рейзел любил его всего и без остатка. Когда они остановились на набережной, он даже пожалел, что их прогулка так быстро закончилась. Франкенштейн повел его к пирсу, где расположился плавучий ресторан. Ноблесс в таких заведениях раньше не бывал, вполне наслаждаясь домашней готовкой Франкенштейна. Но не стал скрывать своего интереса перед чем-то новым. Ресторан был двухэтажный, выстроенный из темного дерева. Оказавшись внутри, Рейзел ожидал почувствовать себя неуютно, однако, попав в помещение, был встречен негромкой музыкой и приглушенным светом небольших фонарей, располагающихся по всему потолку. Франкенштейн показал что-то служащему на входе, и тот, поклонившись, повел гостей сразу на второй этаж, где располагались отдельные комнаты для почетных гостей.       — Здесь нам будет удобнее, чем внизу, - негромко сказал ученый, отодвигая для Мастера стул. – Я вернусь, как только сделаю заказ.       Франкенштейн ушел, а Рейзел скользнул беглым взглядом по небольшой комнате: на светло-алых стенах висели огромные веера, разрисованные различными живописными пейзажами. Золотистые шторы, собранные в середине, ярким шнурком смягчали броский алый цвет. А также стол, на поверхности которого были изображены четыре разных фрески, с водопадами и бурными реками. Циновки с палочками лежали с четырех сторон, и, пожалуй, Ноблессу нравилось такое сочетание цветов и живописи. Франкенштейн не заставил его долго ждать и вошел в комнату вместе с тремя девушками. Каждая несла по небольшому подносу, на одном стоял небольшой глиняный чайник и две чашки. На другом две тарелки с незнакомой для Рейзела едой. Третья расставила рядом с ними по пиале с соусом.       — Господин, рамен будет готов в течении получаса, - одна из девушек с поклоном удалилась, оставив их в уютной тишине.       — Мастер, пока готовится рамен, мы можем перекусить суши, - Франкенштейн потянулся к чайнику, но тут его руку накрыла ладонь Ноблесс. Ученый поднял голову и посмотрел в лицо Рейзела. – Мастер?       — Прекрати.       Рейзел понял, что ему не нравилось на протяжении времени, что они были на свидании. Франкенштейн делал все то же, что и всегда, был услужлив и вежлив. Но разве их отношения не потерпели изменения? Пусть при других ученый обращается к нему подобным образом, но не сейчас! Ученый выжидающе смотрел на него, ожидая пояснения к неожиданному требованию, и Рейзел сжал его руку сильнее.       — Я хочу, чтобы ты называл меня по имени.       От такой неожиданной просьбы Франкенштейн дар речи потерял. Особенно, когда разглядел на лице Ноблесс едва уловимое смущение. Ему тут же захотелось зацеловать это прекрасное лицо, сжать в объятьях и никуда не отпускать.       — Хорошо, Кадис, - Франкенштейн притянул к себе его ладонь и прикоснулся к ней губами. Такие мимолетные поцелуи почему-то заставляли сердце биться сильнее. Франкенштейн вдруг почувствовал непреодолимое желание поддразнить Рейзела. Он взял свободной рукой палочки, подхватив ими одну из суши, обмакнул её в соус и протянул Мастеру.       Рейзел ожидаемо смутился сильнее, все же, он не ожидал, что Франкенштейн захочет его покормить лично. Он смотрит прямо на него, жадно улавливая любые эмоции, и Рейзел не в силах устоять перед хитрым взглядом своего человека. Ему не нужно заглядывать в разум ученого, он и так прекрасно знает, о чем тот думает. Приоткрыв рот, Рейзел полностью берет в рот суши. Рис приятно гармонирует с набором морепродуктов и пряным соусом.       — Вкусно? – Франкенштейн растянул губы в улыбке, смотря на приятное изумление Ноблесс. Все-таки, одним раменем сыт не будешь. В мире так много вкусного, что просто преступление игнорировать новые ощущения. Кадис кивнул, и Франкенштейн протянул ему еще одну суши. Наблюдая, как неспешно губы обхватывают их, слегка скользя по лакированным палочкам, Франкенштейн чувствовал нарастающую дрожь во всем теле.       «Нужно взять себя в руки, иначе до рамена не дотерплю…» - подумал ученый, глубоко вздыхая.       — Вкусно, - подтверждает Ноблесс и, взяв палочки, также подцепляет одну из суши, поднося её ко рту ученого. Франкенштейн немного удивлен ответным жестом, но больше всего его радует возможность ощущать искренность Мастера. Они кормили друг друга и не чувствовали какой-то неловкости. Уютную атмосферу на двоих разрушило появление трех официанток. Две из них по подносу, от горячего рамена исходил приятный запах пряностей и перца. А третья девушка поставила перед ними новый чайник с чаем и чистые чашки.       — Приятного вечера.       Пожелали девушки, когда расставили все на столе, с поклоном удалились. Рейзел как-то не заметил ухода людей. Он смотрел на рамен в своей тарелке, внимательно разглядывая содержимое. Первое, что бросилось в глаза, - большой мясной шарик, а вокруг него волнами лежала толстая лапша. От такой большой порции рамена, испытал трепет и неутолимое желание попробовать это тут и сейчас.       — Франкенштейн, это… - Ноблесс впервые не знал, что сказать. Ученый достал палочки из чехла и одобряюще улыбнулся любимому.       — Это фирменное блюдо этого ресторана. Рамен из твердой лапши в остром соусе, которая не разбухает. Так что не медли, Кадис.       Ноблесс кивнул, хоть его немного расстроило, что привычное ожидание не нужно. Но стоило лишь попробовать острую лапшу, как все сомнения исчезли. Острый вкус вызывал жжение на языке, но попробовав чуть-чуть, Рейзел уже не мог остановиться и съел всю порцию за довольно быстрый срок. Приложив к губам салфетку, Ноблесс решил для себя, что ему нравится острый рамен.       — Франкенштейн, приготовишь для меня острый рамен? – Рейзел посмотрел на ученого, который тоже закончил со своей порцией и, взяв чайник, разлил по чашкам чай. Несмотря на то, что ему понравился здешний рамен, Франкенштейн готовил куда вкуснее. Или ему просто так кажется?       — Конечно, - улыбнулся Ли. Выражение лица Мастера порадовало ученого, хоть еда и не является источником энергии благородных, на Рейзела она действовала. – Вам понравилось?       — Да, - Рейзел кивнул, взяв в руки небольшую чашку с чаем и сделав глоток. – Но больше всего мне нравится рамен в твоем исполнении.       Франкенштейн замер от неожиданного признания Рейзела. Очень приятного надо сказать. Иногда ученому казалось, что чистота помыслов Ноблесс просто не знает границ. Это очень привлекало ученого, и было просто невозможно не влюбиться в этого светлого и прекрасного благородного. Он так обескуражен, что не знает даже, что ответить, но, кажется, Кадису его ответ и не нужен. Они провели в уютной тишине отдельной комнаты около получаса. Допив чай, они расплатились за заказ и покинули ресторан.       Прогуливаясь по набережной, они вышли к небольшой арке с пустыми лавочками, Рейзел остановился. Он понимал, что их свидание должно на чем-то закончиться, но не понимал, что именно нужно сделать. Ему впервые не хотелось возвращаться домой, а ведь через какое-то определенное время нужно будет идти в школу, а у Франкенштейна наверняка много дел. Но ему хотелось чего-то большего. От этого желания все внутри замирало, но почему-то вымолвить его Рейзелу было очень трудно.       — Франкенштейн…       — Кадис…       Их имена прозвучали одновременно, а ученый вдруг оказался очень близко. Так близко, что Рейзел почувствовал его дыхание на своей щеке. Ли толкнул его под тень арки, крепко прижимая к себе. Рейзел смотрел на любимого и вдруг понял, что хочет сделать. Коснутся самому столь желанных губ, срывая поцелуй, для Ноблесс подобное было очень смелым шагом. Франкенштейн улыбнулся такой смелости своего Мастера. Поцелуи были короткие, но они раз за разом тянулись к друг другу, сбивая собственное дыхание.       — Франкенштейн...– тихо прошептал Рейзел, положив голову тому на плечо. Закрыв глаза, он воспользовался телепатией, поскольку не в силах был произнести подобное вслух. - «Я хочу тебя!»       В ответ учёный одарил его крепким, страстным поцелуем. Вкладывая в него всю жажду, любовь и нежность к Ноблесс. От столь сильных чувств кружилась голова, и он сам не понял, как оказался на руках своего человека. Их поглотил поток темной энергии, перенося в пространстве. Место, где они оказались, было незнакомо Ноблесс, но сейчас его это не интересовало. Все его мысли занимал Франкенштейн. Его руки, что проворно снимали с него одежду. Его пальцы, что ласково скользили по открытым участкам кожи. Губы, что оставляли обжигающие следы на шее и ключицах. Рейзел сам не понимает, как оказывается прижат к стене, а Франкенштейн, удерживая его руки, короткими поцелуями исследует его кожу, ввергая Рейзела в невыносимый жар. Мягкие прикосновения к ключицам переходят на грудь. Франкенштейн губами касается сосков, слегка задевая их языком. Ниже ребра и пресс, который тоже не остаётся без внимания. Прикосновения сводят Ноблесс с ума, и он не сдерживает коротких стонов и едва не падает, стоит учёному отпустить его запястья.       Франкенштейн, тем временем, избавляет его от брюк, и его дорогой мастер предстает перед ним таким беззащитным и возбуждённым, что это пленит не хуже любого вина. Он смотрит на него и не может сдержать своего восхищения. Замирает на миг, очарованный прекрасным румянцем на скулах, отметинами, что оставили его губы. На миг, поймав затуманенный взгляд темных глаз, Франкенштейн, едва не теряет себя в пространстве.       — Франкенштейн...– со стоном выдыхает Рейзел, когда тот прикасается к нему губами. Ласково скользит вверх по всем набухшим венам прямо к головке. Придерживает ладонью и направляет себе в рот. Рейзел застывает, не в силах даже вздохнуть от столь откровенного и возбуждающего действия. Ему жарко и невыносимо хочется толкнуться вперёд. А Франкенштейн, будто зная о его мыслях, дразнит. Бешено водит языком, заглатывает глубже. Сжимает горлом, будто хочет вобрать его полностью. Рейзел дрожит и громко стонет, когда сидящему на коленях человеку удается протолкнуть член в свое горло до самого основания. От нахлынувшего на него возбуждения, Рейзел теряет всю свою выдержку и тянется к волосам Франкенштейна. Собирает длинные локоны в кулак и дергает назад, от чего член покидает рот ученого с пошлым хлюпаньем. В голубых глазах желание и похоть, губы распухли, а в уголках скопилась слюна. И Рейзел уже не сомневается, снова входя в жаркий рот, толкаясь прямо в горло, которое сжимается с каждым толчком сильнее. Чувство приближающего оргазма не заставляет себя долго ждать, и Рейзел хочет отстраниться, но Франкенштейн впивается ногтями в его бедра, и с со стоном тот кончает прямо ему в рот. Ноблесс весь дрожит от пережитого наслаждения, а человек, сидящий у его ног кажется довольным. Франкенштейн встает и подхватывает его на руки, чтобы с осторожностью положить на кровать. С него исчезает одежда, и он стоит перед ним обнажённый и желанный. Рейзел тянет к нему руку, и Франкенштейн останавливается прямо перед ним. Прикоснувшись к коже руками, Рейзел чувствует жар, он буквально окутывает их. Ученый ловит его руку и целует полураскрытую ладонь.       — Кадис, ты позволишь? – Франкенштейн впервые на его памяти такой нерешительный. Он смотрит прямо ему в глаза, нежно касаясь бедер. И это до глубины души трогает Рейзела, и он, согнув колени, раздвигает их, смущаясь собственной открытости. Он не может оторвать взгляд от того, как его человек ласкает его член, размеренно и не спеша. Горячий, подвижный язык скользит дальше прямо к сжатому колечку, и, дразня, начинает проталкиваться внутрь. Кадис перестал сдерживать стоны, когда к языку присоединились пальцы, они двигались в нем, раздвигая узкие стеночки, приходясь по нервам. Рейзел впервые переживал подобные ощущения. Франкенштейн, видя такую неприкрытую отдачу от своего Мастера, испытывал не меньший восторг, и когда тот, не сдерживая себя, выкрикнул его имя, он резко вошел в него. Поймав губами удивленный вскрик, Франкенштейн обнял его за тонкие плечи, не в силах пошевелиться от приятного ощущения тесноты внутри Кадиса.       — Франкенштейн… - пошептал, Ноблесс и первым сделал движение навстречу, отвечая на пылкий поцелуй любимого. Обхватил ногами его бедра, он прижимал его к себе, стараясь стать как можно ближе, шепча его имя на каждом коротком толчке, а на длинном и глубоком - вскрикивая. Они нашли свой собственный темп и двигались в нем, не отрывая друг от друга взглядов. Поднимая его на руки, Ли сел на кровать и устроил Кадиса на своих коленях, входя в него резкими и глубокими толчками. Крепко вцепившись в его плечи, Ноблесс уже не сдерживал себя, сжимая твердый член внутри себя, двигался не менее резко. Обоюдное наслаждение накрыло обоих было настолько оглушающим, что Франкенштейн не успел выйти из тесного нутра Рейзела и кончил в него. Они упали на кровать, не разжимая объятий, наслаждаясь негой, которая окутала их тела.       — Франкенштейн? - голос Мастера прозвучал хрипло и довольно.       — Мм? – ученому не хотелось даже двигаться, но зов Рейзела был вопрошающий.       — Почему мы не сделали этого раньше? «…»       Вместо ответа, ученый вновь поцеловал своего любимого, отвлекая от лишних мыслей. Ученому не нужны слова, лишь действия, которыми они наверстают свою многовековую нерешительность.

***

      В середине дня, к высоким воротам центрального входа школы Е-Ран подъехал черный Hyundai. Тао, дежуривший в это время у ворот, подошел ближе, чтобы рассмотреть неожиданного посетителя. Первым из автомобиля вышел водитель, чтобы открыть заднюю дверцу перед единственным пассажиром.       «У Босса вроде не намечалось никаких встреч, неужели что-то непредвиденное?» — охранник перебирал в уме сегодняшнее расписание Франкенштейна и ничего, кроме педсовета, назначенного на пятницу этой недели, не помнил.       Из салона дорогой машины вышел рослый, широкоплечий мужчина. Облаченный в строгий деловой костюм, он небрежным движением отдернул пиджак, приводя себя в порядок, и даже не посмотрел в сторону водителя, широким шагом направившись прямо к Тао. Хакер почему-то обратил внимание на глаза незнакомца. Темно-карие, скрытые за тонкими стеклами, они были будто неживыми. Никакого проблеска эмоций. Зачесанные назад темно-рыжие волосы, с небольшой сединой на висках. Когда мужчина подошел ближе, Тао заметил, что тонкие губы незнакомца плотно сжаты. Это о многом говорило.       «Этот парень явно не хочет здесь находиться».       — Доброго дня, — голос мужчины был холоден и вежлив. Тао отчего-то передернуло, но он, собравшись, улыбнулся посетителю.       — Доброго, чем могу помочь? — Тао столь же вежливо ответил, чувствуя себя неуютно под пристальным темным взглядом. Будто вживую змею встретил.       — Моё имя Джин Хо, я прибыл поговорить с уважаемым директором Ли. По поводу поведения моего сына. Тао на секунду показалось, что последнее слово прозвучало пренебрежительно. Словно этому Джин Хо было неприятно слово «сын».       — Минуточку, господин. Я уточню, — Тао знал, что любого из родителей учеников Франкенштейн примет в любое время, даже у себя дома. И все же существовал протокол, которому даже они следовали. Тао отошел на пару шагов, чтобы связаться с боссом. Отчего-то тот ответил не сразу, но все же через какое-то время Тао удалось с ним связаться. Услышав о приходите одного из родителей, Франкенштейн попросил его проводить посетителя к нему.       Джин Хо терпеливо ожидал, пока охранник свяжется со своим начальством, продолжая осматривать этого молодого человека. Держался тот учтиво, что нечасто встретишь среди молодежи.       «И все же не слишком ли он юн, чтобы работать в таком заведении?» — подумал Джин.       — Следуйте за мной.       «Наконец-то!» — лишь в мыслях Джин позволил себе нетерпение.       Стараясь не отставать от странного охранника, он переступил порог школы, тут же поморщился от слишком громких выкриков детей. Ученики Е-Ран вели себя непозволительно громко, позволяли себе смеяться и заниматься всякой ерундой на переменах.       «Вопиющая невоспитанность!» — Джин Хо еле сдерживал свое раздражение. Школьная форма, особенно девушек, была слишком вызывающей. Где это видано, чтобы юбка не прикрывала даже колен? В его времена такая длина была непозволительна.       «И кто вырастет из таких девушек! Еще и удивляемся распущенности современной молодежи!» — все же, зря он оставил на самотек воспитание своего «сына». Нужно было отправить его в более дисциплинированное заведение. А он поверил слухам о прекрасной репутации школы Е-Ран. Не нашел времени проверить!       «Вопиющая недальновидность!» — Джин Хо отложил свои важные дела, чтобы прилететь сюда, ради этого неблагодарного отродья. Его «сын» опять влез в драку и посмел беспокоить его! Он рассчитывал наказать того за непозволительное поведение, но теперь, кажется, начинает понимать, что в этом виновата распущенность данного заведения. Школа не место для веселья! Никакой дисциплины, а от жизнерадостности школьников Джин Хо хотелось брезгливо поморщится.       «Да и подбор персонала отнюдь не дальновиден. Такой молодой охранник невольно может вызвать смуту в сердцах невинных девушек!» — с каждым шагом, приближающим его к кабинету директора сего заведения, он убеждался в правильности своего решения. Его «сын» не будет продолжать свое обучение в этой, с позволения сказать, школе. Последним аргументом стало дня него внешность двух учеников, которые как раз выходили из кабинета директора. Белоснежные волосы, красивая аристократичная внешность. Глаза насыщенного красного оттенка.       «Это слишком... да что за порядки в этой школе!!! Такое вызывающий вид!» — теперь неудивительно, что это отродье в конец распустилось. Ну ничего, он знает отличное место, где того научат уму-разуму. Охранник открыл перед ним дверь, пропуская вперед. Увидев в живую директора Е-Ран, который добился за весьма короткие сроки прекрасной репутации сия заведения, Джин Хо многое для себя объяснил.       Стоящий перед ним мужчина обладал весьма яркой внешностью. Красив и статен, с привлекательными чертами лица. Голубые глаза невероятно насыщенного цвета. Джин усомнился бы в естественности их цвета, если не округлые очки в изящной тонкой оправе.       «Он так молод, но учитывая, какого уважения и прогресса он добился в нашей столице, это поражает!» Его секретарь, кажется, упоминал, что директор Е-Ран иностранец, и Джин Хо сейчас видел подтверждение этого в живую. Не то чтобы это было так удивительно, людям без связей очень трудно добиться какого-либо влияния. Теперь понятно, почему школа настолько нетрадиционная в манере воспитания.       — Моё имя Джин Хо, я опекун Хан Шинву.       Франкенштейн не показал своей растерянности подобным представлением незнакомца. С родителями некоторых детей он встречался лично, а остальные проходили через его секретаря. Он привык следить за психологическим состоянием своих учеников. А дети из неполноценных семей для него входили в особую категорию.       «Странно, что не обратил внимание на это в досье Шинву...» — задумчиво подумал ученый, делая мысленную пометку перечитать досье ученика.       — Ли Франкенштейн, — ученый склонился в уважительном поклоне, отвечая на такой же жест Джин Хо. — Прошу, присаживайтесь.       Мужчина кивнул и присел на мягкий диван. Обстановка кабинета была даже уютной, в меру строгой и располагающей к очень приятной беседе. Но Джин Хо уже принял решение и не собирается от него отступать.       — Очень приятно встретиться с вами лично, господин Хо, — Франкенштейн начал догадываться, что могло привести отца Шинву в его кабинет. Спустя почти месяц после того случая с похищением. И теперь ему остается лишь гадать, насколько близкие отношения Хан поддерживает со своим отчимом. — Чаю?       — Мне тоже, господин директор, мне тоже, — вежливо улыбнулся Джин. — Вынужден отказаться, у меня крайне мало времени. Ваш недавний звонок очень взволновал меня. Мне хотелось все же услышать, что случилось, именно от вас. «И поэтому, видимо, вы тянули целый месяц с визитом? Трогательная забота...» - иронично подумал про себя ученый. Конечно, мысли остались при нем и не были озвучены. Разные фамилии отца и сына, на это могли быть разные причины. От банального развода, до причуды отдельной семьи. Гадать об этом нет смысла, он все может узнать у ученика.       — Шинву подвергся нападению неизвестных лиц. Он был сильно избит, отчего не смог сразу сообщить о своем месте пребывания.       — Я читал полицейский отчет, где моего сына выставляют невиновной жертвой обстоятельств, — Тон Джина стал небрежным, будто он сомневался в правдивости этого утверждения.       — Могу уверить вас, сейчас здоровью Шинву ничего не угрожает.       — Нисколько не сомневаюсь в этом. Мой «сын» и раньше выкидывал подобные фокусы, чтобы привлечь внимание взрослых. Однажды это закончилось трагично.       — Прошу прощения? - Франкенштейну ведь не показалась. Только что сидящий напротив него господин намекнул, что Шинву сам подстроил своё похищение ради привлечения внимания?       — У мальчика с детства была очень неустойчивая психика. И все же, я надеялся, что с возрастом его характер изменится в лучшую сторону. Он взялся за ум, когда поступал в вашу школу, и я поверил ему. Моя ошибка, признаю, — Джин выглядел очень расстроенным, но отчего-то Франкенштейн ему не верил. Они будто о двух разных людях говорили. — К сожалению, мне не удалось лично посмотреть Вашу школу. Е-Ран славится своей репутацией, высокими показателями и прекрасными рекомендациями. Однако, такому ребенку как Шинву, нужна более жесткая дисциплина. Ваша школа несколько нетрадиционна в этом аспекте...       — Мы ценим индивидуальность учеников, воспитывая в них целостную личность. У вашего сына прекрасные физические показатели, в будущем, он может стать неплохим спортсменом.       Ученый не лукавил, хоть ребенок и сам не знал, чего хочет от своего будущего, да и вряд ли серьезно размышлял о нем, не заметить высокие физические данные было сложно. Джин не сдержал злой усмешки, особенно, когда услышал про «физические показатели».       — Он был таким с детства, — Хо пренебрежительно поморщился. Искренне считая, что сила не заменит знания. — Я связался с его классным руководителем, оценки моего «сына» ниже даже среднего показателя. Так же он часто просто спит на уроках, не уделяя предмету нужного внимания. И это, с позволения сказать, нападение, также не первое. За последние полгода он пять раз попадал в больницу.       «И какой черт меня дернул позвонить этому человеку...» — Франкенштейн слушал Джин Хо, внимательно следя за его манерой речи и жестами. Как ни странно, этот господин верил в то, что говорит. А убеждал его Джин Хо тому, что Шинву неуравновешенный подросток с комплексом самоубийцы и желанием привлечь к себе как можно больше внимания. Отчим Шинву верил, что тот лгун и притворщик, за свою долгую жизнь Франкенштейн не раз встречал людей такого типа. Вот уж не думал он, что отчим Шинву такой напыщенный болван. И вроде не молод уже. Нужно более детально изучить дело Шинву. Верить всему, что этот господин только что наговорил, Франкенштейн не спешил. Лучше он проверит все сам.       — Мистер Хо, думаю вы излишне преувеличиваете. Поведение Шинву стало лучше в последнее время. Он не опаздывает и приходит вовремя. Я уже говорил с ним насчет оценок, и Шинву заверил меня, что исправит ситуацию. Кажется, его классный руководитель немного сгустил краски.       «Судя по всему, семья Шинву поддерживается весьма консервативных традиций. Неудивительно, что парень вырос бунтарем», — подумал иронично Франкенштейн.       — Я склонен согласиться с его учителями, поскольку знаю своего сына лучше, чем Вы, господин директор, — Джин правда не видел причин, чтобы директор такого престижного учреждения был против избавиться от такого нерадивого ученика как Шинву. — Ему нужна жесткая рука, дисциплина, а в вашей школе он не получит ни того, ни другого. Поэтому, я принял решение. Шинву я забираю с собой в Америку. Там есть прекрасная военная Академия. Давно пора заняться его воспитанием.       — Мистер Хо, мне кажется, вы проявляете излишнюю поспешность, — Франкенштейн почувствовал, как волосы зашевелились на затылке. Что-то ему не понравилось в тоне этого человека. — Зачем отрывать ребенка от друзей и привычной обстановки? Все можно решить конструктивным разговором с Шинву. Тем более, скоро каникулы, ребята готовятся к переводным тестам. Если вы все же решитесь на перевод, вам придется дождаться сдачи экзаменов, чтобы Шинву смог поступить в выбранную вами Академию.       «Это несколько усложняет дело. Чертовы формальности! Я не планировал задерживаться дольше, чем на пару дней. Ну, я устрою этому ублюдку...» — Джин Хо был в ярости, которую умело скрыл от своего собеседника.       — Что же, правила, написаны для всех, — вежливо улыбнулся Джин, поднимаясь с кресла. — Мой секретарь начнет подготовку нужных документов. А когда сын сдаст последний экзамен, я заберу его из школы.       Франкенштейн не успел возразить, как их разговор прервал стук в дверь. Это отвлекло ученого от мыслей воспользоваться гипнозом. Тогда Джин Хо еще бы долго не показывался ему на глаза, надоедая своим снобизмом.       — Войдите.       Дверь распахнулась, и массивная фигура учителя математики, мистера Паркера, вошла в кабинет. Увидев его гостя, Педро, странный образом, напрягся, вытянувшись по струнке, как солдат на плацу. Мистер Хо, окинул вошедшего холодным презрительным взглядом, словно увидел нечто мерзкое.       — Мистер Паркер, что-то случилось? — Франкенштейн по обмену взглядами понял, что эти двое знакомы.       — Директор Ли, я снял Шинву с уроков. Кажется, у него поднялась температура. Я отправил его в медицинский кабинет, — сообщил Педро, полностью игнорируя стоящего рядом с ним Джин Хо, что конечно не понравилось последнему.       — Что и требовалось доказать, — отчим Шинву сделал несколько шагов к двери, у которой стоял мистер Паркер. — Мой «сын» не изменился. Вам, господин директор, стоит лучше подбирать персонал, более тщательно проверяя их прошлое. А то вдруг, место простого учителя, детей будет обучать убийца. Все доброго, директор Ли.       — До свидания, мистер Хо, — Франкенштейн на автомате произнес вежливую формулировку, хотя очень хотелось призвать копье. Дверь захлопнулась, оставляя их с мистером Паркером наедине. — Вы знакомы?       Педро опустил взгляд, молча раздумывая, как ему ответить. Для него было трудно найти работу, никто не хотел связываться с бывшим военным. В Е-Ран ему нравилось, он привык к коллективу, да и дети тут спокойнее, чем в других заведениях.       — Пересекались по службе, — ответил Педро, слова Джина про убийцу, конечно, предназначались ему.       — Жаль не на поле боя, — Франкенштейн сел за стол, запрашивая в базе личное дело Шинву. — Пара пуль этому господину не помешала бы.       Паркер пару раз моргнул, прежде чем до него дошел смысл этой шутки. Кажется, ему не стоило беспокоиться насчет директора Ли. Тот никогда его не расспрашивал о прошлом, но разве не логично предположить, что директор уже в курсе. Все-таки, когда школа и ученики небезразличны руководителю - живется проще.       — У Шинву неприятности?       — Возможно, — ученый снял очки, чтобы протереть их платком. Он не был уверен в своих предположениях. — Возвращайтесь к работе, мистер Паркер.       Учитель вежливо поклонился и вышел за дверь. День, начавшийся так хорошо, принес новые волнения. Франкенштейн, пробегая глазами по личному делу ученика, хмурился. Кажется, ему стоит серьезно поговорить с ребенком. И дать персональное задание Тао.