Осколки

Тодороки Шото не знал, что думать. Он вообще в последнее время не мог нормально ни думать, ни чувствовать. – Шото, пожалуйста, перезвони, когда сможешь, – надломленный голос сестры вновь прозвучал в автоответчике. Чувство вины кольнуло Шото, но вновь было смыто тяжелой волной. Он не мог сейчас с ней говорить. Ни с кем. Только бездумно сидел во мраке своей комнаты в общежитии, уставившись невидящим взглядом в противоположную стену. В голове со скрежетом двигались мысли. Экран телефона вместе с тихой вибрацией вспыхнул ярким светом. Новое сообщение. На этот раз от брата. Короткий вопрос: «Как ты?» и дата. Дата похорон героя номер один, Старателя. Отца Шото. Что-то дернулось внутри, но вновь придавилось чем-то тяжелым. Шото рассеяно выпустил телефон из рук, снова устремляя рассеянный взгляд на стену. На всё тело навалилась непередаваемая тяжесть, глаза жгло от сухости, но он не мог закрыть их, сон не шел. Шото невольно думал, что это сейчас он спит, а когда проснется, мир вернется в привычную рутину. Туда, где всё понятно и обычно. Негромкий стук в дверь прорезал тишину, но Шото никак не отреагировал на него. Как не реагировал раньше, словно не слыша взволнованные голоса Мидории, Яойорозу и других одноклассников. Шото игнорировал даже учителя Айзаву. Шото думал и думал, одна и та же мысль на повторе заела в его голове, не останавливаясь. Обманщик. Шото не мог отвлечься, заставить себя думать о чем-либо другом. В душе волна за волной накатывала жгучая обида. Чувство предательства. Перед ним, как перед маленьким ребенком, помахали заветной вещью, сокровищем, от которого Шото отказался годы назад, в котором не нуждался. Но стоило Шото всего на секунду засомневаться, захотеть, быть может, даже потянуться – рука с этим сокровищем резко одернулась, ладонь разжалась, и сокровище с оглушающим звоном упало, разбившись о твердый пол. Осколки рассыпались во все стороны, а Шото осталось только растерянно смотреть, застыв с протянутой рукой, на тускнеющие кусочки. Что-то внутри вспыхнуло: «Собери», но его тут же придавило тяжелым осознанием. Обманщик. Шото ничего не мог с собой поделать. Он ненавидел отца всю свою сознательную жизнь. За то, что сделал с ним, с мамой, с их семьёй. Отец и ненависть стали синонимами столь привычными, что незаметно вплелись в серую будничность. Истина по умолчанию. Но отец вновь пришел и разрушил привычный уклад. Заставил Шото взглянуть на себя по-другому. И Шото вновь ненавидел. Не так ярко, как прежде. Почему именно сейчас? Почему не в прошлом, когда мир маленького Шото еще не знал, что такое настоящая боль. Почему теперь он заставлял чувствовать к себе что-то еще кроме ненависти и презрения? Семья – сокровище человека. Шото не помнил свое сокровище целым. Сколько он себя знал, оно всегда было испещрено трещинами с то и дело отваливающимися кусочками. Почему сейчас его отец нагнулся, чтобы подобрать всё еще тускло поблескивающие осколки? Шото чувствовал себя обманутым ребенком. Словно отец трусливо сбежал, не выполнив своего обещания. Туда, куда Шото за ним пойти точно не мог. Шото захлебывался под накрывающими его волнами. В глазах жгло от соленой воды. Ему хотелось накричать на отца, ударить в лицо, выбить ответы. Почему, дав Шото призрак надежды, он вновь разбил его сокровище? Оно ломалось так часто, что осколки превратились в колкую пыль, и Шото не знал, сможет ли он вновь собрать их во что-то целое. Шото резко открыл глаза. За окном была уже глубокая ночь. Шото обнаружил себя на полу, прислонившимся у стенки. Он заснул. Щеки еле ощутимо стягивало, пока он слепо осматривал комнату. И только несколько позже он заметил, что кто-то накрыл его одеялом, а на столе стоял поднос с накрытой салфеткой едой и запиской. Пробивающийся сквозь стекло окна свет луны осветил: «Покушай, пожалуйста», начирканное кривым почерком. Скорее всего, Мидория. Шото, тяжело выдохнув, утер с глаз остатки сна и, нащупав рядом лежащий телефон, взглянул на ослепляющий резким светом экран. Его почта была завалена сообщениями, в большинстве своём от сестры и брата. Что-то вновь заворочалось внутри, но на этот раз осталось на поверхности. Шото вновь глубоко вздохнул и нажал на кнопку вызова.