*****
Чтобы добраться до маркета "7-eleven", Агрон и Назир пересекли две улицы и длинный парк с игровой площадкой с одной стороны и бейсбольным полем c другой. Группа подростков, бьющих по мячу, вопит друг на друга так, что мамаши возле песочниц неодобрительно смотрят на них поверх голов своих малышей. Весь парк выглядит заброшенным, деревянные скамьи разворочены, мусор не убран. Это не самая приятная часть города, но в таком городишке как этот в принципе нет действительно приятных мест. Каждые несколько шагов Агрон как бы случайно задевает рукой то место на коже Назира, где заканчиваются его шорты и начинаются бедра: теплое, поцелованное солнцем и влажное от пота. Назир не уклоняется от прикосновений, его собственное плечо также задевает Агрона. Они идут достаточно близко, и Агрон может чувствовать запах кокосового ореха в волосах Назира и видеть, как на его подборотке блестит пот. Для них это всегда было так. Семья Агрона купила этот дом, когда тому было восемь, а шестилетний Назир приехал из Сирии, усыновленный новой семьей. Они увиделись впервые во дворе, через забор, улыбнувшись друг другу, что привело к детским играм, а затем к десятилетней дружбе. Агрон не может представить никого, кто мог бы занять место Назира, даже Спартак. — Как тебе идея твоей новой школы в следующем году? — Агрон не знает, что сказать. Он бы предпочел провести время, слушая Назира, а затем попытался бы придумать свой ответ и не потому, что застенчив, а потому что слова всегда давались ему нелегко. — Это будет странно без тебя, Спартака и Крикса. Петрос тоже расстроен отъездом Барки. — Назир специально нацеливает пятку в грязь, и облака пыли поднимаются вокруг его лодыжки. — Он ведет себя так, как будто это роман Николаса Спаркса. — Исключая того, что Барка — не белый парень среднего класса, и к тому же он гей, — ухмыляется Агрон, мотая головой. — Вы, ребята, уезжаете. Мы расстаемся… — Да, — Агрон хочет сказать что-то более обнадеживающее, но это правда. Они уезжают. — Но у тебя будет Дуро. И Невия, и Мира. — Это не то же самое. — Голос Назира внезапно стихает, меланхолично звуча словами, и он скрещивает руки у себя на груди. Когда он так делает, то выглядит еще меньше. Когда они были младше, Агрону — одиннадцать, а Назиру только что исполнилось девять лет, то однажды вечером смотрели по телевизору "Крафт". На следующий день они собрали свечи и перья, банки и бусы из оставленных и заброшенных домов по соседству, устроив собственный маленький сеанс на одном из дворов. Дуро было разрешено остаться, но он слишком боялся что-либо делать. Вместо этого он наблюдал, как Агрон и Назир стояли рядом, рука об руку, и скандировали Богине Луне. Агрон не должен был подглядывать, что Назир написал на бумажке. Это должно было быть секретом, но он всегда был любопытным засранцем и заглянул, когда Назир отвлекся, поправляя свои бусы на шее. Назир хотел, чтобы кто-то его любил… Сначала Агрон хотел посмеяться, смутившись и не понимая, почему это Назир когда-либо чувствовал себя нелюбимым, но потом они заснули в траве. Когда солнце поднялось, и Юлий, сводный брат Назира, подошел к нему, глумливо дернув за руку, чтобы отвести домой, Агрон пристально посмотрел на них. Даже в одиннадцать лет он понял, что Назир никогда не ожидал, что кто-нибудь позаботится о нем, потому что никто никогда этого не делал. — Мы… — Агрон дотрагивается кончиками пальцев до ладони Назира. — Я могу писать тебе, я знаю твой адрес. Назир, наклонив голову, смотрит на него сквозь ресницы. Он слегка дергает рот, как будто хочет скрыть улыбку, и поднимает бровь. — Ты будешь? — А ты хочешь? — Агрон не знает, почему он так говорит, просто хочет услышать, как Назир это произнесет. Он хочет убедиться. Агрон никогда не рассматривал возможность того, что Назира не будет там, в его новой жизни, настоящей и сияющей. В ту ночь богиня не отказала Назиру в его желании. Она просто знала, что Агрон всегда будет рядом. — Я имею в виду, — Назир кусает нижнюю губу, — кто еще будет информировать тебя обо всей происходящей здесь драме? Кто выиграл конкурс "Королева арбузов". Пригласил ли наконец мистер Такер на свидание мисс Бейли. Будет ли Рассел Майерс вообще когда-нибудь расти. — Ты прав. — Агрон торжественно кивает, поворачиваясь вперед, чтобы продолжить путь. Он не знает, чего ожидал от Назира, но он ненавидит поднимающуюся в нем волну разочарования. — Я не могу пропустить все это. — Ты ведь вернешься? — Назир не поднимает взгляд, теребя подол своей футболки. И сейчас Агрон может видеть тени под его глазами более четко — свидетельство бессонных ночей Назира, бремя его жизни. — Конечно, я вернусь. Агрон смотрит на пылающее закатное солнце, задаваясь вопросом, сможет ли он проявить себя так, как он хочет, а не так, как его видят другие. Он знает, какова его судьба, и что он должен делать. Отец Агрона создавал двух солдат, как только родились его сыновья. Агрон родился с умением, с яростью, с влечением к крови. Дуро родился с комплексом бога и амбициями. Для них никогда не существовало ничего другого. — Назир, — Агрон останавливается и смотрит на него в упор. Он не хочет специально подбирать слова, стараться или анализировать. Ему просто нужно, чтобы Назир ему поверил. — Я действительно вернусь. Назир тоже останавливается, смотрит в траву и, прежде чем кивнуть, поправляет белый носок на своей ноге. — Хорошо.*****
"7-eleven" забит подростками средней школы и стариками, сражающимися за лотерейные билеты, когда Агрон и Назир добираются туда. Запах старого сыра "начо" и пота висит в помещении, и холодный взрыв воздуха из кондиционера — приятное облегчение. Агрон протискивается с Назиром через проход, сердито глядя на каких-то малолеток, пытающихся скучковаться, чтобы скрыть, что они листают Playboy. Он может разглядеть девушку на развороте журнала: ее ноги широко раздвинуты, руки заведены за спину. Она светловолосая и стройная, с абсолютно гладкой кожей везде. Отводя глаза в сторону, Агрон позволяет своему взгляду скользнуть по бедрам Назира, когда тот наклоняется, чтобы взять журнал Арт-Форум на нижней полке. Его шорты — с прошлого лета, изношенные и в обтяжку, скользят по спине, когда он двигается. Агрон почти может видеть полоску мягкой кожи, затененную загаром, переходящую в ягодицы. Иногда, поздно ночью он думает об этом участке кожи чуть выше этих шорт, где поясница Назира в ямочках, и ниже, там, где она переходит в округлости. На самом деле он не одержим этим, просто иногда думает о том, как бы его руки дотронулись там. Живот Агрона на мгновение скручивается, когда Назир встает, рассеянно почесывая шею. — Ты вообще знаешь, что делать с женщиной? — Агрон спрашивает пацана, указывая на девушку в журнале. — Незнакомая территория для тебя, а? — А ты знаешь, мудак? — Мальчик прижимает журнал к груди, оборачиваясь с ухмылкой. О, эта хрупкая уверенность тринадцатилетнего ребенка, который только что понял, что его член может намокнуть, и поэтому он уже в деле. — Ты думаешь, я не знаю, как трахнуть девчонку? — усмехается Агрон. Пацан едва доходит ему до груди, вызывающе поднимая одну бровь. — Ха, по мне, так ты похож на огромного педика! — Он, смеясь, подмигивает своему другу. Агрон должен напомнить себе, что его удостоверение личности говорит, что ему сейчас восемнадцать, и надрать задницу восьмикласснику, чтобы научить его уроку, является незаконным. Он даже не может рассердиться, учитывая то, что пацан говорит правду. И дело не в том, что Агрон не знает, что делать с девушкой. Он знает теорию, но у него нет совершенно никакого желания применять ее на деле. Тем не менее, он не собирается стоять здесь и продолжать перепалку с каким-то сопляком, который выглядит так, как будто только вчера его отлучили от горшка. — Педик? Это то, как вы зовете друг друга между собой? Агрон поворачивается в сторону Назира, но тот, похоже, не замечает всего этого, а постукивая пальцами по губам, выбирает вкус Icee. — Пошел ты! — Парень делает движение, чтобы уйти, но глаза следят за Агроном. Учитывая то, что бицепс Агрона с голову этого малолетки, и он подходит к пацану почти вплотную, остальная компания слегка пятится назад, когда Агрон кривит рот в рычании. — Вот, — Агрон протягивает руку, чтобы схватить пару салфеток с полки. — Туалет слева от вас. Вы, ребята, должны помыть руки, когда закончите. Не хватало еще, чтобы вы все здесь заляпали. Он оборачивается, обнаруживая, что Назир двинулся вперед и встал у стойки, с кем-то беседуя. Агрон смутно его помнит: какой-то придурок, с которым Назир ходит в школу, вечно болтающийся с некоторыми из парней, которые курят во время обеда за тренажерным залом. Но дело не в том, что он знаком с ним, а в том, как этот чувак пялится на Назира — голодным, похотливым взглядом. Каст наклоняется почти до упора, почти касается головы Назира, когда разговаривает с ним. — Эй. — Агрон прокладывает себе путь вперед, нависая над Назиром, высокий и широкоплечий. Он может видеть мелькнувшую на лице Каста догадку, когда тот слегка отшатывается, когда Агрон громко ставит свой напиток Gatorade на стойку. — Ты готов? — Да, — Назир закрывает журнал, указывая на обложку. — Мы с Кастом говорили о Хосе Ороско. Он видел некоторые его работы. — Да, моя семья летом провела отпуск в Мексике. Он похож на Бэнкси из колледжа Сан-Ильдефонсо. — Каст пожимает плечами, его грудь надувается так, как будто он только что сказал что-то глубокомысленное. Агрону даже не нужно оборачиваться на Назира, чтобы знать, как тот пытается скрыть свое отвращение. — Ты только что сравнил Хосе Клементе Ороско с Бэнкси? — Агрон поднимает бровь. — Я имею в виду… — у Каста нет возможности закончить свое выступление. — Ты знаешь, что Ороско вместе с Ривера и Сикейросом являются отцами-основателями мексиканского расписного ренессанса? — Агрон небрежно вытаскивает свой кошелек из заднего кармана. — И без его работ, направленных на политику и права крестьян и рабочих, Мексика никогда не смогла бы стабилизироваться после революции. Он дал народу голос. — Я… — Каст пытается что-то сказать, но Агрон не удосуживается слушать, вместо этого полностью отвлекаясь на широко открытый и довольный взгляд, которым одаривает его Назир. У того щеки розовые, глаза мерцают, а пальцы слегка барабанят по пластику Icee. На его щеке висит идеальный завиток волос, влажный от пота. Медленно, Агрон протягивает руку к своему Gatorade, даже не утруждаясь взглянуть на Каста. Он не уверен, что сможет отвести взгляд от Назира, даже если захочет. — Хорошего дня, Каст, — с легким кивком головы Назир поворачивается к двери, журнал — в одной руке, напиток — в другой, и Агрон ничего не может сделать, кроме как следовать за ним. Они почти доходят до железнодорожных путей, прежде чем Назир что-то произносит, скрипя соломинкой, когда отрывается от своего Icee. Он выбрал аромат "вишню", и этот запах, похоже, медленно распространяется вокруг них во влажном воздухе — искусственный и сладкий. — Откуда ты все это узнал про Риверу и Ороско? — Он произносит имена на правильном испанском, лаская гласные языком. — Я слушаю, когда ты говоришь со мной. — О! — Назир краснеет, прячась за своей бутылкой. — Если тебе важно — мне тоже важно. Солнце светит им в спину, и Агрон может видеть золотые солнечные блики, отражающиеся в волосах Назира. Это чертовски горячо: каждая прядь сияет, золотой ореол обрамляет его красивое лицо. Иногда Агрон хочет, чтобы у него были яйца, и ему хватило смелости сказать Назиру, что Боттичелли должен воскреснуть только для того, чтобы изваять лицо Назира, как одну из своих картин. Его мягкие глаза, прямой, тонкий нос, изгиб пухлых губ… Назир может показать Агрону тысячу слайдов тысячи его картин, но Агрон все равно выберет его как самого великолепного. — Хочешь немного? — Назир протягивает Агрону бутылку с пластмассовой надкусанной соломинкой. На этикетке большой полярный медведь в свитере смотрит на Агрона так, как будто уже знает ответ. Губы Назира окрашены вишневым, но не полностью: они темнеют от бледно-розового до малинового к центру. Это заставляет их выглядеть еще более полными, мягкими, когда тот проводит по ним своим языком. Агрон не может не думать об этой линии, где верхняя губа Назира встречает нижнюю. Он знает, что если бы наклонился и поддался вперед, то мог бы прижать свой рот к Назиру, мог бы попробовать вкус сахара и вишни на его губах — вкус лета… Он задается вопросом, задумывался ли Назир когда-нибудь о том, на что это было бы похоже: прижаться друг к другу, коснуться секретных мест, узнать друг друга так, как этого не делают лучшие друзья. Агрон никогда никого не целовал и не хотел, он никогда не хотел быть мягким или заботливым с кем-либо. Никогда… до Назира. Но вместо этого, он берет протянутую ему бутылку и прижимает свой рот к соломинке.*****
В конечном итоге они растянулись на открытом участке земли, наполовину затенённым старым скелетом фабрики. Раньше у него были окна, и когда Агрон и Назир были младше, они и остальная банда играли там в прятки, когда шел дождь. Но как только Юлий и Марк стали старше, и у них появились свои друзья, моментально стекла были выбиты, а здание покрыто граффити. Сейчас оно выглядит более мрачно, чем что-либо еще в этом городишке, темное даже в самый яркий день. Развалившись на траве, парни лежат бок о бок, но в противоположных направлениях. С этого угла Агрон может видеть мягкие линии шеи Назира вплоть до его подбородка. Он выглядит старше отсюда, старше, чем Агрон может себе представить и осознать. Мысль об этом пугает его, пугает, что Назир может стать недостижимым, может расти, чтобы быть далеко от Агрона. Краем глаза Агрон видит мягкие морщинки на коленях Назира. В этом есть что-то интимное, и он, наблюдая эти секретные части, осознает, что никто другой никогда этого не делал. Глаза Агрона прослеживают изгиб одного колена, как натягивается кожа вокруг него, а затем под коленом, где суставы прячутся под загорелой кожей и мышцами. Внезапно он хочет прижаться туда своим ртом, чтобы почувствовать и быть благодарным за такие чудеса тела Назира, которые работают вместе, дают убедиться, что Назир реален, присутствует и действует сейчас. — Солнце скоро зайдет, — шепчет Агрон, закрыв глаза, когда огненный шар садится над его головой. Он знает, что утром будет красным и обожжённым, но не беспокоится о том, чтобы сдвинуться с места. Это пройдет, как проходит всё, пока не останется только немного веснушек — напоминание, что когда-то он был достаточно близко, чтобы почувствовать запах соли и мыла на коже Назира. — Да, — Назир сдвигается, слегка приподнимая голову. — Ты сгоришь. — "Держись лицом к солнцу, и тени будут падать позади тебя", — бормочет Агрон, губы едва шевелятся. Его пальцы подергиваются рядом с Назиром, достаточно близко, чтобы почувствовать жар тела, но не касаясь его. Они всегда такие… близко друг к другу… но недостаточно близко. — Ты цитируешь Уолта Уитмена? — хихикает Назир, его пятки скользят по траве. — Ты такой ботаник. — Говорит парень, который знает, что это Уитмен, — Агрон слегка пихает его, не имея возможности сопротивляться ощущениям, когда их тела намагничиваются от близости. Он умирает от желания подвинуться ближе, прижаться руками и почувствовать его смех. И успокаивается, когда опускает голову на талию Назира, используя ее в качестве подушки. — Юлий снова спрашивал о тебе, — Назир глубоко вздыхает, словно говорит что-то истощающее. — Да? — Агрон все еще может чувствовать вкус вишни на своем языке и сахар, прилипший к нёбу. Отдаленно, в глубине своего разума, где хранит свои секреты даже от самого себя, он хочет, чтобы это было чем-то другим — чем-то священным. — Он все никак не успокоится после возвращения домой, когда ты забил тот крутой гол. Помнишь? Агрон остро осознает каждое движение, которое делает Назир: как двигаются его бедра и живот, когда он глубоко вздыхает, как треплется его футболка, когда вечерний бриз начинает играть с тканью. — Думаю, он скоро тебя пригласит. — Пригласит? — Агрон смеется, коротко и громко. — Ты знаешь, что я имею в виду, — Назир делает движение рукой, борясь с собой перед тем, как произнести следующие слова. — Он хочет тебя трахнуть. — А я хочу миллион долларов и огромную мясную пиццу. — Агрон вытягивает ноги, царапая пятками траву. — Но мы все должны научиться жить с разочарованиями. — Он… — тело Назира становится твердым и жестким под головой Агрона, содрогаясь от вздоха. — Он очень красивый. Люди говорят ему об этом. Что он красивый. — Я не заметил. — Агрон играет со шнурком на своих шортах. Это неправда. Агрон заметил, но не тот факт, что Юлий привлекателен. Агрон заметил жестокий блеск в глазах, когда тот смотрит на Назира, рычание, вырывающееся из его рта каждый раз, когда что-то идет не по его. Агрон знает, как выглядит опасный человек, уже знает, в кого превратится Юлий, когда вырастет. — Но если бы ты… — Назир делает паузу, глотает, а затем продолжает. — Если бы ты захотел заметить, я бы… — Нет, Назир, — Агрон протягивает руку, потирая свое запястье. — Только не он. Никогда. Это чувствуется до того, как происходит: глубокий вдох и выдох Назира, наконец-то начавшего дышать. Он откидывается назад на траву, растягиваясь теперь более плавно, одна рука сгибается, чтобы подпереть голову. Краем глаза Агрон может видеть, как один уголок его рта трогает улыбка. — Агрон? — Пальцы Назира восхитительно скользят по его коротким волосам, рассеянно лаская кожу. Агрон едва может вдохнуть, чтобы ответить, он рад, что лежит боком, и Назир не может ясно видеть его лицо. — Хм? — Это просто шум, но он закрывает глаза, внезапно испугавшись. Почему? Почему иногда бывает так сложно? Даже когда это всего лишь ответ на собственное имя. — Ты чувствуешь себя… старше? — Назир делает паузу, сомневаясь в этом слове. — Не знаю, — отвечает Агрон, пожимая плечами. — А должен? — Тебе восемнадцать. Ты зачислен. Через несколько месяцев ты поедешь учиться. — Пальцы Назира перебирают волосы вдоль его лба. — Ты видишь свое будущее. Остальные из нас — нет… — Тебе шестнадцать, и ты не мертв, Назир. — Агрон поворачивает голову, разглядывая его профиль. Небо — все романтические цвета: розовые, золотые, красные, и летняя жара начинает спадать за горизонт. Агрон может посчитать ресницы вдоль правого глаза Назира, если захочет, тень от солнца ложится толстой линией на его щеках. — На самом деле я тоже не живу. Тишина на этот раз тяжелая, густая, приправленная чем-то, что ни один из них не может назвать. Агрон не хочет ничего, кроме как исправить это, прогнать прочь слона, который сидит, огромный и толстый, между ними. Он хочет быть человеком, к которому естественным образом приходят слова, чтобы он мог успокоить Назира, спасти его от той печали, которая живет внутри него. Агрон привык удивляться еще в детстве, когда они были маленькими: есть ли на свете люди, которые не родились с тоской. Этого нельзя избежать, но он не хочет верить в это для Назира. Он видел радость на его лице, настоящую радость, пусть и мимолетную, и он сделает все, чтобы вернуть ее. Внезапно, он переворачивается, опираясь локтями о землю, становясь на уровне плеч Назира, наблюдая, как глаза того трепещут в умирающем свете дня. И вдруг это кажется слишком реальным, возможность того, что это может быть одним из последних моментов, когда они такие. Очень скоро Агрон будет на расстоянии в сотню миль, и он не будет тем, к кому Назир придет, когда почувствует грусть, одиночество или радость. Роль Агрона заменит кто-то другой. — Назир. — Его голос громко звучит в тишине, вырывая другого мальчика из своей защиты. В ответ глаза Назира распахиваются, широкие и ясные. — Что? — Это звучит почти как шепот, теплое дыхание скользит по щеке Агрона. Они настолько близки, что Агрон может видеть отблески орехового цвета вокруг зрачков Назира. — Не… — он сглатывает, — не влюбляйся в Каста, пока меня не будет, хорошо? Назир скользит взглядом по лицу Агрона, ото лба к носу, и задерживается на губах. Агрон не хочет ничего, кроме как прильнуть к нему, взять то, чего он так жаждет, но он должен сначала знать. У него должно быть это обещание, этот обет. Всего слишком много, и всё слишком внезапно, но он не может больше ждать. Он должен сделать это сейчас, когда Назир здесь, а он здесь, и свет льется на них. — Не буду, — Назир улыбается, тихо и мягко. — Ни в кого не влюбляйся… — А ты? — Назир дотрагивается пальцами до ключиц Агрона. — Нет никого больше. Это выходит прежде, чем Агрон может остановиться, его пальцы сжимают траву. Он смотрит в глаза Назира, широкие и удивленные моментом, прежде чем укусить нижнюю губу. — Хорошо. Они смотрят друг на друга, золотые лучи лета — единственное, что отделяет их сейчас. Агрон может видеть солнечные круги в воздухе подобно тому, как испачканный в вишне рот Назира открывается, его дыхание — мягкое и сладкое против собственного рта Агрона. Это как поцелуй дыхания между ними, и Агрон не может дышать. — Если бы я спросил тебя… — Назир останавливается, кончики пальцев скользят по плечу Агрона. — Ты должен спросить, — Агрон чувствует, как его сердце бьется в ребрах так сильно, что Назир похоже тоже может это слышать. — Мне нужно, чтобы ты спросил меня. — Зачем? — Назир слегка наклоняет голову, смущаясь. — Потому что тогда я буду знать, что ты хочешь этого так же, как и я. Агрон смотрит, как Назир облизывает губы, содрогаясь от вздоха. Это пытка и удовольствие одновременно, это то, о чем поэты пишут сонеты и слагают стихи. Грех плоти. Но Агрон не видит здесь никакого греха. Он не думает ни о чем кроме того, как Назир выглядит, совершенно и прекрасно, глаза большие и понимающие, кажется, в первый раз то, что Агрон знал, по крайней мере, три года. — Поцелуй меня. Назир как-будто даже не верит, что произнес эти слова, но Агрон услышал. Он берет щеки Назира между своими ладонями, направляя его, пока не сможет наклониться вперед. Дотрагиваясь своим носом до носа Назира, Агрон наконец прижимает свой рот, теплый и мокрый, к мальчику. Кажется, что время в этот момент останавливается, воздух становится плотнее, когда Назир наклоняет голову назад, пальцы скручиваются в волосах Агрона. Поцелуй остается невинным какое-то время, двигаясь в тандеме и ласках, которых у них никогда не было. Агрон начинает запоминать вкус губ Назира на своих губах, пробуя их языком. Назир легко подчиняется Агрону, он низко стонет, позволяя тому полностью проникнуть в его рот. И вздрагивает, когда они, наконец, отрываются друг от друга. Кажется, что это было как взрыв, когда руки отчаянно цеплялись друг за друга, губы кусали друг друга, зубы стучали вместе, когда они пытались слиться и стать ближе. А потом — все кончено, и они оба отрываются, чтобы вдохнуть, оставаясь достаточно близко, чтобы чувствовать каждый вдох, слышать каждый стук сердца. Солнце просто скользнуло за горизонт, последние лучи золотисто-голубого цвета маячат в открытом небе, но никто из них этого не замечает, глядя друг на друга. — Мы так близки, и не важно, что мы далеко, — шепчет Агрон, его дыхание теплое на губах Назира. — Это правдивее, чем само сердце. Всегда доверяй тому, кто мы есть. И ничто больше не имеет значения… — Неруда? — догадывается Назир, пальцы тянутся к лицу Агрона. — Metallica… Агрон ловит поцелуем смех из уст Назира, он не останавливается до тех пор, пока луна не заменит солнце, и всё вокруг не накроют тени серебра и ночи.