Смерть и девушка

Слепяще яркий свет заливал подвальное помещение ничем внешне не примечательного загородного дома. Попади сюда кто посторонний, не поверил бы сперва своим глазам, а затем бросился бы жаловаться в полицию. Поступив, таким образом, еще более правильно, чем сам думал. Запрещенная символика, «украшающая» подвал – это было далеко не самое страшное, что скрывали эти стены. Они укрывали от справедливого наказания нацистского преступника, что смог избежать суда. Стены прятали ото всех и преступника, и его жертву. Жертву концлагеря, где судьба свела их в первый раз. Теперь, три года спустя после окончания войны, здесь, в Лондоне, во второй. Жертва не выдала своего палача, которого узнала в тот же миг, стоило ей его увидеть. Никакие пластические операции не смогли бы скрыть его от нее. Сперва Хелен молчала из-за того, что теперь палач стал ее жертвой. А она могла стать его палачом в любую секунду, стоило ей заговорить. Хелен отдавала себе отчет в том, что, дразня Амона Гёта, играет со смертью и рискует собственной жизнью. Он и был для нее самим олицетворением Смерти, долгое и страшное время. Ничего не изменилось… Но теперь власть перешла к ней и это ощущение было упоительным настолько, что девушка не могла отказаться от нее и риска, его сопровождающего. И от Амона… Незаметно для себя Хелен влюбилась в него, а затем и полюбила всем сердцем. Которому к настоящему моменту перестала напоминать о том, КТО перед ней, и в скольких смертях он повинен. Она просто забыла об этом… И перестала ненавидеть себя за эту любовь. Однако чувство вины не могло не давать о себе знать. И Хелен находила отдохновение и успокоение в том, чем они занимались с Амоном в этом тщательно скрытом ото всех глаз помещении. Но не только это заставляло девушку вновь и вновь отдавать себя в руки Смерти. Так она постепенно изживала страшные воспоминания. Оказываясь в декорациях того, что раньше было ее жизнью. Которой она могла лишиться в любую секунду, по щелчку пальцев этого мужчины. Теперь это была театральная бутафория того, что не так давно было ее жизнью и ее кошмаром. Вспоминающимся Хелен сейчас кошмарным сном, не имеющим никакого отношения ни к ней, ни к Амону. Кошмарным сном, порой, здесь, вновь оборачивающимся реальностью, как раньше. Когда она вновь теряла власть над собой, над Амоном Гётом, отдавая ее и себя в его руки. Бывшие в крови по локоть… Заботливые руки любящего ее мужчины, который не видел жизни без нее ни тогда, ни сейчас… По предплечью полностью обнаженной девушки побежала струйка горячего воска. Хелен вздрогнула, откинула назад голову с растрепанными полудлинными волосами, и с хрипом втянула в себя воздух. Ее тонкие руки непроизвольно сжались в кулачки, заставив загреметь цепи, которыми она была прикована к стене. Стоящий за ее спиной, мало похожий на себя прежнего мужчина, одетый в такую же, как тогда форму, довольно рассмеялся. Схватил девушку за волосы и с силой дернул на себя, заставив вскрикнуть. Заставив и Амона - рассмеяться еще громче. И, захватив каштановые пряди в горсть, начать медленно наматывать их на кулак. При этом избежавший возмездия преступник ругал свою жертву, жертвой любви к которой был сам, последними бранными словами. На немецком. Здесь он говорил с Хелен только на языке, что был с ним, начиная отсчет с момента, как он произнес первое в своей жизни слово. Только когда у Хелен брызнули из глаз слезы, только когда она, всхлипывая, взмолилась о пощаде, Амон выпустил ее уже скрипящие у него в кулаке волосы. Немедленно прекратил пытку. Переставшую приносить девушке странное загадочное удовольствие и острое наслаждение. Хелен обернулась, столкнувшись заплаканными моргающими от слез глазами со стальным взглядом Амона. Она узнала бы его по этому взгляду среди тысяч и тысяч, до какой бы степени неузнаваемости не была изменена его внешность. Хищный взгляд охочего до крови и секса опасного, не ведающего жалости матерого волка. Продолжающий скалить зубы в ледяной усмешке, Амон затушил продолжающую гореть у него в другой руке свечу о бедро Хелен, сбоку. Девушка отчаянно закричала, задергалась в почти полностью обездвиживших ее цепях. И продолжила кричать и извиваться всем телом, когда по ее худой спине с обтянутыми кожей торчащими позвонками и лопатками, со свистом загулял хлыст. По спине, по попе, по бедрам. Вскоре начавший рассекать на них кожу до крови. Хелен была почти в беспамятстве от лютой боли, когда Амон расковал и освободил ее. Девушка не устояла и рухнула под ноги ему. Обвила трясущимися руками его сапоги, а, едва нашлись силы, постанывая, начала покрывать их страстными, голодными поцелуями. Как следует насладившись этим моментом, Амон отбросил перепачканный в крови хлыст, склонился над Хелен, подхватил ее подмышки и рывком перевернул на спину, заставив вновь громко и болезненно вскрикнуть. Тут же навалился на нее, торопливо расстегнул форменные брюки и резко вошел в ее горячую и влажную плоть, бешено задвигав бедрами. Хелен снова плакала. Изо всех сил обнимая безжалостно трахающего ее любимого мужчину. Плакала от счастья на сердце и облегчения на душе. Ее возлюбила сама Смерть. Но победила ее она, девушка. Любовью.