Комфорт

      Он был ублюдком. Самым большим ублюдком из всех, кого мне довелось узнать. А довелось, поверьте, не мало. Он был тем самым парнем, который ебал в рот нормы, законы и правила.       С ним я первый раз набухался до потери памяти и чуль ли не досмерти. Это именно с ним в шестнадцать лет я шатался по сомнительным впискам, где он спал с такими же сомнительными девушками, а я в это время сидел на кухне с бутылкой водки и дискуссировал с парнем, чье имя даже не знал. Это именно он научил курить меня. Сначала сигареты, а потом и план.       Благодаря этому уебку и его «бля, да ты обязан стать юристом» я поступил в ВУЗ. На юриспруденцию. А сам он предпочел быть журналистом. Да какой журналист, блять? Так, недоблоггер, который расписывал в инсте метафорические текста о своей юности.       Я не думаю, что когда-нибудь в моей жизни еще будет такой ублюдок, каким был этот парень. Ему говорили мол «хватит», «завязывай», «закрывай ебало». Он их слушал. Но никогда не слышал. Мне всегда казалось, что он просто ебал. То ли их мнение, то ли моральный кодекс, который установило то самое общество презирающее его. И всегда делал против. Даже не столько против общества, сколько против системы.       Однажды ударил девушку. Эта сцена сохранилась в моей памяти в очень хорошем качестве. Наверное, 1080. Он ударил её не на эмоциях, не в порыве агрессии. Просто потому что она сама этого хотела. Хотела на словах, ведь где-то в своих мыслях она думала, что он этого не сделает. «Он меня любит» — думала она. Дура.       Думала, потому что не знала его. В этом и был весь он. Ебаный бес. Да он бы никогда и пальцем её не тронул, даже в потоке агрессии. Но она попросила об этом сама. А ему похуй, его не надо уговаривать, упрашивать или умолять. Говоришь — выполняет. Даже если это где-то вне. За рамками. Ему всегда было похуй на последствия. Человек-катастрофа. А она сидит плачет, прижимая ладонь к горящей, от его холодной руки, щеке. А он сидит курит. Похуй. Как обычно.       Честно говоря, я так и не понял, что он за человек. Он говорил, что я знаю его. Хорошо знаю. Но, вероятно, он и сам, блять, не знал себя. Он постоянно метался, что-то искал, проебывался. Говорил «мне похуй». А потом уходил. Уходил со школы. С универа. С вписок. Рейвов. Просто уходил. Бесследно пропадал. Домой ли? Да хуй его знает. Понятия дома для нас всегда были разными. Для меня дом там, где моя семья, дорогие мне люди. А для него дом там, где «я чувствую себя комфортно». И хуй его знает, где был его дом. Хуй его знает, где он чувствовал себя комфортно. Он вел себя так, будто ему везде комфортно.       Но раз он постоянно пропадал из поля зрения в одно мгновение, значит он пиздел.       Да, всем и всегда. А еще он улыбался. Во все тридцать два. Такой незабываемой улыбкой. Даже парни, так сказать, таяли от этой улыбки. «Она была такой тёплой, искренней» говорили они. Но на самом деле она просто была. Просто быть улыбающимся дурачком проще, чем отвечать на вопросы о том, что не так, как дела, всё ли в порядке.       Он был самым большим ублюдком из всех, кого мне довелось узнать. Он был моим лучшим другом.       Последний раз, когда он в одно мгновение съебался с очередного флэта, который сам и организовал в родительской квартире, я наблюдал, как на рассвете в ебаном худи от лакосты он вылетел из падика и бежал куда-то. Бежал исчезая в тумане. Наверное бежал «домой». Туда где комфортно.       И вот, я стою в таком же тумане, как при нашей последней встрече. Абсолютно нихуя не видя перед собой дальше, чем на метр. А он тоже тут. В трех метрах. Достаточно близко. Но мне уже до него не дотянуться. Он находится у себя дома.       Какой же он, блять, ублюдок.       И вот, я вновь стою на кладбище, где на глубине трех метров от меня лежит мертвое тело моего лучшего друга.       Я надеюсь ты счастлив, придурок.