Хорошо.

– Пошли на улицу. – внезапно выдал Федя, отвернувшись от панорамных окон к братьям, что сидели укутавшись в плед. Один плед на двоих. "Давайте купим ещё один", твердил им Смолов первое время, но потом, увидев, как парни жмутся друг к другу во время дождя, смирился. Федя любил садиться в середине и чувствовать с обеих сторон любимых людей. Да и так теплее. Ближе. Братья синхронно оторвали взгляд от телевизора, где шёл фильм. "Мстители", кажется, но Дзюба и не на такое подсадит. – Федя, ты уверен? Там холодно. Декабрь как никак. – зевнув, сказал Антон. – Да и это наш единственный выходной. Лёша лишь ближе придвинулся к Антону, в знак подтверждения слов брата. Любимые препиранья. На такие случаи, у Феди давно уже был план. Первое: скинуть с этих барашков плед. Второе: если кто-то из братьев заговорит - заткнуть его рот поцелуем. Третье: заткнуть второго. Четвёртое: пообещать продолжение, но только, если эти двое сделают то, что хочет Федя. Миссион комплит. Когда Смолов проделал все эти действия, братья тут же подскочили с дивана и наперегонки помчались в спальню переодеваться. – Барашки. – сказал в след им Федя и улыбнулся. Почему барашки? Спасибо Акинфеев. Когда Миранчуки увидели это интервью, потом ещё неделю скакали по дому и кричали "Барашки пасутся. Классно же!". "– И как можно было влюбиться в этих барашков? – спросил Дзюба у Смолова, когда последний увлечённо наблюдал за братьями. Федя перевёл взгляд на Игоря, а потом повернулся к Артёму, – Ну ты же в своего влюбился." Слишком милые эти Миранчуки. Ну нельзя не улыбаться, когда эти двое дурачатся или же просто спят. Федя уже давно привык просыпаться ночью, чтобы укрыть парней одеялом. Привык вставать раньше всех, чтобы приготовить завтрак и заварить чай. Привык следить за этими детьми, ведь, вдруг, они что-то забудут на тренировку. Привык, когда эти двое вновь и вновь рассматривают татуировки на его теле, вырисовывая или же выцеловывая каждую линию. "Федя, спой нам, пожалуйста", – уже сквозь сон, говорил кто-то из братьев. И Федя пел. Даже если он устал, даже, если сегодня была выматывающая тренировка или сложный матч. Он делал всё ради этих двоих. Зайдя в спальню, Смолов увидел, как парни быстро надевают кофты и уже через секунду проносятся мимо него в коридор, поцеловав в губы. Два поцелуя и почти одновременно, это ли не рай? Футболист стянул с себя футболку, чтобы тоже надеть кофту, но остановился у зеркала. На его ключицах, прессе, шее...везде, господи, были засосы. Тренер и врач команды "Краснодар" списывали всё на то, что Федя молод, девушек много...Ага, вот только их всего две и это парни. Тела Миранчуков пострадали меньше, тут играло роль, численное превосходство. – Панда? Ты где? – донёсся крик из прихожей, – Сам предложил пойти на улицу. Панда? Да, всё из-за татуировок на теле нападающего. – Иду. – крикнул Федя и натянув на себя кофту, помчался в коридор.

***

С неба сыпались огромные хлопья снега. Снег был везде. На крышах, дорогах, лавочках, за шиворотом Антона, - спасибо Лёша. Фонари освещали излюбленную парнями аллею. Там всегда было тихо, даже несмотря на то, что рядом была дорога. Парни спокойно прогуливались, держась за руки. И тут, Федя срывается с места, вырывает свои руки из рук братьев и ныряет в большой сугроб, где пропадает с головой. Секундная пауза и тихий смех из сугроба. Антон и Лёша, не думая ни секунды, бросаются вслед за нападающим и тоже тонут в сугробе с головой. И вновь заливистый смех. – Барашки вы мои. – прохрипел Федя, приподнимаясь на локтях. Смолов закрывает глаза от наслаждения. Сейчас морозно, он весь промок, но рядом с ним Антон и Лёша, а это ведь главное. – Федя, спой нам, пожалуйста. – словно на автопилоте сказали братья. – Нашу любимую. Смолов, посмотрев на Миранчуков и набрав в лёгкие побольше воздуха, стал исполнять желание братьев. Ветер гонит пыль, подними стекло И забери бухло, оно не помогло. Куртку накинь, в трубке гудки и нервное "Алло!" Я у вас загостивший, штурвал отпустивший пилот. Миранчуки любили, когда Смолов им пел. Так может петь только он. Только их Федя. С некой хрипотцой, но в то же время, нежностью в голосе. Если я не стою, ничего не стою - так тому и быть. Нечего терять мне, на кого пенять мне, нечего забыть. Может я не прав, не прав, не прав - не туда зашёл. Я люблю тебя, жизнь; Я люблю тебя, и это хорошо. Это хорошо! Это хорошо! Эту песню они любили за правду. Правду описывающую их жизнь. Да, это сложно объяснить, но почему-то всё было именно так. Когда закончился ЧМ, восхваляли всю команду, но не его. Смолова гнобили. Промазал. Холод под пальто, мысли - лёд. Руки дрожат, но разум острей ножа, вижу наперёд: Крутятся колеса, тело греет лёд Долгие гудки тихое "Алло...". Если бы тогда Антона и Лёши не было рядом, он бы сломался. Сломался из-за большого давления. Не забил, значит позор и такое ощущение, что это клеймо на всю жизнь. Но братья вытянули нападающего из горы пустых бутылок виски. Теперь эта песня напоминает парням о том моменте их жизни. Как напоминание о том, что так нельзя. Опуститься вновь, значит убить себя. .Если я не стою, ничего не стою - так тому и быть. Нечего терять мне, на кого пенять мне, нечего забыть. Может я не прав, не прав, не прав - я не туда зашёл. Я люблю тебя, жизнь; Я люблю тебя, и это хорошо. Это хорошо! Это хорошо! Это хорошо! Это хорошо! Это хорошо! Это хорошо! Это хорошо! Это хорошо! Это хорошо! Это хорошо! – Федя, а пойдём в кофейню. Я так давно не ел пончиков. – произнёс Лёша. Смолов усмехнулся, – Мне потом ваш тренер голову оторвёт. – Миранчуки лишь скуксились и Федя, не выдержав эти грустные мордочки, сдался, – Ладно. Один раз можно. Спустя минуту молчания, в ухо Смолову прилетает снежок. И вновь заливистый смех. – Панда, догоняй! – крикнул Лёша, убегая от Смолова и попутно бросая в него снежки. А Антон всё так же заливисто смеялся и бросал снежки в Федю. Нападающий выбрался из сугроба, и слепив снежок, кинул его прямо в спину Лёше. Тот театральной вскрикнул и упал на снег. Смех стал ещё громче. Бежавший следом Антон, так же смеясь на всю улицу, подбежал к брату. – Вставай, боец, мы должны выиграть эту войну! – сквозь смех говорил он. Братья вновь поднялись на ноги и кинулись в сторону дороги. Такие побегушки стали обычным делом. Даже на поле, во время тренировки, они могли бегать друг за другом, из-за чего потом огребали от Саламыча. Федя немного замедлил бег, а потом и вовсе пошёл пешком. Антон и Лёша уже подбегали к дороге и ему оставалось лишь кричать то, что они выиграли эту битву. Но братья не остановились, кофейня находилась как раз через дорогу. И они выбежали на проезжую часть. Федя всё ещё шёл по заснеженной дорожке, наслаждаясь этим вечером. Всё время на тренировках, всё время заняты, но бывают вот такие моменты. Когда им хорошо. Вместе. Смолов втянул в лёгкие побольше воздуха и уже было собрался бежать за близнецами, как на его телефон пришло смс. "С наступающим". Сегодня ночь с тридцатого на тридцать первое декабря. И тут он слышит визг колёс и глухие удары. Один сразу, а другой через две секунды. Федя тут же срывается с места. "Нет, нет, нет, нет, нет." – лишь это сейчас отдаётся эхом в его голове. Федя подбегает к дороге. Федя видит их на холодном асфальте. Федя задыхается. Пульс начинает стучать в висках. Он не слышит ничего. Он отказывается это видеть. Пелена слёз закрыла глаза. А дальше всё в тумане. Единственное, что он помнит, это переплетённые руки его мальчиков. Всегда вместе.

***

Смолов сопьётся. Знал, что сопьётся и сделал это. Карьера? Какая карьера, когда такое... Кого теперь укрывать одеялом по ночам? Кому готовить завтрак? Некому. Он продолжает всё это делать. Просыпается посреди ночи с мыслями о том, что его мальчики замёрзли, а потом, понимая, что он один, засыпает в слезах. Он встаёт каждое утро и готовит завтрак на троих. Всё так же три чашки на столе. Но всё так же тихо в квартире. Он никогда не убирал их любимый плед. Он включал фильм, заваривал чай, так же, на троих и садился на диван под холодный плед. Он всё ждёт, что когда-нибудь, дверь в их квартиру откроется и туда зайдут братья. Помещение наполнится смехом. Федя выйдет в коридор, крепко обнимет Миранчуков и вдохнёт до боли знакомый запах. Поцелует их и поведёт на кухню, ведь ужин уже стоит на столе. Но каждый день. Каждый божий день, футболист понимает, что чуда не произойдет. И он так и останется один.

Нужно вписать в чью-то тетрадь, кровью, как в метрополитене: "Выхода нет", выхода нет!