burn

Если бы мы жили во времена инквизиции, она бы сдала меня. Одной из первых. Она бы решила, что это правильно, как должно быть. Я так и вижу, как приоткрытый, нежно-розовый рот дрожит, как языки пламени, пожирающие мою плоть, отпечатываются на сетчатке её глаза, как мочки ушей розовеют, как костяшки пальцев сгибаются в надломе напряжения. Элизабет была бы последним, что я увижу перед оглушающей пустотой. И я бы не противилась смерти, наслаждаясь этим мгновением. Её бесконечная вина, страдания, слезы, которая она выцедит на бархатную кожу щек, словно бальзам вылечили бы мои раны, охладили бы боль. Но сейчас она не виновата. Бетти Купер сладкая, как клочок сахарной ваты и стойкая, как камень, априори права. Даже если нас застанут прямо так, в самом невыгодном для неё свете. Даже если сюда зайдет её любимый парень, лучший друг-сосед, подруга, отец, мать, сестра… В любом случае это все я, рыжая стерва, обезумевшая сука, которая пользуются драгоценной, несравненной… Пощечина поворачивает голову вправо, влажные от пота волоски прилипают к шее и вискам. — Повтори, — наклоняется, горячий шепот лижет мои покрасневшие, исцелованные и искусанные губы. — Я… — сглатываю, горло саднит от сухости, — принадлежу вам, Госпожа. По глазам вижу, как яростно и голодно она наслаждается сказанным, дьяволы внутри неё совокупляются в ритм бьющемуся сердцу. Элизабет хватает меня за горло, я успеваю лишь рвано схватить воздух, а её пальцы уже внизу. — Ноги, — хрипло отдает приказ и ведет языком по линии скулы. Тут же расставляю ноги шире, пространство превращается в вязкий туман, и ничего больше не существует, кроме моего тела и её тела, её пальцев внутри меня и горячего наслаждения. — Ты должна просить разрешения, — она не замедляется ни на секунду, громко шепчет, водит губами по моему лицу, — Просить разрешения, чтобы кончить. Дрожь моего тела неконтролируема, зажмуриваюсь крепко и сжимаю зубы до боли. — Пожалуйста, госпожа… Пожалуйста, можно… — слова вырываются сами собой, я вытягиваю шею, выгибаюсь. — Что? — Элизабет кусает мочку моего уха, по-настоящему, как будто хочет съесть и переварить часть меня. — Разрешите мне кончить, пожалуйста, госпожа… Я больше не могу… — Мм? — Пожалуйста…я… — Разрешаю, — цедит буквы медленно, растягивает гласные. Из горла вырывается сорванный и хриплый стон, спина надломлено выгибается, дрожь захватывает тело целиком. Я облизываю пальцы, которые дали мне наслаждение, а затем Элизабет освобождает мои запястья, чтобы я упала перед ней на колени, чтобы она схватила меня за волосы и вжала мое лицо себе межде ног. Моё сладкое унижение. Впервые она коснулась меня после изматывающей тренировки. Мы сидели в черлидерской форме в коротких юбках на прохладной, деревянной скамье. Остались вдвоем, потому что только мы способны изводить себя пока не достигнем идеального результата. Я сжимала в пальцах пластиковую бутылку и пыталась залить сухость в горле. Элизабет распустила свой хвостик и выгнула спину. Я посмотрела на выступившие лопатки, на дорожку мягких, едва заметных светлых волосков на её шее и спине. — Шэрил, можешь, пожалуйста, немного размять мне плечи? Я чувствую, перетрудилась. Внутри тут же что-то напряженно натягивается, я поднимаю руки, но тут сама себя останавливаю. — Вот ещё, я тебе не массажистка. Бетти поворачивается, её усталые и слегка расстроенные светлые глаза влажно блестят под оттопыренными кукольными ресницами. Она ничего не говорит, капельки пота с её лба медленно стекают по вискам, она вытирает их ладонью и вздыхает. — Ладно, я пойду в душ. Встает и прямо на ходу стягивает с себя, обтянувшую её тело, кофту. — Да, я тоже, — бросаю спешно. Она оборачивается на выходе, её белый спортивный топик сжимает полную грудь, а ляпочки явно затянуты туговато. На щеках играет румянец. А дальше все словно утонуло во влажном тумане сна. Её язык в моем рту, властные касания, вдруг безумный взгляд, покусывания шеи… Вот что я представляла потом, когда оставалась одна и пыталась доставить себе удовольствие хотя бы отдаленно похожее на то, что я получила в той душевой. Потому что после Элизабет сделала вид, что ничего не было. Она мучила меня, терзала с широкой улыбкой на лице, с дружелюбием и стандартной добротой для Бетти Купер. Она ходила за ручку со своим парнем, виляла бедрами и танцевала со мной в команде. И в тот момент, когда я, наконец, решила покончить с этим страданием, забыть о ней, переключиться на какого-нибудь другого… Она объявилась. Словно специально выжидала момент «на грани», набросила на меня поводок, затянула и придушила так, чтобы я никогда не смогла уйти. Моя сладкая ненависть. Элизабет. Однажды я буду слизывать твои слезы, пока ты молишь о пощаде, однажды ты захлебнешься в своем лицемерии, темнота поглотит тебя. И я буду там, рядом, наслаждаться твоей болью, как ты наслаждаешься моей. Но пока я благодарно целую твою руку, опустив глаза, не вставая с колен. Желание во мне сильнее гордости. Или ты сильнее меня. Надеюсь, если мы сгорим, то сделаем это вместе.