Невыносим

      У нас в распоряжении оказалось две сумки травы, семьдесят пять шариков мескалина, пять полос промокашек лютой кислоты, солонка с дырочками, полная кокаина, и целый межгалактический парад планет всяких стимуляторов, транков, визгунов, хохотунов… А также кварта текилы, кварта рома, ящик «Бадвайзера», пинта сырого эфира и две дюжины амила.       Ещё машина с откидной крышей, немереное количество денег, вся, блять, вечность и желание гнать на всей скорости по ёбанной пустыни на встречу огней Лас-Вегаса. Хотя, на деле, вся эта вечность осталась где-то за спиной, ведь впереди нас ждут два дня, за которые я должен сходить на какие-то гонки и написать о них статью.       Меня всегда впечатляло то наплевательское отношение газеты к тому, что печатать, — «Как твой адвокат, советую вспомнить о статье в последний момент и написать хоть что-то», — хотя, для меня это плюс. Пустыня всё меньше стала напоминать о том, что она пустыня, а не просто сборище кислотных цветов, которые отдают чем-то сладким во рту.       Какая же это странная и сюрреалистичная хуйня, что ты закидываешься мескалином в пустыне, ведёшь машину, видишь всё в кислотных цветах, чёртовы летучие мыши кружат над твоей головой и чувство сладости где-то на конце языка. Мескалин смешивает твою реальность со всем, чем только можно и нельзя; со всем, что на трезвую голову и представить нельзя. Поэтому мысли о том, что на самом деле я сейчас забит в какой-то угол своей квартиры в Неваде под тем же мескалином, не покидают меня. «Как твой адвокат, советую тебе вжать газ в пол». — Блять, Даня, если ты прямо сейчас не нажмёшь на газ я, клянусь тебе, придушу тебя голыми руками, блять, Рэнделл, пожалуйста, меня хотят сожрать ебучие птицы! Ебучие хищные птицы хотят сожрать меня, Даня! — крики Димы часто возвращали меня к реальности, как бы двусмысленно это не звучало.       Дима был невыносим, был каким-то сумасшедшим в своей мере, при этом он оставался самовлюблённым бараном, а я человеком, который где-то в душе надеется, что именно сегодня случится передоз.       Малина сидит в Неваде, в своём душном маленьком офисе без кондиционера, с закрытыми окнами и жалюзями, что перекрывают собой любой солнечный свет. Он говорит о каком-то клиенте, что утверждает о своей невиновности, хотя того поймали с поличным, а ему ещё и защищать этого имбицила.       Хотя, трудно сказать, что он говорит, он усердно пытается это сделать, ведь когда у тебя член во рту, то да, это становится проблематично. Дима делает чёртов минет, — ахуительный, к слову, хочу заметить, — и при этом нескончаемо пиздит о работе, боже, да Дима в принципе постоянно пиздит, его нереально заткнуть.       Целуешь — он стонет, ебёшь — кричит и говорит о каких-то бытовых вещах, сосёт — идеальная возможность поговорить о работе, конечно. Дима невыносим. Встречаться с ним — ещё более невыносимо, до той степени, что его хочется бить постоянно, лишь бы он немного помолчал, — «Как твой адвокат, советую тебе завалить ебало», — ведь Малина не умеет слышать, он лишь говорит. Конечно, я давлю газ в пол, авария — это самое лучшее, что может случиться, если ты сидишь в одной машине с Дмитрием Малиной.       Раскалённое солнце пустыни пекло голову даже через шляпу, цветастая рубашка не спасала, а солнцезащитные очки так нагрелись, что уже причиняют существенную боль. Просто сидеть в машине — больно, потому что ёбаное солнце успело всё прогреть до той степени, что скоро пластик начнёт плавиться.       Человек рядом со мной ебёт мне мозги разговорами о хищных птицах и пытается отбиться от них. Держаться за руль — больно, потому что на руках скоро появятся мозоли от того, как часто я перекладываю на нём руки. Никогда не думал, что буду шесть часов ехать по пустыни от Невады до Лас-Вегаса с самым ёбнутым человеком из всех, что мне мог достаться, так ещё и под мескалином.       Казалось бы, что у меня есть всё, что нужно для счастья: деньги, наркотики и секс. Но когда-нибудь кончится первое, за ним второе, а секс со столь невыносимым человеком… Лучше бы и он и не начинался. «Как твой адвокат, я поеду с тобой» — сказал Дима, когда узнал, что я на всех парах буду гнать на выходных в Лас-Вегас, город грехов или как его там…       Я никогда ни о чём не просил его, — кроме как завалить свой ебальник, — но на все мои просьбы остаться в Неваде он отмахнулся, видимо, чтобы жаловаться мне время от времени на то, что он проебал свои выходные в душной пустыне, в таком же душном номере, на душных и скучных гонках, вместо того, чтобы сидеть в столь родном, но таком же, блять, душном баре.       Мы приехали лишь ближе к ночи, а в номере отеля «Розовый фламинго» и правда оказалось душно, но, ко всему прочему, там оказалась и двуспальная кровать.       «Зажжём?» — столь простое и самобытное предложение. Чёртово «Зажжём?» выдохнул мне в ухо Дима, а я уже был готов придушить его. Конечно, я отказался. Дмитрий Малина был невозможным человеком просто потому, что терпеть его — сущий ад. Он был невыносим и это идеально вписывалось в его породу.       Он был мне другом, моим адвокатом, в какой-то непонятный момент он стал мне парнем? Чёрт возьми, а это звучит вполне реально. Просто однажды я проснулся и понял, что я его трахнул. Пьяный и в говно обдолбанный, я даже не знал, что делать после, но всё вышло так, как вышло.       Наверное, Дима действительно тот единственный человек, которого я смогу так люто ненавидеть за просто существование и одновременно… Любить? Ох, даже не знаю, вряд ли. Я точно не любил его.       Он был дураком, пускай и умнее меня, хотя часто я задаюсь вопросом, как его вообще на работу взяли, если он не может отличить галлюцинации от наркотика и реальность.       То, что происходит с нами, что происходит со мной, всё это так до невозможности странно, все мы люди и прочее… Даже не знаю, зачем взялся рассказывать этот отрывок из своей жизни.       Кто-то сказал мне давно, что если всё держать в себе, то ничем хорошим это не закончиться и, в силу этого я, наверное, и рассказал тебе то, что привело меня в Лас-Вегас. Сказал ли мне это Дима? Возможно.       Страх и ненависть — всё осталось в нём.