о ночных кошмарах

Чжао вздрагивает всем телом. Перед глазами — сплошная тьма, липким страхом окутывающая каждый миллиметр кожи, такая знакомая пустота, от которой избавиться мечтал навечно. Вскочить хочется и закричать как можно громче, но ужас дерет горло, давит на грудь, выбивая последние остатки кислорода с тяжелым мычанием. Чужой голос, полный презрения, продолжает звучать в голове так ясно, что на секунду он забывает о том, что подобные галлюцинации — всего лишь последствия сонного паралича, ему вдруг кажется, что он все еще там, лишенный свободы движений, обреченный видеть смерть Шэнь Вэя, но не способный помочь. От фантомного ощущения собственной крови на языке мутит, Чжао тяжело выдыхает несколько раз, стараясь прийти в себя. Состояние это не длится и трех минут, но мужчине кажется, будто кошмар его терзает целую вечность. Всего лишь плохой сон. Все хорошо. Руки дрожат, но Юньлань упрямо тянется за телефоном, перед сном брошенным рядом с постелью. Яркий свет экрана неприятно слепит глаза. В глазах стоят слезы, на часах — только три часа ночи. В это время профессор, утомленный учебной литературой, давно должен спать, Чжао понимает это, но что-то в груди его продолжает нещадно ныть. Что, если это вовсе не кошмар, а еще одно видение? Чжао Юньлань осторожно поднимается на дрожащие ноги. Квартира мужчины находится напротив его собственной, но какие-то жалкие десять шагов от постели в этот момент кажутся ему километрами. Хочется бросить это, опуститься у стены и не подниматься с места до самого утра, но каждый раз, когда он прикрывает глаза, в голове всплывает окровавленное лицо Шэнь Вэя, дрожащая улыбка на его бледных губах. Чжао хотел бы никогда не видеть профессора таким. Он стучит в дверь, думая лишь о том, что ему так никто и не откроет. Мысли эти заставляют нервничать, пугают фальшивой реальностью, в которой он просыпается в своей кровати и понимает, что самое страшное — не плохой сон, а чертово настоящее. Чжао качает головой. Он никогда бы не хотел ходить по земле, беспощадно отобравшей самое дорогое. Самое дорогое. Губ мужчины касается легкая улыбка, совершенно дикая из-за ощутимой боли где-то там, под ребрами. Почему нужно потерять, чтобы понять настолько очевидные вещи? Его волосы, обычно уложенные идеально, сейчас растрепаны, очки наверняка забыты на столе рядом с кроватью, на плечах висит свободная футболка. Юньланю кажется, будто он видит его впервые. — Что случилось? — Не скрывает волнения в голосе, подается вперед всем телом, хватая Чжао за вытянутую ладонь, оглядывая его в слабом свете лампы в коридоре, — ты ранен? Руки его теплые, Шэнь пальцем большим неосознанно гладит чужую ладонь, будто успокаивая. Глава специального отдела настолько увлекается теплом чужих пальцев, что его собственные уже через несколько минут перестают дрожать. Он нуждается в этом времени. Пусть это и Шэнь Вэй, но необходимость открыться кому-то по-настоящему все еще до смерти пугает, Чжао не хочет, чтобы профессор узнал о том, что за его самыми веселыми усмешками скрывается животный страх, самая жалкая трусость. Страх не перед дисинцами или смертью, нет, за столько лет мужчина привык к подобному, но искренние чувства к людям — то, что действительно способно напугать даже по сей день. — Да ладно, братишка Вэй, разве не ты говорил мне приходить, если захочется есть? — со смехом бьет по плечу, — и вот я здесь! Если профессор и замечает то, насколько уродливую улыбку собирают чужие губы, он ничего не произносит, не меняется даже в лице. — Да, конечно, — отступает назад неловко, выпускает чужую ладонь из рук, — я что-нибудь приготовлю, а ты можешь пока посидеть в комнате, может, хочешь чаю? Чжао качает головой, проходя в чужую квартиру. Дыхание его восстанавливается, но перед глазами продолжают появляться устрашающие изображения из дурацкого сна. Они не позволяют окончательно успокоиться, стараясь устрашить сильнее, грозясь стать ужасающей реальностью, но мужчина с удивлением в тихом бормотании хозяина квартиры находит лучшее успокоительное. Вэй открывает холодильник, ища на полках необходимые продукты, когда Юньлань присаживается на ближайший стул и опускает голову на невысокий стол, лениво следя за чужой работой. Ему кажется, будто он может заснуть крепким сном только благодаря приятному звучанию чужого голоса, и впервые ему не хочется, чтобы он умолкал. — Ты в самом деле готов сделать все, что я попрошу, да? — Замечает с невеселой усмешкой, — даже просыпаешься ночью, зная, что тебе с утра нужно быть на работе, чтобы приготовить мне поесть. Я ведь совсем не- — Я сказал это однажды и готов повторить снова, — Шэнь Вэй оборачивается к нему с самой нежной улыбкой, — ты достоин. Еда — это такая мелочь, ведь я… Он не продолжает, но в том, как на секунду меняется взгляд его карих глаз, Чжао признает доверчивое «я готов на все ради тебя». Он знает. Это знание убивает его этой поздней ночью, когда в каждой тени ему мерещится чужое изможденное лицо. Ему хочется сказать, что в реальности он чувствует то же самое, что с легкостью расстался бы и с собственной жизнью ради одного только профессора, но отчего-то продолжает молчать. Может, чуть позже он обретет достаточно смелости для короткого признания. Шэнь оставляет продукты на столе, к нему ближе подходит, улыбаясь с теплотой, свойственной только ему. Он запускает руку в растрепанные волосы мужчины, гладит затылок, и Юньлань даже не думает избегать чужих прикосновений, устраиваясь на стуле удобнее, прикрывая глаза. — Если честно, я пришел к тебе не потому, что голоден, — почти шепчет, — мне приснился кошмар. — Тебе приснился плохой сон? — спрашивает мягко, — я думал, что шеф Чжао настолько бесстрашный, что ничего в этом мире не способно его напугать. Не издевается, не пытается подшутить. Чжао улыбается, перехватывая чужую ладонь, с места поднимается, внимательно заглядывает в глаза напротив. — Я видел твою смерть, — голос его предательски ломается, когда он продолжает, — ты защитил меня, а я стоял там и не мог тебе помочь, только кричал, кричал так громко, что… Юньлань замолкает. Улыбка Шэнь Вэя даже не трескается. Он осторожно опускает руки на чужие плечи, слабо сжимает, чтобы привести в чувство. — Но сейчас я здесь, верно? И со мной все хорошо, — тянет друга за собой в комнату, на кровать укладывает, будто ребенка, одеялом укрывает, присаживаясь совсем близко. Чжао устало выдыхает, стоит ему оказаться в чужой постели. Он и не замечал раньше, насколько был истощен, — не хочешь отпустить мою руку? — Нет, — улыбается, не открывая глаз, — но мне нравится, когда ты гладишь меня по голове, давай, пожалей меня еще немного. Шэнь кротко смеется, но покорно запускает свободную руку в чужие темные волосы, массируя неспешно. — Хорошо тебе, — мычит сонно, — ты, братишка Хэй, наверное, и не знаешь, что такое кошмары. Профессор не отвечает. Он гладит мужчину по голове еще несколько долгих минут, пока дыхание того, наконец, не выравнивается. Осторожно убирает руку из чужой крепкой хватки, стараясь не разбудить, с места поднимается, чтобы поправить чуть сползшее одеяло. Ему хочется сказать Юньланю, что единственный кошмар в его жизни — это десять тысяч лет без возможности встретиться. Ему хочется рассказать, что иногда по утрам очень страшно подниматься с кровати, выходить на улицу, потому что кажется, будто их встреча — не больше, чем насмешка усталого разума. Он так и не придумал, как сможет прожить еще хотя бы один день без. Может, чуть позже Чжао обретет достаточно смелости, чтобы услышать его откровенное признание. Шэнь Вэй прижимается к чужому лбу в нежном поцелуе.