Красный

Ему сообщают правила дважды - первый раз это делает сам Фредди; смотрит серьезно, придерживает одной рукой бокал вина, а второй - его предплечье, говорит тихо, вкрадчиво, но убедительно. Второй раз это делает Питер уже после окончательного переезда, когда все сумки стоят в холле, таксист заводит мотор, и еще не очень понятно, что со всем этим делать. Тогда его больно берут за руку, уводят куда-то за лакированный шкаф и там повторяют - так, словно он только что границу какого-то недружественного государства перешел: - Никаких контактов с прессой и полная личная свобода, - воровато оглянувшись, Питер добавляет еще одно, от себя. - И только посмей его обидеть. Все внутри протестует против такой наглости и бесцеремонности, хочется возмутиться, какое право его имеют так хватать, он приехал по приглашению, Фредди еще пришлось потрудиться, чтобы его уговорить, а уж если его попробуют обидеть... Но во взгляде Питера есть что-то такое, что заставляет его промолчать. Совсем не обижать Фредди у него не получается - тот капризен и избалован, словно наследник престола, но, похоже, сам прекрасно это понимает: ссоры получаются бурными и яркими, словно фейерверки, а примирения происходят почти незаметно, по общему соглашению сторон. Обычно он приходит мириться первым - Фредди нравится великодушно прощать. А ему нравится то, что нравится Фредди. Фредди нравится красивая жизнь, дорогой алкоголь и путешествия: очень сложно перестать считать деньги, которые Фредди на него тратит, очень сложно перестать воспринимать себя проституткой. Они говорят об этом ночью, на крыше отеля, под безумно звездным и южным небом; Фредди смеется и обещает, что в таком случае в следующий раз они поедут в Ирландию, знакомиться с его мамой. Становится страшно: мама хоть о чем-то и догадывается, но все еще надеется, что сын когда-нибудь образумится и женится. Он смеется в ответ, но больше не разговаривает об этом с Фредди, потому что знает - тот действительно может бросить все, арендовать автобус и уехать в Карлоу. Остальные правила соблюдать достаточно легко: публичность Фредди больше мешает ему, чем радует, поэтому журналистам приходится самим выдумывать сплетни, и они с Фредди потом весело хохочут за завтраком, пролистывая газеты, а после завтрака - пытаются воплотить в жизнь хоть что-нибудь из написанного. Не ревновать его ко всему, что происходит за пределами дома, тоже получается без проблем. Фредди действительно очень много работает, всегда можно убедить себя, что он сейчас в студии или на встрече, или засел за уличным роялем, застигнутый внезапным вдохновением, или где-то опять вечеринка... В конце концов, правила обговаривались на берегу, теперь остается только плыть. Постепенно он становится достаточно важной частью мира Фредди: они вместе появляются на мероприятиях и вечеринках, его уже знают как "того, кто всегда приходит с...", с ним дружески здороваются музыканты из его группы, кошки укладываются ему на больную поясницу, а однажды сквозь сон он слышит, как Фредди говорит за дверью каким-то приглашенным в дом гостям: - Тише, мой муж спит, не будите его. В голосе Фредди много хвастовства и какой-то почти неуловимой игры - с такими интонациями говорят девочки, впервые примерившие каблуки и косметику своих мам, - но он все равно улыбается, потому что уже знает: так, полушутя, Фредди говорит только о самых серьезных вещах. Ему нравится открывать Фредди, он для него - как шкатулка с секретом, с таинственным замком, двойным дном, бархатом внутри и узорами на крышке. Они встретились уже взрослыми, их отношения - это не подростковый всплеск гормонов, а размеренное узнавание друг друга, поиск компромиссов и условий, которые устраивают обоих. В отличие от все тех же подростков, они сначала трахаются, потом целуются, потом говорят "я тебя люблю", и только после всего этого разговаривают. Ему нравится узнавать Фредди - по мелочам, по штрихам, не того Фредди, которого знает весь мир, а собственного, близкого, который, оказывается, умеет рисовать, который во сне кричит что-то на непонятном языке, у которого за ухом есть шрам от оказавшейся слишком быстрой тридцать лет назад качели. Иногда, когда у Фредди нет вдохновения, чтобы писать музыку, а действительно безумных вечеринок никто в округе не устраивает, Фредди не против поболтать. Тогда он сидит в уютном кресле, окруженный кошками, довольно щурит глаза и позволяет задавать вопросы. - Кем бы ты стал, если бы не стал музыкантом? - Художником по костюмам, наверное, - Фредди улыбается. - Как Питер. Создал бы свою коллекцию, стиль, спал бы и с моделями, и с фотографами... а потом бы меня пригласили поработать с рок-группой, я бы убил их вокалиста из зависти и сел в тюрьму. Оба смеются. - А ты бы мог петь в какой-нибудь другой группе? - Только в Битлз! - Фредди снова шутит перед тем, как заговорить серьезно. - Нет, дорогой... Мне кажется, с другими просто не получилось бы всего этого, - он легко качает рукой: жест, означающий всего лишь покорение мира. - Между нами есть какая-то магия. - Между всеми вами? Прежде чем улыбнуться и покачать головой, Фредди закрывает рот рукой, словно стеснительная женщина: - Между мной и... - Брайаном, - он договаривает хором с Фредди и повисает неловкая тишина; а потом Фредди встает, скидывая с колен недовольную такой бесцеремонностью кошку. - Холодно как-то, - говорит он, хотя всего лишь сентябрь, да и камин горит первый раз в году, и кошка на коленях. - Пойду подышу воздухом. Это чувствуют все, кто застает этих двоих в одном помещении. Это не магия, как назвал это Фредди. Это электричество. Они вдвоем занимаются музыкой как любовью, как в последний раз - отчаянно и самозабвенно. И постоянно поглядывают друг на друга. Но никогда не встречаются глазами, поэтому эти взгляды заметны только тем, кто наблюдает за ними со стороны. В музыке они - как дикие звери, сошедшиеся в борьбе, как глупые подростки, решившие выяснить, кто круче, как наркоманы, готовые прикончить друг друга за единственную дозу. Вечно конкурируя, они вечно остаются на равных, потому что только в этой конкуренции у них получается то, что каждый пытается создать в одиночестве. Фредди очень переживает то, что группа, которая стала известна на весь мир, это все-таки группа Брайана. Брайан очень переживает то, что его группа стала известна на весь мир только после появления в ней Фредди. - Вы не боитесь, что они убьют друг друга? - спрашивает он однажды у Роджера, наблюдая из курилки, как эти двое в студии бросаются друг в друга различными вариациями одной и той же мелодии. Роджер выдыхает сигаретный дым и пожимает плечами: - Раньше боялись. Теперь мы на это надеемся. В отпуске Фредди выбирает друзьям подарки. И все еще так странно осознавать, что из другой страны в качестве сувениров можно везти не китайские пластиковые брелоки, но настоящие произведения искусства, каждое из которых отдельно стоит больше, чем весь дом его родителей. Ошалевший от счастья продавец зовет подмогу, чтобы завернуть все по высшему классу, а Фредди шевелит губами, вспоминая близких и родных, и загибает пальцы. Когда список близких и родных повторяется в третий раз, он решается напомнить: - А Брайану ты ничего не хочешь привезти? - Еще чего! - возмущается Фредди. Но потом все-таки вздыхает, недружелюбно смотрит по сторонам, проходит по магазину, берет с полки что-то маленькое и кладет на прилавок. Это, конечно, не китайский пластиковый брелок, но антикварная пепельница. Только в такси, которое доставляет их вместе с покупками до отеля, он вспоминает, что Брайан Мэй, вроде, не курит. У Фредди он спрашивать об этом не решается - тот и так нервно барабанит пальцами по ручке двери. Однажды они разговаривают о том, как осознали себя геями: опыт у обоих в деталях разный, но в целом - одинаковый, как и любые человеческие жизни. Оба то смеются, то погружаются каждый в свои мрачные воспоминания, а потом он делает глубокий вдох и спрашивает: - А ты когда-нибудь влюблялся в тех, кто... Слово "натурал" все еще кажется неестественным, проще выговорить привычное с юности "нормальный", и он не знает, как продолжить, а Фредди все и так понимает. - Естественно, - вздыхает он и качает виски в своем стакане. Молчит. Они уже достаточно давно вместе, и он умеет растолковывать молчание Фредди - когда нужно перевести тему, когда - заняться своими делами, а когда можно продолжить расспрашивать, только очень осторожно: - Это было тяжело? Между бровей у Фредди пролегает тень. - Это и сейчас тяжело. Он не продолжает, замолкает снова, но это уже другое молчание, и приходится вставать и уходить курить в ночной холод сада, оставляя его одного. Ему озвучили правила в самом начале, и он исполняет их безукоризненно, и даже не интересуется, куда поехал Фредди на такси, которое подъехало тогда, когда его сигарета еще не успела погаснуть. Фредди с группой записывают новый альбом, поэтому его никогда не бывает дома; а если он дома и бывает, то глаза у него все равно чужие, безумные, он смотрит куда-то мимо и проносит вилку мимо рта, ругается матом, когда под рукой не оказывается карандаша или клавиш и бегает к телефону поминутно, как девочка-подросток: - Брайан, послушай, я, кажется, знаю! Наигрывает мелодию трубке, а потом слушает. Меняется в лице и с оглушительным звоном бросает трубку на рычаг, а потом говорит Питеру: - Если будут звонить - меня нет! Телефон, действительно, звонит несколько раз в течение дня, но слово Фредди для Питера - закон, и тот каждый раз спокойно отвечает, что Фредди нет дома, хотя в трубке, наверняка, прекрасно слышно, как Фредди наигрывает что-то на рояле, голосом подбирая мелодию дальше. Ночью у него, кажется, получается отвлечь Фредди от постоянных размышлений о неуловимой музыке - тот тяжело дышит и выгибается под его руками, ловит губами губы, горячий и близкий, он шепчет ему о любви, а потом вдруг коротко выдыхает со стоном, так, что на мгновение кажется, все уже кончилось. А Фредди, все еще возбужденный, отталкивает его руки, шепчет лихорадочно: - Подожди-подожди, сейчас, - голый выходит из спальни и садится за рояль. Мелодия получается у него быстро и вдохновенно, в постель он возвращается довольный и шепчет: - Ну Брайан, ну ты, сучка, услышишь завтра... Фредди явно не в настроении сейчас продолжать, все его силы ушли на то, чтобы сложились ноты, поэтому он доводит его до оргазма ртом и руками и отворачивается к стене, чтобы спать. Фредди этого, кажется, не замечает. В сексе для Фредди нет ничего запретного. Кажется, не существует ничего, чего он не пробовал, не считая чего-то совсем уж противозаконного. И Фредди все это действительно нравится. Фредди нравится секс с мужчинами и с женщинами. Фредди нравится быть активным и пассивным. Фредди нравится животная страсть и уютная возня в постели в стиле "мы женаты двадцать лет". Пока он не познакомился с Фредди, он даже не думал о том, что человек может столько трахаться. Фредди с удовольствием делится с ним всеми своими открытиями в мире секса: они вместе посещают его любимые бары и стриптиз клубы, вместе пробуют его любимые препараты, Фредди терпеливо объясняет ему про желтый и красный и про разницу между двумя этими словами. Они все пробуют, все обсуждают, и что-то становится их обыденностью, а что-то - изысканным блюдом, а от чего-то они отказываются насовсем, как от экспериментов с болью. Фредди, кажется, хочет продолжить, но для танго нужны двое, а его совсем не заводит, а только пугает эта идея. В конце концов, у Фредди все еще есть его полная личная свобода. Которой тот и пользуется, вскоре после этого вылетая в Мюнхен. В доме звонит телефон, а Питера в доме нет, тот проводит время в саду, высаживая какую-то очень экзотическую рассаду, которая, несомненно, должна порадовать Фредди, так что трубку приходится брать ему. - Где Фредди? - рычит голос в трубке, и он не сразу понимает, что так может разговаривать всегда вежливый и на вид крайне интеллигентный Брайан Мэй. - В Германии. - Сейчас?! Фредди ничего не говорил о том, что у него есть какие-то важные дела в Лондоне, но судя по тем словам, которые говорит Брайан - они у него есть. - Ему что-нибудь передать? - Только то, что он пидор, - вздыхает Брайан, а потом добавляет. - Прости. Он смеется и вешает трубку. Фредди возвращается той же ночью - тихо входит в спальню, раздевается, ложится рядом и обнимает, стараясь то ли согреться, то ли разбудить. Приходится просыпаться. - Ты приехал? - Приехал, - Фредди кивает и целует, он странный сейчас: спокойный и довольный жизнью, это очень непривычно и почему-то немного страшно. Фредди с группой проводят пресс-конференцию, посвященную выходу нового альбома. Зал забит журналистами, все в хорошем настроении, перебрасываются улыбками и шутками, Роджер качается на стуле, Фредди корчит рожи фотографам. Все вопросы обращены именно к нему, к Фредди, но отвечает на них Брайан. Говорит он долго, подробно и обстоятельно, словно не интервью дает, а диссертацию защищает. Фредди наклоняется к своему микрофону и издает губами неприличный звук. Все смеются, Брайан гневно поворачивается к Фредди, они некоторое время смотрят друг другу в глаза, а потом присоединяются к общему веселью. Он появляется вместе с Фредди на вечеринке по случаю выпуска нового альбома. Фредди иногда держит его за руку, иногда - быстро, кокетничая, целует в щеку. Он явно примеряет на себя образ почти семейного человека, смотрит, как тот на нем сидит, словно новый костюм. Несколько человек подходят, чтобы поздравить, несколько - чтобы пошутить на заезженную тему моногамии, все остальные смотрят дружелюбно, но несколько настороженно, с любопытством; это, в основном, гетеросексуальные гости. Для Фредди такая реакция невыносимо скучна, его душа жаждет скандала и эпатажа; так что он особо не удивляется, когда Фредди заталкивает его в туалет в надежде хоть как-то развлечься. Ради разнообразия Фредди может быть очень тихим - дверь в туалете все время хлопает, и пусть эти звуки не самое сексуальное, что может быть на свете, они оба к этому привыкли в юности, и этот быстрый и тайный перепих в кабинке - словно привет самим себе двадцатилетней давности, и они переглядываются и улыбаются друг другу, и он очень рад, что Фредди это придумал. Красный - означает "немедленно остановись". Эта мысль не дает ему покоя с тех самых пор, как приходит ему в голову. Немедленно остановись, это опасно. А если остановиться нельзя? Если оно продлится всего лишь одно мгновение? А если это на самом деле совсем не опасно? Он не может прекратить думать об этом. Это нарушит два правила из трех, но он все равно не может перестать думать об этом - может только останавливаться в самую последнюю секунду. Красный, напоминает он себе. Красный. Нельзя. Ни в коем случае. Из тура Фредди возвращается довольный, но усталый - бросает в холле сумки, машинально гладит соскучившихся кошек и сразу же идет в душ. Шумит там водой так долго, что они с Питером переглядываются, словно взволнованные родители подростка: вены режет или мастурбирует, что делать? В итоге он идет стучать в дверь. Фредди не отвечает, просто поворачивает замок, впуская его. Оказывается, вода уже давно льется в пустую ванну, а Фредди сидит на ее бортике и смотрит в пол. Когда он подходит, Фредди прижимается щекой к его бедру, позволяя погладить себя по голове. - Устал? Фредди кивает: - Брайан совсем... - он не договаривает, но это то самое молчание, которое позволяет задавать вопросы, поэтому он присаживается на корточки, заглядывает ему в лицо, в черные глаза. - Что? Так и не можете выяснить, кто круче? Фредди смеется. Выпрямляет спину. Кажется, ему становится легче. - Расстелить тебе постель? - он гладит его по коленям, но ни в коем случае не навязчиво. - Или ты соскучился? Фредди если и думает - то какое-то мгновение. - Удиви меня, - говорит он. Фредди нравится, когда грубо. Без поцелуев и предварительных ласк. Он вскрикивает с явным удовольствием, когда понимает, что сейчас все будет именно так. - Ты помнишь правила? - спрашивает он. - Про красный и желтый? Фредди заинтригован. Фредди приподнимает брови и облизывает губы. - Я-то помню, - он оглядывается в поисках каких-либо приспособлений, но их нет. Они и не нужны. Фредди снисходительно улыбается, словно соглашается с ребенком поиграть, и подтверждает. - Я помню. Он страстный и теперь совсем не усталый, он вскрикивает и впивается зубами в ладонь, тут же закрывшую ему рот. Движения в нем - быстрые, ритмичные и грубые, а он жадно подается навстречу, кажется, он угадал, кажется, это именно то, что ему сейчас нужно. Он стонет ему в ладонь, а потом выворачивается, кричит почти во весь голос, и неважно, что их может услышать Питер, Питер слышал и не такое. Фредди просит сильнее, и он выполняет его просьбу, и пульс шумит в ушах одной сплошной волной, а перед глазами - красная пелена. Фредди шепчет его имя, и он снова закрывает ему рот ладонью. - Нет, - говорит он, наклоняясь к его уху. - Нет. Представь, что тебя трахает Брайан Мэй. Фредди не успевает сказать "красный". Фредди вообще ничего не успевает сказать, Фредди сразу кончает, падает, остается лежать на ковре без движения, словно мертвый. Только по движению его плеч можно понять, что он дышит. А потом догадаться, что он плачет. Сначала он хочет уйти, но потом остается. Ложится рядом с Фредди на ковер, гладит его по вздрагивающим плечам и ничего не говорит. Фредди постепенно успокаивается. Шумно втягивает носом воздух, встает и уходит умываться. В спальню он больше не возвращается. На следующий вечер Фредди звонит из Нью-Йорка - только для того, чтобы сказать, что с ним все хорошо. Фредди нисколько не испуган - Фредди это все, кажется, надоело. Фредди только кривит губы, когда он берет его за руку, пожимает, обещая, что все будет хорошо. - Если ты решишь уйти, я пойму, - говорит Фредди и, кажется, действительно так думает. На то, как он отрицательно трясет головой, Фредди тоже глядит устало. Но благодарно вздыхает, устраиваясь в его объятиях. Он гладит его по голове, целует, проводит рукой по его телу, подхватывает край футболки, задирает ее - и потому что соскучился и потому что хочет доказать, что ничего, не страшно, пусть, но Фредди перехватывает его запястье, останавливает. - Красный, дорогой, - говорит он, и он, словно обжегшись, убирает руку. - Скажи, что мне сделать? Фредди некоторое время думает, а потом говорит: - Позвони Брайану. Скажи, что я в Англии и что нам надо поговорить.