***
— А чудаковат у тебя дядя, — говорил Аркадию Базаров, сидя в халате возле его постели и насасывая короткую трубочку. — Щегольство какое в деревне, подумаешь! Ногти-то, ногти, хоть на выставку посылай! — Да ведь ты не знаешь, — ответил Аркадий, — ведь он львом был в свое время. Я когда-нибудь расскажу тебе его историю. Ведь он красавцем был, голову кружил женщинам. — Да, вот что! По старой, значит, памяти, — проговорил Евгений задумчиво, глядя куда-то в дальний угол комнаты. — Пленять-то здесь, жалко, некого. На его лице появилась такая улыбка, что сердце Аркадия пропустило удар. Они и подумать не могли, что за такое короткое время станут «приятелями». Чем-то большим никто из них не посмел бы назвать друг друга. О времена, о нравы! Но если бы хоть кто-то знал, что происходит в голове у Базарова, когда его возлюбленный обхватывал губами сигару и выкуривал ее, посасывая. Никогда он ещё не встречал такого похожего на Аркадия человека. И, конечно, нельзя было не найти его вины в том, что последний стал более развязным. Хорошо, что двери в их комнаты всегда плотно закрывались. Рука Евгения заскользила по колену Кирсанова, поднимаясь выше по бедру и минуя место, которое все больше нуждалось в ласке. Аркадий хотел было сказать, что устал с дороги, что хотел бы отдохнуть, как вспомнил слова Базарова: «Лучший отдых — отдых друг с другом». По началу эта фраза была чем-то обыденным, но сейчас он и вправду наслаждался каждым мгновением, проведенным с Евгением. Базаров намеревался долго ещё дразнить Аркадия, как вдруг тот остановил его руку и положил на уже довольно выступающий бугорок между его ног. — Жень, — он прошептал это с такой надеждой, будто умрет сейчас без ласки возлюбленного. Тот не стал медлить: бросил трубочку и увлек Аркадия в долгий, нежный поцелуй. Медленно проводя по его телу, он снимал его сорочку, оставлял царапины, сжимал и оттягивал соски. Кирсанов стонал ему в губы, все больше выгибаясь на каждое движение. Он не заметил даже, как они оба оказались без одежды. Вот так, кожей к коже, чувствуя каждый миллиметр любимого тела. Евгений спустился ниже, оставляя цепочку засосов и укусов на шее и груди Аркадия. Он всё ещё вспоминал, как вытворял то же самое около месяца назад, но в этот момент в комнату постучали. После того раза Кирсанов не давал возможности остаться наедине. Постоянно сбегал, врал. А сейчас они оба знали, что никто никуда не денется, пока не насытятся друг другом хотя бы на некоторое время. Евгений не оставлял без внимания ни одного места на теле Аркадия. Он ласкал, сжимал, царапал. Он так давно хотел вот так чувствовать возлюбленного. Слышать и ловить его стоны. Кирсанов снова потянулся за поцелуем, зарываясь в волосах Базарова. Он не умел целоваться, что стало неожиданным, но приятным удивлением для Евгения. Он отдавался ему полностью, не скрывая этого и доставляя неимоверное наслаждение своему любовнику. Базаров прервал поцелуй и, подняв руку ближе к губам Аркадия, засунул свои пальцы ему в рот. Тот стал облизывать и посасывать их, смотря своим затуманенным взглядом на Евгения, который закинул на свое плечо лодыжку, открывая возлюбленного ещё больше. Он нехотя вытащил пальцы, в который раз поцеловал Кирсанова и, не разрывая зрительного контакта, резко ввел два пальца. Аркадий выгнулся и укусил за плечо Евгения. Это стало у них своеобразным показателем того, что кому нравится. Поэтому каждый раз, когда они лежали в кровати, переводя дыхание, на многих местах их тел можно было найти капельки крови и следы от укусов. Базаров не останавливался, он то ускорял, то замедлял темп пальцем. Уменьшал и увеличивал их количество. Он не мог оторвать взгляда от Аркадия, не мог не ловить его стоны и выдохи. За такое короткое время он стал для него воздухом, необходимым для жизни. Он никогда бы не отпустил его от себя даже на шаг, если бы это было в его воле. — Женя, пож-жалуйста, — жмурясь, простонал Кирсанов. Он уже подходил к развязке. — Что, что ты хочешь? — как бы не понимая, сказал Базаров, хотя сам уже еле держался. Аркадий покраснел ещё больше, что казалось уже невозможным в его положении. Он остановил руку Евгения, вытащил пальцы и поднес их к губам. Сейчас Кирсанов выглядел таким пленительным: раскрасневшийся, с затуманенным, нежным взглядом, целующий руки Евгения. — В-войди в меня, — сказав это, он снова зажмурился, потому что Базаров даже не посмел медлить со своим крохотным счастьем. Он остановился, привыкая к горячему нутру Аркадия и закидывая вторую лодыжку на плечо. Как же давно он этого ждал. Евгений начал двигаться, сразу срываясь на бешеный темп. Он вбивался так, что казалось, будто кровать под ними не выдержит. А Кирсанов стал снова посасывать пальцы возлюбленного, давясь стонами и выдохами. — Че-ерт бы тебя побрал, — утыкаясь в плечо Аркадия, прошептал Евгений. Перед глазами ходили вспышки и падали звезды. Кирсанов потянулся за поцелуем. Да, это был точно лучший отдых в его жизни. На глазах навернулись слезы. Евгений начал ласкать и целовать везде, где только дотянется, приговаривая: — Ну, ну, душа моя, перестань же. Я сделал тебе больно? Прошу, умоляю, перестань. Аркадий не ответил, он просто затянул Базарова в очередной долгий и нежный поцелуй.***
— И этот вопрос, я полагаю, лучше для вас же самих не разбирать в подробности. Вы, чай, слыхали о снохачах? Послушайте меня, Павел Петрович, дайте себе денька два сроку, сразу вы едва ли что-нибудь найдете. Переберите все наши сословия да подумайте хорошенько над каждым, а мы пока с Аркадием будем… — Надо всем глумится, — подхватил Павел Петрович. — Нет, лягушек резать. Пойдем, Аркадий; до свидания, господа! Оба молодых человека вышли. Евгений пытался подавить остатки гнева после спора с дядей Кирсанова. Вот же аристократишко, вздумал поучать! Аркадий же думал, как успокоить Базарова, он всегда не любил, когда тот оставался в таком состоянии на долгое время. При всей своей неразговорчивости, отсутствии романтизма и признании хоть каких-то правил, он становился в разы более замкнутым, не шел на контакт даже с возлюбленным. — Жень, не сердись. Может пойдем в беседку? Сейчас самая пора сидеть там: сирень цветет, акация… Базаров не оценил эту идею, но это была хорошая возможность нарвать новых трав для исследований, поэтому вскоре оба были уже в саду Кирсановых. Аркадий наслаждался романтикой происходящего, выдумывая и мечтая о них с Евгением, а последний, сумев побороть себя, вовсю выискивал незнакомые растения. Стоял теплый июньский вечер. Где-то вдалеке хлопнула дверь, закрытая Павлом Петровичем, так и не готовым согласится с идеями нигилизма, слышался говор прислуги в доме, пели птицы. Любой бы наслаждался этим моментом, насколько все были прекрасно. Но тишину прервал Евгений. — Я заметил, что слова дяди задели тебя, душа моя? — он сказал это умышленно равнодушным и обыденным тоном, будто всё ещё пытался играть роль человека, безучастного ко всему. — Я до сих пор не привык к его попыткам переубедить нас; иногда он бывает слишком жесток, — по лицу Аркадия было видно, что тема смущает его, но говорить он об этом хочет. Они вошли в беседку и сели. Феклуша подала чай и поспешила скрыться. Она хоть и приспособилась к ним, но по всей видимости начала что-то подозревать. Евгений в задумчивости начал гладить колено Аркадия, смотря куда-то в глубину кустов. — Ну, полно, выбрось из головы этот дрянной разговор, — Кирсанову все казалось, что он может исправить ситуацию, загладить вину дяди. — Давай лучше поговорим о твоём отъезде к отцу и матери. — Нет, этот старичок все никак не поймет, что его поучения ничто для нас! К черту это. Лучше скажи мне, что его слова не слишком тебя задели, — в тоне Евгения промелькнула забота и нежность, которые были заметны лишь в разговорах с Аркадием. — Полно, ничего ужасного не случилось. Я больше за тебя испугался, — он посмотрел в зелёные глаза напротив, ловя в них новую волну нежности. Кто первый увлек другого в поцелуй — не разобрать, но оба наслаждались им, пока не перестало хватать воздуха. Аркадий положил голову на колени Евгения, переплел свои пальцы с его и закрыл глаза. — А знаешь, было бы прелестно сидеть вот так до скончания веков, — задумчиво произнес Базаров. — А как же «романтики не существует!»? — смеясь, передразнил Аркадий. — Но про отсутствие любви я же уже не говорю, душа моя. Он передал свою улыбку Кирсанову, касаясь его губ в очередной раз, пока лёгкий летний ветер трепал их волосы.