— Ты понимаешь, что привяжешься, идиот? — Понимаю. — Тогда какого хрена ты всё ещё здесь?!
Он так и сидит на коленях, вглядываясь в тротуарную плитку, приобретающую красноватый оттенок, а перед глазами пелена. И хоть на самом деле ничего хорошего с ним давно не происходило, сквозь этот мутный туман виднелись мимолётные приятные моменты. Жаль, однако. Их слишком мало. — Вставай, Феликс, — звучит всё также холодно и грубо, что хочется подбежать и накричать в ответ, из-за любого слова, сказанного таким тоном. Ли не шевелится и не собирается. Обстановка вокруг начинает казаться уютнее, чем объятья любимого человека, а звуки истерики и рыданий утихают, так, по крайней мере кажется. — Если тебе интересно, — говорит тише, — я его не убивал. Феликс пытается ответить, но с первого раза не выходит. Горло стянуло и стало неприятно колоть, когда он пытался что-то произнести. Дыхание сбилось чертовски, добавляя драматичности его действиям. — На нож он видимо сам напоролся… — тихо, срывающимся голосом выдаёт блондин. Эта фраза была слышна, возможно, только самому Ли, ведь сказано так, будто он просто хотел прокрутить в голове болезненный факт. Знал бы только, до чего абсурдно было его последнее высказывание. Но Ликс пытается забыть, избавиться от навязчивых мыслей, так или иначе, прокалывающих иглами и впрыскивающих противную горечь и разгорающиеся чувство испуга вглубь подсознания. Парень, ранее стоящей тенью позади, уверенным шагом подходит к беловолосому и присаживается на корточки, так, чтобы взглянуть в глаза. Правда глаз не видно от опущенной головы и свисающих патл выжженных волос. — Пошли домой. Долго не продержался, только вот тон не сменил. Даже глядя на свои ободранные колени и дрожащие руки, можно было с лёгкостью ощутить этот леденящий не хуже всякого ливня взгляд. Феликс не хочет, не может, не справляется. Слишком много не стало в жизни, и это только его вина. Только его… Всхлип, резкие повороты головы из стороны в сторону — снова подкатил к горлу ком паники и истерики. Фигура второго парня исчезает за плотной дождевой стеной, сливаясь с окружающей тьмой. И имя этому парню — Чанбин. ___ — Его родители числятся пропавшими без вести, — пожилой мужчина протягивает несколько бумаг в руки Со. — но думаю, вы прекрасно это знаете. В любом случае, ещё раз ознакомьтесь с этими документами. Бин проскальзывает глазами по чёрным строчкам, которые его совершенно не интересуют и не несут особого смысла, потому тот быстро отдаёт их обратно и медленно поднимает свои, кажется, поблёкшие глаза на директора школы. Школы, в которой ещё совсем немного осталось доучиться Феликсу. — А вы, — мужчина мямлит и медленно кладёт бумаги на стол, — не слишком молоды для опекуна? — Его тётя дала официальное согласие, вас не должно интересовать остальное. Зря. Зря звучат все его слова, правда, только если рассуждать со здравой точки зрения. Никто не знает, что эта самая милая, услужливая женщина, называемая тётей Феликса, давно мертва. Да и все подписи она ставила под дулом пистолета, давясь собственными слезами. Но кому интересно? Разве в нашем гнилом мире людям станет любопытно? Недаром ведь хорошие знакомые на вес золота. Всё это Чанбину с каждым разом кажется правдивее и правдивее. Юридические моменты были улажены правильными людьми, от того Со спокоен и холоден, что не один мускул на его лице не дрогнет. — Уж позвольте… — возражает директор, начинает заикаться и судорожно поправлять кривые очки. Слушать его никто не стал, Со только схватил расписку — по сути, это всё, чего он добивался уже несколько месяцев. Чанбин встаёт, оглушая скрипом деревянного стула и, спустя пару секунд, удаляется из кабинета. — Идём. — Феликс, что ожидал за дверью, подскочил с места и, боясь что-либо спросить, побрёл вслед за старшим. Ли смотрел то в грязный пол и непонятную мутную картину, сложенную из рисунка на плитке, то на спину старшего. Правда, глядя на Чанбина, Ликсу становилось не по себе, а пора бы уже привыкнуть к этому ощущению. ___ Пепел падает на подоконник и старое покрытие пола, пока Чанбин задумался о своём. Не особо спасающее от причудливого дыма окно, только пуще охлаждает и без того промёрзлую квартиру. Скрип входной двери и испуганное «Ой» Феликса заставляют Со повернуть голову и выбросить окурок в то самое открытое окно. — Ты опять в школе не был, — совсем не вопрос, а прямая констатация факта. — и прошу, не нужно тупых оправданий. — сощурив глаза произносит Чанбин, после допивает остатки холодного кофе. Ли снимает кеды и идёт в сторону хёна, только тот совершенно не обращает на него внимание. Ликсу стыдно, но по-другому не выходит. — Директор этот твой долбанный звонил, — горячая вода из чайника вновь наполняет кружку. — снова угрожал, что подаст на меня в суд за халатность, как опекуна. — Хён, я… — Я кажется просил без тупых оправданий! — крик. — Феликс, сколько можно? Ты блять на отлично шёл, пару месяцев и всё. Понимаешь?! Смог бы поступить в престижное заведение. Но ты всё просираешь, просто, безжалостно и тупо! Он часто повторяет подобные речи. Кричит, срывается, иногда даёт пощёчину. Только вот Ли прекрасно понимает. Сам виноват, а нервные клетки тратит старший.— Уйди! Уйди сука, пока не поздно. — Хён, но разве уже не поздно? — Как я мог повестись на тебя…
___ Вечер накатывает как-то слишком быстро, погружая комнату вот тьму, ровно до тех пор, пока Чанбин не включает ночник над скрипучей, узкой кроватью. Помещение остаётся мрачным и плохо освещённым. Это придаёт свою атмосферу. Какое-то странное чувство комфорта и спокойствия присутствуют вокруг. Неважно сколько людей могло пострадать, не важно кто и во что ввязался. В такие небольшие промежутки времени он не будет думать о проблемах, о ком-то, кроме себя и такого дурного подростка. Даже, если все проблемы в жизни из-за него. Не важно… — Феликс… Когда именно так звучит голос хёна, Ли вздрагивает от волны мурашек. Он весь раскрасневшийся после душа, стоит перед Бином и кривит брови. В это время Чанбин сидит на краю кровати и глядит куда-то в стену, нашёптывает имя Ликса, словно вводит себя в транс или пытается смириться со своей судьбой. А быть может, что-то скрывает? Ли знает, что его хён недавно выкурил две сигареты «на ночь», поправил раздражающие складки на простыне и прочитал пару страниц классического произведения в телефоне. Феликс не торопится, делает медленные шаги и вновь останавливается — вытирает неприятные капли, что скатываются по вискам с мокрых волос. Правда, сильно влажное полотенце уже плохо с этим справляется. — Феликс, — повторяет вновь, но уже увереннее, а после поворачивает голову, глядя на младшего. — подойди. И Ли подходит, откинув по пути полотенце. Чанбин кладёт свои руки тому на талию и придвигает к себе чуть ближе. Так, чтобы уткнуться лицом куда-то в солнечное сплетение беловолосого и размеренно, насколько это возможно, вдыхать аромат его тела, водить носом вверх-вниз, заставляя содрогнуться от щекотки. Ли перед ним в одних боксерах на влажное тело. Весь дрожит и рвано дышит. Ему нравится. Нравится такой хён и его нежные игры. Со начинает невесомо гладить ладонями торс младшего, проходя по заметным сквозь тонкую кожу рёбрам, ключицам и только около сосков к этой лёгкости добавляются ногти и ощутимый нажим, от чего Феликс громко ахает, а после сглатывает вязкую слюну. Такие красивые, с чётко прослеживаемыми венами и костяшками руки старшего прокладывают свой путь ниже — к животу, очерчивают пупок и двигаются ещё дальше. Правая рука начинает гладить полувставший член Ли прямо сквозь мешающуюся ткань. Младший тоже хочет обратить своё внимание на хёна. Он перехватывает его руку, переплетая их пальцы, а после опускается на колени. По губам проходит кончик языка, чтобы хоть немного их увлажнить. Со смотрит в глаза Ликса, не моргая, но быстро срывается. Касается своими губами губ беловолосого и одновременно с этим запускает пятерню в копну этих самых выжженных прядей. Младший закрывает глаза и теряется в ощущениях. Всё это происходит не в первый раз, а Феликс так и не знает куда руки деть, как взять инициативу на себя. Зато Со знает и делает. Надавливает своим языком, призывая приоткрыть рот и углубить поцелуй. Выходит грубо, но так приятно, что Ликсу даже на коленях становится сложно стоять. Язык старшего касается его собственного, переплетает их. Отрываясь, Чанбин даёт возможность пару секунд отдышаться им обоим, но эта пауза кажется совсем незаметной. Старший прикусывает нижнюю губу Феликса и с новой силой целует, так, что от обилия слюны на подбородках обоих появляются её тонкие струйки, а голова кружится из-за нехватки кислорода. Ли находит силы оторваться от старшего и пытается спустить домашние шорты Чанбина, ведь Феликс любит хёна, в особенности делать ему приятно. Но Со останавливает его. — Нет, не нужно, — хрипло так, возбуждённо выдаёт Бин. Пока младший недоумевает, Чан опрокидывает его на кровать и сразу разворачивает на спину. Он продолжает касаться этого хрупкого тела, целовать его, проводить языком и прислушиваться ко всем вздохам, стонам подростка. Наконец, пальцы поддевают резинку боксеров, плавно стягивая их вниз. Теперь Феликс, прикрывает глаза и невольно сводит ноги вместе, продолжая рвано дышать. Но Чанбина это не устраивает, он резко разводит колени Ли в стороны и, позволив себе насладиться моментом, окидывает взглядом полностью обнажённого Феликса. Вскоре шорты старшего летят за пределы кровати, а руки бесстыдно надрачивают им обоим, до звёздочек перед глазами. Со вовремя останавливается, не дав кончить ни себе, ни Ликсу. Несколько пальцев сразу оказываются в плену жаркого рта беловолосого, пока Чанбин наслаждается всем происходящим. Обильно смазанный палец на половину теперь внутри, отчего Ли морщится и мечется, но немного привыкнув, даёт понять старшему. Вновь колкая дрожь по телу, от пальца, зашедшего целиком, что стал свободно двигаться внутри. Второй — стоны и боль, а после вновь приятная волна по телу. Третий — и Феликс начинает просить. Со закидывает стройные ноги младшего на плечи, пару раз проводит рукой по собственному члену и приставляет его к рагорячённой дырочке Ли. Он входит немного, позволяет привыкнуть, пока Феликс даёт волю эмоциям. Снова страстный поцелуй и Чанбин входит глубже, а после резко и до упора, что Ликс чуть не прикусил ему язык от неожиданности. Бин наращивает темп, высовывает и вставляет до упора, ударяясь пахом об уже красные ягодицы младшего. Его стоны, его выражение лица, его тело… Чанбин не может терпеть слишком долго, также как и Ли. Беловолосый отпускает руку на свой член, чтобы позволить себе наконец кончить. Пару интенсивных толчков и к пику приходит Бин, а следом за ним с последним, протяжным стоном Феликс. ___ Но уже следующий день, начиная примерно с двадцати одного после полудня, кажется Феликсу одним из страшных снов, что Ли видит так часто. Та самая ночь. Дождь, паника, крики, разодранные колени и дальше по списку. Всё резко наваливается на такого беззащитного и не готовому ко всему подростку, что он просто сдаётся. Да. Тогда он не пойдёт в след за Чанбинон, но ровно до того, пока солнце не начнёт подавать признаки своего существование. Ровно до того, пока не останется слёз, чтобы рыдать. Ровно до того, пока Феликс не поймёт во что ввязался. Ли придёт домой и ляжет где-то у порога. Весь промокший, грязный, с запекшимися кровяными корками на руках и коленях, он не задумается больше ни о чём. Просто положит голову на сомкнутые ладони и от бессилия провалится в глубокий сон. И пусть чуть позже Ликс окажется на кровати. Раздетый, с обработанными ранами и стёртой с лица и тела грязью дрянных улиц, он не проснётся — настолько сильно Ли выжил из себя все соки. — Бин, ты всё хорошо обдумал? Уверен? На кухне уже полчаса сидит Бан Чан — можно сказать лучший друг Чанбина. — Давай не будем об этом снова. Я уже всё тебе объяснил… — видно, что Со нервничает. Он теребит ручку небольшой спортивной сумки и в упор смотрит на собеседника. — Просто… проверяй его иногда. Скажи, что так надо, что… Что он наконец поймёт, в какое дерьмо ввязался. Ликс отойдёт, переживёт. Потом, быть может мы встретимся вновь. — Бин оглядывается назад. Там, через дверной проём видна кровать, на которой сопит это белобрысое чудо. Но Со мотает головой, будто хочет отогнать навязчивые чувства и мысли. — Хорошо, я понял тебя, — тяжело вздохнул и сдался наконец Чан. Ему самому будет трудно без друга, но он понимает, что тому не только из-за Феликса нужно скрыться. Чанбин пожимает его руку, кидает последний взгляд на Ликса и перешагивает порог квартиры. ___ Пройдёт пару месяцев. Сложных для всех месяцев. Он будет иногда слышать от Бана новости. Всегда в одинаковой мере плохие. Феликс страдает, Феликс не ест, Феликсу плохо. И только в один день, подняв трубку мелкой раскладушки, Чанбин пожалеет о своей жизни больше прежнего. — Бин… Феликс повесился.И тихое прости в конце.