Три кадра из фото-кабинки.

      Полночь последнего учебного дня у первого курса.       Где-то далеко, едва ли не на другом конце студенческого городка, ещё гудит прощальная вечеринка.       Кому-то она подарила долгожданную «свободу» — наивные ещё не знают, что такое 40-часовая трудовая неделя, где пары уже не прогулять.       Кому-то — «прозрение». И плевать, что все остальные окружающие были в курсе.       Кому-то — «любовь». И плевать, что это лишь результат пьяного угара и нервного срыва.       А мне?       Резь в давно высохших глазах.       Четыре стены, две двери и окно — вот моя прощальная вечеринка.       И бесконечные коробки, в которые я с ненавистью швыряю свои вещи, вымещая на них собственную злобу.       Когда в очередное картонное жерло обрушивается последняя свечка с верхней полки, я позволяю себе крохотную передышку, без сил валюсь на кровать и устало кладу руку поверх глаз.       На краткий миг в голове появляется мысль: «Жаль меня сейчас Черити не видит — уж наверняка бы зареклась со мною на следующий год жить! По крайней мере, не орала бы ночами, призывая своего Джону».       Уголки губ невольно дёргаются вверх, и тут же опадают.        «Следующий год…»       — Господи, неужели я — такая же дура?! — едва слышный вопрос с тяжёлым выдохом устремляется к безответному потолку.       Бросить универ — ну, или хотя бы перевестись в другой — и тем самым, вероятно, поломать себе всю жизнь просто из-за неудавшейся личной жизни?!       Это даже не ребячество — это идиотизм чистой воды.        «Но тогда почему, почему, чёрт возьми, так хочется убежать отсюда и больше никогда не возвращаться, а?!       — И я ещё считала себя более взрослой, чем окружающие!       Губ вновь касается лёгкая, грустная улыбка, и они тут же вновь сжимаются в узкую, решительную линию.       — Так, ладно!       Рывком сесть, через силу вырывая себя из омута негатива и дурных мыслей. Гнев, ярость, ненависть — что угодно, но только не депрессия! Через полыхающий костёр ещё можно проскочить, практически не пострадав, а вот выбраться из засасывающей тебя трясины…       — Ладно, что там ещё осталось?       Проверить навесные полки ещё раз, в прыжке заглянуть на самый верх.       Скрючиться в три погибели, залезая под кровать.       Поочерёдно прогрохотать уже пустыми, гулкими ящиками стола, чтобы убедиться, что ничего здесь не оста…       — А это ещё что такое?       Брови хмурятся сами собою, губы поджимаются, словно предчувствуя неладное, но рука всё равно тянется к кусочку картона.       Даже не картона — плотной бумаги, размером где-то десять на восемь.       И вновь тень улыбки и горькая усмешка.       На что только ни пойдут люди, чтобы запечатлеть мгновение вечности?       Правда, с годами это самое «на что только ни пойдут» становится всё более мелким и обыденным. От многочасовых трудов с зубилом и камнем в древних цивилизациях, мимо изящных взмахов кистью эпохи Возрождения, и к необременительному нажатию на кнопку камеры в нынешнем веке.       Как только ни дурачатся люди, когда думают, что их никто не видит.       Правда, потом им зачем-то обязательно хочется поделиться произошедшим с лучшими друзьями под «строжайшим секретом», да красочно, в деталях!       С появлением же фотокабинок, эти два желания — увековечивать и дурачиться без лишних глаз — в экстазе слились воедино.       И если бы эти самые бездушные коробки с занавеской вместо дверцы могли говорить…       Это ведь правда не было умышленным действием.       Ну, хорошо-хорошо, запланированным — уж точно.       Они просто втиснулись впятером в эту консервную банку со шторкой — чисто по приколу, чисто на поржать, чисто запечатлеть вновь найденных друзей-первокурсников.       Но так уж вышло, что именно он оказался в центре композиции.        «Да, этот по-своему нескладный, неуклюжий и, на первый взгляд, отнюдь не самый обаятельный парень — этот Ниц, он ведь чем-то приглянулся ещё задолго до фото. Тогда, в первую же пятницу их учебного года...»       Может, искренностью и открытостью? Может, цельностью натуры?       Какая уже теперь разница?       Первым дурная идея зацепила вечно весёлого Дэна. Он, в свою очередь, зацепился уже за Крюгера и поволок его за собою. Брюнет, отчаянно матерясь, попытался найти поддержку у Ница, даже успел ухватить его за руку.       Но сам Уолш неожиданно перешёл на Тёмную Сторону и, вместо того, чтобы помочь новому другу удержаться на месте, стал на пару с Дэном упихивать его в кабинку в четыре руки.        «А я, смеясь, последовала за ними.»       О, эти бесценные воспоминания!       Лыбящийся Дэн на переднем плане, зажатый в дальний угол Крюгер, и Ниц.        «Прямо рядом со мною».       Последним в кабинку успел залезть и Броди, в своей привычной манере, с пафосом, осведомившись, в честь чего, собственно, устраивается фотосессия. Крюгер взглядом пытался послать его куда подальше.       И был первый кадр.       Улыбка Дэна, сосредоточенное выражение Ница, «дуэль взглядов» у Броди и Крюгера…        «И мой собственный взгляд, застывший на этом недоразумении в кепке…»       Это ведь правда не было умышленным действием.       Ну, хорошо-хорошо, запланированным — уж точно.        «Я просто наивно поверила, что успею чмокнуть его до следующего кадра.»       Это должно было быть шуткой, очередным дурачеством.       И действительно стало таковым.       К сожалению.       Дэн включился в игру первым, всегда готовый к шоу Броди — вторым.       Ну, попытался включиться — Крюгер беззвучно, но весьма выразительно продемонстрировал, как относится к любым выходкам, хотя бы намекающим на однополые отношения, особенно по отношению к нему — и плевать, насколько это «в шутку».       И снова вспышка.       Взгляд, успевший встретиться с чуть озадаченным взглядом Ница.       И снова вспышка…        «Господи, как давно это было…»       На губах — тень улыбки.       В уголках глаз — росинки слёз. Хотя, казалось бы, уже досуха выплакаться успела.       В руках — кусочек картона.       Даже не картона — плотной бумаги, размером где-то десять на восемь.       Три кадра из одной фотокабинки.       Три кадра, и три такие разные судьбы.       Первый забрал себе Ниц и торжественно прилепил к рамке с выпускного — сама видела.       Последний — был выброшен в ближайшую на тот момент мусорку.       А центральный…       — Взятый на память, позже забытый, а ныне вернувшийся мстить… — с губ сам собою сорвался чуть переделанный напев из студенческого мюзикла.       Я опять села на кровать и откинулась на подушку.        «А был ли у нас шанс?»       Странный и глупый вопрос.       Глупый — потому, что Ниц, одержимый Кимми, свой выбор уже не только сделал, но и получил.        «Странный — потому, что сама отказала Ницу, одержимому мною.»       — Ну почему, почему влюблённые такие идиоты и столь падки на крайности?!       У нас ведь были целые выходные вместе!       И снова грустная улыбка на губах.       Как мало ему было нужно, чтобы выкинуть из головы рыжеволосую!       Немного понимания и гостеприимства, боевик с Джеком Ли и банка равиоли…       И всего одно не вовремя упавшее полотенце, чтобы разрушить всё это.       — Я должна была заподозрить неладное, ещё когда ты нёс чушь про «качественное и платоническое застёгивание рюкзаков». Когда отговорился несуществующим артритом, чтобы не мять мне шею.       Из просто девушки и соседки, рядом с которой ты шутишь и остаёшься самим собою, я стала Недостижимым Предметом Одержимой Страсти.       Ты приглашал меня на свидание дважды.       В первый раз — робко и неуверенно, ещё и отнекивался потом. И, чёрт возьми, сейчас я бы многое отдала, чтобы тогда у меня не было запланировано той встречи.       Во второй — уже с надрывом, с откровенным даже не перегибанием палки, а хрустким переламыванием её через колено.       Ты бежал за мною под начинающимся дождём, просил дать «нам» шанс.       И я искренне, хоть и в гневе, сказала, что никаких «нас» не существует.       Я слышала, как ты произнёс «я знаю» уже у меня за спиной.       Но ты не знал ничего. Просто не понимал, что ты мне действительно нравишься! Но нормальный ты — чуть рассеянный и скептический, открытый для друзей и общения, готовый к шуткам и улыбкам, естественный и цельный.       Адекватный ты!       А не тот гиперактивный, неуверенный в себе подросток, ради приглашения на свидание воссоздающий «сладкоголосый университетский квартет»!       Вот именно с этим, вторым, у нас шансов не было и никогда не будет.       Лица коснулось что-то тёплое и щекотное.       Я вздрогнула, крутанувшись с боку на бок, машинально дёрнулась вверх и тут же прикрыла рукою глаза от яркого солнца…       Солнца?! Что, уже утро?!       Да-да, самый рассвет!       Это что же, получается, я прямо так, в одежде, и отрубилась?! Да ещё и с памятной фотографией в обнимку?!       — Ну ты и даёшь, Джесси! — фыркнула я. — А собираться за тебя кто, Черити, что ли, будет?       Последний раз проверить собранные вещи, заклеить скотчем коробки, застегнуть на молнии чемоданы и сумки, перетащить весь этот скарб в машину.       — Фу-ух! — тяжело выдыхаю, уже сидя за рулём. — Ну, вроде, ничего не забыла!       Машинально хлопаю себя по карманам, проверяя, всё ли на месте, и во внутреннем кармане с левой стороны чувствую что-то небольшое, прямоугольное, и уже знаю, что это.       Вот так вот. Рука сама положила поближе к сердцу.       Вздох, ухмылка, ноющая спина.       Всё же это надо было быть редким свинтусом, чтобы пригласить девушку на вечеринку, пообещать ей потом помочь со сборами, и, едва переступив чужой порог — упорхнуть в объятья пьяной рыжеволосой активистки, которая его только как жилетку и использует!       Пальцы дёргают ключ зажигания, и рык мотора даже заглушает мой собственный. Нога вдавливает педаль газа в пол, и я мчусь вперёд, навстречу каникулам, свободе и собственной судьбе.       Я ещё не знаю, что на полпути от общаги до места тусовки встречусь с Ницем, не знаю, что брошу машину чуть ли не посреди дороги, что в сердцах наору на этого идиота, даже не давая ему рта раскрыть для ответа. Не знаю, что уеду, громко хлопнув дверью машины.       Зато, уже тронувшись с места, я точно знаю, что оставила в общежитии Университета Штата.       Частичку своей души и ритм своего сердца.       Но я обязательно за ними вернусь — и тогда держись, Паркер «Ниц» Уолш, с кем бы ты там ни был! Хоть с Кимми Бёртон, хоть с суккубом из преисподней — одним поцелуем тебе уже не отделаться!       И пальцы сами сжимают фотографию у сердца.