Искупление

      — Капитан, мне нужно ваше мнение.       — Всегда к вашим услугам, мистер Спок, — Кирк повернулся к своему старпому, с легкой улыбкой заглянув в его глаза.       — Как думаете, о чем доктор МакКой беседует с Чеховым?       — Почему вас это так интересует? — Улыбка капитана стала шире, а в глазах промелькнула ехидная хитринка.       — Чисто профессиональный интерес, — заверил его офицер по науке. — Поведение доктора феноменально отклоняется от его персональной нормы, так что я заинтересован в поиске мотивации к такой нелогичной модели.       — Кажется, они разговаривают о чем-то вечном… — Кирк мечтательно вздохнул, покосившись на вулканца. — Любовь, мистер Спок. Любовь.       Капитану хватило беглого взгляда на парочку за столом в противоположном углу комнаты отдыха, чтобы понять, что именно является причиной «нелогичного» — как выразился Спок — поведения МакКоя: доктор просто выглядел счастливым, а то, что к этому причастен мичман, влюбленно ворковавший на его ухо, было абсолютно очевидно.       — Ни это, ни какое-либо сходное по значению слово не было употреблено в их разговоре.       — Вы читаете по губам?       — Это очень полезный навык. Я не мог им пренебречь.       — Хоть и малость бесцеремонный… — Немного поразмыслив, Джеймс решил не вмешиваться в изучение Споком экипажа. — Научите меня?       — По моему мнению вы быстро освоите принципы его применения, — едва заметно кивнул старпом.       — Земляне могут объясняться в чувствах множеством способов без упоминания их прямого определения… — Стараясь тщательнее подбирать слова проговорил Кирк, переводя взгляд с МакКоя и Чехова на старпома.       — Как и вулканцы, — Спок снова кивнул.       — Мы говорим о немного разных вещах… — Обреченно поджал губы капитан.       — Поразительно, — офицер внезапно вскинул брови.       — Что именно?       — Судя по всему, Чехов только что перешел на свой родной язык, но доктор прекрасно понял суть сказанного… Это поразительно, Джим.       Кирк вздохнул и покачал головой, умиленно глядя на сосредоточенное лицо вулканца.       — О людях вам предстоит узнать еще очень многое, — мужчина улыбнулся и прислонился к плечу старпома.       — Думаю, люди навсегда останутся задачей, не имеющей логического решения и даже основания. — Спок наконец прервал свое наблюдение, переключив внимание на капитана. — Или моей самой главной слабостью.       Привычно горячие пальцы невесомо обвели контур лица Джеймса, а после отточенным движением легли на заветные точки.       Кирк чуть сильнее прижался к Споку, и уголки губ последнего едва заметно дрогнули, на мгновенье озаряя комнату такой невероятной вулканской улыбкой.

***

      Форменка парня задралась, когда он склонился для того чтоб снять обувь, и МакКой хмуро глядел на оголившуюся полосу белой кожи.       — Ты хоть знаешь о том, как опасна нехватка дэ три в организме?       — Примерно… — Пожимает плечами Чехов, стараясь не подать виду, что Леонард уже отчитывал его за бледность примерно неделю назад.       — Это не шутки, — серьезно хмурится мужчина. — Когда ты последний раз бывал на солнце?       — Свой последний увольнительный, как и пару предыдущих, я предпочел провести в обществе доктора, не вылезающего из медотсека и лаборатории… — проговорил Павел, садясь на край кровати, — смею предположить, что его нехватка сказалась бы на моем самочувствии гораздо пагубнее.       — Можно восполнить его искусственным путем, — доктор задумчиво оглядел юношу. — Для этого я могу вызывать тебя в лазарет пару раз на дню…       Павел улыбнулся.       — Не думаю, что капитан будет в восторге от того, что его навигатор так часто покидает мостик…       — Как думаешь, чей гнев опаснее: мой или Джима? — Леонард приподнял бровь, иронично глядя на Чехова.       — В любом случае, я не собираюсь ставить свое здоровье выше обязанностей.       — Противный мальчишка… — Вздохнул МакКой, прекрасно помня о том, как Чехов не любит это обращение.       — Старый ворчун! — Незамедлительно отвечает Пашка, забравшись на бедра доктора и насупившись.       Маккой недовольно поморщился при указании на свой возраст: как ни крути, а разница была ему огромно неприятна. Парень мигом осознал свой промах и уже мысленно ругал себя за то, что позабыл о щекотливости этой темы. Надеясь подлатать настроение доктора, уже принявшегося устало тереть глаза, он бесшумно склонился к лицу Леонарда, рука которого сразу же замерла, а губы растянулись в довольной ухмылке.       — Ты не старый. Совсем. — Чехов потерся носом о щеку МакКоя, губами будто бы случайно касаясь подбородка.       Доктор примирительно коснулся кончиками пальцев боков Павла, пока тот, обхватив его лицо ладонями, покрывал смазанными поцелуями уже подернутый едва заметными морщинами лоб.       — Ты все еще противный мальчишка, — между делом заметил МакКой, не переставая улыбаться.       — А ты все еще ворчун! — Приподняв брови констатировал мичман, наконец взглянув в его глаза.       Теперь уж и Чехов не смог сдержать улыбки от вида такого довольного доктора. Подавшись всем телом вперед, он толкнулся пахом в промежность Леонарда, на что последний усилил хватку на ребрах юноши. В глазах мужчины загорелись пока еще еле тлеющие угольки страсти, и улыбка парня приняла победоносный оттенок. Павел не смог унять ее, даже впиваясь своими губами в сухие и напряженные, так быстро смягчающиеся под его языком.       Продолжая двигать бедрами, Чехов полностью лег на тело МакКоя, поверхностно скользя по его лицу губами. Когда он ушел на висок, подбираясь к самой кромке волос, Леонард приподнял голову, чтобы дотронуться до открывшейся шеи. Паша кротко и ровно вздохнул, упиваясь чувством нежных поцелуев, после которых кожу так приятно ласкал воздух, а доктор медленно оплел руками его торс, обхватив одной чуть дрожащие плечи, второй — картинно прогнувшуюся поясницу.       Ощущая пахом внушительную твердость, Чехов понимает, что его доктору на самом деле еще очень далеко до старости, и счастливо улыбается, прихватывая зубами мочку оказавшегося так близко уха. Руки Леонарда перемещаются, заставляя Павла озвучить тихий, изумленный трением стон. Путаясь в мягких, шелковистых волосах и поочередно сжимая упругие ягодицы, пальцы МакКоя побуждают парня откинуть голову назад, глядя в его глаза из-под припущенных наслаждением ресниц. Доктор улыбается блаженно и самодовольно, вдумчиво и расторопно оглаживая уже все тело юноши, от чего Чехову хочется как минимум расцеловать мужчину, что он и делает, жадно впиваясь в его губы. Проталкивая язык в рот Леонарда, Паша слышит тихий, но ощутимый стон, и сердце, порой бывающее слишком восприимчивым в силу возраста, ускоряет свой стук раза в два. Он с еще большим рвением уходит в исследование уже знакомого, такого покорного и податливого рта. Настолько глубокие и развязные поцелуи всегда немного стесняли мужчину, но с Павлом они воспринимались как нечто должное, не развратное и очень приятное.       Чехов кладет руку на грудь МакКоя и решительно ведет вниз по его животу, намереваясь наконец облегчить возбуждение обоих.       — Невероятный мальчик… — С гордостью произносит доктор, любуясь засыпающим Пашей.       — Любимый ворчун. — С особенным, проявляющимся только после разрядки акцентом бормочет Чехов, слабо улыбаясь сквозь наступающий сон.

***

      — Капитан…       — Да, Спок.       — Вы говорили о выражении чувств без их прямого определения. Меня это крайне заинтересовало.       Кирк отложил в сторону падд. Комната снова приняла звенящую тишину, которую, казалось, и не тревожила такая осторожная, скрытая просьба.       Порой капитану и самому было неловко за свою робость в личном общении со Споком, но он был не в силах что-либо изменить — по крайней мере, он отчаянно хотел в это верить. Их любовь была тяжелой, но чертовски особенной и, по сути, вполне сносной. Хоть Джеймс редко отваживался и прикоснуться к коммандеру — что уж говорить о поцелуях — они были достаточно близки для того, чтобы называться парой. К тому же, их губы все-таки соприкасались. По человеческой инициативе, разумеется.       Капитан хранил воспоминания о таких редких, скорее отчаянных и надрывных, чем нежных, поцелуях в самом потайном уголке своей памяти на случай крайней душевной усталости.       Спок пребывал в тихом ожидании, избегая взгляда капитана. Он также испытывал неловкость, но порожденную исключительно благодарностью.       — Если вы не против, я объясню это на примере моего к вам отношения.       Дождавшись аккуратного кивка, Кирк устроился поудобнее и внимательно посмотрел в глаза старпома.       — Спок… — Джеймс заметно занервничал под прицелом внимательного ожидания старпома, но быстро осекся, стараясь снова собрать все растерянные слова в изначальную тираду.       Понимая, как момент идеален для выражения всего того, что копилось в нем без возможности высказывания, капитан набрал в легкие побольше воздуха и продолжил.

***

      Столкнувшись у закрытых дверей лазарета со Споком на следующий день, Кирк даже не был удивлен: то, что их недомогания становились синхронными, уже воспринималось как должное. Только вот эти совпадения все чаще пробуждали в Джеймсе не теплоту и радость близости с родственной душой, а чувство обделенности и тоски.       Пускай его мнение о Вулкане основывалось на услышанных краем уха рассказах, которые вполне можно было счесть за легенды, в правдивости некоторых аспектов он был уверен благодаря встречам с вулканскими парами и редким рассказам своего старпома.       — То, что ты не хочешь выстраивать между нашими разумами этот вулканский «мост» вполне… — Кирк сглотнул. — Логично.       Последовавшие невероятно долгие секунды молчания капитан потратил на сожаления по поводу сказанного.       — Джим, — Спок склонил голову, выражая этим растерянность. — «Мост» между нами уже давно выстроен. Я и не думал о том, что он может быть настолько неощутим… Скорее всего, это оттого, что я предпочитаю не злоупотреблять нашей связью. Неужели вы считали, что для этого нужен какой-то специальный обряд?       Кирк испытал весь спектр эмоций, начиная от стыда и заканчивая теплой, нежной признательностью, медленно разливающейся в груди.       — Каждое слияние наших разумов является частицей этого моста, и мы укрепляем его с каждым днем, — мягко проговорил вулканец, незаметно поглядывая на капитана. — После стольких сеансов связь уже нерушима, и продолжает становится все сильней. Головная боль — лишь малая часть того, что является общим для нас с вами, — Спок прикрыл глаза, собираясь сказать что-то важное, — но несмотря на то, что я могу ощутить и прочувствовать все, что чувствуете вы, вчерашний вечер был для меня своего рода откровением.       Вулканец видел образы в памяти чужого сознания, был способен на ощущение всей богатой палитры человеческих чувств, мог найти и проникнуться мельчайшим ощущением, сохранившимся в памяти, будь то едва уловимый запах или прикосновение теплого воздуха к телу, но то, как любое воспоминание играло в призме слов капитана поразило его в разы сильнее, чем все увиденное или услышанное до этого вместе взятое. Только поражение постепенно перетекало во что-то невероятно ощутимое и неизвестное.       Тихий шок Джеймса был прерван внезапно открывшейся дверью лазарета, из-за которой появился взъерошенный Чехов.       — Доктор очень неудачно ввел гипошприц, — отчаянно покраснел мичман, тщетно пытаясь натянуть воротник формы выше.       — Разумеется, — серьезно нахмурившись кивнул капитан, не дав Споку выразить сомнение по поводу происхождения лилового пятна на шее Павла.

***

      — …и вызовите МакКоя в транспортаторную. Конец связи.       Намечалась стандартная исследовательская высадка на неизвестную планету в очередной исследуемой системе. МакКоя Кирк включил в десант исключительно как ученого, да и то только потому, что Спок должен был остаться на борту: в квадранте последнее время было неспокойно, и капитан не решался оставить корабль на попечении кого-то кроме него.       Тем не менее старпом вызвался сопроводить Джеймса до транспортаторной, и Кирк не находил причин в пользу того, чтобы ему отказать.       Зайдя в турболифт вслед за капитаном, Спок прождал пару мгновений, после чего остановил кабину. Не дав Кирку задать логически вытекающий из его действия вопрос, вулканец заговорил.       — Капитан. Я хочу выразить благодарность за то, как терпимо вы отнеслись к обычаям проявления чувств моей расы, не прибегая к обязательным для вас разновидностям контакта…       — Спок, не стоит…       — Такое поведение с вашей стороны заслуживает высшей степени признательности. Также я хотел бы извиниться перед вами за то, сколько неудобств и ограничений вам пришлось перенести… — Коммандер поджал губы и опустил взгляд. — А также, по возможности, это компенсировать.       От всего сказанного Кирк замер, уставившись в одну точку, а последняя фраза окончательно добила его, заставив в удивлении распахнуть рот.       — Это очень неожиданно, — Джеймс нервно улыбается и качает головой. — Очень неожиданно. Последние пару дней ты не устаешь меня удивлять… Спок, ты не должен делать что-то против своей воли и меня правда все устра…       Вулканец не дал ему договорить — что само по себе совершенно не вписывалось в привычный капитану образ Спока, — накрыв его губы своими. Сухими и плотно сжатыми, но поразительно чувственно подавшимися навстречу человеческим.       — Прошу учесть, что я чрезвычайно неопытен в этой сфере проявления, — отстраняясь проговорил Спок, и принял свою обычную холодную позицию, встав бок о бок с Кирком и снова запустив турболифт.       — Это был самый лучший поцелуй в моей жизни… — Капитан задумчиво смотрел вдаль, судя по всему пребывая в высшей точке эйфории.       — Ваше мнение чрезвычайно субъективно, — сообщил вулканец, сомнительно приподняв бровь.       — Спок, это точно был самый долгожданный поцелуй в моей жизни, — продолжая счастливо улыбаться, Джеймс обхватил старпома за плечи и повис на нем, уткнувшись в уютную горячую шею, что — к удивлению ее обладателя — не вызвало абсолютно никакого дискомфорта.       Как только капитан со старпомом пересекли порог, судовой хирург принялся было высказывать Кирку все, что он думал о непредвиденно долгом времени ожидания в транспортаторной. Только мичман, по известным одному ему причинам оказавшийся в том же месте, быстро унял надвигающуюся бурю:       — Не грызи нашего капитана, ладно? Он нам еще нужен… Желательно, живым и невредимым.       МакКой не стал ворчать или одаривать Чехова недовольным взглядом, напротив: все существо доктора выражало удовлетворение и моральную сытость, когда он притянул парня к себе и жадно вдохнул его запах, зарываясь лицом в шею.       — Удачи, — прошептал Павел, крепко обнимая Леонарда в ответ.       — Мальчик мой, ты и до мостика дойти не успеешь, как Скотти уже поднимет нас на борт, — МакКой с улыбкой похлопал Чехова по спине. — Провожаешь, как на тот свет…        — Придется поверить тебе на слово, — притворно вздохнул Павел, отстраняясь от доктора, — но я все равно буду скучать.       Романтика прощания передалась и соседней паре, пускай и в менее эмоциональной форме.       — Капитан, хоть это абсолютно бесполезно и нелогично, я хочу пожелать вам скорейшего возвращения, — коммандер держался безупречно ровно и профессионально.       — Вы правы, мистер Спок, это абсолютно бесполезно. — Кирк же позволил себе бросить на близстоящего многозначительный взгляд и улыбнуться, — ведь я бы и так приложил все возможные усилия, чтобы поскорее продолжить начатый нами разговор.

***

      Как ни странно, предчувствие не обмануло капитана: Спок был незаменим во время внезапной атаки вражеского судна. Если бы он отправился вместе с десантом, повреждения Энтерпрайз были бы еще серьезнее, чем рядовая поломка транспортатора. На его починку нужно было время, так что высадка затянулась на ночевку.       Разумеется, поступали предложения об отправке шаттла, но капитан настоял на том, чтобы все силы были брошены на приведение корабля в полную боевую готовность и слежение за периметром.       Так или иначе, Кирк и МакКой остались одни на планете со скудной растительностью, отсутствием живых существ, но вполне пригодной атмосферой и температурой для их выживания.       Ближе к вечеру, когда большая часть восстановительных процессов на звездолете была завершена, а все возможные данные на поверхности планеты собраны и перепроверены по нескольку раз, самыми значимыми и необходимыми предметами в скудном обращении десанта оказались рабочие коммуникаторы.       Доктор искренне не понимал, что Чехов забыл в транспортаторной во время их разговора по личной линии связи, и никогда бы не признался, что такая сентиментальность пробуждает в нем тепло. Так уж вышло, что для мичмана не нашлось дела по окончанию его смены, помочь с починкой на данном этапе могло только время, и его душу взяла тягучая тоска по месту, где он в последний раз видел своего возлюбленного. Поначалу Павел уныло разъяснял Леонарду суть поломки, а тот искренне старался внимательно слушать, но обилие не вполне понятных слов и такой родной тембр голоса убаюкивали его, побуждая прислониться к грубому стволу ближайшего дерева и прикрыть глаза. Потом Чехов начал сетовать на перспективу одинокой ночи, и это мгновенно вытянуло МакКоя из состояния полудремы. Разговор приобрел эмоциональный окрас, и суть каждого слова была предельно ясна доктору. Он даже начал вставлять в страдальческий монолог свои весомые реплики, которые независимо от содержания действовали на парня утешительно. После отведения души Павел совсем повеселел, и их разговор снова порос лаской, неисчерпаемый запас которой лишь пополнился за целый день разлуки.       Внезапно Чехов настороженно умолк.       — Кто-то идет… подожди, пожалуйста.       Коммуникатор умолк прежде, чем Леонард успел спросить, почему парня так напугали чьи-то шаги. Когда же связь возобновилась, настроение мичмана, судя по голосу, вновь упало далеко в отрицательные значения.       — Куда бы мне теперь податься… — В который раз вздохнул Павел.       — Погоди, ты не в транспортаторной? — Переигрывая с интонацией удивления спросил МакКой.       — Догадайся, кто меня оттуда выгнал, — мрачно буркнул Чехов.       Доктор с улыбкой покосился на скалистый выступ, что послужил временным пристанищем капитана. Очевидно, для того, чтобы его разговор не дошел до посторонних ушей.       — Назавтра я выражу ему огромную благодарность… не думал, что вулканцы способны на такую же трогательность, как и русские.       — Трогательность? Ты сказал «трогательность»? — Голос парня стал заметно бодрее.       — Да, я использовал этот термин. Мне кажется, он вполне уместен. — Ворчливо отчеканил доктор, поджав губы. — Ты не согласен?       — Нет, что ты. — Павел широко улыбнулся. — Я полностью разделяю мнение такого квалифицированного специалиста.       — А вообще, я настоятельно рекомендую тебе отправиться спать. Тебе лучше отдохнуть перед тем, как нас поднимут на борт.       Посредством чрезвычайно долгих уговоров МакКою все же удалось загнать мичмана в постель. После десятого пожелания крепкого сна коммуникатор наконец умолк, и Леонард с облегченным вздохом снова привалился к дереву. От того, что Паша уже лежал в кровати, ему стало спокойнее.       Вновь взглянув в сторону капитана, МакКой улыбнулся. Он еще ни разу не видел Джима таким раскрепощенным и расслабленным в беседе с вулканцем, и он был искренно рад за своего друга.

***

      — Я решил провести время с приоритетной в данный момент пользой и взялся за теорию того, что ваш род зовёт романтикой.       — Мне очень любопытно, как вы это делаете?       — Не без помощи классических литераторов позапрошлого и поза-позапрошлого земных веков.       — И как же продвигаются успехи?        — Не думаю, что есть смысл рассказывать вам об эстетической роли звёзд: вы явно знаете о них больше автора всех этих строк. В любом случае, вам бы не помешало отдохнуть, капитан.       — Как и вам, коммандер.       — Я предпочту провести ещё пару часов в обществе основоположников романтизма.       — В таком случае, приятного вам времяпрепровождения, Спок.       Повисло молчание; каждый знал, что нужно что-то сказать и имел даже прекрасно отрепетированный набор фраз, но не решался его озвучить.       — Доброй ночи, Джим. — тихо проговорил вулканец в итоге.       — Она была бы гораздо добрее, если бы ты был рядом.       Кирк вздохнул, но в этом вздохе не было сильной тоски или печали, ведь тогда его переполняли исключительно положительные чувства и эмоции.       — Я очень ценю это, капитан, — раздался приглушенный голос Спока из коммуникатора. Был ли он приглушен волей помех или по желанию вулканца, Джеймс не знал, но был искренно благодарен тому, что услышал именно эти слова перед сном.

***

      — Я уж и не надеялся, что ваш разговор в кои-то веки закончится.       — Я удивлен тем, что ваш уже окончен, — с легкой улыбкой парировал Кирк.       — Я просто прогнал его спать, — ворчливо отмахнулся доктор.       — Думаю, в вашем положении ты вполне имеешь на это право.       — Что ты имеешь в виду?       — Ну, формально вы уже обручены…       — Господи, Джим, неужели ты все еще помнишь о том инциденте с туземцами?       — Инциденте? — Кирк иронично покосился в сторону друга. — Мне казалось, это был очень важный этап ваших отношений…       Все произошло на планете сходной с той, на которой они находились прямо сейчас. Сходной во всем, если не брать во внимание то, что та была густо населена первобытной цивилизацией, а отношения МакКоя и Чехова находились на дичайшей стадии «букетно-конфетного» периода. Скрывать свои чувства у них выходило просто ужасно, — хотя Кирка одолевали серьезные сомнения по поводу того, что они вообще пытались, — и в итоге их поцелуй был замечен одним из местных жителей. По мнению Леонарда и большей части десанта, шум поднялся по причине их половой принадлежности, поэтому доктор сразу принялся вербально доказывать традиционность своей ориентации. Ему чудом удалось оправдать ситуацию и предотвратить стычку, так что проведение ночи на поверхности планеты показалось очень хорошей идеей.       Хорошей ровно до тех пор, пока Павел не высказал доктору свое мнение по поводу бессовестного сокрытия правды. МакКой — понятное дело — поспешил доказать ему силу своей любви.       Неприлично громкий процесс доказательства не остался незамеченным, и уж тогда не помогли бы никакие оправдания. Если бы до капитана вовремя не дошло, что причиной недовольства является не сама любовь, а ее «незаконность» по местным меркам, конфликта было бы не избежать.       Диковатая, но вполне приемлемая церемония бракосочетания исправила ситуацию.       — На него это точно произвело неизгладимое впечатление. — Леонард улыбнулся. — До сих пор улыбается, как контуженный, как об этом разговор заходит.       Джеймс, с лица которого не сходила довольная ностальгическая улыбка, внезапно тяжело нахмурился.       — Кстати, между нашими постелями в ту ночь была лишь циновка.       — Джим… — Доктор сглотнул.       — Тростниковая циновка. — Гримаса Кирка становилась все несчастнее.       — Именно поэтому я надеюсь, что ты забудешь об этом.       — Очень тонкая тростниковая циновка.       — Черт, Джим, я извлек из этого урок, хорошо? — МакКой всплеснул руками, а его щеки приняли красноватый оттенок. — Надо было все-таки заставить тебя поклясться, что та история не выйдет за пределы орбиты той богом забытой планеты…       — Она точно не выйдет за пределы Энтерпрайз, но большего я тебе обещать не стану! — Рассмеялся капитан. — Пора бы нам отдохнуть, Боунс.       — Хоть чему-то сказанному тобой за этот вечер я рад, Джим.

***

      Спока разбудила боль.       Его разбудила дичайшая, жестокая боль, проникающая в каждую клетку организма, разрывающая на атомы и выжигая каждый самым мучительным образом.       Спок не помнил, как поднял тревогу, как передал четкое сообщение на мостик, не помнил даже как поднялся на ноги.       Зато он помнил, как потом упал на пол своей каюты.       Как его скулы впервые пересекли дорожки слез.       Как он ушел в забытье, из которого не думал искать пути назад.       Он не помнил последующий месяц.       Зато помнил последующие месяцы реабилитации.       Первое время он не помнил ничего, связанного со своей личностью.       Зато он помнил каждое слово, сказанное его капитаном.       В какой-то момент он ощутил четкое присутствие в личности, которая постепенно возвращалась к нему.

***

      — Рад, что вы согласились на встречу, мистер Спок.       — Мне всегда приятно общество старых знакомых, — вулканец склонил голову в знак приветствия. — Я не мог упустить шанс встретиться с вами, учитывая то, как редко вы теперь бываете на родной планете.       — Зато вас на Земле застать совсем не трудно. — Павел сел в кресло напротив занятого послом.       — Мне крайне приятна эта планета. — Спок уже девятый год не покидал родину своего капитана. — Я слышал, вы перевелись на другое судно…       — А как иначе… — Еле слышно пробормотал Чехов, и громче добавил: — Релайент.       — Достойный корабль.       — Не жалуюсь. — Пожал плечами Павел и попытался улыбнуться. — Я ознакомлен с некоторыми из ваших свежих трудов.       — Мне было бы интересно узнать ваше мнение. — Совершенно бесстрастно проговорил вулканец.       — Не хочу показаться грубым… — Протянул Чехов из чистой вежливости.       — Я бы попросил вас прежде всего быть честным. — Спок сцепил пальцы в замок, опираясь локтями на подлокотники.       — Они показались мне крайне нелогичными. Но в этом и состоит их инновационная гениальность. — Отстраненно проговорил офицер, расфокусировано уставившись куда-то за плечо собеседника.       — О, поверьте, сейчас я сочту это за комплимент.       Павел не стал расспрашивать, а у Спока не было никакого желания разъяснять.       Это была попытка искупления.       Замещения.       Бегства.       Ни вулканец, ни человек не испытывали желания воскрешать погибший разговор. Каждый ушел глубоко в собственные мысли, но между ними тонким полотном натянулось единство одновременно пережитой боли.       — Зря я вообще все это затеял. Прошу прощения за то, что потратил ваше время, посол. — Чехов внезапно поднялся, собираясь уходить.       Спок прекрасно понимал, чего стоило Павлу такое сильное напоминание о прошлом, как встреча с ним. Его даже не удивило то, как сильно изменился офицер за время их недолгой беседы: судя по всему, он вновь погрузился во времена своей счастливой молодости, воспоминания о которой теперь отдавали слишком горькой утратой.       — Как я уже упоминал, мне приятно ваше общество. Офицер.       Павел вяло отдал честь, развернулся и направился прочь.       — Насколько… Больно им было? — Тихо спросил Чехов, находясь уже за спиной вулканца.       — Павел… — Спок поджал губы.       — Я ведь имею право знать, мистер Спок. — Увереннее проговорил офицер.       Вулканцы не лгут.       Вулканцы не лгут.       Вулканцы не лгут.       Но Спок не чистокровный вулканец.       — Они умерли во сне. Боль была скорее импульсной… Не думаю, что они почувствовали хоть что-то.       Чехов кивнул, но Спок этого не видел. Без пяти минут капитан звездного флота бесшумно покинул зал, оставив посла в одиночестве.       Спустя десять лет после гнусного, до мельчайших подробностей продуманного маневра врага, забравшего жизнь капитана, к его сознанию неразделимо приплелись частицы другой памяти.       Вулканец закрыл глаза и откинулся на мягкую спинку кресла.       Избранник Спока не исчез. Теперь он просто поселился под его кожей.