Something There

      Белль, словно золотой всполох среди бесконечно белой листвы деревьев мчится с единственной подбадривающей её и Филиппа мыслью: папа́. Зимний воздух обжигает оголённую кожу, её руки и лицо немеют и краснеют от мороза, а в уголках глаз сыплются слёзы от холодного колкого вихря. Подол её платья развивается на ветру, растрёпывающем её волосы, и несколько выпавших из причёски прядей прилипают к щеке. Белль тянет поводья, подгоняя Филиппа бежать ещё быстрее.       Снегопад начинает затихать, падающие снежные хлопья путаются в её каштановых кудрях, давая знать, что ей только что удалось скрыться от сильной метели. Засохшая трава и корни деревьев виднеются под тонким слоем подтаявшего снега, и внезапно она оказывается посреди цветущего леса. Плотная листва. Пышные заросли растений. Они загородили собой летние цветы, но не сладкий и насыщенный аромат, только Белль в ночной мгле не может разглядеть сами цветы.       Слеза стекает по щеке. Белль клянётся, что это от холода, от зимы, которая ещё мгновение назад занимала место лета. Но эта боль, отдающаяся в груди от неведомой пустоты, будто она что-то потеряла, что-то оставила там, в глуши.       — Нет, — думает Белль, должно быть, она просто ошибается, — это из-за папа́. Ты просто боишься за него.       Другая слеза медленно стекает, капая с подбородка. В её мыслях полная неразбериха, Филипп мчится, стуча копытами о землю. Паника перехватывает дыхание, а из-за спешки у неё чуть ли не кружится голова. От чего она сбегает? Что заставило её оказаться в тёмном лесу ночью, в платье, которое она в жизни не смогла бы себе позволить? Где она была?       Белль подавляет наступающие слёзы — тоска, которую она чувствует, давит на неё, душит, она буквально уничтожает девушку, но та не знает, что с ней происходит и почему там находится.       Она вся трясётся, пытаясь сдерживать рыдания: слёзы туманят зрение так упрямо и настойчиво, пока она, наконец, не прогоняет их. Они не будут иметь смысла, если будут пролиты по тому, чего и в помине нет. По тому, чьё имя она и не знает. Так почему же плачет?       Почему она чувствует, будто что-то потеряла? Сердце ощущало какую-то щемящую пустоту внутри, словно оно разорвалось на две части по какой-то необъяснимой ему причине.        — Папа́, — произносит Белль, как только достигает окраины Вильнёва. В это время Филипп тихо идёт дальше по каменной дорожке, ведущей к городу, громко цокая копытами, хоть это непослушание с его стороны признак плохого тона, Белль всё же благодарит его за это — слёзы на её лице успевают высохнуть. Её тоска — не что иное, как иллюзия, наверняка что-то нелепое, оставленное там, среди деревьев в лесу.       Гнев вспыхивает в венах, как сияющий факел, освещающий огромную площадь. Громкие, насмешливые тона долетают до неё, и Белль распознаёт в них грубый бас, возвышающийся над остальными голосами. Филипп останавливается прямо возле Гастона, грубо заталкивающего в сырую телегу с железными решётками её отца под громкий гогот и насмешки. Жители деревни собираются, становясь единым целым, огромной силой под скверными речами Гастона. Они отвернулись от её отца, причинили ему ужасную боль, и она не знает, почему, и почему ей так нужно было быть тут. Она обязана помочь ему. Должна защитить от этой всей жестокости, прежде чем они его отвергнут.       Что же сдерживало её от отца всё это время?        — Остановитесь! — приказывает Белль, голос резок, как её прыжок и приземление на землю.       Старинное зеркало тяжелеет в руке, она крепко держит в его ладони, как будто оно очень важно в этот момент. Белль приподнимает его, чтобы разглядеть. Богато украшенное, причудливо вырезанное зеркало оказывается таким вычурным, что девушка не понимает, как могла забыть его происхождение. Она проводит пальцами по поверхности, по глубоким линиям и касается изгиба брови, рассматривая в зеркале своё отражение. Белль надеется найти в нём хоть что-то — сердце бешено бьётся от этой странной надежды и от внезапно появившейся тоски.        — Белль? — голос Гастона напугал её, выводя из оцепенения.       Сощурив глаза, Белль толкает Гастона к телеге, вскочив, чтобы коснуться напуганного отца. От его рук холодно, прикосновение веет отчаяньем, но оно успокаивает.        — Белль, — вздыхает отец, — я уж думал, что потерял тебя.        — Всё в порядке, папа́, я здесь, — уверяет его девушка, прежде чем обратиться к Гастону и собравшемся жителям, — Отпусти его, Гастон. Мой отец не сумасшедший.       Белль спрыгивает с края телеги, встретившись взглядом с самодовольным и нахальным оскалом Гастона.        — Ты же знаешь, я уважаю твою семью, но твой отец нёс откровенный бред! — говорит ей Гастон, — Что он пропал в лесу, а ты исчезла следом.       Он подходит к ней вплотную, словно пытаясь запугать её. Его взгляд изучающе скользит по наряду, созданная им напряжённость заставляет её отступить. Тварь.        — Но, так вышло, что он не в состоянии объяснить, где же вы пропадали. Сказал, тебе угрожала опасность, но он не мог вспомнить, что произошло. И теперь, когда ты с нами, Белль, можешь рассказать, где была.       Белль взглянула на отца, встретившись с его взглядом сквозь железные прутья решётки. Она разочарованно фыркнула, слова, её чувства вертелись на кончике языка, прежде чем она смогла хоть что-то выдавить из себя.        — Смотря, как ты одета, я даже удивлён, что ты вообще вернулась в Вильнёв, — усмехается Гастон.        — Я… — Белль запинается, но ничего не происходит. Абсолютно. Как так получилось?! Странно, не так ли? Ни она, ни её отец не могли вспомнить, как оказались в самой чаще леса.       Какого-либо разумного объяснения провалу в памяти не было, вот так вот просто достаточно большой промежуток времени был забыт. Белль гладит пальцами шёлковую ткань её платья, такого же яркого, как летний солнечный луч в тени. Ажурная золотая вышивка переливается на свету от факелов сельчан, подобна…       Подобна чему?        — Я.. не знаю, — наконец она произносит вслух, как бы отвечая на свой вопрос, слезящиеся глаза обращают взор к сверкающей глади зеркала, а смех крестьян бьёт по ушам. — Вряд ли это причина запереть моего отца! Ты не можешь делать то, что…        — Что это у нас здесь? — рычит Гастон, вырывая зеркало из рук. Словно приз, который он выиграл.       Девушка дёргается, протестуя и, не зная для чего, он всё-таки отбирает её зеркало. Приподнятые факелы всплывают вверх, и на мгновение Белль вспоминает что-то, что сама не может объяснить. Нечто неземное, не поддающееся описанию и противоречащее здравому смыслу.       «В зеркале что-то есть», — думает Белль, — «только что?»       Белль дрожит, она закусывает нижнюю губу, чтобы сдержать слёзы.        — И где ты его взяла?— хочет знать Гастон.       Она должна знать. Сердцем она чувствует, что это красивое зеркало как-то с ней связано. Но как она могла забыть об этом, если все эмоции, которое оно вызвало в ней, накатили с такой мощью, что чуть её не задавили?        — Это подарок, — говорит Белль, вслушиваясь в свои слова. Она не знает, откуда зеркало, что оно значит, но то, что она произносит, на ложь не похоже.       Гастон насмехается, как вдруг резко подходит и шепчет на ухо:        — От кого же?       Губы приоткрылись, она хотела сказать ему, но, увы, так и не смогла найти ответ. Огорчённая, Белль сжала ладони в кулак.        — Ну, тогда, — Гастон гордо поднял голову, довольный собой, — если и ты не можешь внятно нам всё объяснить, то придётся тебе присоединиться к отцу.       Он резко поднимает зеркало вверх, Белль узнаёт это движение, живот сжимается от боли. Она замечает всего в нескольких шагах от себя съёжившегося Лефу, и, кажется, их мысли в этот момент совпадают. Окинув мужчину мысленным взглядом, она замечает как зеркало, внезапно брошенное им на землю, разбивается о булыжники, а тысячи острых осколков, рассеиваясь, ловят отблески рыжего света факелов.        — Нет! — кричит она, ноги несутся вперёд быстрее, чем мысли.       Белль мчится к нему, яростно она хватается руками за его кожаное пальто, пока ногти больно не вонзаются в его ладони. Она цепляется за запястья, костяшки пальцев, оставляя длинные царапины на руках. Гастон шипит от боли, и, в итоге разбитое зеркало оказывается снова у Белль, как и несколько мгновений назад. Тёмные глаза мужчины широко раскрываются, взор скользит по пламени факелов, а после внимательно рассматривает оставленные девушкой царапины.       Гастон приподнимает руку — что же, в этот раз он готов ударить её, кулак раскрывается. Лефу в последнюю секунду тянет его за локоть, пытаясь остановить, награждает его пронзающим взглядом, и Гастон невольно смягчается.        — Такая же сумасшедшая, как и старик, — заявляет он. — Увести!       Чьи-то грубые руки обхватывают её запястья, заталкивая девушку в повозку. Белль слышит возмущённый возглас отца, но он заглушается одобрительным свистом и криками сельчан. Даже Лефу и отец Роберт не могут утихомирить толпу, не могут их вразумить, что это неправильно — совсем неправильно, а Белль чувствует себя настолько беспомощной, что не может и попытаться остановить всё это.       Умоляющий взгляд отца Роберта в последний раз обращён к отчаявшейся Белль, которую силой заталкивают в телегу, она чувствует его искреннюю печаль даже через расстояние, разделяющее их. Девушка падает в надёжные объятья отца, когда дверь захлопывается, запирая их двоих. Его руки крепко обвивают дочь, защищая, и Белль благодарна ему, хотя бы за то, что они всё ещё вместе.       Белль прижимает зеркало к груди, приложив близко к сердцу.