героическая шестерка

      Она не собиралась никуда идти, а потому неожиданный звонок Роланда её, малость, удивил. К чему им жемчужина, если они пытаются вытащить Генри? Она много слышала от отца историй о таких вот сокровищах морских чудовищ, и то, что её отец сумел найти одну из них могло свидетельствовать либо о том, что ему сказочно везёт, либо о том, что он лучший капитан корабля за все века. И самый известный. Известней Чёрной Бороды, что бы там Джеймс ни говорил.       Решив, что одному Голду делать дома нечего, Хоуп взяла того с собой, и теперь они вместе шли по направлению к пристани. План был прост: пока Гидеон отвлекает Кору и молодую версию её отца своими магическими трюками, она пробирается в каюту и крадёт оттуда одно из сокровищ Весёлого Роджера. Сложностей не должно было возникнуть. По крайней мере, Хоуп на это надеялась. Бросив взгляд на задумчивого Гидеона, Хоуп ускорилась.       Голд был загадкой, которую порой так отчаянно хотелось разгадать, а ещё он был милым, и красивым... И вызывал в душе у Хоуп странные чувства, о существовании которых она раньше никогда не догадывалась. С Голдом было легко. Возможно, он тоже чувствовал странное «притяжение» между ними, но не зацикливался на этом. Даже наоборот, он старательно избегал любых тем, так или иначе связанных с чувствами. Он был похож на айсберг, растопить который невозможно. И Хоуп не пыталась. К чему это, если родителям всё равно не понравится её выбор? К тому же, вряд ли Голд что-то чувствовал к ней. Если бы чувствовал, давно сказал. И вновь до неприятного банальное «если бы», уводящее от цели и погружающее в замок фантазий, где правят мечты... Там, далеко-далеко, где нет родителей, нет Сторибрука и запретов, они были бы вместе. И, запрятав такое предположение глубоко в себя, Хоуп вновь включилась в план, мечтая как можно скорее закончить и вернуться в дом. Обкрадывать собственного отца ей не хотелось, но так было нужно. Иначе как они спасут своих близких и друзей?       Пристань встретила их холодным ветром и бушующим морем, ни лодок, ни тем более корабля видно не было. Зато чайки садились на что-то невидимое, ходили по твёрдому воздуху и летали вокруг. Хоуп усмехнулась. Отличная маскировка, жаль только на птиц магия не распространяется. Заявив Голду, что они на месте, Хоуп осторожно нащупала подошвой сапога деревяную ступень и, не дожидаясь Голда, поднялась дальше, вскоре оказавшись на палубе Роджера. Этот корабль она знала как свои пять пальцев, играя с самого детства на палубе и читая книги из библиотеки в каюте капитана. Куда только она не залезала, откуда только не появлялась, до смерти пугая ищущих её родителей. Именно здесь она и нашла в шесть лет жемчужину морского чудовища, гордость отца и достояние команды. Тогда-то она впервые и услышала увлекательнейшую историю о морских приключениях команды корабля.       Заслышав шаги, Хоуп обернулась, против воли улыбнувшись недовольному выражению лица Гидеона, тщетно пытающегося привести волосы в хоть какое-то подобие порядка. Оставив тщетные попытки, Гидеон обратил внимание на Хоуп, уже собирающуюся спускаться вниз.       — Не боишься, что тебя засекут?       — Кто? — искренне удивилась Хоуп, на мгновение обернувшись, — Хоппер? Или твоя мама?       — Твой дражайший папочка, — скривился Гидеон, Хоуп лишь закатила глаза.       — Будь добр, не пропусти никого в каюту капитана. Мне нужна фора, чтобы найти жемчужину...       — Кракена? — дополнил Гидеон, Хоуп фыркнула:       — Лахнесского чудовища. Мой отец с кракеном встречался только однажды, и то едва жизни не лишился. Думаешь, он из-за какой-то жемчужины полез бы в лапы смерти вновь?       — Откуда ж мне знать, — заметил Голд, — у вас в семье все с приветом.       — Заткнись, — рассмеялась Хоуп, всё-таки спускаясь вниз. Гидеон умел поднять настроение странными шуточками, или это ей только так казалось. Впрочем, сейчас Хоуп было не до этого. Спустившись вниз, она нос к носу столкнулась с Арчи Хоппером. Мозг, до этого лениво перебирающий мысли и воспоминания, резко заработал, пытаясь найти способ выкрутиться из ситуации.       — Кто вы? — удивленно спросил Хоппер, нахмурившись и отшатываясь назад. Боялся. Естественно боялся, его ведь недавно взяла в плен самая кровожадная ведьма современности. По их меркам, по крайней мере. Хоуп издала нечленораздельное мычание, даже не представляя что сказать. Спасла ситуацию, как ни странно, Белль, выбежавшая посмотреть, чего вдруг это Хоппер застыл в дверном проёме. Завидев немного испуганного Арчи и дизориентированную Хоуп, Белль поспешила воскликнуть:       — Харли! Как ты здесь оказалась?       — Я-а, — мозг поднял белый флаг и капитулировал, и теперь приходилось судорожно придумывать оправдания, — я гуляла по пристани, мои друзья, Клинт и Нат, сказали, что вы куда-то в спешке ушли...       — Клинт и Нат? — не поняла Белль, нахмурившись. Хоуп же мысленно поблагодарила Зевса за вовремя пришедшее воспоминание о Роланде и Робин, решивших пройтись в библиотеку Сторибрука.       — Да, — уже уверенно кивнула Хоуп, — Клинт Бартон и Наташа Романофф. Один кучерявый, с рюкзаком за спиной, а вторая рыжая.       К счастью, Белль тут же кивнула, пробормотав что-то о том, что вспомнила о каких-то там вломившихся в библиотеку подростках. Хоуп мысленно пообещала прибить не очень следующего конспирации Роланда, которому даже ума не хватило представиться. Попросив пройти, Хоуп проскользнула внутрь, глазами обводя холостяцкую обстановку каюты отца и подмечая, что в будущем мама точно привнесет красок в это место. Или она с братом, разлив тогда новые краски прямо на пол, кто знает. Наконец, завидев небольшой черный сундук на верхней полке, Хоуп аккуратно вытащила тот, порылась в поисках ключа на других полках, вспомнила о том, что ключ находится в крюке отца и попросила у подошедшей Белль шпильку. Как там мама говорила? Сухарики? Или камешки? Слишком поздно вспоминать. Хоуп лишь разогнула шпильку, засунула один конец в замочную скважину и начала крутить, делая вид, что вслушивается в то, что там происходит. Арчи уже ушел, а Белль принялась за поиск какой-то шали, оставив её одну молиться богам воровства о помощи. Вскоре что-то щелкнуло, и Хоуп, не веря в свою удачу, аккуратно открыла сундук. Внутри него, выделяясь на фоне остальных занятных вещиц, лежала обитая черным бархатом шкатулка, открыв которую можно было обнаружить лежащую на пурпуре жемчужину, переливающуюся в свете ламп оттенками голубого. Хоуп бы ещё долго любовалась красотой жемчужины Лахнесского чудовища, если бы не грохот на палубе, заставивший захлопнуть шкатулку, а жемчужину положить в прихваченную из дома Авторов сумочку. Закрыв сундук и убрав тот на место, Хоуп переглянулась с насторожившейся Белль, что раздосадовано поджала губы, видимо, не найдя нужной шали. Они вдвоём выбежали наверх, и Хоуп смогла лицезреть момент, когда Гидеон припечатал её отца к мачте, не давая тому вырваться из захвата. Хоуп хотела было окликнуть Голда, как его слова выбили почву из-под ног.       — Я люблю вашу дочь.       Сказано отчаянно, в попытке отвлечь, но с таким спектром чувств, от которых внутри что-то сдавило. Стало трудно дышать. В горле встал ком. Помотав головой, Хоуп сделала несколько шагов назад, не в силах справится с нахлынувшим шоком и ужасом от происходящего. Как будто вдалеке она слышала Белль, зовущую её по псевдониму, видела страх в глазах Гидеона, которого вскоре оттолкнул от себя её отец, вновь замахиваясь для удара, а затем что-то говоря.       — Мне... нужен воздух, — сглотнув, выдала Хоуп и, не дожидаясь Голда, сбежала с палубы прочь, к докам, в места, где нет людей. Спрятавшись между домами, Хоуп исчезла в дыму, вскоре оказавшись рядом с домом Авторов. Ей нужно было побыть одной, всё осмыслить и принять решение не в порыве эмоций, а с ясным умом.       Едва переставляя ноги, Хоуп наконец ввалилась в дом, где в коридоре её уже ожидал Фил. Фил, лучший друг и её главная поддержка. Фил, понимающий с полу-слова. Фил, рядом с которым было так спокойно и хорошо. Вспомнился Голд, признание, побег, и Хоуп замотала головой, схватившись за ту руками и оттягивая волосы в попытке прийти в себя. Фил не задавал вопросов, лишь помог дойти до гостиной, где она молча передала сумку с жемчужиной Робин, а затем быстро поднялась наверх, заперевшись в своей комнате. Съехав вниз по двери, Хоуп распустила волосы и обняла колени руками, уткнувшись в них.       Она не понимала страха матери любить и быть любимой, не знала, что такого может быть в обычных трёх словах, ведь она так часто говорила их родителям. Но когда Голд произнес их в порыве чувств, стало страшно. Очень страшно. Вдруг всё встало на свои места: и странные порывы быть ближе, и смущенные улыбки, и долгий взгляд. Она не знала, что это за чувство, да и вряд ли хотела бы узнать. Так почему страшно признать? Всё просто. Предрассудки. Семья. Друзья. Она не хотела, чтобы появилась её Истинная Любовь. Она не задумывалась над этим, потому что мечтала пожить для себя. Пожить без любви, попутешествовать, заняться тем, что она умеет лучше всего: влипать в неприятности. Но не любить. Не любить, не выходить замуж, не заводить детей, не жить, зная, что свобода навеки упущена. Её мама вышла замуж в тридцать, отец женился в триста, и хотя бы до тридцати у неё было уйма времени. Её простая жизнь вдруг стала слишком сложной, а слёзы, предательские слёзы, текли из-за безысходности. И одно Хоуп знала точно: если она будет делать вид, что ничего не произошло, проблема сама собой рассосется. Как бывало всегда. Решительно встав, Хоуп подошла к зеркалу, привела себя в порядок, улыбнулась и вышла из комнаты. Потом можно будет поплакаться Робин, сейчас нужно спасти брата, всё остальное... не так уж и важно.