Танцуй, мы, может, расстаемся

Из приоткрытого окна дует слабый ветер, подхватывая легкие шторы и лаская прохладой кожу. Слышно вдалеке пение птиц и ненавязчивый шелест листьев под самым окном. Встать не представляется возможным, ведь такое прекрасное утро не хочется омрачать ранним подъёмом, но стук в дверь разрушает царившую атмосферу, а вошедшая прислуга и вовсе заставляет настроение упасть вниз. — Господин Мин, вставайте, — молодая девушка в простом черном платье оставила на прикроватной тумбочке поднос с едой, а вторая, без каких либо отличающих ее черт девушка, положила на край постели стопку чистой парадной одежды. Когда дверь за ними закрывается, оставив Юнги наедине со своими мыслями, он встает и лениво потягивается. Солнце слепит глаза, отчего приходится жмуриться слегка. Мин Юнги — один из богатых наследников своей семьи. В его собственности ухоженный особняк, двор прислуги и еще много чего, не сильно тревожившее его сознание. Все было бы довольно сносно, если бы не положение омеги, заставляющее Мина метаться в клетке, в которую он сам себя запер. Он не ощущает себя слабым и манерным омежкой, не в его характере подчиняться и падать в ноги. Запертый с детства в семейном имении, он не имел как такового выхода в свет, так что и альф почти не встречал. Но когда был прием по поводу совершеннолетия Юнги, собралось достаточное количество людей, чтобы Мин мог сделать выводы о том, что из себя представляют эти создания. Эгоистичные, саркастичные, в большинстве своем держат себя хладнокровно. Никто лучше, чем они не может доказать свою, будто бы незапятнанную честь, правдивость и искренность, хотя ничего из себя толком не представляют. Ну а сказки о загадочном истинном Юнги не интересуют — представить себя в роли текущей омеги он не мог и не хотел. Предстоящий бал — просто формальность. Несколько раз в месяц Мин должен появляться в высшем свете и вежливо, но метко отклонять навязчивые ухаживания от альф. Сложившийся о нем образ свободного и неприступного играл только на руку, а репутация семьи Мин давала возможность участвовать в деловых встречах на равных с остальными. Этот прием ничем не отличается, но идти все равно желания не появляется. Не спеша застегивая медные пуговицы, на черном строгом фраке с вычурными манжетами, Юнги прислушивается к разговорам за дверью. Неловкое щебетание прислуги ничего в себе не несет, поэтому он, пригладив волосы, отвлекается на завтрак. Во двор уже приехала коляска, в которую больше четырех людей-то и не поместится. Мин усаживается на довольно мягкое сиденье и перехватывает взгляд своего сопровождающего — Син Ляо. Он человек молчаливый, никогда сам не заводит разговор, а на все вопросы обычно отвечает междометиями. Такое вполне Мина устраивало, так что тихий альфа всегда ездил с ним на приемы, как незаменимый спутник, ничем не выделяясь и не привлекая лишнего внимания. Очередная формальность из многих других, пронизывающих повседневность, наскучившую многим. Пейзажи в маленьком окошке сменяются один за другим, и вот Юнги, не успев даже совладать с собственным настроением, выходит на каменную дорожку, ведущую в место, где уже начинается бал. Семья Чон, с которой Мин в хороших отношениях, устраивает довольно пышные приемы, на которые любят заглянуть довольно-таки влиятельные личности, так что есть возможность обзавестись связями за светскими диалогами. Перед Мином учтиво открывают двери, и сразу взгляды обращаются на него. Выглядит он несомненно восхитительно, излучая несвойственную омегам уверенность и легкое равнодушие к происходящему. Если бы не необычайно приятный, сладостно-терпкий аромат шафрана, то можно было бы подумать, что перед вами настоящий альфа. Это до сих пор вызывает недовольство у самого Юнги, но не настолько сильный мятеж, как еще в детские годы, когда много амбиций и желаний, взращенные в довольстве и холе, борются с собственной сущностью и предоставляемыми возможностями. Вместо солнечного света слепят уже яркие позолоченные люстры под высоким потолком и множество свечей. Их свет отражается от украшенных лепным орнаментом стекол, множась и заставляя помещение утопать в лучах. Богато уставленный зал, окруженный с трех сторон высокими белоснежными колонами. Те, кто не сильно заинтересованы в танцах, сидят на небольших возвышениях, занимая себя картами или разговорами, музыканты в дальнем конце зала играют ласкающую звук мелодию. Бал начинается. В белых перчатках жутко неудобно, их хочется снять и выбросить, но сейчас этого не сделать. Юнги грациозно подпирает собой стену, на каждое приглашение на танец, он вежливо отвечает отказом, если же кто-то слишком напорист или слишком знатен, чтобы просто так отказать, Мин говорит, что уже обещал следующий танец Сяо. И последующие танцы тоже. Несколько раз в доказательство приходится действительно танцевать, но проблем с этим у Мина нет. Юнги довольно скучно, но показать это будет дурным тоном. Хозяева довольно учтивы, Мин даже скрасил свое пребывание здесь недолгим разговором с их младшим сыном. На этом все веселье заканчивалось. Юнги прислушивается к разговорам дам, пытаясь выловить хоть что-то логичное и содержательное, но их разговоры не представляют из себя ничего, что могло бы хоть сколько-нибудь заинтересовать его. Польский танец сменился полонезом, и вот Юнги удается наконец выловить для себя что-то интересное. — Слышали? Говорят, этот негодяй снова появится... — дамочка в пышном платье с огромным количеством кружев ближе склоняется к другим девушкам, придавая взгляду налет секретности. — Это не слухи? — одна из них шокировано прикрывает рот рукой. — На балу в прошлом месяце он устроил потасовку, в которой моему знакомому прострели ногу, но сам негодяй остался цел и невредим! — Неслыханная дерзость! — барышни поддержали возмущенный лепет подруги и начали обсуждать подробности. Некий господин фамилии Пак любил срывать важные мероприятия, но из-за высокого статуса его не могут задержать, лишь пытаются выгнать с приема, но юноша создает такой хаос, что это перерастает в крупномасштабное сумасшествие. Под шумок тот скрывается. Юнги об этом не слышал, но скорее даже не против, если кто-нибудь разгонит эту толпу напыщенных зевак. Ждать долго не приходится, иногда сплетницы оказываются правы. С грохотом распахиваются входные двери, пропуская внутрь еще одного гостя, за которым гонятся охранники с дикими воплями и мольбами остановиться и покинуть мероприятие. Но Юнги замечает прибытие еще одного человека не по шуму. А по притягательному терпкому и пряному запаху корицы, что забивает ноздри и дурманит сознание. Сказки про истинных оставались для Мина сказками, но видимо что-то есть. От мысли, что сейчас в этом бальном зале его альфа, Мину становится дурно. По натуре слишком свободолюбивый, он не готов принять в свою жизнь кого-либо еще. Тем более альфу. Неприятие того факта, что он лишь омега, сыграло с ним злую шутку, и сейчас Юнги совсем не готов к происходящему. Все его естество кричит о том, что пора бежать отсюда, пока дурманящий аромат совсем не вскружил голову. Мин даже делает несколько быстрых шагов в сторону выхода, как перед ним вырастает фигура, а в нос сильнее ударяет приятный запах. Он был высок, на голову выше самого Юнги. Узкие бедра, тонкая талия и длинные ноги. На нем был красный костюм с золотой вышивкой, выглаженная гофрированная сорочка и брюки со штрипками. Но намного больше привлекают глаза — глубокие, с разлитой в них медовой патокой, оттеняющей уложенные блондинистые волосы. На аристократичном лице незнакомца расцветает насмешливая улыбка, когда он пересекается взглядом с замершим Мином, а в глазах его нагловатые огоньки и детский азарт. Сзади снова кричат охранники, найдя виновника очередной перестрелки, которую Пак успел затеять только по приезду на бал. Причин не было вовсе, просто одному альфе показалось, что Пак увивается за его омегой, которую тот даже и не знает. В итоге, убегая от очередной погони, он попал в огромный зал, а следуя за приятным ароматом, пересекся с Юнги, и теперь с явным интересом рассматривает своего омегу, которого даже искать не собирался. Но раз уж так вышло, можно и насладиться моментом. Музыканты начинают играть. Мелодия вальса подталкивает к действиям, и Пак, прижав к себе ничего не понимающего Мина, уводит того в центр зала: так его вряд ли поймают сразу. Манеры, вежливость и тому подобное. — Что вы делаете? — Юнги соображает плохо, надышавшись ароматом своего новоявленного альфы. —Танцую со своим омегой, а ты что подумал? — такое открытое собственичество и откинутые формальности заставляют Юнги сбиться с темпа. Хорошо, что с самого детства его обучали танцам, иначе сейчас, чувствуя крепкую хватку на талии и тепло чужих рук через ткань перчаток, он бы упал. Мин не может поверить в собственные ощущения, но от близости с этим человеком у него подкашиваются ноги. — Я не ваш омега. — Чимин, как тот представился в какой-то момент, на это лишь заливисто смеется. — Вы просто негодяй. — Если ты хотел ввести меня в исступление, то у тебя, хочу огорчить, не вышло. — Он кружит Юнги в танце, незаметно глубже вдыхая аромат шафрана. — Не спорю, я — далеко не ангел, а настоящий негодяй. Но почему бы мне им не быть? В нашей стране мы все имеем право выбора. О, неужели тебя оскорбляет все сказанное мною? Судя по злобному взгляду — да. Мне это льстит. — Если бы мог, вызвал бы вас на дуэль. Чимин хищно облизывает губы и улыбается — ему это все очень нравится. — И был бы убит пулей в лоб. Я на удивление метко стреляю. Ни разу не промахивался. Очередной пируэт, и Мин оказывается прижат спиной к крепкой груди альфы, отчего слабеет весь. Чимин это чувствует и в очередной раз усмехается. Горделивый же омежка ему достался. Несколько мужчин в офицерской форме, прознавшие о недавней потасовке, и еще несколько, с которыми у Пака личные счеты, сейчас подходят ближе, отталкивая других людей. Из-за заплетающихся ног Мина, Чимин не может двигаться быстрее. — Танцуй, мы, может, расстаемся. Фраза, сказанная альфой, приводит Юнги в чувства, и он вспоминает о том, что слышал совсем недавно, и замечает направленный на Чимина пистолет. От Пака исходит спокойствие, он нетороплив в своей речи и слегка дразнит. Юнги умирает от ощущения своего бессилия перед этим парнем. Мин быстро откланяется назад, проскальзывая между другими танцующими, укрывая Чимина от прицела. Тот криво улыбается и снова ведет в танце. Очень неловко, хочется забыть обо всем и уйти домой. Забыть об этом бале и о Чимине в частности. — Думаю нам надо переместиться, — Чимин хватает Юнги за руку и ведет того по узкой лестнице на крышу. Вырываться совсем не хочется, и Юнги презирает себя за это. Все его принципы и устои сейчас рушатся от одного только нахождения альфы рядом. Но мириться с этим он отказывается. Пак же просто развлекается. Скрывать того, что этот дерзкий и наглый омега вызывает в нем желание и что-то еще, он не собирается, но и идти только на поводу у собственных желаний тоже. Разве что совсем немного. Жизнь Чимина наполнена азартом и вымыслом. Его образ соткан из ореола таинственности и слухов. Люди так приукрашивают его подвиги, что ему лишь остается немного подыграть. Молодая кровь в нем бурлит и кипит, и пока может, Пак будет наслаждаться жизнью. Все его действия направлены на то, чтобы посеять хоть малейший хаос в привычную жизнь общества. Лицемерие, которое и ему присуще, вызывает смех, как и отрицание собственных пороков у других людей. Он слишком легко относится к жизни, готов отдать ее всю в обмен на день, наполненный адреналином и искрящимся драйвом. Отчаянный. Небрежность в его движениях привлекала многих омег. Стоило ему пустить в ход немного своих чар, и они ложились ему в ноги. Такому как Чимин судьба бы не предоставила простого омежку с обычным характером. Это Чимин четко понимает, когда делит с Юнги один воздух во время поцелуя. Они целуются сумбурно и горячо — каждый пытается вести. Чимин улыбается, сминает миновские губы, обводит языком линию зубов и чужой язык. Паку безумно нравится, как Юнги стонет в поцелуй и при этом кусает его за губу, показывая свое несогласие с сильным напором Пака. Ткани их одежд соприкасаются, Чимин крепко прижимает омегу к себе, уложив руки на пояснице, и Мин категорически не согласен со своим телом, которому безумно хорошо от напористости и ощущения властных губ на собственных. Пак обрывает поцелуй и, проследив взглядом за тянущейся ниточкой слюны, облизывает губы и припадает к шее, вырвав у Юнги сиплый выдох. Мин плавится и растворяется, а через секунду недовольно вскрикивает, когда зубы альфы прокусывают чувствительную кожу на ключицах. Пак небрежно зализывает собственное творение и отстраняется окончательно. Омега немного дрожит, и это вызывает у Чимина лишь усмешку — неплохая реакция на первый раз. — До скорой встречи, Мин Юнги, — казалось, Паку нравится выставлять себя в плохом свете. Оставить своего истинного в таком состоянии — подлость. Но это его не волнует, а шокированное выражение лица у своего омеги, когда он уходит, приятно тешит самолюбие. Возможно, Юнги придется пересмотреть свое отношение к жизни. Или же наоборот — забыть, как страшный сон, надеясь, что больше они не встретятся. Юнги ненавидит балы, и этот доказывает, что не без оснований. Зато Чимин любит эти самые бал срывать. Но это уже другая история с намеком на продолжение.