***
— Коновалов Вадим Матвеевич? — по слогам произнесла мою фамилию тучная женщина в полицейской форме, Маргарита Николаевна — начальница детской комнаты отделения полиции. Меня она уже знала в лицо и могла бы не спрашивать как меня зовут. К огромному сожалению, я здесь бывал не в первый раз и всегда по каким-то глупостям, которые сам не знаю как у меня получается творить. — Ага, — буркнул я себе под нос и отвел взгляд от женщины. — Напомни, как маму зовут? — быстро спросила Маргарита Николаевна, прикрывая рукой трубку телефона, а я лишь закатил глаза, ведь мне совершенно не хотелось, чтобы мама и про эту выходку узнала. Я не хотел огорчать ее. Но, к счастью, мне даже не пришлось отвечать полицейской — я прекрасно услышал, как в телефоне раздалось: «Аппарат абонента выключен или находится не в зоне действия сети». Женщина попробовала позвонить еще раз, но действие результата не дало и я впервые поблагодарил маму за ее дурацкую привычку бросить свой мобильный где-нибудь и забыть про него. Натянуто улыбнувшись мне, тучная особа вышла из кабинета, закрыв меня вместе со своим помощником — точно таким же по размерам мужчиной. Что же я такого натворил? О, я охотно могу описать эту историю во всех красках, как бы это двусмысленно сейчас не звучало, тем более, что я должен отрепетировать этот рассказ от и до, (благо, я обладаю невероятным талантом красиво рассказывать даже не самую приятную историю), чтобы без запинок пересказать его матери: «Сегодня с утра я решился на самый важный поступок в своей жизни — признание в любви, но не просто сказав это напрямую, а исхитрившись, чтобы моя возлюбленная не поняла, кто это был! Поэтому, днем, достав из дедовского гаража банку новой желтой краски и кисточку, я отправился обратно к нам в подъезд. Пробравшись на пятый этаж, я начал искать стену, на которой можно будет четко написать послание и чтобы она его сразу же увидела, выходя из квартиры. Выбор пал на ту, что возле лестницы, ведущей на пятый этаж. Поставив банку на пол, я кое-как открыл ее — по подъезду тут же разнеся запах свежей, невероятной вонючей краски — он сразу же ударил в нос, а глаза у меня заслезились! Не обращая внимания на все это, я окунул кисточку в ярко-желтую жидкость и поднес ее к идеально белой стене. Сделал мазок — появилась первая наклонная палочка от буквы «А». Спустя минут десять моих стараний, из тринадцати нужных мне букв, я написал только пять. Но тут случилось то, чего я не ожидал — из какой-то квартиры на пятом этаже вышел мужик: высокий, грузный, с пивным животом; голова лысая, трехдневная щетина на лице, а самое главное — семейные трусы в красный крупный горох. Сосед что-то громко сказал мне, но я пропустил мимо ушей, продолжая наносить надпись на стену. Мужик пытался достучаться до меня, и видно, когда его терпение лопнуло, я услышал как тот хватает мою банку с краской и тут…» — из мыслей меня вывела вибрация, исходившая от моего телефона, который лежал в кармане джинс. Взглянув на полицейского и поняв, что он на меня никакого внимания не обращает, я аккуратно вытащил телефон и взглянул на экран. — Блять… — машинально ругнулся я и закатил глаза, когда увидел, как на экране отобразилась фотография моей подруги и веселая надпись «какАня». Очень вовремя ты позвонила. Я поднес телефон к уху, попутно отвечая на звонок. — Привет! — раздался ее бодрый голос на другом конце провода, — Ты сейчас занят? — Ага… — тихо сказал я, внимательно следя за действиями полицейского, который очень, очень не вовремя поднял на меня свой взгляд и удивленно смотря на меня, начал вставать со своего кресла, а я вскочил со стула, обходя его. «А ну положи телефон!» — гаркнул служащий и помчался в мою сторону, но я отбежал за стол женщины, что недавно покинула кабинет. — Что ты там делаешь? — с огромным интересом спросила Аня. Что ж, хоть повеселюсь немного. — По комнате бегаю! — усмехнулся я, удирая от цепких пальцев мужика-полицейского, который пытался схватить меня, постоянно чертыхаясь, когда я ловко искручивался. — Почему? — усмехнулась девушка, а я засмеялся. — Потому что твои соседи — идиоты! — Причем тут соседи? — опешила Анна, явно не понимая меня и всю суть диалога. Тем временем, полицейский, тяжело дыша и кашляя, уже не носился за мной по кабинету, сломя голову, а медленно передвигался, умоляя меня перестать «ломать комедию». — Притом — они краску не любят! — весело сказал я, вприпрыжку скача из одного угла комнаты в другой — вся эта ситуация забавляла меня и я не мог найти причину своему необузданному веселью. — Мальчик, если ты… не остановишься… мне придется применить силу… — кое-как проговорил мужчина, уже уставший от погони за мной. Странно, что ввиду моих частых посещений этой комнаты, он не выучил как меня зовут. — Какую краску? — посмеявшись, снова принялась за допрос Аня, хотя я прекрасно понимал, что она не воспринимает наш диалог всерьез. — Видно желтую! — Как это не любят? — я знал, что прямо сейчас она улыбается и от этого улыбнулся сам. — Кажется, сильно! — почти выкрикнул я, так как не заметил, что полицейский уже отдохнул и снова рванул в бой. В два шага я запрыгнул на стол начальницы отделения, которая в этот момент открыла дверь в кабинет и замерла, видя чудесную картину: подросток, вскочив на стол, весело улыбается, а рядом стоит ее помощник с промокшей от пота рубашкой. — Господи, краской надышался… наркоман… — промямлила женщина и снова вышла из кабинета. — Вадь, ты там в нормальном состоянии? — обеспокоенно спросила девушка, но резко приблизившийся ко мне работник правоохранительных органов не дал мне дослушать окончание вопроса и я соскочил на пол с края стола, а после забаррикадировал себя громадным стулом начальницы отдела в углу, взбесивши этим действием мужчину. Он остановился, внимательно следя за мной. — Нет! Они думают, что я краской надышался! — выдохнув, произнес я, снова поднося телефон к уху, с вызовом смотря на полицейского. — Кто они?! — нетерпеливо спросила Аня. — Менты. — сказал я и оскалился, видя, как мужчина сжимает кулаки и оборачивается на дверь, в надежде, что сейчас сюда зайдет подмога. — Какие, черт их дери, менты?! Ты нормальный?! — От которых я бегаю! — Где?! — По комнате! — Причем тут соседи, Вадим?! — взвыла от недопонимания девушка, явно хотевшая бросить трубку, но ее разыгравшийся интерес не давал ей этого сделать. — Притом, Анечка, — тут в комнату ворвалась женщина-полицейский в составе еще двух мужчин, тыча пальцем в мою сторону. Я начал говорить намного громче, чуть ли не кричать, — что я хотел написать тебе в подъезде, что люблю тебя, вышел твой сосед дядя Вася, наорал, облил краской, скрутил, вызвал полицию и вот теперь я бегаю по детской комнате! Так понятно?! — и тут в комнате все замерли: двое пришедших мужчин, что ранее рвались в мою сторону, тучная женщина в дверях и ее помощник. Все удивленно уставились на меня, и я сам удивился своему «признанию». — Да, понятно… — немного отрешенно ответила девушка, но, видно, переварив все сказанные мною слова, воскликнула, — Стоп! Ты что, в полиции?! — Аллилуйа! — радостно закричал я, устремив свободную руку в небо. Начальница отдела жестом попросила выйти двух прибывших сотрудников, и медленным шагом приближалась к моей баррикаде, недовольно сложа руки на груди, но почему-то нежно улыбавшись. Я решил сдаться, решив, что больше этот цирк с беготней по комнате ни к чему. — С-т-о-о-о-о-п! Ты что, любишь меня?! — еще громче закричала моя собеседница, осознав, что только что услышала. Не так я хотел в этом признаться. Не так. — Видно, что да. — тихо сказал я напоследок, отводя телефон в сторону и нажимая на кнопку отбоя. Я виновато взглянул на женщину, а она лишь только покачала головой, как бы спрашивая этим жестом: «Что же с тобой, балбес, делать?»***
*** После рассказанной мной истории Маргарите Николаевне, она, весело хохоча, отпустила меня, но с важным обещанием, что я сотру то, что пытался написать на стене. Честно пообещав выполнить указание, я покинул отделение. На улице солнце уже заходило за горизонт, а значит когда я вернусь домой, будет уже темно и я вдвойне получу от мамы: во-первых, за то, что снова побывал в полиции только на этот раз за разрисовывание стен, во-вторых, за то, что пришел поздно. Тяжело вздохнув, я поплелся в сторону ближайшей остановки. Но на выходе со двора отделения я остановился, ведь на лавочке, обнимая пустую жестяную банку, сидела Аня. Она повернула голову в мою сторону и обомлела, увидев меня в таком виде: одежда, лицо и волосы — все, все было в невыносимой желтой краске! Она встала и пошла в мою сторону. Подойдя ближе, усмехнулась, покачав головой, и взглянула на меня снизу-вверх: — Горе ты, луковое! — заботливо произнесла она и опустила взгляд в банку, в которой когда-то была та самая желтая краска. Смущенно засмеялась. — Ну, прости! Прости, что снова… — но Аня не дала мне договорить. Девушка поднялась на носочки и поцеловала меня. Нет, не просто в щечку. В губы. Прильнув ко мне телом, девушка обняла меня за шею, выпуская из рук злосчастную банку. А я, недолго думая, взял бразды правления в свои руки и углубил поцелуй, обнимая девушку в ответ. «Не зря старался» — пронеслось в моей голове.***
Отмыть ту надпись со стены я не смог, так что ярко-желтое «АНЯ, Я Т» навсегда осталось на этой стене, радуя ту девушку, ради которой я все это затеял. Ну, а я, каждый раз проходя мимо надписи, невольно думаю, что я действительно не зря старался.