***
Девушка быстро закуталась в платок, стряхивая с себя остатки сна, схватила часы и вышла на улицу. Едва приходили сумерки, узкие и тесные улочки бедных районов города погружались в полумрак. Длинные тени расползались по земле и стенам домов, скрывая от взора тупики и переулки. Чем меньше до ночи, тем тише и темнее становились улицы. Слабых и редких огоньков из окон не хватало, чтобы осветить дорогу загулявшим горожанам. Самое время для воров наведаться к «начальству». Пока обычные люди сидят по домам. Ждут, когда первые солнечные лучи разгонят мрак. Бедная часть города — небезопасное место. Даже стражники, патрулируя нищенские кварталы в тёмное время суток, обходили лишь центральные улицы группами по три-четыре человека. С приходом эпидемии ситуация ухудшилась. Люди боялись. Никто не хотел умирать. Страх, в свою очередь, порождал множество странных слухов и историй. Говорили, мол, сама чума ходит ночью по улицам. Сплетни и рассказы на грани выдумок и легенд мало пугали воровку. Она думала о реальной опасности: рано или поздно ты заразишься, живя бок о бок с больными. С самого начала эпидемии девушка приказала себе запоминать переулки, где видела мёртвых и больных, обходить их стороной и поменьше общаться со всеми, кто себя плохо чувствовал. Но сейчас разум словно оставался во власти сна. Как повинуясь чужой воле, девушка пошла вверх по улице, чтобы найти мальчишку. Он наверняка уже мёртв. Если так, часы ему больше не нужны. Однако на углу улицы — странно — старого знакомого не было. Он и ещё несколько больных исчезли. Остальные оказались мертвы. Но внимание воровки привлекло иное. На безжизненных лицах закаменел ужас. Безграничный ужас. От одного взгляда глаза внутри холодело. Иронично, но этот животный страх придавал жизни потухшим глазам. Девушка застыла, непонимающе разглядывая тела. Она видела умерших и умирающих от этой хвори раньше и знала наверняка: в последние дни своей жизни люди ничего не понимают и ни на что не реагируют. Болезнь отнимала у них все силы, затуманивала сознание. Они просто не могли заметить того, что их испугало. Что бы это ни было. Отсюда надо скорее уходить. Девушка поёжилась, поправляя одной рукой платок. Ей не нравилось то, что она увидела, а само место будто бы давило и говорило, что тут нет ничего хорошего. Но она лишь сглотнула и обошла мертвецов, направляясь вниз по улице. Почему она вообще идёт дальше? Отдать часы?.. Увидеть сироту мёртвым?.. Какая глупость. Поверни назад, твердила она себе, это безрассудно. С десяток метров — и она увидела ещё одного мертвеца. Бездыханное тело вытянулось вдоль стены, точно его прижали к ней перед тем, как человек испустил дух. Но воровка не видела ни крови, ни иного, что указывало бы на смерть не от хвори. Содрогнувшись, девушка сделала шаг назад. Надо уходить. Так подумала она, но вместо этого медленно пошла вперёд, одной рукой облокачиваясь на стену. Разум не покидало ощущение, что всё нереально. В происходящем читалось нечто неправильное и неестественное. Кроме её сумасшедшей погони за неясной целью. Ещё двое почивших лежали спинам вверх посреди тесной улицы. Похоже, они пытались сбежать, но не успели. Спасались ли больные от реального убийцы или плода своего воображения, но девушка не могла без сочувствия представлять, как бедолаги из последних сил уходили от преследователя. Ползли по земле, задыхаясь. Не иначе. Телу, измученному долгой болезнью, не хватило бы сил на бегство. Но от кого бы они не пытались скрыться… Может, люди не приукрашивали. Чума поселилась в их городе и ночами бродит по улицам, собирая дань — человеческие жизни. Переулок оканчивался тупиком, заставленным коробками, старыми досками и всяким хламом. Воровка ступала тихо, прислушивалась к каждому шороху и дуновению ветра. Её окружали давящая тишина и неприятный холод. Это злое место. Здесь обитает лишь смерть. И бесконечный голод. Но голод не похожий на тот, что испытывает человек, лишённый средств или возможности добыть себе пропитание. Нет, это совершенно иное чувство. Жажда живого и тёплого. Жажда заполучить то, что бьётся всеми красками жизни, а затем задушить его, забрать весь цвет и сок себе. До капли. Без остатка. Девушка уже не испытывала страха. Ей было… всё равно? Отчасти. Она искала что-то, в чём-то отчаянно нуждалась. Найти и понять — вот единственное желание. Безрассудная прихоть. Столь же глупая, сколь упрямая в предании забвению всех опасений и доводов разума. Вначале искать дорогу приходилось наощупь. Но теперь глаза воровки привыкли к темноте, и она различала силуэты, переступала через лежащие на полу щепки и глиняные осколки. Она не хотела шуметь. Нельзя. Её не должны заметить. В узкой расщелине между двумя ящиками девушка, наконец, нашла его. Мальчишка лежал на земле лицом вниз. Пытался спрятаться, бедняга. Это не спасло его. Воровка почти видела, как неизвестный преследователь, наслаждаясь и играя, наблюдал за обессилевшей жертвой, загонял в угол, искренне довольствуясь собственным превосходством и властью. Мысль об этой низкой и жуткой игре и вид умершего сироты словно сдёрнули пелену с её глаз. Нет, не только с них. Будто до этого момента она сидела в клетке под чёрным, тяжёлым покрывалом, ничего не видя и не понимая. Теперь же покрывало оказалось откинуто, а клетка — открыта. Девушка упала на колени. Её захлестнула волна сильнейших, болезненных чувств. Страх. Стыд. Отвращение. Вина. Ужас. Раскаяние. Она чувствовала, как тонет в них, как ей не хватает воздуха и сил, чтобы вырваться. За секунду мир перевернулся. Равнодушие, такое желанное и полное покоя, исчезло, оставив её бороться с ненавистью к себе, к этому городу, где никому нет дела до умирающего в муках человека. Даже ей самой. Если просто отдать часы, это прекратится?.. Но какой смысл? Он уже мёртв. Она лишила его последней опоры в этой жизни, когда он так в ней нуждался. Девушка потянула руки к бездыханному телу. Она была готова обнять сироту, прижать к себе. Просить прощения, кричать, плакать, умолять о нём, даже если знала: ответа не будет. Шаги. Приближающиеся, неспешные, полные невозмутимости и лености. Один этот звук — и паника парализовала создание, подавив все остальные чувства. Зажав рот ладонью, чтобы не вскрикнуть, девушка попыталась спрятаться за ящиками вместе с бездыханным телом. Соседство с мертвецом пугало. Но это чувство не могло сравниться с тем, как давило на разум приближение незримого ужаса, голодного и алчного. Она чувствовала эту жажду каждым мгновением своего существования. Это нескончаемое желание жизни и тепла. Шаги всё приближались. Каким-то образом девушка осознала, что они исходят со стороны тупика. Но как это возможно? Если кто-то там стоял всё это время, они бы заметили друг друга давным-давно. У стены никого не было. Никого! В этом она могла поклясться. Воровка уже слышала шуршание одежды и слабое позвякивание. Шаги прекратились. Он встал прямо за ящиком. Медленно втянул воздух, словно хищник, и цокнул языком — любой звук становился криком в тяжелой тишине. — Обычно всё живое бежит прочь от меня. Редко кто приходит сам, — тихий шелестящий голос. Смешок. Легкий скрежет ногтями по другой стороне ящика. Девушка едва не вскрикнула. Если до того она не была уверена, обращаются к ней или нет, то теперь поняла, что её заметили. Остался один выход — бежать. Воровка резким движением выбралась из расщелины и едва не налетела на закутанную в тёмные одежды фигуру. Не сдержав крика, она отскочила в сторону. Вовремя. Цепкие руки едва не схватили её удушающе резким движением. Не медля ни секунды, девушка сорвалась с места и побежала прочь. Не было времени задаваться вопросами, почему она не услышала существо в этот раз. Девушка бежала изо всех сил, не оглядывалась и старалась не замедляться. Платок слетел с головы, высвобождая незаплетённые пряди. Она не сомневалась ни на мгновение, что её преследуют. Она не слышала ничего, кроме собственного сбитого дыхания и тревожного сердцебиения. Но явственно ощущала, как незримый ужас подходит всё ближе и ближе, настигая её. Ещё немного и худая, костлявая рука смерти ухватит её за волосы. Сильная рука вцепилась в её одежду на правой руке. И потянула в сторону, в одну из улочек, прилегающих к переулку, по которому бежала девушка. — Не надо! — с мольбой и отчаянием вскрикнула она. — Не бойся, — раздался над ухом мягкий мужской голос. Воровка быстро узнала его и обомлела, позволив мужчине в сером настойчивым жестом прижать её спиной к своей груди и положить руки на трясущиеся плечи. Скосив взгляд на одну из рук с бледной кожей и расшитый светло-серый рукав рубашки с кружевом, девушка окончательно убедилась, что это тот самый человек. Его она впервые увидела незваным гостем в своём доме. Захотелось разрыдаться от облегчения, но она сдержалась, чувствуя, как одна из рук по-отечески погладила её плечо. — Теул-Рен Гиль, — сквозь зубы проговорил преследователь, растягивая каждый слог с заметным раздражением и неудовольствием. Снова услышав грубый шелестящий голос, воровка невольно вздрогнула и осмелилась всмотреться в его обладателя. Тёмная фигура застыла неподвижно. Даже не дышала. Если бы ни слова, трудно было бы поверить, что это живое существо. Но разве не так выглядит сама смерть? За множеством потрёпанных лохмотьев, в которые был закутан её преследователь, девушка видела лишь всё те же костлявые худые руки с длинными бледными пальцами и выпачканными в грязи ногтями да несколько особенно длинных прядей чёрных волос. Капюшон скрывал лицо, наверно, при свете дня можно было бы увидеть его нижнюю часть. Впрочем, девушка не желала знать, что скрывает от неё темнота. На шее и поясе существа висели украшения из множества мелких стеклянных и металлических бусин причудливых форм, нанизанных на нити. Они смотрелись до безобразия странно и причудливо на нищенском наряде. — Я думаю, ты достаточно душ сгубил сегодня, — человек в сером говорил спокойно, не обращая внимания на тяжёлый взгляд. Ответа не последовало. — Мир, отпусти её, прошу, — грустно начал Гиль, — то, что она встретилась с тобой — моя вина. Мир, как его назвал мужчина, продолжал стоять неподвижно, но воровка ощутила, как он перевёл на неё взгляд. Девушка, до того безотрывно разглядывавшая фигуру в лохмотьях, вздрогнула и потупилась. Но тут существо нежданно сделало шаг назад. И снова замерло. — Спасибо, — мужчина в сером улыбнулся. Затем наклонился к уху воровки и тихо посоветовал: — Иди домой и ложись спать. Он отпустил девушку, та сделала несколько неуверенных шагов, глядя то на Гиля, то на жуткое существо. Последний теперь прожигал взглядом её спасителя. Кивнув и что-то неразборчиво пробормотав, воровка развернулась и побежала прочь. Гиль проводил её взглядом грустных серых глаз, не переставая улыбаться. Он видел в темноте лучше смертных, потому проследил за тем, как она добежала до конца переулка и повернула на соседний, направляясь к дому. Мужчина выдохнул с облегчением и повернулся к своему старому другу. Того на прежнем месте не оказалось. Растерянно обернувшись, Гиль увидел, как тёмный силуэт скрылся из виду, повернув за ближайший угол. Вздохнув уже с разочарованием, мужчина поспешил нагнать его. — Хельн, подожди! — окрикнул он. Высокая фигура мгновенно замерла и медленно повернула голову назад, глядя на Гиля через плечо. — Разве я не просил не называть меня его именем? — недовольное шипение. — Прости, но это единственный способ остановить тебя, — мужчина виновато развёл руками. Разумеется, он знал, как теперь зовут его друга. Мируминеру. Столикий. — И что ты от меня хотел, неприкаянный? — с раздражением поинтересовался Мир. — Я давно не видел тебя. Искал, — негромко признался Гиль. Как же больно ему становилось всякий раз, как он слышал от своего друга это презрительное прозвище — неприкаянный. Может, они и заслужили своё наказание, но сами себя предпочитали называть странниками. Существа в вечных скитаниях и без дома. Ведь свой они не уберегли… — Как трогательно, — с сарказмом отозвался Столикий, поворачиваясь лицом к Гилю и складывая руки на груди. — И поэтому ты лишил меня добычи? Страннику нечего было ответить. Потому он молча опустил взгляд, лишь бы не встречаться с полными злобы глазами. — Хотя, конечно, забавно, — неожиданно пробормотал Мируминеру в задумчивости. — Смертные от одного моего присутствия поблизости должны бежать прочь. А ты своим внушённым чувством вины заставил эту душу забыть обо всём. — Я не думал, что так получится, — признался Гиль. — Не сомневаюсь, — на этот раз в ответе не было никаких эмоций. Ни едкой насмешки, ни раздражения. Они стояли молча. Странник знал, что у друга достаточно причин ненавидеть его. Ведь в тот треклятый день Хельн лишился не только дома, но и самого себя. Перед ним одним Гиль ощущал себя вдвойне виновным. Даже если его верный товарищ теперь погребён где-то глубоко внутри этого монстра, Столикого, праотца всех пожирателей. Жутких созданий, что, как их прародитель, бродят по Вселенной в поисках живой энергии, которой никогда не могут насытиться. Зачастую, гонимые своей нескончаемой жаждой, пожиратели приходят в миры, полные смертных. Одно их присутствие там губительно и для самого мира, и для его жителей. Вместе с алчными существами приходят разрушительные катаклизмы, кровопролитные войны, эпидемии, уносящие бессчётное количество жизней. Если бы он тогда не сомневался и не мешкал, если бы убедил остальных хранителей действовать, всё окончилось бы иначе. Их общий дом не превратился бы в руины. А Хельн… Одна деталь всегда казалась Гилю особенно важной и странной. Столикий был рождён из гнева, отчаяния и — парадоксально — жажды понимания и любви. Молчание наскучило пожирателю, и он развернулся, продолжая свой путь по грязным тесным улочкам. — Не носись так с этими смертными, Гиль. Все они только пропащие души, — бросил Столикий. Странник ни на секунду не мог и не хотел соглашаться с ним. Но не стал спорить. Не видел смысла. Лишь молча двинулся следом за пожирателем. Он чувствовал, что друг больше не злится, и это вызывало невольную улыбку. Даже поравнявшись со Столиким, он не услышал ни слова укора или недовольства. Кажется, Мир уже смирился с тем, что если неприкаянный находит его, то начинает преданно следовать. У него появляется цель. А вместе с ней оживает отравляющая существование надежда на то, чему уже не бывать. И так пока его не погонят прочь особенно резким и едким словом. Наверно, они просто привыкли друг к другу. И к пустоте внутри.Часть 1
28 июля 2018 г. в 09:24
Рыночная площадь не пустует с самого раннего утра и до позднего вечера. Когда день только начинается и продавцы раскладывают товар, появляются первые покупатели, расторопные люди, желающие первыми получить всё самое свежее. Вслед за ними постепенно прибывает проснувшийся народ, заполняя свободное пространство от прилавка до прилавка и наполняя площадь разговорами и спорами, возней и звоном монет. В полдень на рынке особенно людно — не протолкнуться. В очереди у некоторых прилавков можно стоять до тех пор, пока либо упорство не будет вознаграждено, либо не отдавят все ноги, а в голову придёт мысль, что не стоят это добро такого терпения и этих денег.
Некоторые вещи не меняются из года в год. И в этот день всё шло своим чередом. Солнце стояло высоко, рыночная площадь, казалось, не могла вместить в себя всех желающих, нуждающихся в обновках и продуктах. Продавцы старались быстрее обслуживать покупателей, не забывая громко и уверенно, чтобы все мимо проходящие услышали, расписывать достоинства своего товара: хлеба и зерна, одежды и тканей, цветов и пряностей, посуды и прочей утвари…
Нередко в суматохе люди слишком увлекаются делами насущными, чтобы думать о сохранности своего добра и замечать, что происходит вокруг. Не замечали они и девушку, которая легко и быстро огибала покупателей, примыкала то к одному потоку, то к другому и спокойно, но внимательно озиралась. Рано или поздно её быстрый взор останавливался на человеке в толпе, и она замедляла шаг, оценивая его одежду и поведение. На саму девушку почти никто не обращал внимания, да и вряд ли она могла его привлечь. Двигалась она юрко и тихо, словно окружающая суета не имела над ней власти, никому не мешала и не преграждала путь. Серое без изысков и украшений платье и большой тёмный платок, покрывавший голову и плечи, делали её ещё более неприметной рядом с пёстрыми прилавками и господами в роскошных одеяниях. Если кто и посмотрел бы на девушку, то точно принял её за служанку, посланную на рынок хозяевами. Вот только не было у неё ни корзины, ни свёртков или кувшинов и бутылей для покупок. Лишь мешочки на поясе. Пока ещё пустые, но это ненадолго. Ловкие руки знали своё дело и быстро оказывались в карманах, сумках и корзинах то одного прохожего, то другого. Все трофеи, что девушка получала таким нехитрым — лишь на первый взгляд — путём, она быстро и не глядя убирала к себе и тут же растворялась в толпе. Скоро большой праздник, потому люди вдвойне рассеянны и несут с собой ещё больше денег и ценностей, чем обычно. То, что ей разрешили в это время «работать» на рыночной площади — не иначе, как подарок судьбы.
Часа три спустя народу заметно убавилось, и девушка, довольно улыбнувшись, направилась к более тихим улицам. Её путь лежал в отдалённые кварталы города. Туда, где тише, грязнее, меньше народу и никакого ощущения грядущего праздника. Но воровке не привыкать.
С недавних пор её смущало лишь одно на этих улицах: люди, слишком бледные и худые, они ютились в тёмных и узких переулках — поодиночке или группами — и весь их вид говорил о том, что они больны. Нежданная и непонятная болезнь поразила город, издавна равнодушно и чинно погружённый в себя. Раньше о хвори слыхали только от странников, приходивших с запада. Они говорили, что её разносят крысы. А в бедных районах любого селения неисправно много вредителей. Слушая новости о болезни, одни фальшиво вздыхали и театрально сочувствовали всем мучащимся от далёкой беды. Другие открыто радовались, что несчастье случилось не с ними.
Всё оборвалось в тот момент, когда эпидемия неожиданно добралась до их города.
С первых дней разлетелись, как перепуганные птицы, дурные вести. Удивительно, но заболевали не только жители нищенских кварталов, но и люди, в жизни там не появлявшиеся и, скорее всего, даже не подозревавшие о существовании таких мест. Но если для богатых деньги стали слабой и призрачной надеждой на спасение, за которую они цеплялись с отчаянием утопающего в тёмной, штормящей морской воде, беднякам, сиротам и бродягам оставалось лишь медленно умирать, утопая в беспощадной пучине.
Пышная и яркая подготовка к празднику казалось приторной и тлетворной жителям, чьи дома поразила болезнь. Впрочем, девушка старалась не думать об этом. У неё своё дело и своя жизнь. Не ей судить, насколько праведны люди, желающие забыть обо всём в круговороте пёстрых красок и праздного веселья.
Воровка, кутаясь в платок и мирно напевая себе под нос, повернула на свою улицу. И замерла. Прямо перед её ногами на земле лежал человек. Она знала его. Обычно приветливый мальчишка-сирота. Слишком жизнелюбивый для ребёнка со своей судьбой. Он то работал за еду, то побирался. Девушка не видела его несколько недель. Ответ пришёл сам собой: ужасная худоба, сильная бледность, хриплое, тяжёлое дыхание и совершенно бессмысленный взгляд. Ему недолго осталось.
Взгляд воровки невольно задержался на руках мальчишки. Он цеплялся из последних сил за поблёскивающий на солнце предмет. Опустившись на колени, воровка аккуратно разжала пальцы больного, тот лишь вздрогнул и неразборчиво простонал несколько фраз.
— Прости, тебе это всё равно не нужно, — негромко проговорила она.
Карманные часы.
Девушка не стала задерживаться рядом с умирающим. Поспешила домой, в свою маленькую и тесную комнатку. Вернувшись в своё «укрытие» — а по-настоящему спокойно ей становилось только здесь, — она села выложила все украденные вещи на стол. Сегодня удачный день: побрякушки, монеты, пара кошельков и те самые часы. Даже выпачканными в грязи, немного поцарапанными, они всё ещё выглядели дорогими, как и прикрепленная к ним цепочка. Старинная вещь. Золотая, с гравировкой и замысловатым узором. Открыв часы, девушка ещё раз убедилась в том, что они исправно работают. Слушать монотонное тиканье оказалось особенно приятно, это успокаивало и позволяло в полной мере насладиться триумфом. Часть добычи придётся отдать «работодателям», так почему бы не предложить им часики? Они не смогут не оценить такую интересную вещицу. Более того, не стоит держать при себе вещь умирающего от хвори человека.
Девушка убрала все свои трофеи, запрятав часы подальше, и довольно улыбнулась. Легко поднявшись с места, она подошла к зеркалу, чтобы привести себя в порядок. Под платком чёрные шелковистые волосы немного растрепались. А ими воровка особенно гордилась. Шикарные локоны достались ей от покойной матери и порой вместе с большими невинными глазами помогали отвязаться от заподозривших неладное стражников.
— Ты уверена, что они тебе нужны? — за спиной послышался мягкий мужской голос.
Девушка вздрогнула и резко обернулась. На другом конце комнаты, у узкого окошка, стоял совершенно незнакомый ей мужчина. Статный и высокий, в его внешности, казалось, невозможно было найти ни одного изъяна. Трудно сказать, молод он или стар. Незваный гость будто существовал вне времени. Между тем его печальные серые глаза выдавали, что он многое видел и знал. Аккуратно уложенные волосы удивляли стальным цветом, какой воровка раньше ни у кого не видела. Густые брови и длинные ресницы, из-за которых девушка в какой-то момент позавидовала незваному гостю, имели тот же оттенок. В сочетании с ним излишне бледная кожа делала незваного гостя похожим на статую. На изящно и мастерски высеченную статую. Мягкие и приятные черты лица располагали и выдавали в нём человека спокойного нрава. Однако сейчас незнакомец выглядел более чем серьёзно, он внимательно разглядывал хозяйку комнату, чуть прищурившись.
— Кто ты такой? — воскликнула девушка, схватив в руки старый, но всё ещё очень острый нож.
Нежданный визитёр не вызывал в ней доверия, особенно учитывая, что одет он был безукоризненно. А новая и чистая одежда, явно сшитая по фигуре, по стилю не имела ничего общего с одеяниями местной знати. Ткани белого и множества оттенков серого украшали многочисленные детали. И что этот тип забыл в бедном квартале?
— Я говорю: ты уверена, что они тебе нужны? — незнакомец, казалось, вообще не обратил внимания на слова воровки.
— Что?..
— Я про часы, — вздохнул собеседник, словно его вынудили пояснить нечто само собой разумеющееся.
— Я не знаю, какое тебе до этого дело, но лучше убирайся, — почти прошипела девушка. — Всем нужно как-то жить и что-то есть.
— Они принадлежали его матери, которая умерла много лет назад. Он очень её любил, как и ты свою. Женщина, если хочешь знать, не из бедной семьи, но судьба бывает до безумства и безобразия странна и причудлива, — странный гость всё говорил и говорил, не обращая никого внимания на слова и поведение девушки. Если бы ни его пристальный взгляд, впору было бы решить, что он вообще не замечает хозяйку комнаты. И всё же мужчина в сером говорил именно с ней. — И ты лишила его самой дорогой вещи. В момент, когда она ему необходима.
— Необходима? — недоверчиво переспросила воровка. — Да он помрёт через день-два, она бесполезна для него.
— И всё же подумай, правильно ты поступила или нет, — произнёс незнакомец и приблизился, заставив девушку податься назад. Она собиралась нанести удар, но решительность и силы покинули её под твёрдым взглядом серых глаз.
После этого незнакомец поспешил уйти, но надолго занял мысли девушки. До поздней ночи она размышляла над самыми банальными вопросами — как он попал в её дом, почему так много знает, откуда он может быть родом — и над тем, почему человека беспокоила судьба мальчишки и его часов. Перед сном воровка предпочла выбросить из головы всё, что случилось. Чем спокойней живёшь, тем лучше.
На следующий день, выйдя из дома, девушка волей-неволей бросила взор в сторону больного мальчишки. Около него уже оказалось несколько других умирающих. Что-то заставляет их собираться вместе незадолго до смерти… Сирота судорожно ухватился побелевшими пальцами за небольшой камень, не желая выпускать его из рук. Воровка поскорее отвела взгляд от мальчишки и поспешила на рынок.
Новый день прошёл не так удачно, как предыдущий. Девушка не могла сосредоточиться, потому не рисковала и упустила нескольких хороших «клиентов». Жизнь учит оценить свои силы и остерегаться безрассудства.
В толпе послышался детский крик. Между прохожими металась девочка, она оглядывалась и что-то выкрикивала, но звонкий детский голосок терялся в сотне звуков, и нельзя было понять ни слова. Иногда она подбегала к людям, но те либо отмахивались от неё, либо растерянно и встревоженно пожимали плечами. Неожиданно девочка подбежала к воровке, схватила её за подол платья, посмотрела прямо в глаза, всхлипнула и спросила:
— Вы не видели мою маму?
Девушка окинула её внимательным взором, невольно задержавшись на полных слёз и испуга глазах, и подумала о том, что этому ребёнку не может быть больше пяти лет. И что, судя по одежде, малышка не из бедной семьи. Почему она одна? В панике забежала на рыночную площадь в поисках родительницы? Отвлеклась и потерялась в толпе, пока мать выбирала товар? Воровка отрицательно покачала головой. Девочка снова всхлипнула, отпустила её и побежала прочь. Девушка совершенно растерянно проводила ребёнка взглядом. Отвести взор и выбросить ненужные мысли из головы казалось разумным выбором. Напрасно, ничего не вышло. Глаза сами собой продолжали следить за напуганной девочкой, а внутри что-то тихо, но больно сжималось. Может.?
Ребёнок сдерживал рыдания из последних сил, когда рядом с малышкой остановился мужчина и опустился на одно колено. Он улыбнулся девочке, вытер её слёзы и заговорил с ней. Малышка сначала отвечала неуверенно, смотрела на него исподлобья, но затем заметно ободрилась, крепко ухватила за руку поднимающегося человека. Они двинулись с места, очевидно, отправляясь на поиски матери бедного ребёнка. Неожиданно мужчина повернул голову и посмотрел прямо на воровку. Их отделяли друг от друга толпа людей и десяток метров, но она почувствовала, как взгляды пересеклись. Девушка испуганно вздрогнула под знакомым пристальным взглядом серых глаз и опустила голову. Почему ей вдруг стало стыдно? Разве есть время думать о чужих бедах, когда надо выживать самой? В последние годы она чётко знала ответ, но сейчас усомнилась.
По дороге домой погружённая в свои мысли девушка никого и ничего не замечала. В этот раз она предпочла пойти другой дорогой, чтобы не проходить мимо больных. Оказавшись в своей комнате, воровка бросила суму на стул, отказавшись от ставшего почти ритуальным осмотра полученных вещей, и села на кровать, держа в руках свёрток, взятый со стола. Непослушными руками она развернула тряпьё. Карманные часы. Такие прекрасные и уже такие ненавистные.
Девушка разглядывала гравировку и рисунок на крышке, птиц, изображённых мастерской рукой ворохом тонких извилистых линий. Четыре птахи сидели на ветвях, сплетавшихся между собой в причудливом узоре. Действительно тонкая работа. Внутри, под крышкой, красовалась надпись. Шрифт казался до того мудрёным и витиеватым, что, наверно, она не разобрала бы слов, даже умея читать.
Сегодня девушка собиралась отнести часть добычи своим «работодателям». Не то в надежде, что они отстанут от неё на несколько недель, получив дорогую побрякушку, не то тайно желая, что они подхватят треклятую заразу и помрут. Впрочем, последнего почти наверняка желали все воры в городе.
Оставлять при себе вещь умирающего человека не разумно. Об этом она думала ещё вчера, потому твёрдо решила скорее избавиться от карманных часов, отдать их сегодня же ночью. Может, это поможет и отвязаться от подозрительного чужака. Он не казался опасным, но воровка не хотела бы снова пересечься с ним.
Засмотревшись на узоры, медленно водя по ним пальцем, девушка никак не могла выпустить часы из рук. Затем опомнилась и вернула свёрток на прежнее место. Так и самой недолго заразиться.