Наша могила здесь

      Ирэн не видела в лике Первозмея ничего священного, и заповеди его ничуть не трогали ее возненавидевшее все в этом мире сердце. Изваяние не удостаивало ее взглядом и не отвечало на бесчисленные вопросы, но это, разумеется, не имело никакого значения. Страх, которым одержимы эти люди, девушка не испытывала, и все ее отношение к населению замка Лотрик умещалось в одно единственное слово — презрение. О, ей абсолютно точно здесь не место: в Поселении Нежити терпеливо ожидало комфортное неторопливое тление среди ходячих мертвых тел. Кто бы мог подумать, что человека, не верящего в судьбу, эта самая судьба лишит какого-либо выбора.       Прохладный ветер гуляет по площадке, забираясь в открытые окна Великого Архива и заботливо перебирая страницы оставленных кем-то на столе книг. Солнце укрыто бледными облаками, но светит ярко, так что смотреть на презренное небо без прищура невозможно. Ирэн коротает время, разглядывая уже детально изученные религиозные монументы, и редко интересуется затаившимся за чтением обликом Младшего принца. Такая работа изначально показалась ей невыносимой, но уже через несколько часов первого дня стало ясно, что Лотрик не заинтересован в какой бы то ни было опеке. Выбрав своим камердинером женщину, он рассчитывает на беспомощность перед его проблемой, с которой принц решил справляться своими силами. Ирэн понимает: для мужчины это еще более унизительно. Невозможность передвигаться естественным способом подвигла на изучение телепортации, но несмотря на глубокое уважение к такому стремлению хоть как-то исправить свое положение, девушка от внезапных исчезновений господина испытывала явный дискомфорт. Потому что докладывать о своем местонахождении в замке он никому не обязан, а о прохожих спрашивать почти бессмысленно, так как, разумеется, никто не скажет, в какую сторону он направился. Однако со временем раздражение перестает одолевать так настырно. Принц отрывает взгляд от текста, явно что-то вспомнив, и исчезает в светящемся магическом круге, вынуждая камердинера обреченно вздохнуть.       Она долго думала о том, почему оказалась на этом посту, но никогда не спрашивала. Стоило увидеть изувеченные проклятьем руки, отчаянно цепляющиеся за кожаный переплет, как все вопросы утонули в глубине вязких сомнений. Люди верили, что в этих руках лежат их судьбы, в слабых и уродливых, с длинными тупыми когтями. Они все еще верят в него, и это угнетает всех, даже их самих. Разве Ирэн имеет право спрашивать такого, как Лотрик, Последнюю Надежду рода? Нет, определенно нет.       Она идет не спеша, чтобы не расплескать чай. Еда в Великом Архиве — табу, но никто не посмеет упрекнуть ее в выполнении вверенной ей работы. Эти ученые с фанатизмом заботятся о каждой бумажонке в этом огромном здании, но Ирэн никогда не разделяла подобного восторга перед неизведанным и не любила читать. Она идет по лестнице на самый верх, и спускающаяся компания чародеев из Винхейма с абсурдно широкими шляпами поглядывает на нее высокомерно, с нотками презрения. Архив всегда полнится почти ощутимой на ощупь надменностью, и Ирэн вспоминает, как сильно ненавидит его.       Лотрик в своем обучении предпочитает уединение и чаще занимается в зале на последнем этаже; рядом с ним никогда не бывает потенциальных наблюдателей. Разместившись средь возвышающихся, набитых до отказа стеллажей, он изучает фолиант, на удивление камердинера, как-то скучающе, словно выслушивая очередные нудные нравоучения. Коготь указательного пальца царапает поверхность стола; капюшон привычно укрывает в своей тени детали лица, но Ирэн все равно видит синеющие вены на подбородке, серые чешуйки на болезненно-бледной коже. У Лотрика длинные сухие волосы, тусклые, в отличие от сияющей на свету белизны старшего брата: весь его вид кричит о проклятье, о достигшем точки невозврата безумии короля. Нет, их общем безумии, раз они позволили ему обречь невинную душу на такие страдания, раз они позволили ему создать это омерзительное проклятье.       Младший принц, обнаружив чужое присутствие, поднимает голову, но камердинер все равно не видит его глаз: — Я не хочу есть.       Губы привычно растягиваются в вежливой улыбке, но это не совсем верно. Ирэн снисходительна настолько, насколько возможно быть снисходительной к Повелителю. К ее принцу, если избегать словесных ошибок: Лотрик на дух не переносит свой титул и предпочитает как можно меньше слышать о предназначении, будь это просто случайные намеки или намеренные лекции. Он желанный, а значит, противник самому себе. Как бы безгранично Ирэн ненавидела этот замок, она не могла прировнять ко всем младшего отпрыска королевской семьи; данное ему имя в честь этих земель если и имело смысл, то очень темный, предвещающий гибель им всем.       — Какой смысл в ваших стараниях, если вы не хотите смотреть правде в лицо и еще больше губите себя?       Принц недовольно хмыкает, но позволяет убрать со стола дражайшие бумаги. Камердинер ставит перед ним поднос, поправляет столовые принадлежности и отходит на два шага назад, сцепив руки за спиной. Стоять над душой не положено, но Ирэн отворачивается, лишь убедившись в том, что Лотрик и в самом деле приступает к трапезе. Она успела изучить его привычки и предпочтения, так что знает, какие элементы ее поведения могут вызвать у господина дискомфорт. Принятие пищи — крайне личный процесс, поэтому лучше удалиться, но недалеко, чтобы вовремя освободить стол. Девушка отходит к стеллажам, безучастно изучая корки толстых томов и мысленно перебирая названия и имена. Свет свечей золотит ее аккуратно собранные рыжие волосы, и бордовый и каштановый цвета ее одежд позволяют частично слиться с атмосферой вокруг. Архив пожирает любые звуки и всегда так таинственно тих, что трудно предугадать, сколько пытливых умов скрывается в его уголках. Ирэн слышит лишь осторожный звон серебряной посуды да шелест бумаг: из открытого окна в помещение проникает прохладный, пахнущий сыростью воздух. Будет дождь. И надо срочно закрыть окно, но девушка не идет к нему.       — Я не делаю это для того, чтобы оправдать чьи-то надежды, — звучит тихий мелодичный голос, задумчивый и грустный, подкрепленный мыслями о скором уходе Лориана. Ирэн думает о том, что это похоже на избавление от ненужных, но тяжелых деталей: судьба любого рыцаря — смерть с мечом в руках. Они провожали его с торжеством, и было ясно — не вернись Старший принц живым с битвы с демоном, никого не собьет с ног неожиданная скорбь. Разве что только притворная.       — Я ни в коем случае не сомневаюсь в этом, мой принц.       В один день ей пришлось сделать странный выбор. Она не питала особого желания прислуживать королевской семье, но это открытие случилось совсем недавно, незадолго до того, как девушка приняла на себя роль камердинера Младшего принца. Эти убеждения надежно хранились при ней, не выданные никому, но однажды Лотрик задал ей вопрос:       — Если я позволю тебе выбрать, служить мне или уйти, куда будешь держать путь?       Ирэн удивилась, но ненадолго, тут же погружаясь в сеть липких сомнений. Она хотела бы покинуть замок, уйти туда, где можно свободно говорить о своих страшных тайнах без угрозы остаться без головы. Верила ли она, что Младший принц должен принести себя в жертву Вечному пламени во имя их спасения? Боготворила как Последнюю Надежду Рода, как мученика? Молилась ли на его одежды, прося даровать их Спасителю силы? Пугала ли Бесконечная Тьма ее настолько, что она бы скормила жадному костру обманутого Избранного, собственных детей?       — Я останусь при вас до тех пор, пока вы не перестанете нуждаться во мне, мой принц.