Без обязательств

Время летит, кажется, незаметно, а между ними все такой же постоянный непонятный секс без обязательств. Коннор остается на ночь, ранним утром, часов в пять, поднимается и уходит не попрощавшись. Рида устраивает, и, приходя на работу, оба ведут себя как обычно, говорят мало и по делу, если точнее, перекидываются недовольными взглядами в словесных перепалках. И расходятся: Коннор к Андерсону, Рид к своему столу. Между ними будто ничего нет, и никто не узнает о ночных визитах андроида к человеку. На самом деле, между ними и вправду ничего нет. Только взаимное утоление потребностей.       У андроидов разве есть потребности? Рид игнорирует навязчивые логичные мысли, предпочитая ничего не менять, и снова отвлекается на работу. Коннор — девиант. И это всему оправдание. Их жизнь, кажется, совсем не меняется с осени. Рида так же ненавидят за спиной, к Коннору так же боятся подойти, стараясь не нарваться на гнев Андерсона. Уже десятые числа декабря, снег, дети, бегающие от сугроба к друзьям и обратно, весело смеющиеся и улыбающиеся. В Детройте не очень холодно, около минус пяти-десяти по цельсию, но погода все равно неприятная — без куртки никак не выйдешь. Все по домам, греются у семейного очага, рассказывая какие-то истории и радостно смеясь. Скоро Рождество. Уходят из участка поодиночке: Коннор к Андерсону, Рид к себе. И так и живут, будто друг друга не знают, слепо кидаясь оскорблениями. Детектив по пути домой часто видит семьи счастливых людей или андроидов, иногда даже тех и других вместе; и ему вроде похуй, а вроде и неприятно: самому-то вернуться некуда — разве что в свою холостяцкую обитель. Никто не встретит, не приготовит вкусный ужин, не поцелует в щеку, приветствуя и спрашивая, как прошел его день. Гэвин Рид, кажется, один во всем мире, и ему не уготовлено счастье. Он не любит зиму за паршивую погоду, холод и улыбчивых людей. В конце дня, ближе к ночи, примерно в одиннадцать, когда детектив уже допивает любимый некрепкий эспрессо, сидя за столом на кухне и думая о жизни, за дверьми снова появляется андроид. Он никогда не звонит, — напротив, всегда негромко стучит, чтоб не напрягать Рида.       Не напрягать? Обычно Рид неспешно поднимается, относит кружку в раковину и только потом идет открывать. Обычно у Рида на лице вселенская усталость, прекрасно дополняемая мешками под глазами, беспричинная злость и заебанность. Обычно Рид спокойно ведет андроида в спальню, трахает, сжимая запястья, словно боясь, что тот может сбежать, и валится рядом, отворачиваясь, почти сразу засыпая. И сегодняшний день — далеко не исключение. *** Семнадцатое декабря. Мало того, что это пятница, так еще и Рид раскрыл вчера дело, с которым мучился две недели, — вообще заебись! Поднимается рано, по будильнику, ровно в восемь, и даже не матерится на звенящий телефон, просто выключает, и начинает утреннюю рутину. Единственное: не пьет кофе — времени не хватает; и едет в департамент, думая, что выпьет в участке. В департаменте все вроде бы проходит как обычно, и Рид надеется уйти домой в приподнятом настроении. Обеденный перерыв, а потом снова за работу, — сегодня Рид заполняет отчет по недавнему делу. Он уже поел, поболтал с девчонками и уже вернулся к столу. Только вот кофе, кажется, Рид налить забыл. Блядство. Ну ничего, без кофе так без кофе. Все равно же в офисе у них хуйня какая-то, а не кофе. Рид садится за стол и уже хочет продолжить работу. Детектив не сразу видит идущего в сторону столовой Коннора, который как бы невзначай ставит пластиковый стаканчик с кофе на стол Риду, — лишь провожает нечитаемым взглядом и отпивает немного, приготовившись к отвратительному вкусу офисного растворимого, но чувствует только приятную сладость сахара в терпком эспрессо. Такой кофе, кажется, продают в кофейне напротив участка, прямо за парковкой. То заведение, кстати, очень неплохое. И кофе у них вкусный. Стоп, андроид знает его предпочтения в кофе? Андроид специально зашел и купил ему кофе? Как Рид вообще не заметил, что этот кофе в фирменном стакане? Рид вздыхает. Отчего-то на душе становится теплее.       Стоп, что? Теплее?       Бред. Это из-за горячего кофе, убеждает себя Рид и погружается в работу, периодически прерываясь на размышления и растягивая каждый глоток эспрессо, отдающего легкими ореховыми нотками. Мысли вечно возвращаются к Коннору, так некстати ушедшему на задание с Андерсоном. Как он вообще приучил деда вставать рано? Изменяет Риду?       Что, блять? У них секс без обязательств, какое «изменяет»? Его право. И вообще, если бы изменял, таскал бы кофе не Риду, а Хэнку. Так что все под контролем.       С каких пор его вообще клинит с обычного, блять, кофе, принесенного напарником Андерсона? Этим вечером, кажется, Гэвин выпьет больше двух чашек, думая о непонятной и порядком подзаебавшей его жизни. А потом придет андроид и они снова будут трахаться. Идиллия. На часах полночь, по телевизору крутят какую-то неясную дичь, а Рид пьет уже четвертую кружку, дожидаясь андроида. Сегодня он опаздывает. Нещадно: на целый час. Детектив задумывается, где он, собственно, шарашится, думает, как ведро будет оправдываться, перебирает разные варианты: от перепихона с дедом до убийства в темном переулке — но в конце концов просто идет в спальню и роется в телефоне. Этой ночью Коннор не приходит. *** Дальше — больше. Утро двадцатого декабря выдается поистине холодным, температура скачет от пятнадцати до двадцати ниже нуля, и детектив просыпается на несколько минут раньше будильника, запутавшийся в одеяле. Голова болит, будто от вчерашней попойки, хотя он не пил, в глазах остатки неприятных снов. Кофе просто не лезет в глотку, поэтому Гэвин решает выпить его в участке. Снова. Он уже ненавидит этот день. К слову, Коннор не пришел ни в субботу, ни в воскресенье. Пропал. Но Гэвин, конечно, звонить ему не будет, он же не долбоеб свою гордость переступать. Поэтому он просто едет в офис, думая въебать андроиду и мягко поинтересоваться, какого, собственно, хуя железка не явилась к нему домой. Департамент полиции опять встречает продрогшего Гэвина молчаливым осуждением. Он опускается в кресло, запускает терминал и трет глаза, пытаясь проснуться. Обычно ненавидящий весь мир Рид сегодня простой заебанный Гэвин, которому хочется лишь человеческого «отдохнуть». Ни на кого не орет, просто отмахивается и посылает нахуй, щурясь в экран. Выходные, кажется, только начались, а уже понедельник. Можно ему, пожалуйста, отпуск длиною в жизнь? Кстати, где жестянка? Гэвин же должен осуществить свой план, а Коннор — получить по первое число. Детектив незаметно осматривает офис, но банки с гвоздями нигде нет. Может, он в столовой? За кофе деду пошел? Гэвин кидает взгляд на стол Андерсона, которого, между прочим, нет на месте. Он же, кажется, видел его с утра, разве нет? Ай, похуй. Гэвин заглушает мысли о Конноре мыслями о работе, списывая все на недотрах, правда сам себе не верит: глупо пытаться себя обмануть, когда у тебя не было секса всего три дня. Отчеты поглощают его с головой — лучше сраные бумажки, чем сраный андроид, — и Гэвин очухивается как-то внезапно, чуть ли не дергается, когда его плеча аккуратно касаются. Он поворачивает голову с какой-то несформулированной надеждой в подсознании, но мягкий женский голос и улыбка прерывают его мысли. — Гэвин, обеденный перерыв. Отдохнешь? Одна из коллег, девушка. Видимо, Гэвин настолько заработался, что не заметил прошедшее время. Гэвин устало вздыхает, откидываясь на спинке стула и скрещивая руки на груди. Смотрит на наручные — уже три часа дня. — Ага. Девчонка куда-то уходит, а Гэвин сегодня, видимо, весь день просидит в офисе, заполняя бумажки. Заебись. Ну, хотя бы бегать сломя голову за преступником не придется по холоду. Во всем надо искать плюсы, чтоб их. Гэвин раздраженно цыкает. Есть абсолютно не хочется. За кофе что ли сходить? Так он и делает. Подрывается чуть реще, чем нужно, и идет в столовую, делает кофе, и возвращается к столу. Вот так просто. Подносит стакан к губам, пьет и, сука, обжигает язык, позабыв, что у этой кофемашины всегда была тенденция заливать в растворимый порошочек ебанный кипяток. Гэвин мысленно матерится. Этот день медленно, но верно идет в пизду. *** Вторник, двадцать первое. Гэвин снова подрывается раньше будильника, на этот раз за целых полчаса, и проклинает действие нервов на его организм. Ведроид не пришел. Опять. Намереваясь набить морду первому встречному раздражающему его человеку — или андроиду, — Рид идет на кухню и заваривает привычный кофе. Чувствует он себя паршиво, думает, что же делать все дополнительное время, которое у него так неожиданно, блять, появилось. Рид садится наконец за стол, ставит перед собой доску, сковородку с яичницей и отпивает теплый кофе. В голову лезут недавние воспоминания, и злость куда-то уходит, остается лишь непонимание и обида.       Обида?       Гэвину не восемь, какого хрена он вообще помнит, что такое обида? Садясь в машину, он думает о том, что же все-таки скажет жестянка в свое оправдание. А может, вообще ничего не скажет? Может, Коннор решил кинуть Гэвина и ускакать к Хэнку? Где Гэвин проебался? Не делать поспешных выводов, блять. В участке Коннора нет — только Андерсон, сидящий за терминалом и что-то строчащий на бумаге, поглядывает иногда в экран. Заполняет отчет? Его же, кажется, вчера не было? Ведро с болтами, видимо, все-таки приучило деда вставать ни свет ни заря, раз уж он пришел раньше Гэвина, который, даже встав на тридцать минут раньше положенного, умудрился чуть припоздать. Коннора все нет. Снова появится позже? Утро, думает Гэвин, сейчас придет и получит, думает Гэвин, но почему-то у него нет уверенности в своих же мыслях. Это, однако, не помешает ему вмазать по пластмассовому смазливому личику идеального андроида.       Идеального? Сморгнув поток бессвязных мыслей, Гэвин решает, наконец, вынырнуть из тени около входа в офис и направиться к своему месту. Снимает куртку, вешает на спинку стула, запускает терминал и замечает деталь, которой точно не должно быть на его столе. Пластиковый, черт возьми, стакан с эспрессо. Такой же, как в пятницу, — из кафе напротив. Рид хмурится, слегка поворачивает голову влево и продолжительно смотрит на пустующий стол Коннора, замечает, что Хэнк тоже куда-то съебал, но не придает значения. Делает глоток — кофе горячий, но не обжигающий, как вчерашняя офисная отрава. Видимо, Коннор ушел недавно. Но куда? И почему его не было вчера? И почему, блять, жестянка просто не появится в офисе и не объяснит Риду причину своего исчезновения? Хоть бы сраное сообщение написал, сука, — нет, блять, обязательно надо пропадать без вести. Рид сжимает руки в кулаках и бьет по столу. На секунду все поворачиваются в его сторону, непонятливо смотрят — и вновь к работе. Гэвин Рид снова вышел из себя, все как всегда, ничего необычного. Детектив же хмурится, смотря на злоебучий стакан с эспрессо, и поджимает губы. Его уже давно не ебет мнение коллег о нем, хотя раньше задевало. Если андроида нет в участке, значит, и домой к Риду он сегодня не явится? Чертыхнувшись, он начинает работу, не забывая про вкусный, черт возьми, кофе. Сегодня он опять разбирает бумажки. Сосредоточиться сначала не получается, но он себя заставляет. Вообще, Рид всегда любил свою работу, кто бы что ни говорил. Кроме документов и их заполнения, естественно. Поэтому неудивительно, что мысли он предпочел заглушать именно работой. Рид опять сидит подолгу, погружаясь в работу, разбирает отчеты, которых, благо, накопилось много, — времени раньше не было их просмотреть, заполнить и сделать вот эту вот всю бумажную хуйню. И сам не замечает, что задерживается в офисе на два с половиной часа. *** Среда, двадцать второе. Обычно люди начинают утро с чашечки кофе и разговоров с семьей, но только не резко проснувшийся в блядских полвосьмого детектив. Рид матерится сиплым ото сна голосом и, чертыхаясь, подрывается с постели. День не задается с самого начала: утром он проливает кофе дома, днем он проливает кофе в участке. Гэвин решает на сегодня отказаться от напитка. На всякий случай. Гэвин сдержанно выдыхает. Нервы, кажется, на пределе, и он опять погружается в кипы документов. На неделе перед Рождеством, видимо, капитан решил помиловать бедного Гэвина и не ебать ему мозг заданиями. Напротив, он решил заебать его бумажками. Лучше бы бегал по холодным, мать его, улицам и стрелял в кого бы то ни было. Еще немного и он опять будет срываться на коллегах. Только ведь начал, блять, приходить на работу в хорошем настроении, какого хуя? Гэвин чувствует явное желание покурить, которое преследует его уже достаточно давно. Смотрит на время — полшестого, почти конец его полного рабочего, — и решает все же выйти на улицу. Сегодня у капитана случилась какая-то хуйня, поэтому сотрудникам разрешено уходить уже в пять. Гэвин Рид, естественно, отличился. Но не из-за выебистости, как обычно, а из-за банальной ненадобности уходить раньше. Зачем, если некуда? — опять же мысли начнут мучить, чтоб их. С такими мыслями детектив берет куртку, телефон пихает в джинсы и идет на улицу через главный вход, предварительно отключив терминал. Неожиданная возможность отлынуть не вселяет радость в Гэвина. Он достает сигарету из пачки в кармане кожаной куртки, зажигалку и стоит, опершись о стену департамента спиной. Вообще-то, здесь нельзя курить, но Гэвину как-то плевать. Кого ебет? Смотря в начинающее темнеть небо и выдыхая дым в холодный, морозный воздух, Гэвин мысленно ругает ведроида. Он бросил еще в конце ноября, и ничто не могло его заставить снова запустить пагубную привычку. Коннору же хватило неполной ебанной недели, чтобы склонить детектива к курению. Гэвин, правда, знал, что сорвется так или иначе — или как по-другому объяснить то, что у него с собой пачка? Чего он не учел, так это того, что андроид послужит этому причиной. Опять думает об этом куске железа. Блядство. Затягиваясь второй, Гэвин опускает взгляд на уютную кофейню напротив. Раньше он был в ней частым гостем, но в начале зимы взял дело, заставившее его забыть обо всем, и раскрыл его совсем недавно. Может, все-таки зайти, купить кофе, который носил ему Коннор?       Коннор?       Блять. Гэвин уже какой раз заебанно выдыхает и, почувствовав неприятную горечь фильтра, тушит сигарету. Позволяет себе уже вторую поблажку: идет покупать сраный эспрессо, который так любит, забыв о своих сегодняшних проебах с кофе. Продавец узнает его, что-то спрашивает, но Гэвин лишь отмахивается, впервые за долгое время стараясь не казаться грубым, — он здесь, кажется, еще не раз побывает. Кассир — парень лет двадцати семи, улыбчивый и готовый выслушать, наверное, любого. И, что немаловажно, человек. Это до поры до времени было основной причиной того, почему Гэвин покупает кофе именно здесь. Парень понимает нежелание детектива говорить и затыкается, улыбаясь и делая горячий эспрессо. Гэвин думает, что не все люди такие раздражающие, как его коллеги, упуская тот факт, что давно уже не срывался на них. Или срывался? Он уже и не помнит, кажется. Тостер слишком сильно поглотил его мысли, и Риду это не нравится. Гэвин же просто хочет отдохнуть, хочет ответов на свои вопросы, а еще Коннора. Ну, то есть возвращения Коннора.       Так, к чему было это уточнение? Конечно, Риду нужно от Коннора лишь одно: секс и ничего больше.       Или все-таки нет? Неспроста же у него только на Коннора встает. Стоп, Гэвин же о кофе думал, каким образом мысли его привели к теме о стояках? Гэвин наблюдает за тем, что делает кассир, чувствуя запах ароматного кофе и доставая деньги откуда-то из задних карманов. — Не волнуйтесь, все обязательно наладится, — продавец ставит стаканчик на прилавок, лучезарно улыбаясь, склонив голову вбок. Он просто не знает всей хуйни, думает Гэвин и запоздало молча кивает, отводя взгляд. Детектив забирает стакан замерзшими руками, надеясь согреться, и выходит снова на мороз. Не уронить бы снова — вот что главное, — и идет к машине. Этот кофе Гэвин не проливает. *** Четверг, двадцать третье. Гэвин думает, что пора бы не включать будильник. Все равно ведь он ему нахуй не нужен. Гэвин опять встает в полвосьмого, опять матерится и опять сидит на кухне, закутавшись в самый теплый свитер, попивая любимый кофе и думая о ведре с болтами. Сегодня его тоже не будет, да? Гэвин до сих пор отрицает все мысли, связанные с андроидом, до сих пор думает, что все под контролем. Пытается, по крайней мере. Не получается. Вдох-выдох, Гэвин садится в машину и направляется в офис. Он честно старается не думать об этом чертовом андроиде. Не получается. Снова. Детектив приезжает в департамент, видит Андерсона за столом, все так же печатающего и заполняющего какие-то отчеты, проходит к своему столу, снимает куртку. Устало вздохнув, Гэвин откидывается на стуле и прикрывает глаза. Может, все-таки стоит спросить у деда, куда запропастился ведроид? Перешагнуть через гордость, чтобы успокоить нервы?       Нервы? Он волнуется?       За эту железку? Признаваться себе не хочется, оставаться одному, как раньше, — тоже. Меньшее из двух зол? Слишком легко. Самообмана чересчур много, но Риду это не помешает продолжать. Думать, что он и один, без андроида проживет, все сложнее, но пока получается — раньше же как-то справлялся, и не важно, что тогда Коннор его правда бесил.       Раньше?       А сейчас что, не бесит? Открыв глаза, Гэвин обнаруживает, что Хэнка снова нет. Заебись, теперь он уж точно нихрена не узнает. Коннор его что, бегать в спортзале заставил? Или как по-другому объяснить способность исчезать за сраную минуту? Въебал бы, честное слово. Вообще, Рид — неконфликтный человек. Бесится он жестко и по делу, и то, только если его разозлить. Так уж вышло, что бесят Рида практически все, и он в этом не виноват — провоцировать не надо, уебки. Андерсон провоцировать любит. Вот же старый пиздабол. Можно, конечно, предположить, куда же все-таки исчез Коннор. Самый простой вариант — съебался в отпуск. Но как тогда назвать то появление эспрессо на столе детектива? И вообще, он бы предупредил. Наверное. Может, на задании? Но ведь Хэнк утром в офисе, а Коннор, кажется, побежал бы сразу на место преступления, прихватив Андерсона с собой. Или какое-то большое дело? Под прикрытием? Вряд ли, они же всегда работают вместе. Просто бесследно исчез? Да нет, Хэнк бы не был таким спокойным, если бы не знал, где пропадает его напарник. Выходит, дед знает? Спросить? Он же съебывает, как только Гэвин появляется в участке, значит, надо быстро и в лоб? Снова выбор, но теперь идея просто спросить, ответить на несколько унижений посылом нахуй и в конце концов успокоить нервы не кажется такой бредовой. Снова меньшее из двух зол? Гэвин твердо решает спросить. Не растерять бы весь запал завтра по дороге в участок. Ну, даже если растеряет, всегда при случае можно себя заставить. А что ему еще делать? Шлюх в «Рае» снимать? Нет, было бы, конечно, неплохо, только вот Гэвину отчего-то не хочется. Что, стоит только на одного пластикового придурка?       Блять.       Кажется, Гэвин проебался. Не делать поспешных выводов, не делать поспешных выводов. Может, ему не хочется просто по причине заебанности на работе? Ага, блять, разбежался. Бумажки, конечно, заебут любого, но не до состояния, когда даже трахаться не хочется. Надо срочно покурить. Сегодня, кстати, на столе детектива кофе нет. Он точно проебался. *** Пятница, двадцать четвертое. Рид уже думал, что будильник — бесполезная вещь? Мало его организму было до этого, теперь он просыпается за целый час. Заебись. В любом случае, еще день — и звенящей машинке с болтами пизда. В будильнике вообще есть болты? Или это было сказано по привычке? Он же на телефоне ставит будильник, причем тут болты-то, блять? Утро, тем не менее, дерьмовое. Только, сука, Рид проснулся — думает о Конноре, завтракает — думает о Конноре, едет в офис — думает о Конноре. Какого черта? Он же не влюбленная школьница, в конце концов. Причем тут вообще влюбленная, блять, школьница?       Сука. Да пошли вы нахуй! Рид не подписывался на эту хуйню и хочет потребовать компенсацию, да только не у кого. Андроид же, блять, исчез. Если и Андерсон съебет на неопределенный срок, то все, пизда рулям, он точно пропадет. И да здравствует старый добрый Гэвин Рид, вечно уставший и заебанный жизнью, дерзящий всему живому и неживому — людям и андроидам соответственно. Рид уже почти бросил обманывать себя — бессмысленно. Да, волнуется за андроида, да, нервничает, и что? Риду что, нельзя уже иметь право на любые эмоции, кроме гнева? Поэтому, хмурясь, он заходит в офис, сразу же выискивая Андерсона. Лучше сразу, чем потом, когда он съебет. Только вот Хэнка нигде нет; тоже решил раствориться в пространстве, как его пластмассовый друг-терминатор? Смешно, блять. Рид матерится и, повесив куртку, идет в столовую. Кофе-то, блять, никто не отменял, хоть и такой хуевый, как у них в офисе. После того, как проснулся опять раньше будильника, — вообще самое то. Что-что, а глаза эта отрава продирает на ура. Дождавшись, пока машинка сделает ему кофе, он чуть сжимает собственный стакан — не пролить бы, блять, — и спешит уже возвратиться на свое место, но, повернув голову, натыкается на андроида. Диод маячит голубым, а он, улыбаясь, переговаривается с какой-то девчонкой, направляясь в сторону Рида. — Съеби. Рид проходит мимо, задев плечом. Новый стажер что ли? Кожаные мешки теперь что, не в моде? Детектив садится за стол, пьет смесь воды и химического порошка — по-другому не назвать — и морщится от вкуса. Хорошо хоть не обжигается. У Рида вопросов больше, чем ответов, и он не знает, что думать. Злиться на андроида-стажера только потому, что он андроид? В стиле Гэвина Рида, что сказать. День в участке напоминает ему о времени, когда андроида с именем Коннор еще не прислали из Киберлайф. Обеденный перерыв — почему бы не потусить с девчонками, как раньше? — проходит нормально, за исключением мыслей о Конноре. Да и в общем-то эта пятница выдается спокойной, ведь Рида — слава всему, блять, святому в этом мире — не заебывают. Никто не заебывает. Совсем. Только мысли о Конноре. Вообще, вся его жизнь в принципе нормальная, не учитывая мыслей о Конноре, чтоб его, блять. Накатывает ощущение одиночества — Рид не может долго без общения, хоть и такого мудацкого, как у него, — и он снова вспоминает веселящихся в сугробах детишек, перебирая отчеты. Легко быть пиздюком: сделал домашку, убрал комнату и свободен. Никаких тебе, блять, проблем, не надо пахать, чтоб выжить, работать, сука, сверхурочно, никаких тебе реальных трудностей. Рид задумывается и работает допоздна. Завтра Рождество, можно съебать пораньше, но Риду от этого не легче; даже наоборот — становится хуево. Концентрация мата на квадратный сантиметр мыслей с каждым часом все больше и больше, а ощущение одиночества и ненужности растет в геометрической прогрессии, прямо как мешки под глазами каждое новое утро. Коллеги, собираясь уже в полпятого бежать домой, смотрят на усердно работающего Рида, как на долбоеба, и исчезают из департамента. Рид бегает за сигаретами в ближайшую круглосутку — все ведь закрываются сегодня пораньше, чтоб их, — и, покурив, возвращается на рабочее место. Такими темпами и третью пачку придется покупать. Блять. Прекращать работу он не хочет, и из офиса его вытаскивает лишь нестерпимое желание спать. Еще, кажется Риду, секунда, и он упадет. Не надо испытывать судьбу, думает Рид и езжает, наконец, домой. На время не смотрит, зная, что сейчас около семи, и скорее заваливается спать, даже не выпив вечерний кофе. И лежит полчаса, тупо пялясь в потолок. А кофе и правда был дерьмовым. *** Суббота, двадцать пятое. Выходные бы порадовали Гэвина, да только проблема в том, что они праздничные: на улицах счастливые дети, по телевизору рождественская хуйня — все, блять, веселые. Еще и Коннор, сука, всего его измотал. Гэвин выключил будильник еще ночью, но, кажется, это не значит ничего: семь утра — готов к работе! Не важно, впрочем, что у него выходной, не важно, что праздничный, и уж тем более не важно, что он сонный до пизды. В синяках под глазами, кажется, могут поместиться все его нервы, — хотя это такая себе перспектива, ведь нервы он уже истратил, но откуда-то появляются новые и новые, заставляя его снова стрессовать. И что ему делать-то, блять? Как обычно пялиться в телек не получится — блядское зимнее счастье; на улицу тоже хуй выйдешь — блядские дети и блядский холод. Весь день смотреть в телефон или экран монитора — такая себе затея. Глаза болят, и не хочется уже ничего, только заснуть и не проснуться через минуту. Или не проснуться вовсе. Гэвин нехотя садится на кровати и ненавидяще втыкает в стену. Может, поработать? Отчеты-то сами себя не заполнят. Позавтракав, он думает реально сесть за работу. Дожили, блять, тридцатишестилетнему детективу полиции нечего делать, и оттого он садится за документы, которые, думает Гэвин, его заебали еще в понедельник. Или не заебали. Делать-то все равно нечего, что бы он там не думал. Мысли постоянно возвращаются к Коннору. Почему-то называть его железкой, особенно у себя в голове, уже не хочется. И Гэвин, понятное дело, знает почему, но признать это — сродни смерти. Но это лишь мысли утром. Пообедав, он снова возвращается к отчетам. Им вообще конец-то есть? Или Гэвин настолько распиздяй, что не делал всю эту хуйню с прошлого года? Да не, быть не может. А Коннор бы в два счета сделал.       Что, блять? Теперь Коннор у него и с работой ассоциируется что ли? Нормально ж заглушал, а теперь и это не получится? Ну ебанный в рот, что ж за жизнь-то такая? Гэвин вздыхает и трет глаза. Зевает. Охота спать, да только бессонница не позволит. Гэвин встает с мягкого кресла и идет делать кофе. Вообще, у Гэвина всегда были проблемы со сном: он никогда не мог с первого раза уснуть, и это начало выправляться только к тридцати годам, и то через раз. Но с Коннором Гэвин всегда засыпал легко.       Бляяять.       Опять Коннор. Ладно, хуй с ним, если хочет, пусть будет в мыслях Гэвина двадцать четыре на семь. Хотя никто Гэвина и не спрашивал — андроид уже давно гуляет в его голове, и Гэвин понимает это уже в среду. Или во вторник. Стоп, когда это было вообще? Дни что, смешиваются, или ему кажется? Как-то много ему кажется. Надо выспаться. Попытаться хотя бы. Сделав наконец свой эспрессо, Гэвин снова тащится в спальню и садится за стол. Взглянув на документы, он понимает, что им все-таки скоро придет конец, и не знает, радоваться этому или наоборот. Сделать полугодовую норму за неделю? В стиле Гэвина Рида, что сказать. Время тянется со скоростью улитки, а Гэвин уже все сделал. Как он раньше вообще забывался в отчетах? Или сейчас все по-другому из-за того, что детектив изначально знал, сколько осталось заполнить? Ай, похуй. Гэвин валится на кровать и прикрывает глаза, стараясь расслабиться. На позвоночник наконец нет давления, и Гэвин чувствует руками, запрокинутыми назад, мягкие подушки. Сейчас он понимает, что глаза устали еще сильнее. Ну конечно, блять, пока всматриваешься в эти буковки-циферки, у тебя глаза не просто устанут, они вывалятся нахуй. Гэвин потягивается и немного разминает шею. Тело затекло, и сейчас, когда детектив решил прилечь, на него резко нападает усталость. Открывает глаза Гэвин минут через пять, и в поле зрения сразу же попадает темень за окном. Ему все же удалось поспать? На часах шесть вечера, в голове какая-то легкость. Нервы она, правда, нихуя не убирает, но думать становится проще. Сколько же он спал? Четыре часа? Дневной сон что, влияет на его организм лучше, чем ночной? Хотя есть ли разница? Все равно Гэвин чувствует себя лучше, чем в течение всей недели. Радуется Гэвин недолго. Если он спал днем, значит, хрен ему, а не сон ночью. Снова будет втыкать в потолок до трех, проклиная все на свете? Во второй раз за день Гэвин поднимается с кровати, после чего думает, что было бы неплохо почитать. Ну, неспроста, конечно, он просто запнулся за небольшую стопку книг и чуть не ебнулся, вот и подумал. Откуда они вообще тут взялись? Гэвин убежден, что книга всегда должна сопровождаться чашкой горячего кофе, и в мыслях снова появляется Коннор. Если б Гэвину не было лучше от мыслей с Коннором в главной роли, он бы, наверное, даже взбесился.       Лучше? Гэвин пытается выкинуть все из головы и заваривает кофе. Интересно, насколько бы Коннор сделал кофе лучше самого Гэвина?       В смысле, блять, лучше?       Гэвин еще даже не пробовал, а уже уверен, что кофе у андроида получится идеальным? Мысли-отрицания начинают порядком заебывать Гэвина. Может, принять действительность не так уж и хуево?       Мать твою, Гэвин, о чем ты думаешь?!       Но ведь признаться самому себе — не значит признаться и Коннору.       Признаться?       Блять. Гэвин берет кружку с горячим напитком и идет за книгой. За время сна глаза успели немного отдохнуть, поэтому детектив включает торшер на прикроватном столике и ложится читать. На самом деле Гэвин еще с детства любил чтение. Герои завлекали его, сюжет манил своей неординарностью, а время протекало незаметно. Он всегда любил научную фантастику, хоть это и шло вразрез его убеждениям касательно андроидов. Вообще, детектив считал, что у него были причины относиться к андроидам с презрением. Но потом появился Коннор — и все пошло по пизде.       Опять Коннор.       Гэвин уже даже не удивляется.       Может, хватит одергивать себя? Будет же проще, если просто признать, разве нет? Гэвин поудобнее устраивается на мягких подушках, накрывается одеялом — так теплее — и погружается в книгу. Это помогает немного забыться и не думать об этом чертовом андроиде. Гэвин чувствует себя спокойнее. Эта неделя была для Гэвина пиздец какой утомительной. Мало того, что Коннор пропал, так еще и вся эта предрождественская суета. И бумажки. И холод. Кстати, о холоде. Гэвину в детстве всегда было интересно, изобретут ли в будущем какие-нибудь штуки, чтоб не чувствовать перепада температур. Шестнадцатилетнего Гэвина просто настолько заебали жара и мороз, что единственным, чего он хотел, было либо лежать под кондиционером и не отвлекаться на всякую поеботу, либо лежать под одеялом с грелкой и не отвлекаться на всякую поеботу. И если первый пункт выполнять с грехом пополам, но получалось, то вот второй всегда с треском проваливался. Всем что-то нужно от Гэвина, и от молодого горячего, и от взрослого заебавшегося. Отъебитесь, хорошо? Тем не менее, штук, о которых мечтал Гэвин, не изобрели. А вот андроидов сраных изобрели. И теперь мучайся с ними, блять. Герои в книге говорят о ханахаки, придуманной человеческой болезни, говорят о возможном способе ее лечения, о необходимых экспериментах над людьми. А донора почему-то найти не могут. Гэвин цыкает. Естественно, блять, не могут. Какой влюбленный идиот пойдет под операционный стол, чтоб его там убили? Стук в дверь прерывает размышления. Детектив нервно смотрит на часы — девять вечера. Кто бы ни пришел, к нему будут серьезные вопросы. И, возможно, не только вопросы.       Стоп, стук?..       Для этих целей же существует дверной звонок, разве нет?.. Гэвин берет на всякий случай пистолет и идет к входной двери. Оставляет его на декоративном столике неподалеку, просто на всякий случай, отпирает замок, тянет на себя. Выглядывает. И забывает, как дышать, замирая с дверной ручкой в ладони и неверящим выражением на лице. Ну, как неверящим: когда испытываешь стресс постоянно, а потом резко перестаешь — нехило так дает по мозгам. И по сердцу, которое у Гэвина, кажется, остановилось на секунду, а потом снова зашлось, только в удвоенном ритме. Коннор виновато отводит взгляд и нервно теребит ткань джинсов. Говорит что-то про задание, про невозможность предупредить Гэвина заранее, про сжатые сроки, про матерящегося Хэнка и, кажется, про что-то еще, но Гэвин будто не слышит. Лишь смотрит — неотрывно, снизу вверх, — а потом неожиданно даже для себя делает короткий шаг вперед и обнимает андроида за шею, прижимаясь всем своим телом к его, цепляясь сзади пальцами за белоснежную рубашку. Дышать трудно, будто в горле ком, а в легких — сигаретный дым в двойном объеме. Ну да, он же почти две пачки скурил за четыре дня. Избавился от зависимости, называется. Коннор замолкает на полуслове и стоит в некотором смазанном удивлении в течение нескольких мгновений; через время все же отмирает и неуверенно кладет руки немного повыше крестца Гэвина, чуть поглаживая и смущенно мягко улыбаясь; и как только Гэвин чувствует это прикосновение, он как-то неожиданно легко признает, что объятия с андроидом — это в общем-то даже приятно. Не с любым андроидом — только с Коннором. Коннор теплый — и почему-то Гэвин понимает это только сейчас. Прижимаясь к андроиду, Гэвин хочет думать, что, может, эти выходные не такие и хуевые. Гэвин прикрывает глаза и облегченно вздыхает. Без нервов и неясных мыслей в голове так спокойно. Коннор притягивает ближе — сердце снова сжимается, будто переворачивая все внутри, и Гэвину впервые за долгое время хорошо. Чуть отстранившись, Гэвин затаскивает андроида в дом, негромко закрывая за ним дверь. И дает себя чуть прижать к этой самой двери, несильно сжав запястья. Не так, как сам Гэвин сжимал неделями ранее, — более мягко, аккуратно, даже нежно. Гэвин чувствует неуверенное прикосновение теплых пальцев — и даже путает их с человеческими — и сам переплетает свои с чужими. Коннор неуверенно заглядывает в лицо Гэвину, как-то резко смутившемуся и пытающемуся смотреть в пол, так же нерешительно, непонятливо смотрит в глаза, еще чуть наклоняясь. Гэвин чувствует пальцы на затылке, в своих волосах, мягко тянущие его вперед. Ведет себя, будто пятнадцатилетний, и осознание этого немного болезненно. Или это боль в сердце, отбивающем неровный ритм? Гэвин уже даже не знает и чуть поднимает голову, поддаваясь теплым рукам. И дает наконец себя поцеловать, прикрыв глаза и расслабившись. Целуют его осторожно, медленно, почти не держат, и Гэвин свободной рукой чуть притягивает Коннора к себе, с треском себя сдавая. Хотя ему, на самом деле, плевать — губы Коннора слишком мягкие, чтобы думать о чем-то другом. Иногда расставание помогает осознать свои чувства — Гэвина же оно убило к чертовой матери. Сердце ежесекундно отдает приятной болью, а Гэвин догадывается, что этой ночью его, кажется, не хватит на что-то дерзкое и жесткое. Да его, наверное, в принципе этой ночью ни на что не хватит — хочется милого «лежать в обнимку» и спать, гладить по спине и зарываться в волосы, убирая с лица эту вечно выбивающуюся прядку. И когда Коннор медленно отстраняется, Гэвин выдыхает ему в губы, чуть приоткрывая глаза. Теперь уже спокойно. Всю неделю Гэвин не мог нормально уснуть из-за Коннора. Всю неделю мучился, изводился, не мог нормально думать из-за Коннора. Всю неделю хотел просто успокоиться и нормально поработать, но не мог из-за Коннора. А теперь он лишь утягивает его во второй поцелуй, забывая обо всем. *** А наутро, когда андроид привычно проснется и нехотя попытается убрать чужую руку со своей талии, Гэвин в полудреме попросит его остаться. И он останется. Обнимет и останется рядом, прижимаясь и целуя Гэвина в щеку. И Гэвин, кажется, наконец выспится. Сны наконец не будут неприятными, как раньше, а сам Гэвин проснется около десяти, так же обнимая Коннора и улыбаясь. Может, он все же заслуживает немного счастья?