greed

Элайджа жаден, всегда таким был, и говоря «хочу», он всегда имеет в виду «до конца». Забрать золотую медаль, выиграть грант, устроиться на работу мечты. Создать андроида, который выглядит как человек. Иногда Гэвин завидует ему, а иногда – хочет навсегда стереть его из своей жизни. Но против его жадности не попрешь – Элайджа достанет даже из-под земли, если захочет. - Переезжай ко мне, - шепчет он на ухо, целуя шею и крепче вдавливая в кровать. Он выглядит очень несуразно в своем наглаженном костюме на фоне грязи в чужой квартире. Гэвин даже извинился бы, если бы не был так занят тем, чтобы осознать себя. Элайджа всегда как ураган – вторгается в жизнь, сносит все выстроенные стены к черту, а после исчезает на неопределенное время, оставляя после себя разруху. – Пожалуйста, - произносит он одними губами, хотя Гэвин, скорее всего, просто воспринимает фантазию за действительность. Элайджа не говорит «пожалуйста», Элайджа не любит неудобств. Гэвин переворачивается на спину, отпихивая его в сторону и садится на кровати, снимая с себя домашнюю футболку. Раз уж они собрались трахаться, то по всем правилам. Голыми и с выключенным светом, как это любит сам Гэвин. Благо единственный источник освещения – всегда включенный экран ноутбука на столе напротив. - Раздевайся давай, - ухмыляется он, поворачиваясь к Элайдже и распуская ему его пижонский хвост на голове. – И не говори всякой хуйни. - Я предельно серьезен, - говорит Элайджа, снимая с себя пиджак вместе с рубашкой, совершенно не думая о том, что его, несомненно, дорогие вещи помнутся. Гэвин улыбается и прижимается к его рту губами, целуя так глубоко, что дыхания хватает всего на несколько мгновений. – Хватит уже доказывать кому-то что-то, мы же… - Я никому ничего не доказываю. - Еще как доказываешь, - шепчет Элайджа, опрокидывая Гэвина на постель, снимая с него и себя брюки с трусами, и буквально накрывая его собой. – Только кому из нас? – добавляет он, немного прикусывая ключицу. Становится чертовски жарко, низ живота тянет слишком сильно, и Гэвина буквально выгибает под ним. Элайджа улыбается, это чувствуется кожей, и в отместку Гэвин вцепляется ему в волосы, дергая их вверх. Отвечать ему не хочется, да и что он может ответить, когда в нем на эти его заявления всегда горит еще детская обида за нелюбовь матери и презрение отца. Гэвин всегда был уродом в семье, слабым, глупым, да еще и гомиком. И плевать на то, что его единственной и настоящей любовью был всегда один лишь сводный брат. Он знает, что готов ради него в пекло, да вот только нужно ли Элайдже это. У него же есть все и даже больше, и наличие постоянного живого любовника в виде брата под боком всего лишь часть его необъятной жадности. И играть в это Гэвин не готов. Элайджа целует где-то под челюстью, проводя языком вниз по шее и останавливаясь под самыми ребрами, которые ходят ходуном. Гэвин даже не собирается скрывать, что ему пиздец как хорошо. Более того, он нетерпеливо дергает бедрами, трясь, стоящим как кол, членом о чужую грудь, закусывая губу. Вцепляться зубами в запястье не хочется, а то в последний раз он чуть вену себе не порвал. Элайджа просовывает руки между чужой спиной и кроватью, проводя аккуратно подстриженными ногтями по позвоночнику, медленно опускаясь на ягодицы. Он не смотрит Гэвину в глаза, не пытается анализировать действия, как обычно это делает, и лишь целует под ребрами, проводя шершавым языком по адски чувствительной коже. Это даже льстит. Элайджа чертовски нежен, когда проникает внутрь сразу двумя пальцами, гладя его изнутри, хотя и немного груб, резко закидывая его ногу себе на талию. Гэвин даже вздрагивает, совершенно пропуская тот момент, когда его начинают целовать, почти вылизывая его рот изнутри. Внутри все пылает от желания, а Элайджа – сукин сын – все чего-то ждет. - Хули ты… - начинает злиться Гэвин, как вдруг его подбрасывает на кровати, а внутри разливается еще больший жар. Элайджа улыбается в поцелуй и, достав пальцы, медленно входит в разработанный проход, хватая Гэвина за волосы и переходя ртом на шею. Тот только тяжело стонет и царапает чужую спину неровно покусанными ногтями и прижимаясь ближе всем телом. Хочется быть так всегда, когда горячо и жадно, но вот только для Гэвина это всегда заканчивается. Потому что кому-то никогда не удается правильно жить своими грехами. - Тебе хорошо, да? – шепчет Элайджа, кусая его за ухо и как-то по-детски утыкаясь в волосы. – Гэвин, тебе со мной хорошо же? -Да-а, - протяжно стонет Гэвин, подаваясь всем телом навстречу жестким толчкам. Конечно же, ему хорошо. Ему всегда хорошо с братом, трахаются они при этом или нет. Но трахаясь, ему определенно лучше. Элайджа вбивается все сильнее и глубже, обнимает за спину, и член Гэвина трется между зажатыми телами, вызывая смешанное чувство легкой боли и наслаждения. - С-сука-а, - Гэвин давится собственным стоном, широко открывая рот и глотая воздух. Ему так отчаянно хорошо, что он даже не замечает, как Элайджа выходит из него, прижимая свой член к его, крепко сжимая оба в руке и проводя пальцем по головке. Его подбрасывает от ощущений, и он кончает, вцепляясь в напряженные плечи Элайджи, чувствуя, как тот медленно расслабляется и опускается рядом с ним. - Переезжай. Будем так хоть каждый день. - Да пошел ты нахуй, - зло бурчит Гэвин, откидывая его руку со своей груди, и тянется за сигаретами к тумбочке. – Как будто мне только это и нужно. Ну охуеть ты мнения обо мне. - Гэвин… - Мне от тебя нихуя не надо, это тебе… - Ты нужен мне, - тихо говорит Элайджа, смотря в потолок. Его идеальная прическа в беспорядке, а грудь тяжело вздымается. Он тянется к зажженной Гэвином сигарете и делает глубокую затяжку. – Я просто не могу понять, зачем тебе жить в этой дыре, когда ты можешь жить у меня. Нам же будет хорошо вме… - Нам будет плохо, - усмехается Гэвин, опуская руку с кровати и нащупывая горлышко бутылки. Пива было совсем на донышке, но хоть что-то. А то в горле прямо как в пустыне Сахара. – Потому что я всегда буду помнить, что ты этого добился, а я нет. Потому что там эти твои пластиковые кретины, которым ты отец и бог, а я просто кусок говна, что к 40 годам добился ровным счетом нихуя. Так что даже не пытайся. Нам хорошо и так – встречаться раз в пару-тройку недель и трахаться. - Это ты так думаешь, - ровно говорит Элайджа, возвращая сигарету. Конечно, он не выглядит огорченным. Но и радостным тоже нет. Гэвин даже чувствует себя немного виноватым, когда, наконец-то вытерев себя своей футболкой, поднятой откуда-то с пола, натыкается на тяжелый взгляд Элайджи. Тот, конечно, от протянутой ткани не отказывается, но берет ее как-то слишком резко и даже немного обиженно. - Элайджа, слушай… - Я тебя постоянно слушаю, - говорит он, поворачиваясь на бок и прищуривая глаза. – Каждый год, каждый месяц, каждую нашу встречу. И все, что я слышу – отголоски отцовских слов. Его давно уже нет, Гэвин. А мы есть. Ты и я. Как и всегда. - Заткнись, - отчаянно шепчет он, стискивая зубы. – Заткнись. - Гэвин. - Я подумаю, - сдается он, поворачиваясь к Элайдже спиной и чувствуя, как тот крепко прижимается. Наконец-то хочется спать и понадеяться, что утром он будет завтракать не в одиночестве. – Но чтобы никаких бассейнов с твоими пластиковыми бабами. А то уебу каждую, клянусь. - А если будут пластиковые мужики? – смеется Элайджа и целует за ухом. Гэвин поддаваясь какому-то порыву, находит его руку на своем животе и переплетает пальцы, ощущая приятное тепло. - Я подумаю, - снова бурчит он и закрывает глаза. Может, наконец, и стоит перестать уже бояться чужой жадности. И своей тоже.