Человек, который имел всё

* Замок Аддан, воздвигнутый императором Эмгыром вар Эмрейсом на склоне своих лет, стал поистине легендарным. Сегодня этот замок на юге империи – самая таинственная и великолепная постройка, возведённая в эпоху правления династии Эмрейсов. Здесь, на пустынном морском берегу, для императора насыпали искусственную гору, в основу которой положили двадцать тысяч тонн мрамора, а вокруг посадили сто тысяч деревьев. Замок украшают гобелены, статуи, а также экспонаты, вывезенные с территорий северных королевств в таком количестве, что не скоро все это можно будет оценить и каталогизировать. Подобно легендарным правителям древности, хозяин замка заранее заготовил камни для собственной гробницы. И со времён седой древности это наиболее дорогой монумент, который человек возводил для себя. Двадцать пять лет назад в Аддане прошли самые странные похороны века. Тогда отошел в мир иной владелец замка, один из столпов нашего столетия, владыка половины мира – император Эмгыр вар Эмрейс, Белое Пламя, Пляшущее на Курганах Врагов. Но для миллионов жителей Нильфгаарда, а также нордлингов, с которыми он вёл войну, личность самого Эмгыра представляла куда больший интерес, чем тяжеловесная россыпь его титулов.

Деран Анагыд Коегоорн, «Белое пламя чёрной земли»

* Замок Аддан был местом уединения. Причём, уединения абсолютного, строго соблюдаемого. До такой степени, что количество слуг и стражи едва ли превышало сотню человек – на склоне лет император Эмгыр погряз в пучине мизантропии и на дух не переносил лишних людей в своём окружении. Император, по сути, обрёк себя на добровольное изгнание, передав трон наследнику и обособившись в своем последнем прибежище. После того как его жена, в девичестве княжна Цирилла Фиона Элен Рианнон, и сын, наследник Гыффин, погибли под обвалом во время пересечения северных предгорий, император замкнулся в себе и на седьмом десятке лет потерял всяческий интерес к власти. Поэтому, не дожидаясь того, чтобы молодой амбициозный преемник начал своё активное продвижение к трону, он сложил с себя корону и удалился в Аддан. Два обширных тенистых сада, Верхний и Нижний, полдюжины прудов, несколько лабиринтов, лиственных и каменных, а также сотни и сотни скульптур из чёрного мрамора, изображающих воинов некогда непобедимой нильфгаардской армии – всем этим Эмгыр наслаждался, а, может, и тяготился в глубоком одиночестве. О чём думал бывший правитель империи и гроза нордлингов, измеряя твёрдыми ровными шагами усыпанные мраморной крошкой дорожки садов, неизвестно. Но каждую свою прогулку Эмгыр заканчивал в небольшом розарии. Там он обычно опускался на простую гранитную скамью и подолгу сидел, вдыхая запах роз. Это был особый северный сорт – несколько кустов были доставлены в Аддан морем по личному распоряжению императора. Розы из Цинтры были вьющимися, мелкими и бледными, а их стебли усеивали десятки тонких, но острых шипов. Их невзрачная окраска, гордо именовавшаяся пепельно-пенной, на самом деле представляла собой белый цвет с едва заметным вкраплением розового. Но что в этих розах действительно было примечательным, так это их аромат. Тонкий, нежный и удивительно умиротворяющий. Именно по этой причине Эмгыр и приходил в розарий. Раз за разом, день за днём – все пять лет своего добровольного изгнания бывший император заканчивал свои монотонные прогулки здесь, под сенью невзрачных, но притягательных цветов. И в эти моменты никто и никогда не осмеливался его беспокоить. * За окнами, забранными свинцовыми переплётами, белые зарницы подсвечивали низкие грозовые тучи. По толстым стёклам стекали тяжёлые капли, казавшиеся потёками расплавленного свинца. Седой поджарый старик, задыхаясь, одной рукой комкал влажные простыни, а в другой исступлённо сжимал побег цинтрийской розы. В эту грозовую ночь Эмгыр вар Эмрейс Деитвен Аддан ын Карн аэп Морвудд, Белое Пламя, Пляшущее на Курганах Врагов умирал. Он достаточно пожил. Почти семьдесят лет – солидное достижение для того, кто постоянно рискует быть если не заколотым, то отравленным. Или же быть обращённым в мерзкое чудовище, как это случилось однажды на заре его юности. Он достаточно повидал. Бунт против отца и магиков, вздумавших шантажировать правителя его же сыном. Побег к нордлингам и долгие годы жизни в ненавистном обличье. Он помнил глупца Регнера, властную стерву Калантэ и беззаветно влюблённую дурнушку Паветту, оказавшуюся впоследствии куда прозорливее, чем он предполагал. О, он очень хорошо помнил Бездну Седны! Эмгыр не забыл и Вильгефорца. И Риенса, и ренегата Скеллена. А замок Стигга с его окровавленными ступенями помнил так, будто видел его вчера днём. Он помнил Цири. И ведьмака рядом с ней. Он так и запомнил её, свою дочь, не маленькой девочкой, что выходила во двор замка, прячась за юбкой матери, и не юным перепуганным подростком, когда-то показанным ему в магическом кристалле. Он до конца своей жизни запомнил её такой, какой видел на ступенях замка Стигга – уставшей, измученной и непреклонной ведьмачкой. Дочерью того, другого, едва стоящего на ногах, который был готов идти до последнего. Он запомнил Цири не своей дочерью. У него было всё — власть, империя, семья, дочь, сын. И он всё потерял. Всё. Эмгыр всё знал и всё помнил. Но это знание умирало вместе с ним. Очередной раскат грома прокатился над шпилями замка Аддан. Жилы вспухли на шее императора и он напряжённо откинул голову на подушки – кадык судорожно дёрнулся под пергаментной, покрытой испариной кожей. За дверью суетились слуги, а в покоях умирающего оставались лишь лекарь да сенешаль. Поэтому только они услышали последние слова императора Эмгыра, сопровождаемые вспышкой зарницы: – Розовый бутон. Произнеся это, Эмгыр вар Эмрейс испустил последний вздох. А из его мёртвой восковой руки на пол выпал растерзанный цветок. * Деран Анагыр Коегоорн, придворный историограф, прибывший в замок Аддан, дабы собрать сведения о его бывшем владельце, смахнул с рукава пыль и подслеповато прищурился, разглядывая галерею, опоясывающую внутренний двор. Его проводник – чинный благообразный сенешаль – вежливо откашлялся и спросил, может ли он ещё чем-нибудь помочь. Деран милостиво отпустил старика, оставшись во дворе замка лишь со своим секретарём, немногословным юношей, старательно записывающим всё, что говорил ему мэтр. Их сопровождение, а также весь небольшой груз уже дожидались за воротами замка. Здесь они узнали всё, что могли, и пора было возвращаться обратно в столицу. Окинув беглым взглядом внутренний двор, секретарь осмелился поразмышлять вслух: – Как пусто и безжизненно всё это великолепие. Как сброшенная оболочка. Деран Коегоорн проследил за направлением взгляда своего спутника и скупо усмехнулся: – Немудрено. Если дворцы, гобелены, статуи собрать вместе, что будет? – Эмгыр вар Эмрейс? – Или розовый бутон. – Розовый бутон? – Это его предсмертные слова. – Что же они означают? – Неизвестно. – Но вы что-то узнали, мэтр? – Практически ничего. – Если узнаете, это все объяснит. – Не думаю. У Эмгыра было всё, но потом он это потерял. Возможно, и розовый бутон тоже.– Это ничего не объясняет. – Жизнь трудно объяснить словами. Думаю, розовый бутон – это фрагмент мозаики. Недостающий. То, что мы так никогда и не узнаем. Деран Коегоорн плотнее запахнулся в плащ, отороченный кротовьим мехом – осенью в этих краях дул неумолимый восточный ветер, пробирающий до костей. – Идём, – коротко приказал он и быстрым шагом направился к воротам. Секретарь кинул последний взгляд на возвышающийся над ними замок Аддан и поспешил за мэтром. * Сильный восточный ветер сдувал в сторону удаляющийся стук копыт. Ветер дул, и под его порывами с побегов плетущихся роз срывались пепельно-белые лепестки. Похожие то ли на снег, то ли на клочья морской пены.