Особенный человек

Най всегда был наблюдателем. Всегда наблюдал за окружающими, их поступками и реакцией на ситуацию, но крайне редко сам что-то говорил или делал. Просто потому, что не знал, что нужно делать. Пусть теперь он и чувствовал гораздо больше, чем когда-то, понимать людей все еще было крайне сложно. И поэтому, когда рядом кто-то грустил или злился (негативные эмоции давались особо тяжело), Най мог только смотреть и пытаться унять ноющую боль в сердце. Но он был благодарен всем, кто понемногу учил его мелочам: улыбаться, плакать, ощущать заботу… Из этих огромных мелочей складывался совершенно новый, еще неизведанный беловолосым мир. И огромный вклад в этот мир внес Гарэки. За ним Най наблюдал особенно внимательно, ведь помимо всего прочего, у Гарэки было множество чувств, не проявляющихся ровным счетом никак. У остальных обитателей второго корабля эти внутренние эмоции хотя бы проскальзывали во взгляде, а тут — ничего. Но Най все чувствовал: каждую частичку грусти, злости или страха, каждую из негативных мыслей, что жужжали под потолком маленькой комнаты по ночам. Чувствовал и ничего не мог сделать. Когда он впервые это осознал, ему открылась, наверное, самая сильная сторона грусти. Боль. — Гарэки, ты тут? — негромко спросил Най, проскальзывая в комнату. Уже было довольно поздно, но, по наблюдениям мальчика, ложился брюнет еще позже. — Да, — заторможено отозвался тот, не отрывая взгляда от страниц очередной книги. Он настолько увлекся чтением, что, выйдя из ванной, не вытер должным образом голову, не закончил переодеваться и даже не поднялся к себе на кровать, оставшись сидеть на краю нижней. — Это хорошо. Просто ты рано ушел, я подумал, что что-то случилось… — Просто читаю, все в норме. Повисло молчание, и какое-то время Най стоял на том же месте, сверля взглядом бледную спину. Затем прошел вперед, останавливаясь уже около друга, который, к слову, не обращал на него внимания. Худая рука на пару секунд неуверенно зависла в воздухе, прежде, чем опуститься на чужое плечо. Кожа под пальцами почти обжигала новизной ощущений. Теплая. Живая. Альбиносу на секунду даже показалось, что он может услышать, как бежит кровь по венам под ней. — В чем дело? — серо-голубые глаза вопросительно скользнули по почти изумленному лицу Ная, но ответа не последовало. Вместо этого он с трепетом провел рукой вверх по шее брюнета, доходя до кромки волос. — Най? — Так тепло… — выдохнул мальчик, плавно опускаясь рядом с другом, совсем близко, и невесомо его обнимая. Острая необходимость сделать это возникла раньше, чем он успел ее осознать. Словно инстинкт, подсказавший, что делать. — Э! — со смесью удивления и возмущения гаркнул Гарэки, отложив книгу и надавив альбиносу на плечи. — А ну отцепись. Вместо этого Най обнял его крепче, устроив голову в изгибе обнаженной шеи. На лице его тут же расцвела самая нежная улыбка, на какую он был только способен. — Очень-очень тепло, Гарэки! Такое поведение очень смутило бывшего вора. Стараясь этого не показывать, он хотел было снова начать ругаться, но что-то его остановило. Отцеплять Ная от себя сейчас вовсе не хотелось, напротив, голубоглазый не очень-то и возражал. Иногда ведь можно позволить себе маленькую слабость? Можно же? С тяжелым вздохом юноша откинул голову, впившись взглядом в деревянное дно верхней кровати. Оно хотя бы не улыбается так, будто ты лучший человек на земле. Если подумать, Най всегда переоценивал друга. По крайней мере, так думал сам Гарэки. Потому что даже Ёги с его дурным оптимизмом и любвеобильностью не смотрел на него такими сияющими глазами. Най глупый. По-хорошему глупый, видит в людях самое хорошее, или хотя бы старается. Только вот Гарэки хорошим человеком себя не считал, а потому и не понимал, чего альбинос за него так цепляется. Взгляд снова упал к светлой макушке. Мальчик тем временем изучал тонкими прохладными пальцами плечи и грудь брюнета. Их сплошь покрывали мелкие шрамы — последствия драк и неосторожности. Некоторые было почти не видно, и Най замечал их только когда они попадали под подушечки пальцев, некоторые наоборот бросались в глаза, отличные по цвету от остальной кожи. Сначала альбинос пытался их сосчитать, но быстро оставил эту затею. Больно. — Они болят, — тихо произнес он, и голубоглазый нахмурился. — О чем ты? Я их даже не чувствую. — Они болят, — настойчивее повторил Най. Он не спрашивал, он утверждал, но голос оставался по-прежнему мягким, и до брюнета дошло, что он имел в виду. — Они болят, потому что когда-то было больно. Ты, может, и не замечаешь, но они же есть и их много, значит тебе много раз было больно. А я не хочу, чтобы тебе было больно, — у Гарэки упало сердце. — Ты очень редко улыбаешься и по ночам, засыпая, думаешь о чем-то тяжелом. Я не знаю, как все это называется, я просто чувствую. Ты будто в большой черной туче иногда. Я боюсь, правда, я очень боюсь, что этих шрамиков станет гораздо больше, а ты снова скажешь, что не замечаешь их. Потому что нельзя не замечать, когда больно, — мальчик стих и голубоглазый, оправившись от первичного шока, собирался было его окликнуть, но Най заговорил снова, уже как-то по-другому: — Я очень хочу тебя понять. Хочу быть ближе к тебе, а ты не пускаешь. Я многого не понимаю и, наверное, очень тебе надоел, — он поднял голову, встречаясь с нечитаемым взглядом брюнета, чье сердце, что валялось где-то внизу живота, сделало сальто, стоило понять, что Най мелко дрожит от волнения. — Но дай мне хотя бы попробовать. Молчание, заполнившее комнату, оглушительно звенело в ушах. Гарэки не мог справиться с накатившими эмоциями, что уж говорить о мыслях. Речь альбиноса определенно вошла в список вещей, способных вывести бывшего вора из равновесия. — Най, — начал юноша, чуть отстраняясь и явно сомневаясь в том, что собирался сказать. — Закрой глаза. — А зачем? — Закрой, — зашипел Гарэки, и красные глазки тут же закрылись. На какое-то мгновение стало страшно. Он не был уверен в своих действиях, совсем не был, а начинающий приходить в себя мозг и вовсе крыл его самыми изысканными ругательствами. И все же хотелось попробовать. Шумно выдохнув, голубоглазый мягко коснулся чужих губ. Медленно и очень осторожно, но это отозвалось таким трепетом в груди, что сомнения вынуждены были уйти в отставку. Не нужно было открывать глаза, чтобы понять, как сильно пылали щеки обоих. Ная, потому что было приятно, неловко и очень непонятно, Гарэки — наоборот, потому что было понятно. Однако стоило последнему отстраниться, как альбинос отсел едва ли не на метр, опустив голову. — Чт…что ты сейчас сделал? — пропищал он, прижав руки к груди, будто боялся, что не удержит собственное сердце. — Я тебя поцеловал, — отвечая на вопрос и укладывая этот факт в голове отозвался Гарэки. — Это…не знаю, своего рода проявление симпатии…

***

Уснуть Най смог только под утро. Он все прокручивал в голове случившееся, пытался понять какие именно чувства это в нем вызвало, да и что вообще произошло. Оставалось лишь одно, чего понять ему не удалось. Но неразрешенным этот вопрос он решил не оставлять. — Цукума-тян! Цукума-тян! — громко звал альбинос, бегая по коридорам корабля в поисках девушки. К счастью, та все же нашлась в одном из кабинетов. — Что случилось, Най? — обеспокоено спросила она, ставя на место папку с документами. — Ты можешь меня поцеловать? — тяжело дыша выпалил мальчик, на что блондинка только удивленно подняла брови. — Не смотри так. Я серьезно ведь. Теперь удивление сменилось дрожащей улыбкой и хихиканьем. Най запутался окончательно, с настойчивым вопросом глядя на подругу. — Нет, не могу, — наконец ответила она, все еще едва заметно улыбаясь. — Вернее, могу, но не стану этого делать. — Почему? — Потому что целовать нужно того, кого ты считаешь особенным, к кому ты испытываешь что-то другое, нежели ко всем остальным, что даже не всегда можешь понять. — Особенным, — задумчиво повторил альбинос, а после просиял широкой улыбкой. — Я понял! Спасибо тебе, Цукума-тян. Девушка успела лишь кивнуть убежавшему Наю. Гарэки же едва удалось вырваться от золотоволосого идиота на палубу. Общаться с кем-то настроения не было, поэтому скоротать время он решил именно здесь. Однако он не учел тот факт, что с момента попадания на корабль, покой ему только снится. — Что надо? — закатил глаза он, не потрудившись даже повернуться и посмотреть перед кем открылись металлические двери. — Гарэки, — это уже заставило удивленно обернуться, а после удивиться еще сильнее, прочитав искрящееся счастье в алых глазах пришедшего. — Я все понял. — Что ты понял? — опасливо спросил брюнет, пока альбинос подходил к нему, ярко улыбаясь. Най забавно мотнул головой, а после поднялся на цыпочки и коротко поцеловал его в губы, смущенно отводя взгляд, пока брюнет продолжал таращиться на него в полной растерянности. — Ты — особенный.