Глава 38.Картофель
Несколько дней спустя Северус снова вышел из камина Ханны. Вместо того чтобы идти пешком (что было обычно его предпочтительным способом передвижения по замку; он никогда не заботился о дезориентирующем ощущении каминной сети), он решил уменьшить вероятность того, что его увидят в её апартаментах. Мельница слухов, как сказала Ханна, усердно продолжала работать. За последние несколько дней новости о том, что произошло в суде, медленно распространились по всей школе. За этим последовали взгляды. Северус привык к ним с тех пор, как в последний раз фигурировал в «Ежедневном Пророке», но теперь те же взгляды были брошены в сторону Ханны. В зале он слышал обрывки разговоров, которые немедленно прекращались, когда студенты замечали его присутствие. Совы, должно быть, были заняты — у нескольких студентов, похоже, были родственники, которые присутствовали на суде. — Ага, она сквиб… — Что она вообще делала в доме Снегга? — Он был бы в Азкабане… — Ты не думаешь?.. Во время еды они смотрели на него, потом на неё и обратно, шепчась и прикрывая рукой рот. Он был более чем осторожен, стараясь не сделать ничего, чтобы поощрить сделанные выводы. Всё, что могли видеть студенты (и большинство сотрудников), это вежливый кивок, когда он проходил мимо неё, возможно, вежливая фраза, которой обменивались тут и там, которую он бы бросил любому другому учителю. Прямо сейчас они оба были в аквариуме, за ними пристально наблюдали. Это вовсе не поощряет сплетни. Ханна сидела на диване, обхватив руками ноги, упершись лбом в колени. Она взглянула на него, когда зелёное пламя погасло. — Привет, Северус, — сказала она тихим голосом. — Всё в порядке? — спросил он, сдвинув брови. — Да, — тон её голоса был совсем не убедительным. Он сел на диван рядом с ней. — Твоё поведение говорит об обратном. С усталым вздохом она прислонила голову к его плечу: «Я в порядке. Правда. Просто…» — её голос затих. — Просто что? — Твои слизеринцы сводят меня с ума, — торопливо произнесла она. — Ну, во всяком случае, некоторые из них. Когтевранцам на самом деле всё равно, пуффендуйцам очаровательно сочувствуют, и гриффиндорцы думают, что всё это довольно забавно, но они пошутят и продолжат работу. В то время как хороший процент слизеринцев, кажется, думает, что, поскольку я сквиб, им больше не нужно меня слушать. Первоначально они не были в восторге от такого «магловского» предмета, но теперь… один из них даже сказал мне, что «больше не будет учиться писать глупости у тупого сквиба». — Её глаза блеснули негодованием. — Итак, — спросил он, подняв брови, — что ты сделала? — Сняла десять очков со Слизерина и назначила ему отработку с Филчем, — вызывающе ответила она. — И я, кстати, тоже не жалею, — она бросила на него мятежный взгляд, словно ожидая, что он начнёт спорить. — И это решило проблему? — Похоже на то. В данный момент. Он удовлетворительно кивнул: «Хорошо. Просто продолжай это делать. Они вскоре поймут». Она посмотрела на него: «Ты не сердишься?» Его брови сошлись в переносице. — С чего бы? Ты имеешь полное право наказывать наглого студента, будь он с моего факультета или нет. Поведение, которые ты описала, неприемлемо. «Несмотря на то, что пяти очков хватило бы, правда…» С мягким вздохом она выдохнула: «Ну, я рада, что ты так говоришь». — Что, по-твоему, я бы сказал? Она пожала плечами: «Я не знаю. Ты очень защищаешь их». — Они моя ответственность. Этим студентам часто не доверяют или считают испорченными просто потому, что были распределены в Слизерин. В более позднем возрасте двери для них могут быть закрыты по той же причине, если только их семьи достаточно влиятельны, чтобы противостоять этим предположениям. Так что да, я защищаю. Это не значит, что студенту проступок должен сойти с рук. — Ну, мне это не нравится. — Не нравится что? — резко спросил он. — Снимать очки. Назначать наказания. Всё в этом роде. — Слизеринцы уважают силу. Ты продолжаешь показывать им это, и они скоро подчинятся. — Полагаю так. Но мне не нравится атмосфера, которую это создаёт в классе. — Студенты не должны любить тебя, чтобы у тебя учиться. — Думаю, ты прав… — её голос затих. — Я бы предложил поговорить с ними, но это будет не в твою пользу. Как я уже сказал: слизеринцы ценят силу. Кто-то другой, даже я, как глава их факультета, заступившись за тебя, подорвал бы, а не укрепил твою позицию. «Не говоря уже о том, что это дало бы мельнице слухов совершенно новый корм». — Я знаю. Вот почему я тебя не просила, — она вздохнула. — Полагаю, это тоже пройдёт, хм? Он ненадолго прислонился подбородком к её волосам. — Я, конечно, ничего не могу обещать, но мой опыт показывает, что как только ты восстановишь свою власть, у тебя больше не будет проблем. Ханна посмотрела на него с ухмылкой, выражающей досаду: «Тебе легко говорить, — пробормотала она. Он и МакГонагалл каким-то образом умудрялись излучать власть каждой порой своего тела. Для неё это было не так легко. Ну ладно. Довольно этой неприятной темы. — Итак. — Её улыбка стала дразнящей. — Как ты думаешь, на какой факультет попала бы я, если отправилась в Хогвартс?» Он оценивающе взглянул на неё, приподняв бровь. — Ну? — спросила она. — Каков вердикт? Он коротко кивнул, как будто пришёл к какому-то выводу. — Пуффендуй, — с уверенностью заявил он. — Определённо Пуффендуй. — Эй! — Она слабо ударила его по руке. — Думаю, я наработала на Когтевран. Он схватил её за запястье и торжественно взглянул на неё. — Полагаю, возможно, имело место быть небольшому шансу… очень маленькому шансу… — хотя его тон был совершенно серьёзен, слабая морщинка в уголках глаз выдавала его. — Ах ты!.. Она не успела закончить фразу, как он наклонился и поцеловал её в губы. Когда он отпустил запястья, её рука обвилась вокруг его шеи, и ни у кого из них не было возможности поговорить ещё долгое время после этого.~***~
Наступил конец марта, а вместе с ним и Пасхальный праздник. Благословенное отсутствие преподавания, славные две недели. Ханна никогда бы не подумала, что будет так рада на время забыть о своих учениках. В течение семестра их время вместе было столь ограничено — Северус был занят намного больше, чем она, с обязанностями главы Дома помимо полностью забитого графика занятий. Занятость конца весеннего семестра не способствовала улучшению ситуации. Иногда проходили дни, когда она вообще не видела его, за исключением мимолётных встреч во время еды. И это было менее чем удовлетворительно. — Не мог бы ты прийти завтра на ужин? — спросила она Северуса, когда увидела его в Зале после того, как он проводил тех слизеринцев, собиравшихся домой в пятницу вечером. — Я не готовила целую вечность. Ты можешь прийти пораньше и составить мне компанию, пока я всё приготовлю. Она уже приглашала его раньше, и ей сразу же напомнили, что их отсутствие на ужине вызовет подозрения — особенно Северус, как глава Дома, должен присутствовать за обеденный столом. Отсутствие их обоих в одно то же время, безусловно, вызовет некоторое удивление. Но во время праздников приходило и уходило намного больше, и в любой приём пищи треть или более сотрудников отсутствовали, поскольку выполняли поручения, навещали друзей и семью или просто решили провести тихий вечер в своих покоях. — Пожалуйста? — попросила она, её глаза умоляли. К её облегчению, он коротко улыбнулся и кивнул: «Около пяти будет удобно?» — Идеально.~***~
Ровно в пять часов следующего дня он подошёл к её апартаментам. Он посчитал, что стоит рискнуть пройтись пешком вместо сети каминов. Почему-то это отличалось от их обычных импровизированных встреч за чашкой чая. Это было подозрительно похоже на свидание. Проверив коридор, чтобы убедиться, что никто не смотрит, он постучал в её дверь. Когда она открыла, то выглядела такой же нервной, как и он. Он вытащил бутылку вина из-под складок мантии, где держал её вне поля зрения, и она поманила его внутрь. Позади неё он мог видеть маленький стол, накрытый с совершенным вкусом, с красивым фарфором, сверкающими хрустальными кубками и накрахмаленными белыми салфетками. В центре стола стояла свеча, ожидая, когда её зажгут. Она вернулась на кухню и жестом указала на стул у высокого длинного кухонного стола. — Присядь и поговори со мной, пока я всё приготовлю, — на плите уже кипела кастрюля с густым бульоном. Ассортимент овощей был выложен на столе. Ханна взяла нож и принялась за большую луковицу. — Насколько ты хорош в чарах домашнего хозяйства? — спросила она Северуса, указывая на едкую луковицу и начиная сопеть от острых испарений. — Мне бы не помешали чары прямо сейчас. — Не могу сказать, что у меня большой опыт, но я попробую. — Он вытащил палочку из рукава и направил её на лук, бормоча заклинание. — Вот, лучше? — Намного, — ответила она с усмешкой, когда жжение исчезло из её глаз, а запах лука рассеялся. — Знаешь, иногда ты действительно очень кстати. В ответ он ухмыльнулся: «Всегда рад быть полезным». — Как ты научился? Ты помогал маме на кухне? Он покачал головой. — Нет. Мой отец считал, что на кухне мальчику не место. И большую часть моей оставшейся жизни я ел Хогвартскую еду. Я просто кое-чему научился, так что не ожидай слишком многого. То немногое, что он знал о чарах домашнего хозяйства, стало побочным эффектом того, что он был рядом с Молли Уизли, когда она орудовала своей палочкой на кухне площади Гриммо двенадцать. Ничего особенного; он никогда не оставался на обед, пока Сириус был жив, и очень редко после того, как Гарри унаследовал дом. Он встал и сделал несколько шагов к тому месту, где трудилась она. — Я могу помочь тебе с чем-то? — спросил он. Она с сомнением взглянула на него. — Думаю, что я более чем квалифицирован, чтобы разрезать овощ или два, — произнёс он с лёгким раздражением. В конце концов, нарезка предметов была неотъемлемой частью его ежедневной работы. — Как ты думаешь, ты мог бы почистить и нарезать картофель кубиками? — она указала на два клубня, лежащих по другую сторону Г-образного стола, который составлял небольшой кухонный ряд. — Это могло бы помочь. — Мне кажется, я смогу с этим справиться, — ответил он, в его голосе звучал сарказм. Ханна засмеялась: «Хорошо, тогда вот», — сказала она, протягивая ему нож и разделочную доску. — Насколько большие кусочки ты хочешь? Он подняла большой и указательный пальцы: «Примерно такого размера». После этого они несколько минут работали молча, оба склонились над своей работой. Ханна нарезала морковь, затем петрушку. Все куски попали в большой дымящийся чугунный котёл, весело булькающий на старой плите. Она как раз собиралась спросить его, как дела с картошкой, когда он обернулся, держа в руке разделочную доску. — Куда их? Рот Ханны слегка приоткрылся: «О…» — слабо выдавила она, глядя на доску, которую он ей протягивал. Он резко отреагировал на ее восклицания. Уголки её рта, казалось, начали странно подёргиваться. Он посмотрел на результат своих трудов. Доска была покрыта одним слоем идеально ровных кубиков, по четверти дюйма с каждой стороны, точно такого размера, как указала она. Если бы он поручил это задание одному из своих учеников, то не нашёл бы, к чему придраться, — Что-то не так? — многозначительно спросил он. — Вовсе нет. Они… идеальны. — Уголки её рта дёрнулись ещё больше. Ханна подняла глаза от этих невероятно совершенных, аккуратно нарезанных кубиков картофеля на недовольное лицо Мастера зелий Хогвартса, всё ещё в ужасе глядя на картофель, и почувствовала, как тает. Она быстро протянула руку и слегка поцеловала его в губы. — Я люблю тебя, — сказала она, прежде чем взять у него картошку и добавить в кастрюлю, улыбаясь, когда повернулась к плите. Она услышала, как он прочистил горло у неё за спиной. — За что это? — спросил он, его голос всё ещё звучал сердито. Она просто слегка покачала головой — она была совершенно уверена, что попытка объяснить ему слова «восхитительный ворчун» была гиблым делом. Северус стоял позади неё в полном недоумении. Дело в том, что он никогда не думал, что это приведёт куда-нибудь. Ожидалось, что в один прекрасный день, скорее раньше, чем позже, она проснётся и поймёт, что находится в отношениях с неприятным, вспыльчивым, непривлекательным Пожирателем Смерти, и дело с концом. Он был уверен в её дружбе — он не мог объяснить, как она вела себя с ним в последние несколько месяцев. Но дружба — это одно, а поцелуи стали самым неожиданным подарком — он не собирался смотреть дарёному коню в рот. Но он никогда не предполагал… Но теперь со словами, которые она произнесла, независимо от того, насколько беззастенчиво, его предположение о неминуемой кончине её — любви? Влюблённости? — полностью коту под хвост. Язык, который она использовала в последнее время, казалось, указывал на то, насколько она была обеспокоена, она пребывала в этом состоянии в течение длительного времени. И в кругах, в которых они выросли, эти три слова начали ожидаемую последовательность событий, которая закончилась естественным завершением. От этой мысли у него скрутило живот, и вместе с этим возникло ощущение, что он стоит на краю пропасти. И всё же ощущение было не совсем неприятным… Слабая улыбка играла в уголках его рта. — Ну, суп должен быть готов минут через двадцать, — быстро сказала Ханна, пока тянулись секунды молчания, прежде чем повернуться, чтобы вымыть руки в раковине. — Я собираюсь приготовить стейки. Не мог ли бы ты открыть вино? Я не прочь выпить бокал… Он с благодарностью повернулся, чтобы занять себя бутылкой и штопором, радуясь, что этот момент закончился.~***~
Быстрыми бесшумными шагами Северус направился обратно в подземелья, мысли проносились в его голове со скоростью миля в минуту. Остаток вечера прошёл достаточно приятно, они разговаривали и смеялись, пока ели сначала суп, а затем стейки, дважды запечённую картошку и зелёный салат. И всё же Северус слишком хорошо понимал, что её слова нарушили существовавшее ранее комфортное равновесие. Он мысленно выругался, когда лестница, на которой он стоял, выбрала этот момент, чтобы качнуться вверх и в сторону, перенеся его на два этажа выше от того места, куда он хотел. Просто прекрасно. Он остановился, чтобы сориентироваться, а затем направился по коридору налево. Через некоторое время он услышал голоса, когда его размашистые шаги приближали его всё ближе и ближе к двум людям, идущим впереди него. Один раздражённый голос принадлежал профессору Некуам, учительнице Древних Рун, одной из сотрудниц преподавательского состава, которая была ему наименее приятна. Для него Некуам всегда была похожа на линяющую птицу — сероватую, слегка растрёпанную, с всегда неуместными отрывочными знаниями. Она увлеченно болтала со Стеллой Синистрой. Две ведьмы, очевидно, не заметили его присутствия. — … так что же ты думаешь, у них роман? — спросила Некуам. — Может, они просто друзья. — Стелла, не будь наивной. Он привёл её к родителям, да? Синистра вздохнула. — Полагаю, так. У меня уже давно были подозрения. Как они исчезли с его вечеринки по случаю дня рождения… Некуам фыркнула. — Ну, как говорится, на каждую кастрюлю найдётся своя крышка. Должна сказать, что это самая странная пара, которую я могу себе представить. Интересно, что она в нём нашла. Я имею в виду, она определённо не из-за его денег или привлекательной внешности. Синистра молчала. — Если бы это был кто-то другой, я бы сказала, что это из-за его личных качеств. Но мы говорим о Снегге, — добавила Некуам, смеясь, издавая хрюкающие звуки. — О, да ну тебя, — умиротворённо произнесла Синистра. — На самом деле он не такой уж плохой. Есть волшебники и похуже. — Полагаю, что так. И потом, она — сквиб. Что она может ожидать? Если она хочет подцепить волшебника, ей придётся порыбачить в куче отбросов… — Подожди минутку, — резко перебила Синистра. — Я не думаю, что это мило с твоей стороны. — О, да брось ты, Стелла. Ты бы хотела просыпаться с этим лицом каждое утро? Я имею в виду, кто бы вообще хотел? Лично я, если бы мне пришлось выбирать среди холостяков Хогвартса, я бы выбрала Люпина. По крайней мере, он превращается в рычащую, кусающую тварь раз в месяц в определённое время. Снегг может справиться с этим в два счёта. — Достаточно. — Синистра выпрямилась. — Если он любит её и наоборот, это не моё дело. Они оба взрослые люди. Забей на это, Нетти. — Ладно, я замолчу, — примирительным тоном произнесла Некуам, когда две ведьмы завернули за угол. — Я почти забыла — ты тоже со Слизерина, верно? И ты права, полагаю, у него должны быть хорошие стороны; в конце концов, на войне… Их голоса затихли, когда Северус прислонился к стене и позволил им уйти с глаз долой, его губы плотно сжались. Мысли о всевозможных неприятных зельях, которые могли попасть в утренний тыквенный сок Некуам, проносились в его голове. Но, по правде говоря, он ожидал от других такого же отношения — возможно, в менее оскорбительных выражениях, но те же вопросы. Ему нужно было только посмотреть в зеркало, чтобы понять, что для её точки зрения есть основания. Что именно Ханна увидела в нём? Затем он выпрямился и повернулся, чтобы найти другой путь к подземельям. Ему нужно было много чего обдумать.Глава 39. Примирение
Когда Ханна закончила мыть посуду после ухода Северуса, она прошлась по комнате, собирая маленькие вещи, взбивая подушки и поправляя безделушки. Наконец, она выпрямилась и признала своё поражение. Ей нужно было с кем-то поговорить. А Флитвик задерживался допоздна. Когда она постучала, дверь сразу же открылась. Флитвик был в ночной рубашке, длинном ночном колпаке с кисточкой на конце, свисающей через плечо. — Ханна. Какой приятный сюрприз. — Извини; я не знаю, о чем я думала, — сказала Ханна, увидев его наряд. — Я тебя разбудила? — Вовсе нет, — ответил он высоким голосом, с улыбкой на лице. — Пожалуйста. Входи. — Ты уверен? — Абсолютно. — Он отошёл от двери и жестом указал на диван. — Присаживайся, моя дорогая. Прошло много времени с тех пор, как мы мило и долго болтали. Пока Флитвик сидел в углу дивана, Ханна нерешительно опустилась на пол, прислонившись спиной к дивану и поджав ноги, не зная, была ли это хорошая идея. После нескольких минут светской беседы Флитвик с лукавой ухмылкой посмотрел на неё и спросил: — Теперь, когда мы избавились от любезностей, почему бы тебе не рассказать мне, зачем ты на самом деле пришла? С румянцем, проявляющемся на щеках, она смущённо взглянула на него: «Северус пришёл на ужин». — Как мило. — Думаю, я его напугала. Улыбка Флитвика стала шире: «Ты? Напугала его? Ну, это странно, — заявил он. — Вообще-то обычно он пугает других. Так что случилось?» Ханна взглянула на свои и руки сглотнула. — Я… ну, я сказала ему, что люблю его. Это просто… случайно вышло. Но после этого он стал другим. Гораздо спокойнее. И он ушёл сразу после ужина. — Хм. — Флитвик откинулся на спинку сиденья. — Понятно. — Это было глупо, правда? Я имею в виду, я не должна была… Я просто не могла сдержаться. — Ну, если ты не могла сдержаться, мне кажется, что это было правильно. — Но он… — Ханна, ты должна кое-что понять. Когда дело доходит до его способностей и знаний, Северус до высокомерия уверен. Когда дело доходит до более личных областей его жизни, я видел флоббер-червей с гораздо большей уверенностью в себе. Я знаю этого человека почти тридцать лет с тех пор, как он пришёл в Хогвартс мальчиком. Я не думаю, чтобы к нему часто испытывали тёплые чувства. Позволь ему обдумать это день-два. Он привыкнет к этой мысли. Он тебе что-нибудь ответил? Она покачала головой: — Нет. Просто спросил: «За что это?». — Ну, это не самое романтичное заявление года, не так ли? — сказал Флитвик, криво усмехнувшись. — Нет. Не совсем, — сухо ответила Ханна. — Но я и не ожидала, что он ответит взаимностью. Флитвик кивнул: «Могу я спросить тебя?» — Конечно. — Ханна подняла на него глаза. — Насколько серьёзно ты к нему относишься? Она немного приподнялась, опешила. На мгновение она посмотрела на свои руки, прежде чем снова поднять глаза, чтобы встретиться с взглядом Флитвика. — Очень серьёзно, — прошептала она. — Иначе я бы ему ничего не сказала. Он удовлетворённо кивнул. — Хорошо. Я знаю одно наверняка — если ты скажешь ему что-то подобное, лучше говори серьёзно. — О, скажу, — тихо ответила она, и он мог видеть искренность в её глазах. — Ну что ж, — произнёс он и обнаружил, что ему приходится говорить с комком в горле, — я уверен, что всё получится.~***~
Северус проснулся на следующее утро не особо отдохнувшим. Мысли продолжали роиться в голове, и потребовались его навыки окклюменции для восстановления порядка, чтобы наконец немного поспать. Но даже после этого он всё ворочался и ворочался. Проведя все свои утренние процедуры, он позвал Гвинни, чтобы та принесла ему чашку кофе. Домовой эльф, взглянув на его лицо, решила, что молчание было бы единственным хорошим словом сегодня, и кроме «Да, мастер Снегг» держала рот на замке. Он потягивал горячую жидкость, нахмурив лоб. Ожидается ещё один напряжённый день — время снова варить проклятое аконитовое зелье Люпина. Он поднял чашку, чтобы осушить остатки кофе, и поморщился. Не так уж плохо, но кофе Ханны определённо было лучше. Оставив чашку на столе для эльфов, он направился в помещение для работы и начал собирать и готовить ингредиенты. Эта часть процесса была почти машинальной для него после всех лет, в течение которых он варил зелье для оборотня, и пока его руки были заняты, его мысли витали где-то далеко. Итак, она воображала себя влюблённой — но на чём это было основано? Какая-то иллюзия благородного жертвенного героя войны из рассказа Минервы? Она, казалось, беспечно игнорировала то, кем он себя считал, в пользу какой-то призрачной идеи, которая возникла в её голове. Может быть, именно тот факт, что он был волшебником, ослепил её. Некуам, несмотря на всю свою злобу, суммировала это довольно хорошо — у него не было ни положения, ни личности, ни внешности, чтобы рекомендовать себя женщине. Так что же это тогда было? Она смотрела на него сквозь розовые — или это были волшебные? — очки, но этот блеск не продержится и дня. Ох, это будет хорошо некоторое время, но когда она будет просыпаться и видеть его лицо каждое утро, когда ей придётся иметь дело с его характером, не имея защиты и необходимой безопасной дистанции, когда она не сможет замалчивать то, что он сделал и кем был, когда к ней относились с таким же презрением, как и к нему, со стороны общества, это не продлится долго, и она окажется в ловушке жизни с человеком, которого не может даже узнать. Ему придётся поговорить с ней, развеять её ложные представления и идеи. Привести её в чувство. Пустая боль от этой мысли заставила его сосредоточиться на другом направлении, которое его мысли приняли вчера. Она говорила о любви. Но на чём он остановился? В то время как он тщательно измельчал высушенные цветы аконита, он позволил перегородкам своего разума открыться, и его мысли и эмоции смешались. Он всегда был логичным и методичным в своей работе, и этот подход хорошо послужил ему в других областях его жизни. Он не видел причин бросать его сейчас. Тогда время подвести итоги. Что там было? К чему это привело? Была дружба. Не было никакого конкретного момента, чтобы он мог вспомнить, откуда начал думать: «Мне придётся рассказать об этом Ханне», — когда что-то особенно возмутительное случилось с одним из некомпетентных болванов в его классе, но теперь эта мысль приходила часто. Он наслаждался временем, которое они проводили вместе, как бы мало или много его ни было. Было доверие. То, как она вела себя во время встречи с Петтигрю и во время суда, не оставляло сомнений в преданности. Она ему нравилась. Она не действовала ему на нервы. Она могла молчать, когда он хотел тишины. Она не боялась его, и, казалось, у неё был обратный синдром утки*, по крайней мере, большую часть времени, когда дело касалось его настроения. Было физиологическое влечение. Прикосновения, поцелуи, объятия были приятными, но их уже было недостаточно. Каждый раз, когда он обнимал её, ему становилось всё больнее осознавать, что прошло много времени с тех пор, как он был с женщиной. Нет, он не отказался бы от того, что было бы его, если она станет его… Его женой. Его живот снова скрутило, и ровное движение во время толчения в ступе остановилось, когда он фактически сформулировал смутную идею в конкретных терминах. Так к чему же это привело? «Хватит», — горько подумал он, отмеряя крылья лунного мотылька. Достаточно того, что если бы он не вырос в доме, где у него было представление в первом ряду о том, что удушающая боль неудачного брака может сделать с женщиной, он был бы готов рискнуть и надеяться, что иллюзия продлится по крайней мере год или два сравнительного счастья. Это слово значило именно то, что сказала она? Он не был уверен. Его представления о любви были в лучшем случае туманными, наблюдавшимися на расстоянии. Он, конечно, не стал жертвой чувств сердца и бабочек — он презрительно фыркнул — которыми, казалось, другие люди были одержимы, те, кто объявил себя влюблёнными. Но за последние несколько месяцев он привык к её присутствию в его жизни, привык к тому, кому было важно, как прошёл его день, привык к тихим вечерам рядом с ней, привык чувствовать себя нужным и желанным, привык обсуждать с ней идеи, привык к её прикосновениям. Он просто не мог смириться с мыслью потерять это. Может быть, ему и не придётся. Возможно, дружбу можно спасти. Но его мать была права, он должен ей, даже если бы она была потрясена этой идеей. Позволить ей неподготовленной пойти на что-то, что, несомненно, было бы ошибкой, стало бы прекрасным способом отплатить ей. На мгновение ему вспомнилось, как она рассказывала ему о своём «правиле». Как только всё стало серьёзно, ей нужно было сказать ему правду о том, кто она такая. Теперь настала его очередь. И, по её словам — Боже, он не хотел этого делать.~***~
Через несколько часов он стоял перед кабинетом Люпина. — Заходи! — Услышал он оборотня, глубоко вздохнул и открыл дверь. Люпин, держа в руках кусок козьего сыра, стоял перед клеткой, в которой находилась финская морозная фея, очевидно, пытаясь заставить существо поесть. — Им нравится жить в суматохе, Люпин; неудивительно, что она перестала питаться, если ты держишь её в покое. Тебе нужна хотя бы пара — факт, который точно не должен стать для тебя новостью? — Он поставил кубок на стол и подошёл к клетке. — Я знаю это, Северус. Я унаследовал это от друга после смерти её партнёра. Подумал, что покажу студентам, а потом отпущу, — сдержанно ответил Люпин. Он бросил сыр через решётку и выпрямился. Северус указал на кубок: «До дна, Люпин; у меня нет на это времени». Когда оборотень поднял кубок, Снегг прошёлся по комнате и остановился перед большим крытым резервуаром, который занимал большую часть северо-восточного угла комнаты. Он заглянул внутрь. — Поверить не могу. Значит, тебе удалось раздобыть Фира*, верно? — его голос звучал недоверчиво. Он постучал по стеклу, наблюдая, как оскаленная пасть существа щёлкнула в его сторону, и щупальца тщетно извивались навстречу оскорбительному шуму. — Так оно и есть, — коротко ответил Люпин, сделав ещё один глоток зелья. — Так-так. Чудеса не прекращаются. Римус взглянул на Мастера зелий. Он ждал подходящего момента, чтобы поговорить с Северусом, но с Северусом такого времени, похоже, не существовало. Как там говорится? Не откладывай на завтра то, что можешь сделать сегодня? Он сделал глубокий вдох. — Северус, можно задать тебе вопрос? Глаза Снегга сузились. — Ты можешь спрашивать что хочешь. Отвечу я или нет — это мой выбор, не так ли? — Справедливо. — Люпин сел на край стола. — Мне просто интересно, есть ли способ договориться о прекращении вражды? Ты, должно быть, устал от этого так же, как и я. Выражение лица Мастера зелий стало жестоким. — Опять же, ты всегда можешь просто сказать мне, чтобы я перестал приносить тебе аконитовое зелье, если моё присутствие тебя так оскорбляет. Римус устало вздохнул. Конечно, зелье давало ему преимущество. И он действительно не мог винить его за это. — Я знаю, сколько времени уходит из твоего графика, чтобы сварить его для меня, и я снова и снова говорил тебе, что благодарен. Очень благодарен. Но я бы хотел… — Он провёл рукой по лицу. — Послушай, мы оба взрослые люди. Не могли бы мы хотя бы попытаться зарыть топор войны и поладить? — Он улыбнулся так, что улыбка, как надеялся он, была открытой и разоружающей. Он не был уверен, что ему это удастся. Северус повернулся к резервуару Фира. — Не все, кто выглядит взрослым, ведут себя так, — резко сказал он, скривив губы. — Я знаю, что в прошлом поступил некрасиво. У тебя есть причина злиться на меня. Но это было буквально десятилетия назад. Мне правда… — Если бы были какие-нибудь доказательства того, что ты изменился с тех пор, Люпин, ты мог бы быть прав, — язвительно произнёс Снегг. — Пояснишь? — терпеливо спросил оборотень, но его глаза слегка сузились. — Твой первый год преподавания здесь — ты знал, что Блэк был анимагом, и у тебя были все основания полагать, что он пытался убить Поттера, но ты намеренно скрыл этот факт от тех из нас, кто на самом деле пытался защитить мальчика. Защищаешь себя, а не Поттера. Ты не думал, что эта информация может быть полезной для нас? До того, как он сломал ногу студенту? Римус вёл себя очень тихо. — Ты совершенно прав. Абсолютно прав. Я должен был сказать тебе. Но мы все совершаем ошибки. Ты, например, скормил бы дементорам невинного человека — и после того, как он предложил спокойно пойти с тобой. — Ты не мог этого знать, Люпин, если бы я не последовал за тобой. — Нет, не мог, — сказал Римус размеренным тоном, — но я никогда не знал, что ты способен на пустые угрозы, Северус. — Ты не видишь разницы между угрозой казнить какого-то, кого я имел все основания считать массовым убийцей, и угрозой жизни студентов? Сначала из-за безвольного бездействия, потом из-за вопиющей безответственности? Покидая замок в ночь полнолуния без полной дозы аконитового зелья — о чём ты думал, Люпин? Как бы они ни презирали меня и не обожали тебя, ты, несомненно, подошел ближе к тому, чтобы убить некоторых наших дорогих учеников, чем я. Мышцы челюсти Римуса напряглись. — Ну, Северус, если я правильно помню, ты знал, что та ночь выпала на полнолуние, и что я не получил нужную дозу, но ты оставил аконитовое зелье в моём кабинете вместо того, чтобы взять его с собой, когда пошёл за мной. Может ли быть так, что то, что ты увидел на карте, вытеснило всё остальное из твоей головы так же, как и у меня? — Оправдания, Люпин, — огрызнулся Снегг. — Ты оборотень. Тогда я не был твоим надзирателем. Не пытайся свалить вину на меня. — Ты прав. — Римус, внезапно почувствовав страшную усталость, тихо выругался. Всё вышло не так, как планировалось. — Это глупое оправдание, и, конечно, это была полностью моя вина. Извини. Существует так много вещей, о которых я сожалею, о которых мне стыдно. — Он сделал несколько шагов к окну. — Это, думаю, часть проблемы. Когда я сказал, что ты мне не нравишься, Северус, боюсь, что это была чистая правда. Просто быть рядом с тобой заставляет меня защищаться. У тебя есть свойство напомнить мне о тех частях меня, которых я больше всего стыжусь, обо всех тех вещах, которые я предпочёл бы забыть или притвориться, что их не существует. — Он внезапно обернулся и взглянул на Мастера зелий. — И мне становится ещё больнее, потому что я знаю, что ты прав. Mea culpa*. Я виновен во всём, в чём ты меня обвиняешь. Снегг настороженно смотрел на него, глаза сузились, очевидно, не совсем понимая, что с этим делать. Глубоко вздохнув, Римус продолжил. — Я совершал ошибки. Как и ты. Ты знаешь это лучше, чем многие. Когда я смотрел на тебя, всё, что я мог видеть, это Слизерин, который был нашим врагом, этот знак на твоей руке, то, как Петтигрю сбежал, потому что ты не слушал, и насколько ты несправедлив со студентами. — Он видел, как Северус ощетинился и открыл рот. Он быстро поднял руку. — Позволь мне закончить. Северус закрыл рот, прислонился к стене и скрестил на груди руки. — За последние несколько лет я видел тебя гораздо чаще, — продолжил Люпин. — Я видел, что если ты даёшь слово что-то сделать, это будет сделано, чего бы тебе это ни стоило. Я видел, как ты разрывался между преподавательской работой и обязанностями Ордена. Как ты бы отдал свою жизнь за Гарри, даже если не выносишь мальчика. Я видел, как ты сражался в последней битве, Северус. Ты был великолепен. — Он взял кубок и осушил остатки зелья. На мгновение он замолчал. Затем он посмотрел на Мастера зелий с кривой ухмылкой. — Ты последний человек на земле, которого я хотел бы видеть в качестве соседа по комнате, но в бою нет никого, кого бы я предпочёл иметь на своей стороне. Я бы доверил тебе свою жизнь. — Он опустил глаза, повернув кубок в руках, как будто изучая дизайн, прежде чем снова взглянуть на Мастера зелий. — И я надеялся, что ты увидишь, что я тоже отдал всё, что имел. Я боролся в меру своих сил за последние несколько лет, и я знаю, что в моей жизни есть вещи, которые заставили бы тебя думать обо мне лучше, если бы ты только захотел. На мгновение они встретились взглядами, ни один из них не двигался. В голове Северуса проносились картины: Люпин смотрит в сторону, а его друзья бросают в него заклинания. Люпин, на его руках клеймо с посланием Петтигрю. Люпин, напрасно зачитывающий ему выговор о прекращении уроков окклюменции. Люпин, трансформированный в оборотня в конце туннеля. Люпин, добровольно вызвавшийся помочь с похоронами его отца. Люпин, использующий заклинание за заклинанием во время последней битвы. Лицо Люпина, измученное беспокойством после суда. — Ты подумаешь об этом? — оборотень прервал процессию изображений. Ноздри Северуса сузились: «Не жди чудес, Люпин». — Не буду. Северус кивнул: «Тогда хорошо. Ты же закончил?» — Он протянул свою руку. — О, конечно. — Люпин смущённо вернул кубок. — И спасибо тебе. Снова.