Somewhere Only We Know

Как только Курта забрали, в доме снова стало тихо. Я был бесконечно благодарен ему за такой подарок, за этот праздник, и аккуратно сердечко на шее грело мне душу, но я все равно боялся даже думать о том, что будет, когда я вернусь домой. Отец должен будет принять решение, и я понятия не имею, в какую сторону он склонится. Он же никак не мог позвонить мне в эти дни, со мной вообще никто не мог связаться. Мне было сложно, и я был очень благодарен бабушке за поддержку. Увы, каникулы подходили к концу, и за три дня до первого учебного дня за мной приехали отец и мать. К моему удивлению, он вел себя просто отлично. Улыбался бабушке и мне, ничего не вспоминал о Далтоне, и я молил Бога о том, что смогу вернуться туда, как ни в чем не бывало. Я был согласен даже делать вид, что мы с Куртом не вместе. на многое вообще был согласен, только бы не менять академию, только бы снова не терпеть все эти выходки гомофобов. Уже попрощавшись с бабушкой и пообещав приехать летом, я отправился к машине, где меня ждали отец и мать. Мимо проходил наш сосед, очаровательный пожилой мужчина, который встречал Рождество вместе с нами. Он вежливо поздоровался с моими родителями, вспомнил о том, как мой отец был маленьким и сказал, что я очень на него похож. А потом он сказал вещь, которая заставила отца окаменеть. - У вашего сына замечательный друг! Этот Курт поет, словно ангел. Вы слышали этот голос? Мы были в восторге. Как хорошо, что сейчас у молодых талантов есть шанс... Дальше я не слышал ничего, потому что сердце забилось с такой силой, что мир вокруг полностью онемел. Я буквально влетел в машину, вжимаясь в заднее сидение. Отец попрощался с соседом, сел в машину, и бросил на меня всего один взгляд в зеркало заднего вида, но этого было достаточно, чтобы я понял, что дома меня ждет такой скандал, которого я никогда прежде не слышал. Меня откровенно трясло и всю дорогу я боролся с желанием открыть дверь и вывалиться на дорогу. Причем на максимальной скорости, чтобы наверняка. Мама попыталась положить руку отцу на колено, но ему было достаточно одного взгляда, чтобы она убрала ее отвернулась к окну. И вы знаете, страшнее всего было то, что когда мы приехали домой, мне никто не сказал ни слова. Мы просто прошли в гостиную, отец взял телефон и приказал сесть в кресло, я послушно сел. Он сел напротив и набрал номер. - Здравствуйте. Я отец вашего студента, Блейна Андерсона. Подготовьте его документ об отчислении, пожалуйста. Завтра я заберу их с утра. Нет, простите, решение окончательно и обсуждению не подлежит. Спасибо. Нет, к академии никаких претензий. До свидания. Каждое слово отпечатывалось в моей голове, разбивая на осколки все надежды и мечты. Я больше никогда не надену эту форму. Никогда больше не спою в хоровой. Не выйду на сцену после того, как объявят хор из академии Далтон. Мне не общаться больше с ребятами, не толкать Джеффа, не слушать умные советы Уэса. Нет, конечно, они, может быть, и останутся моими друзьями... Но, Господи?! За что? Я ведь был идеальным учеником, я был хорошим сыном, я так старался делать все правильно и хорошо. Я просто не смог запретить себе любить. Я просто не виноват, что Бог сделал меня другим, и я решил, что имею право на счастье, пускай оно и считается неправильным. Господи, как же сильно я ошибался. Отец выглядел очень довольным, я не мог найти в себе силы, чтобы просто пошевелить языком. Мне даже дышать было трудно, я просто не мигая смотрел вперед, на телефон. Ничего не изменить, ничего не исправить. Моя жизнь летит в тартары. И если бы я только знал, что первый звонок был только началом... - Военная академия Онест? Это Девид Андресон, я звонил вам на прошлой неделе, узнавал насчет возможности перевода мальчика с нового семестра. Да-да, Блейн Андерсон. Он приедет к вам послезавтра с утра с документами. Спасибо. Да, не нужно никаких поблажек. До свидания. Мне показалось, что время остановилось. Отец смотрел на меня, я смотрел на него. Мне было физически больно от страха, сковавшего грудь. Я не увижу Курта. Меня там убьют. Господи, что сделают с открытым геем в военной академии? В лучшем случае меня просто будут унижать. Но едва ли мне так повезет. - Папа... - Не смей. Мне противно. Я надеюсь, ты вернешься человеком и забудешь о том, чтобы подставлять свое очко мужчинам. Ах да, прости, они не мужчины. Отец поднялся и вышел из гостиной, и зашла мама. Она села на подлокотник кресла и положила руки мне на плечи. - Блейн, прости, но я не могла ничего изменить. Ты солгал ему, и знаешь... - Мама! Я не виноват, что... - Ты можешь это сдерживать, ты должен это изменить! - она попыталась поцеловать меня, но я отшатнулся. Никто в этом доме не понимал меня. Никто. Я встал с кресла и направился наверх, в свою комнату. Я не вышел утром к завтраку. И когда отец привез мои документы я не открыл дверь. Я ничего не ел, мне не хотелось. У меня забрали интернет и телефон, я был отрезан от мира и не мог даже банально связаться с Куртом. Не стану же я голубей отправлять? Отец сказал, что машина за мной приедет в шесть утра завтра. Он сказал, что мне не нужно брать вещей, мне привезут форму, чтобы я не опозорился своими бабскими одежками. Он сказал, что хорошо, что я не выхожу. Он сказал, что лично попросит преподавателей о том, чтобы сделали из меня мужика и не боялись оставить пару синяков. И наверное, мое терпение лопнуло мыльным пузырем, когда он сказал, что рад будет лично потом посмотреть в глаза этому пидарку Хаммелу, когда я приеду мужиком и пошлю его нахуй или даже не взгляну в его сторону. Я никогда не пошлю его. Я никогда от него не оторвусь. Я открыл дверь и вышел в коридор. Отец улыбался, я поджал губы, пытаясь сдержать предательские слезы. Завтра я уеду. Меня сломают. Я имею право высказаться хотя бы сейчас. - Ты гомофоб, отец, и это не лечится. И это куда более страшный диагноз, чем "гей". Я человек. Я имею право на любовь, независимо от того, традиционная у меня ориентация или нет. Любовь это не между мужчиной и женщиной, это между душой и душой! Я не знаю, за что тебя полюбила мама, у тебя нет души. Ты не можешь принять единственного сына только потому, что считаешь, что он неправильный. Гомосексуальность это не болезнь. И знаешь, я люблю Курта, и всегда буду любить. И как бы сильно мне не били, что бы мне не говорили, глаза моего мальчика будут стоять перед моими глазами, и они помогут мне выжить! Я замолк, и через секунду мне в челюсть влетел кулак, отбрасывая меня на стенку. Я не почувствовал боли, у меня был шок. Но еще больший шок случился, когда отец буквально налетел на меня, прижал к полу и принялся вбивать в мое лицо кулаки. Вот теперь я ощутил боль. Мышцы на лице разрывались и пульсировали, кожу жгло огнем, я заорал так громко, как только мог и услышал топот на лестнице. - Урод! Да как ты смеешь! - проорал он. - Нет!! Стой! Ты убьешь его!! - услышал я голос мамы. Мама бросается на отца, я отключаюсь на несколько мгновений, и прихожу в себя, когда он уже поднимается. Он хватает меня под руки, втаскивает в комнату и закрывает дверь снаружи на ключ. Он всегда висел снаружи. Теперь он становится моим палачом. Я ни о чем не могу думать. Я отключаюсь. Просыпаюсь я, когда за окном темно. Все тело ломит от того, что я отрубился на полу не на один час, а еще лицо... Я ничего не чувствую, только боль. Ужасную, которая расходится волнами. Я заставляю себя подняться на ноги и иду в ванную. Сначала я долго умываюсь холодной водой, смывая кровь из разбитого носа и губы, вымывая комочки запекшейся крови из бровей. Мне больно, но и хорошо от прохлады. Я включаю свет и смотрю на себя в зеркало, и в эту секунду я понимаю, что принимаю первое правильное решение в своей жизни. Мое лицо - фиолетово-алое. Несколько ссадин от отцовского обручального кольца. Большая гематома на скуле, заплывший правый глаз. Разбитая нижняя губа, но зубы на месте. Я прокусил щеку и это чертовски больно. Я не останусь в этом доме. Я не поеду в академию. Через месяц мне будет восемнадцать лет, я ухожу из дома сегодня ночью. Мне понадобилось полчаса чтобы наполнить спортивную сумку минимальным набором необходимых вещей. На часах был час ночи, когда я скрепкой открыл замок. Когда-то я был близок отцу. Я знал все пароли. Я забираю все свои документы с его стола. Я забрал свое поддельное удостоверение, по которому мне 23. Это однажды отец забрал, когда узнал, что я покупал по нему выпивку. Теперь оно снова мое. Я открываю сейф и без зазрения совести достаю оттуда десять тысяч долларов налички. Так забавно. Всего лишь две пухлые пачечки по пятьдесят соток в каждой. Там еще остаются деньги, но мне хватит и этого, я надеюсь. Я надеюсь, что нам хватит. Родители спят, я двигаюсь бесшумно. На мне ботинки, джинсы, футболка, свитер, кофта, и куртка. Как можно больше на себе, чтобы сумка поменьше. Сейчас холодно. Сейчас январь. На кухне на листочке я пишу всего два слова: Прости, мам. Прикрепляю их магнитом и ухожу. Ночной воздух больно обжигает кожу на лице. Я плотнее кутаюсь в шарф, перехватываю сумку поудобнее и направляюсь к трассе. Я сажусь в такси, водитель не спрашивает ни о чем, я плачу наличкой. Через полчаса я у дома Курта. Я не иду в дверь, я не могу позвонить. Я благодарю забывчивого мистера Хаммела за лестницу, и поднимаюсь к Курту в окно второго этажа. Он любит свежий воздух, я открываю окно. Мой парень спит, он так похож на ангела. Прости, любимый. Я собираюсь испортить твою жизнь. Я нежно глажу его по щеке, и как только парень просыпается, я прикладываю палец к его губам, не давая сказать ни слова. Надеюсь, в темноте не очень видно, что у меня с лицом. Я говорю невероятно тихо, а голос дрожит. - Тихо, Курт, любимый. Отец забрал мои документы из Далтона и зачислил меня в студенты военной академии. Сегодня он избил меня и я сбежал. Я не вернусь. И я не пойду в полицию. Я украл десять тысяч долларов, мне скоро будет восемнадцать. Я просто пришел попрощаться и сказать, что я буду любить тебя всегда, что никогда не забуду, и если судьба еще однажды сведет нас вместе... - мой голос срывается, я вытираю слезы и охаю от боли, потому что лицо опухло. Мне нужно спешить, скоро рассвет. - Или ты можешь испортить свою жизнь, собрать минимальный набор вещей и отправиться вместе со мной... Не знаю, куда. Не знаю, как. Но вместе. И знай, что я приму любой твой выбор. Правда. Я люблю тебя. Всегда... Я не выдерживаю и прижимаюсь к Курту, нежно обнимая его. Я не могу поцеловать его, мне очень больно в разбитую губу, но просто чувствовать тепло его тела... Это может быть последний раз...