Призвать Защитника

      Я смотрю на неё сквозь ржавую решётку и слушаю её чудесный голос. …Великий, взываю, Во тьме и в ночи, Тебя умоляю, Меня защити…       Слова дрожат, растворяясь в холодном сыром воздухе подвала, но искажение голоса нельзя списать только на эхо. Ей больно.       — Слабо, Найлена. — Свист и щелчок. — Ты не выстоишь с таким голосом. Ещё раз, с самого начала.       — Да… — выдыхает она.       Я вцепляюсь в решётку до боли в мёрзнущих пальцах и кусаю губы, а она… Она вновь заводит Песнь. Пусть я недостойна, Смиренно молю. Исполню любую Я волю Твою…       Горько усмехаюсь: Его волю! Защитник спит слишком давно, чтобы иметь возможность отдавать приказы. Она не сумеет разбудить Его, алтарь вновь окрасится алым. Почему я думаю об этом с такой печалью? …Услышь же и внемли, Тебя я прошу! Пусть я не невинна, Пусть много грешу…       Нашли грешницу, тоже мне! Кто вообще придумал вложить текст Мольбы в уста Наи? Этот цветочек настолько невинен, насколько вообще может быть чист Человек. Интересно, кто-нибудь ещё помнит, что изначально Мольба была Песнью Осуждённых на Смерть, Молитвой о Прощении?! …Во всех сомневаюсь, В Тебе — никогда! Душой обращаюсь К тебе лишь всегда… Ай!       В воздухе появляется запах палёной ткани и жжёной плоти — мои разодранные ноздри ещё улавливают тонкие ароматы сквозь плесневую подвальную вонь. В ярости трясу решётку: как они посмели прижечь раскалённым металлом её нежную кожу?! Чёрт, да её целовать надо с осторожностью!       Охранник отшвыривает меня древком копья, я падаю на каменный пол и шиплю проклятья сквозь стиснутые зубы.       — Тише, Ведьмочка, дай послушать будущую Взывающую, — стражник посмеивается, и я так хочу плюнуть ему в лицо!       — Успокойся, шоу окончено, — произношу на грани рыка, поднимаясь на ноги.       Наю выводят из зала, отведённого для репетиций. Она вся дрожит и морщится при каждом шаге, но всё равно идёт не к лестнице, а к моей клетке.       — Дурочка!.. — шепчу я, касаясь пальцами её прелестного лица. — Иди в келью, дай там обработать твой ожог!       Мой голос дрожит, к глазам подкатывают слёзы, будто это меня пытали долгие часы.       — Как ты? — спрашивает она и улыбается. — Тебя толкнули, я слышала.       Я в порядке, думаю я. Да что со мной будет, хочу я сказать. Но вместо этого рыдаю взахлёб от её невыносимой заботы. Да почему не меня там бьют, режут и жгут?! Почему она, моя милая, добрая Ная?!       — Иди, пожалуйста! — Еле выговариваю, содрогаясь и размазывая слёзы с грязью по щекам. — Тебе нужен лекарь…       Она улыбается и кивает с сожалением. Я провожаю её взглядом до самой лестницы и чуть дальше: из ближайшего угла видны целых четыре ступени.       Наконец исчезает край её серого плаща, затихают вдали цокающие шаги конвоиров и я могу упасть на подгнивающий соломенный тюфяк и закутаться в свой лоскут серой шерсти. Он короток: я выше Наи почти на две головы.       Меня бьёт крупная дрожь. Вновь Ная пыталась скрасить унылые деньки моего заключения, хотя плащи выдавали только через неделю. А мне хватило наглости принять этот дар и смотреть, как она замерзает. Какая же я скотина!       Сон накрывает незаметно, и в придуманном воспалённым сознанием мире мы с Наей лежим на шёлковой траве под ласковым летним солнцем. И боль и холод существуют где-то не здесь.       На следующий день мучают другую певичку и я никуда не встаю. Когда Инессу уводят, она явственно хромает и странно прижимает ладонь к бедру. А я закрываю глаза и пытаюсь прогнать из головы её крики, чтобы поспать.       Ная гладит меня по ладони, я перехватываю её пальцы и целую, прижимаясь губами к редким родинкам и частым шрамам от хлыста, лёгшим сеткой. Ная смеётся. Как же давно я не слышала её лёгкого звенящего смеха! Сколько ещё это будет продолжаться?       Судя по тому, что я знаю о ритуале Мольбы Призыва, осталось совсем немного. Сначала совсем маленьких девочек учат петь, отбирая обладательниц самых нежных голосов. Потом их скрывают от остальных в церковной школе, где промывают мозги религиозными бреднями. Затем пытают тренируют, готовя к исполнению «священного долга», и отдают на съедение «Исчадиям Ада».       Вот только эти твари, на самом деле, просто животные. Их можно приручить, их можно убить. Они выглядят непривычно для нас: очень крупные, чешуйчатые, когтистые и зубастые, но это потому, что они с Поверхности. Под землёй им не выжить без нашей помощи, а мы кормим их нашими девушками…       Я сбежала на Поверхность по незнакомому тоннелю, когда отчим избил мою мать, мешавшую добраться до меня. Я выжила там, избежав многих опасностей, я просуществовала там несколько циклов, нашла не только диких зверей и хищные растения, но и вкуснейшие плоды: круглые сладкие полосатые ягоды с твёрдой коркой, красные стручки, жгущие рот и украшающие жареное мясо, странные большие цветы с напоминающим молоко зелёным соком в стеблях…       И я решила рассказать об этом нашим. Я вернулась в прохладу Нор из холодной темноты Поверхности, стряхивая белый водяной порошок с плеч. Я была поймана и осуждена как лгунья и еретичка. Нет, сначала они решили, что я потерялась в дальних пещерах и двинулась головушкой, они даже пытались меня лечить. И помогала лекарям моя Найлена.       Единственная, кто не считала меня сумасшедшей, кто верила мне и с интересом выслушивала мои рассказы. Единственная, кто искренне мне сочувствовала, кто дала мне силы ожить.       Девушка с самым лучшим голосом. Девушка, которая покорно ляжет на алтарь перед безмолвной статуей Покровителя и даст разорвать себя паре чудовищ с Поверхности.       Девушка, которую я люблю.       Архиепископ знает это. Он будто читает мысли. Он проходит мимо моей клетки и с присвистом шепчет, что меня на корм пустят сразу после Наи. Советует учить Песнь. Старикашка — давний друг моего отчима, неудивительно, что они спелись, мерзавцы! Ярость застилает глаза, и я бросаюсь на решётку, понимая, что получу удар тяжёлой тростью. Боль почти не чувствуется, я хватаю палку, чтобы притянуть архиепископа к себе, но он успевает бросить свой конец. Знает, паскуда, что я сильнее.       Он плюёт и уходит, оставляя меня с тростью. Осматриваю свой трофей: гладкое отполированное дерево, увесистый набалдашник, приятно ложащийся в руку. Подозрительный выступ, напоминающий гарду. Хм… Поворачиваю трость в одну сторону, а рукоять — в другую, прилагая все силы, на какие ещё способна, и неожиданно держу в руках шпагу с трёхгранным клинком. Слишком хорошо, чтобы быть правдой.       Паренька с ключами пришлось покалечить в день Ритуала. Жить будет, если доползёт за помощью. Натянув капюшон поглубже, бросаюсь в зал, уже полный народа. Тяжёлая трость придаёт мне уверенности.       Ная на алтаре, служители приковывают её, нервно косясь на каменные ворота, верх которых теряется во мгле под потолком пещеры.       Раздаётся скрежет засова. Ная смотрит вверх и своим чистейшим голосом заводит Мольбу.       Мне до неё несколько рядов, но пробиваться всё сложнее. Заткнув трость за пояс, карабкаюсь на ограду капища, куда уже выползают бескрылые драконы. Меня пытаются сдёрнуть вниз, срывают плащ, но я удерживаюсь каким-то чудом, чтобы протиснуться сквозь щель в решётке и спрыгнуть на арену.       Заканчивается третий куплет, одно из Исчадий уже подбирается к беззащитному телу, предвкушая, как запустит в него свои жёлтые клыки, что пахнут ужасом и смертью. Я успеваю пнуть его, чтобы вынудить обернуться, и воткнуть шпагу прямо в глаз, пробивая мозг.       Шпага обламывается наполовину, но у оставшегося у меня в руках куска тоже острый конец. Второе чудовище ранит меня когтями, я в отместку выпускаю ему кишки. Оно шипит, когда я преграждаю ему путь к моей Нае.       Она пробудила своего Защитника.