***
Языки пламени танцевали. Взметаясь вверх, меняя оттенки с ржавых на жёлтые. Извиваясь. Танцующие языки пламени облизывали сухие веточки. Костёр мерно потрескивал со своей, костровой, периодичностью. Зрелище завораживало. Пленило. Вынуждало не оставаться безучастным. Цуна сидел на лежащем бревне. Подперев щёки ладонями, он упёр локти в колени и смотрел на потрескивающее кострище. Вот с очередным треском веточка упала на угли, и её охватило пламя. Облизывая кору, кусая торчащие из места слома щепки. Так одновременно и пугало, и завораживало. Он весь продрог. Он так устал. Цуна давно перестал чувствовать себя живым. Так ли уж была скучна и никчёмна его старая реальность до приезда Реборна? Бесконечные тренировки: сначала глупые, бесполезные, а после неудачной Церемонии наследования и снятия проклятия с Аркобалено тяжёлые и муторные, выматывающие настолько, что от усталости тебе не лезет кусок в горло и ты не можешь спать. Силовые упражнения, усиленная учёба, упор на английский и итальянский языки, попытка втемяшить в голову Цуны и китайский с немецким (ведь они такие востребованные!), но она не увенчалась успехом. Реборн понял — это слишком для крошечного мозга его подопечного, и отказался от идеи. Легче от этого, к слову, не стало. Бесполезность твоего существования. Каждый день слышать о том, какой ты неумеха и бесполезный, было отвратительно. Даже девушка, к которой ты испытывал сильные чувства, на очередное твоё признание сделала вид, будто не понимает, не слышит. В который уже раз? Пятый? Или шестой? Цуна перестал считать после второго. Вся его жизнь — нелепость. Когда терпеть было уже никак, не было на то сил, Цуна задумался: может, кто-то другой справится лучше, нежели он? Ухватившись за эту мысль, всё свободное время было посвящено поискам другого наследника, в ком будет течь кровь Вонголы. Цуна не верил. Да как так может быть, чтобы никто из боссов не нагулял на стороне бастардов. Ему удалось выйти на потомка шестого босса Вонголы, Симоры. Карлетто Анимали оказался даже очень приятным малым, он понравился Цуне. Умный, рассудительный. Переписываясь с ним в чате, Цуна узнавал даже что-то новое. Карлетто объяснял хорошо, понятно и подробно. Не то что Реборн. Карлетто был ещё и амбициозным, со своими стремлениями, которые не особо-то и шли вразрез с убеждениями Вонголы. Представить его Девятому и всем прочим казалось Цуне верным решением. Вот только Реборн, хмыкая, бросил в лицо: «Я-то думал, ты хоть немного поумнел, но ты всё такой же никчёмный». И вот это замечание ударило больно, в самое сердце. Чувство усталости от Реборна только росло. Цуна поджал губы. Так обидно. Мужчины не плачут, но порой хотелось забить на это правило. Вот только, как назло, из глаз не выдавливалось ни слезинки. Он решил отвлечься от тягостных дум хоть ненадолго, ведь теперь у него было полным-полно свободного времени — сбагрить всё на Карлетто оказалось шикарной идеей. Реборн всё реже надоедал ему. Взяв с земли пакет с сырыми каштанами, Цуна подошёл к костру и высыпал их прямо в огонь. Палочкой он приткнул каштаны под угли и вернулся на своё бревно, с которым успел сродниться. Недавно его мать, Нана, ходила на рынок и купила помимо всего прочего ещё и каштанов. На рынке ей подсказали: их нужно немного расколоть, окатить кипятком и немного посолить. Фермер, у которого она их и приобрела, божился, мол, очень вкусно. Попробовать приготовить каштаны по рецепту было плохой идеей — те получились безобразного, даже отвратительного вида, а сам Цуна, которому и поручили это занятие, заколебался расколупывать каждый каштан. Ему хватило ума остановиться на шестом каштане, поняв, что что-то тут не так. Пригорюнившись, Цуна сел перед коричневой кучкой и принялся думу думать. Он не знал, как их приготовить. Что рецепт приготовления каштанов можно нагуглить, он как-то не сообразил. Где-то на задворках памяти копошилась фраза «таскать каштаны из огня». Цуна пришёл к выводу — раз «каштаны из огня», то их можно жарить. Затем он вспомнил о приготовленной на углях сладкой картошке. Каштаны Цуна решил приготовить на костре. Свалив их в пакет, он отправился в лес. Посидеть вдали ото всех и просто отдохнуть, заодно и приготовить? — почему бы и нет. Тихий вечер, холодный ветерок, забирающийся под ветровку, и треск веток. Лесные звуки окружали его и навевали воспоминания. Когда-то Цуна так же сидел с друзьями перед финальным сражением с Бьякураном и его Погребальными венками. Но время не щадит никого. Оно неумолимо утекает в никуда, не прощаясь. Жизнь не стоит на одном месте. Предаваясь мужской романтике, размышляя о вечном, Цуна смотрел на огонь. Пламя очень напоминало его, Небесное. Невольно да задумаешься о природе своей силы. Почему пламя Неба — оранжевое? Мечтательной дымка расслабляла сознание. Тело наконец-то не болело от бесконечных тренировок, а голова не гудела от знаний. Он — творец своей судьбы и сам волен решать, как ему жить. Внезапно что-то грохнуло, и мимо цуниного уха со скоростью света пролетело нечто неизвестное. — Что это за хрень?! — подскочив, вскрикнул Цуна. Истинно так! — с грохотом очередная хрень просвистела мимо его носа и врезалась в бревно, упав на землю. Недоумевающий, но не слишком испуганный (чего только Цуне не доводилось увидеть на своём веку), он повнимательней пригляделся к странному нечто, к своей неожиданности узнав в нём кожуру каштана. Только вот выглядела она… странно. Цуна покосился на костёр, мысленно прорисовав траекторию полета кожуры. И тут он вспомнил, что косячить-то кое-кто не разучился. Припомнился и опыт приготовления яиц в микроволновке. Цуна слегка занервничал и напрягся. И не зря. Потому что в следующую секунду в костре заработала сатанинская установка, поливая смертоносными зарядами всю округу и самого Цуну. Треснувшие каштаны летели с отчаянием японских камикадзе, сея хаос и разрушения. Из «всего живого» на опушке был только Цуна (от грохота мелкое зверьё и птицы давным-давно ускакали восвояси), и все снаряды палили по нему. Он рассудил: лучше умереть стоя, чем жить с каштаном в заднице. Тем более что рванула только малая толика каштанового изобилия. Едва ли не плача от отчаяния, проклиная свои кривые руки и тупость мозга, которому уже ничего не поможет, прав был Реборн, Цуна с ужасом представил, что будет, когда заработают в полную силу остальные снаряды, и затрепетал. Пригибаясь до земли под пикирующими каштанами и бормоча нецензурную молитву, его тело нелепыми скачками приближалось бревну, за которым он и решил схорониться. Прикрыв голову руками, Цуна упал на землю. Ему хватило ума эту ужасную машину «шайтан-каштан-катапульт» не трогать. И стало тихо. Почти как в морге, хотя там Цуне бывать не доводилось. Подумав о странности, он осторожно, на цыпочках, приблизился к костру, точно боясь напугать разъярённого зверя. Костёр с остатками каштанов в своём желудке молчал. Цуна, пугаясь собственной смелости, потрогал лежащий рядом на земле целый каштан ногтем указательного пальца. Тишина. Победоносно ухмыляясь, считая это своей победой, Цуна выпрямился, презрительно посмотрел на костёр. А вот грудь выпятить не успел. Хотя собирался. Из костра послышалось что-то похожее на бормотание, будто где-то далеко в пещере стопятьсот волшебников вспоминают заклинание. Благоразумно отступив на пару шагов назад, Цуна прислушался. Как оказалось — зря прислушивался. Потому как в следующую секунду грохнуло так, что его бедные уши заложило. Зверь снова ожил и желал свежей крови. Чудовищной стихией — силой костра, стремительно поднялся по хитрой траектории залповый строй каштанов и врезался в цунино тело. Но это было ничто с последовавшим за этим. Вновь заработала сатанинская установка, причем с такой интенсивностью, что до того, как Цуна успел принять упор лёжа, покрыто каштанами было всё. Земля, бревно, ближайшие деревья. Цуна почему-то оказался загажен больше всех. «Карма у меня такая, что ли?» — пронеслось у него в голове. Но всё когда-нибудь заканчивается. И ярость зверя тоже сошла на нет. Повисла звенящая тишина. Было настолько тихо. Сначала Цуне показалось, будто он оглох. Но вытащив половинку каштана из левого уха, он успокоился и выплюнул другой каштан, в момент обстрела попавший ему в рот. Костёр судорожно вздрагивал, покашливая. Нелепых сравнений с танцами языков пламени не осталось и в помине. Костёр, по всей видимости, вспоминая самые лучшие моменты сражения, иногда вздрагивал от удовольствия. Каштаны были везде. Их шкурки и внутренности присутствовали на каждом сантиметре лесной опушки. Цуна горько заплакал, уткнувшись лицом в ладони. Он не рыдал даже от усталости и боли, от постоянных унижений. Но сейчас, сегодня, плотину прорвало. Упав на колени, Цуна свирепо ронял слёзы и бил кулаком по земле. Ему просто хотелось исчезнуть с лица земли и больше никогда не появляться на глазах у людей. — Ох уж ты, недоразумение… Мне так-то дела никакого, но спрошу: в порядке ли ты? — Из-за деревьев донёсся знакомый голос. Цуна обернулся через плечо. Из-за мощного ствола векового дуба вынырнула фигурка в чёрном балахоне с нахлобученным по самые глаза капюшоном. Только татуировки под нижним веком и видны. — А похоже? — горько вопросил Цуна. — Да кто ж тебя знает. Подняв глаза к небу, Цуна чувствовал, как слёзы катятся по щекам. — Я знаю. Мне нужно умереть. Злые слова ветром разнеслись по лесной опушке и потонули в звуках позднего вечера.***
Выбравшись на крышу, Цуна на мгновение задержался. Его взгляд застыл на покрытом звездами небе. Звёзды. Как же давно он не видел их? И дело даже не в том, что покрытое смогом небо больших городов прятало от него звезды, просто обычно у него не было времени на разглядывание небес. Внезапно он почувствовал, что на него навалилась ужасная усталость. Цуна вспомнил, ради чего все это затевалось и от чего он пытался сбежать. Собравшись с духом, он повернулся обратно к каменной кладке дымохода и, порывшись в карманах, выудил на свет коробок с непривычно толстыми спичками — серная головка была в несколько раз толще и длиннее обычной. Цуна не хотел, чтобы его замыслам помешала потухшая в падении спичка, и подготовился соответственно. Чиркнув о коробок, он залюбовался ровным, казалось бы, независимым от пронизывающего ветра пламенем. Оно чем-то напоминало ему пламя от того самого костра, который так запал ему в душу. Мгновение! — и спичка полетела вниз, освещая почерневшие от копоти стенки дымохода. Вместе с ней полетела и прошлая жизнь Цуны. Ни секунды не мешкая, он пробежал по крыше в направлении, противоположном кухне. За его спиной расцвел яркий всполох пламени. Взрывной волной разворотило всю кухню, а также этаж над ней; да что и говорить — крышу как «слизало». Треть дома просто смело. Будь у него много времени, Цуна бы горько усмехнулся — такой взрыв дал бы огромную пищу для размышлений понимающему человеку, но он спешил, да и все это было совершенно не важно. Ночная тень приняла в себя беглеца, укрыв его от чужих глаз своим мраком. Луны на небе не было, а тусклого света звезд явно не хватало, чтобы кто-то заметил одинокую фигуру посреди огромного кукурузного поля.***
В камин было подброшено полено, которое тут же поглотили языки пламени. Раздался такой характерный треск с искрами. Крепко сложенный мужчина поднялся с корточек и отложил кочергу, оборачиваясь за спину. В этой комнате с ветхими обоями и трухлявыми балками на потолке, разбавляемой парой гравюр на стенах и одиноким горшком с кактусом, вечно чего-то не хватало. Из-под одеяла на огромной кровати, подобранной под рост хозяина покоев, виднелись только длинные каштановые локоны, милыми завитками разбросанные по наволочке и простыне. Мужчина окинул взглядом комнату: тёмно-бордовые шторы, гвоздичные шелковые подушки, темная политура и старый камин. Но всё внимание вновь устремлялось к каштановым прядям. Да, именно эти волосы и их хозяин — то, чего здесь когда-то не хватало, а теперь в самый раз. Идеально. Хмыкнув, он парой шагов пересёк ковёр и, подойдя к кровати, дёрнул на себя одеяло. В футболке на несколько размеров больше, задравшейся на животе, в одних трусах лежал длинноволосый юноша. Зябко поёжившись, он попытался нащупать одеяло, но, не найдя искомое, прижал к груди колени, сворачиваясь калачиком. Стали видны ягодицы, выглядывающие из-под ткани трусов. На них отчётливо выступали отметины от пальцев. В горле тут же пересохло. Склонившись над юношей, мужчина провёл рукой по оголённым лодыжкам. Но спящий никак не отреагировал. Это лишь раззадорило. Шаловливые пальцы, испещрённые шрамами, скользнули под футболку, нащупывая колени. Тело спящего было расслаблено, и не составило труда развести немного худощавые, но достаточно крепкие ноги. Вскоре и футболка была задрана, оголяя накачанный пресс и грудь. Юноша чуть поёжился и потянулся навстречу разгорячённым ладоням. Мужчина подарил ему вожделенное тепло, водрузив руки поверх груди, чуть лаская её. Нежно-розовые соски мелькали между шершавых, мозолистых пальцев, пока он их теребил. Собственный член дрогнул от этих манипуляций. Член юноши — тоже. Пальцы оттянули резинку трусов, выпуская на волю аккуратный светлый член с очаровательной розовой головкой, спрятанной за крайней плотью. Волос почти не было, хоть юноше давно перевалило за двадцать, что было для мужчины чем-то мифическим — на своих яйцах и на лобке торчком стояли тёмные волоски. Юноша чуть завозился, хватаясь за подушку, и шумно выдохнул. Осторожно сняв с него трусы, не желая будить раньше времени, мужчина отправил бельё в полёт до окна. Теперь на юноше оставалась только задранная до самых ключиц футболка. Двигая рукой по своему члену, другой поглаживая грудь юноши, он немного подрочил, а затем прильнул губами к розовым соскам. В ответ раздалось хриплое похрапывание и удар рукой наотмашь, который мужчина ловко перехватил. Отведя одну ногу юноши в сторону, мужчина сбрызнул на руку смазки из тюбика и вторгся пальцем в тугое, чуть припухшее нутро. Юноша тотчас проснулся, на выдохе возмущённо выдав: — Занзас, какого ж чёрта?! Но был быстро заткнут поцелуем. Теперь его растягивало уже два пальца. Сквозь поцелуй послышалась ругань. Губу Занзаса — а это был Занзас Скайрини, босс Варии — прокусили до крови. — Спрошу ещё раз. Какого чёрта ты творишь с утра пораньше? — прозвучало довольно раздражённо, даже злобно. Занзас мстительно прибавил к двум пальцам третий и особенно ощутимо надавил подушечкой на простату. Раздался гортанный хрип, тело выгнулось навстречу. Занзас сипло рассмеялся. — Цунаёши, — так, полным именем, теперь называл его только он, — тебе же нравится. Не говнись. Карие глаза возмущённо округлились, но затем на лице отразилась скука. Ничего нового. Занзас всегда был таким — брал то, что, как он считал, ему полагалось. Цунаёши Савада однажды вошёл в категорию его собственности, правда, стоит отметить — сопротивлялся он долго. Занзас обхаживал его почти год, причём как полагается. Из размышлений о несправедливости жизни и прерванном сне Цуну вырвал вторгшийся в него горячий член, сменивший пальцы. Ухватив его под бёдра, Занзас принялся яро вколачиваться, срывая стон за стоном. В один момент он подмял Цуну под себя и перевернул на живот, после чего вошёл во всю длину. — Слишком… глубоко!.. — цокнув, Цуна зашипел и задёргал ногами. На и без того помятые после ночного захода ягодицы со шлепком приземлилась ладонь. Цуна благоразумно заткнулся. Скалясь, Занзас подхватил его под поясницу и начал самозабвенно трахать. В очередной раз телефон Занзаса разразился недовольной трелью. Они сменили несколько поз до того, как с грохотом кто-то прошёлся по коридору и, остановившись перед дверью в покои Занзаса, пудовый кулак не опустился на добротное дерево, стуча. — Чёртов босс, харе уже трахаться! Работа не ждёт! — заорал Скуало Суперби, заместитель Занзаса в делах варийских. Занзас лишь сильнее подался вперёд, беря Цуну уже на столе, и сорвал с его губ протяжный стон. Услышав это, Скуало смачно сплюнул. — Чтоб через десять минут были оба! Не натрахаетесь — пеняйте на себя! — И ушёл. Не то чтобы Занзас боялся своего зама, даже наоборот, но капания на мозг он не одобрял. Заломив Цуне руки, он напоследок особенно глубоко толкнулся пару раз и вышел, отстранившись от любовника. Наконец-то свобода! Откинув назад длинные, чуть взмокшие от пота волосы, Цуна наблюдал за тем, как Занзас собирает с пола вещи и неспешно облачается в свою форму. Накинув поверх рубашки китель, Занзас недоумённо поднял левую бровь: — А тебе нужно особое приглашение? Цуне не нужно особое приглашение, но это его, простите, раскладывали и так, и эдак. Но он не стал спорить и соскользнул со стола на ковролин, с отвращением чувствуя, как сперма стекает по внутренней стороне бёдер. Ёжась, Цуна прихватил свою одежду и заперся в ванной, скрываясь от сквозняка. Зимы в Италии были не то, чтобы холодными. Уж не суровее тех, что он пережил в Намимори. Но когда температура за окном почти что равна температуре в помещении — это ужас. Впрочем, от холода маялись только варийские иллюзионисты и он сам. Остальных всё вполне устраивало. Одним словом, мужичье. Горячий душ помог вернуть себе человеческий облик. Покинув стеклянную кабинку, он вытерся полотенцем, после чего водрузил его на волосы и принялся одеваться. Чистая футболка, свитшот на флисе, чёрные штаны на флисе, шерстяные носки — вот, с чем ему приходилось иметь дело в холодные и ветряные климатные выверты. Наскоро высушив волосы так, чтобы, главное, была высушена макушка, он покинул ванную комнату. Конечно же, Занзас не стал ждать. Его давно и след простыл. На всё том же столе, где они закончили свой самозабвенный трах, Цуна взял созданную Маммоном маску и надел её, поверх начёсывая волосы и закрывая глаза отросшей чёлкой. На спинке стула висела его чёрная куртейка на пуху с меховым воротником. Подхватив её, Цуна вышел из покоев Занзаса, прикрыв за собой дверь. Кутаясь в куртейку, он брёл по широкому коридору. Ботинки немного шаркали по каменному полу. Согреться он согрелся, но всё равно было как-то некомфортно. Вся резиденция Варии, огромный замок, был построен с учётом необходимости охлаждения. По коридорам гулял ветерок, прорываясь между щелей окон. Цуна ненавидел Италию, но, однако, предпочитал скрываться на её территории. Пусть его уже давно никто не искал — слишком уж хорошо обставил свою смерть, но прятаться лучше под носом у всего мафиозного мира. А нынче в Варии. Впрочем, в отряд его занесло случайно, да и не состоял он в Варии. Остановившись, Цуна прильнул к огромному окну. Вид открывался на великолепный смешанный лес с припорошёнными снегом верхушками деревьев. Бесподобное лазурное небо уходило за горизонт. Во дворе в снегу колупалось несколько рядовых, вылепливая страшненького снеговика. Но Скуало не станет ждать. Цуна и так порядком опаздывал. Он не подчинялся напрямую никому из офицеров, не входя ни в один из отрядов, но тайно уже чуть больше года работал на Варию, несколько отойдя от амплуа наёмника. Но да, Скуало даже на таких щах ждать не станет. Цуна оторвался от созерцания снежного пролеска и двинулся дальше. Коридор с полированным каменным полом уходил за угол, заканчиваясь винтовой лесенкой, извивающейся и уходящей вниз ракушкой. Опускаясь на второй этаж, где располагались рабочие кабинеты и приёмные, Цуна предался воспоминаниям. Раньше ему в Варии были не рады, но оно и немудрено — он победил их босса Занзаса на Конфликте колец и отвоевал себе право наследовать Вонголу. Впрочем, всё это было давно и уже неправда. Ныне — он Роберто Росси, любовник босса Варии. Все в замке знали, кто он такой на самом деле, но за пределы этого самого замка тайна не просачивалась по понятным причинам. Но о них позднее. Отогревая озябшие пальцы в карманах куртки, Цуна прошёлся по ковровой дорожке до нужной ему двери, после чего без стука вошёл. За своим рабочим столом сидел Занзас и потягивал из чашки кофе, изучая стопку бумаг. Скуало стоял у окна, сложив на груди руки. На вошедшего даже никто не взглянул. Цуна прикрыл за собой дверь, и только когда она закрылась, стянул до подбородка маску. — Сел, — не отрываясь от документов, пробасил Занзас. У стены манила своей мягкостью софа. Рядом с ней на тележке стыл завтрак Цуны — чайничек с зелёным чаем и круассаны. Цуне не нужно было повторять. Расположившись на софе, он налил себе чаю, сгребая с подноса и свои таблетки — два вида антидепрессантов, которые ему ещё приходилось принимать. Какое-то время слышался только шелест бумаг и хруст свежей сдобы. — Наелся? — почти что заботливо вопросил Занзас, откидываясь на спинку кресла. — Угу, — вытерев рукавом губы, кивнул Цуна. И тут Скуало повернулся, озаряя своим засвеченным глазом помещение. Цуна никак не стал комментировать фингал и разбитую губу. Скуало подхватил с края стола папку и передал её Цуне. Цуна принялся изучать досье на свою новую жертву. — Такое ощущение, что зимой итальяшкам сносит крышу. — Захлопнув дело, он поморщился. — Цунаёши, это ты к чему? — недобро так зыркнул на него Занзас. Цуна поморщился. — На Сиракузах нынче ветрено, а его туда занесло. Эх… — Мелкий, — Скуало навис над Цуной, — мы ващет с боссом тоже итальянцы. — Ой, ну вас, — только и отмахнулся Цуна, вновь натягивая на нос маску. — Вечно ты переиначишь мои слова. И, в общем-то не прощаясь, он выскользнул из кабинета — выполнять очередную миссию. По пути ему встречались рядовые. Едва заметив «Роберто Росси», кто-то тут же раскланивался, кто-то приветливо кивал. Со всеми в этом замке у Цуны были разные отношения. С кем-то он дружил, с кем-то был на ножах, а кто-то занял нейтральную позицию. К счастью, ему не встретился Леви-А-Тан. Вот уж кого Цуна всё ещё не переваривал, как и варийская Гроза его. Леви безумно разозлился, когда начались отношения Занзаса и Цуны, но, опять же, обоим было плевать на то, что он там думает. Его дело. В гараже Цуна забрал свой верный мотоцикл, перекинувшись парой слов с механиком, и вырулил на улицу. В лицо тут же ударил сухой морозный воздух. Резиденция Варии располагалась в коммуне Алимена, на приличном расстоянии от Палермо. До нужных ему Сиракуз и того дальше. В раскинувшихся на километры лесах стоял огромных размеров замок, к которому вела лишь одна большая дорога, находящаяся под постоянным наблюдением соответствующего отряда. Самая что ни на есть дыра. Цуна проехал мимо постовых из отряда Урагана, перебросившись с ними приветствиями, и покатил дальше.***
Город Ното у залива Цуне сразу не понравился. Он впервые был в Сиракузах и, в общем-то, больше сюда без особой надобности до летнего времени и не сунется. В этом сицилийском барокко задувало так, что дыхание перехватывало. Сверяясь с картой на навигаторе, Цуна пытался определить, как ему добраться до нужного места. Дедки у фонтана крайне неодобрительно глядели на непонятное создание в маске — из-за одежды и длинных волос, собранных в невысокий хвост, не разобрать, кто перед тобой. Цуна активно пользовался этой андрогинностью своего азиатского типажа и ни о чем не жалел. Ну а своё мнение эти дедки пусть себе засунут куда-нибудь поглубже. Наконец он понял, где так называемые Старый, а где Новый город в провинции Сиракузы, и покатил на мотоцикле в новую часть. Два дня он потратил на изучение привычек своей жертвы, наблюдая из соседнего дома. На третий день поднялась вьюга. Сухой снег танцевал в воздухе, разнося снежинки по округе. Но Цуну это не остановило. Работа есть работа. У ног Цуны лежал мужчина, которому совсем недавно он выстрелил в грудь и шею. Кровь капала на снег. Цуна знал, что бьющийся в конвульсиях человек скоро умрет. Он так и сказал ему перед тем, как выстрелил, и тот сполз по стене на припорошенный снегом тротуар. — П-поче… му?.. — прохрипел умирающий, удивленно, точно обиженное дитя, глядя на своего убийцу. Искры Небесного пламени тлели под снежным напором, исчезая. Цуна присел перед своей жертвой, подпирая рукой в перчатке щёку. На его маске-иллюзии застыла тонкая линия — рот, в некой задумчивости. — Ничего личного, — пожал плечами Цуна и, поставив на предохранитель, убрал пистолет за пазуху. — Будь ты… прок… — не договорив, мужчина умер. «Но я уже проклят», — усмехнулся про себя Цуна, поднимаясь на ноги. Снег танцевал в утренних лучах солнца, подобно хлопковому пуху. Снежинки разлетались в разные стороны, не зная, куда им хочется — вверх или вниз. Сухой холодный ветер разносил их по округе. Цуна не солгал. У него не было ничего личного ни против Вонголы, которая знатно так поднагадила ему в жизни, ни против этого человека, чья семья состояла в Альянсе. «Надеюсь, когда меня самого застрелят, в этом будет что-то личное», — грустно подумал Цуна, покидая тихий проулок. Кровь жертвы не застыла на поверхности, но снег жадно всосал её, затянув под поверхность. Сверху ложился новый снежный покров, укрывая и кровь, и ещё тёплую жертву. …Спрятав волосы под шарфом на манер повязанного платка, вывернув куртейку наизнанку и надев кожей вниз, Цуна снял маску и убрал её в карман. Теперь он выглядел как ненакрашенная девушка-азиатка, а яркий шарф дополнительно отвлекал от лица. Зазвенел колокольчик. Цуна вошёл в кафе и сел у стойки на высокий стул. — Прекрасная незнакомка, что будете заказывать? — расплываясь в улыбке, вопросил бариста. Лучше не брать что-то на свой вкус, иначе он мог запомниться в кафе своим странным заказом. Потому Цуна очаровательно улыбнулся и звонко, на женский манер, прощебетал с лёгким акцентом: — А что вы посоветуете? Я голодна! В следующие полчаса его обслужили по лучшему разряду. Впрочем, получив заказ, Цуна переместился к окну и принялся есть. За эти дни он перебивался едой из супермаркета, питаясь чем придётся, и нормальная еда была сейчас чем-то обалденно вкусным. За окном, прикрываясь от снега зонтами, сновали прохожие. Город жил своей жизнью. Когда-то и сам Цуна был частью толпы, обычным гражданским. Да, пока в его жизнь не ворвался Реборн. Но прошлая жизнь осталась в прошлом, и о ней напоминала только Вария, в которой он ныне обосновался. Впрочем, Цуна и не надеялся, что навсегда. Рано или поздно Занзасу надоест игрушка, он станет ненужным и его устранят — слишком уж много знает. Цуна не переоценивал себя и не надеялся расправиться со всей Варией. Да, он невероятно сильный обладатель пламени Неба, но при нём более нет кольца Вонголы. На двух пальцах под перчаткой скрывались два колечка А-ранга, да и то он раздобыл их по старым связям, обратившись напрямую к Талботу. Старик не собирался его сдавать и даже подарил реликвии за так, чем порядком удивил. Цуна попробовал местную пасту. «Неплохо», — подумал он, с удовольствием наворачивая феттуччине под соусом и сыром. Улыбаясь, ему поднёс мясное тот самый бариста, явно перевыполняя свою работу. За стойкой, умиляясь, стояли официант и девушка-бариста. — Спасибо, — поблагодарил Цуна, как раз доедая пасту, после чего вручил парню пустую тарелку, тем самым пресекая поползновения. Дама не хочет ухаживаний. Парень понял это и понуро удалился. Новая жизнь по-своему нравилась Цуне. Он никому ничем не обязан. Даже с Маммоном, с которым на первых парах он работали сообща (тот подкидывал ему работёнку, да и вообще помог с планом ухода в закулисье), Цуна сполна расплатился за оказанные услуги. Тут скорее бывший Аркобалено Тумана ему должен — оказывается, Занзас разыскивал Цуну даже несмотря на то, что было обгоревшее тело. Пусть все поверили в нелепую смерть Цунаёши Савады, даже Реборн и новый Десятый, но Занзас — ни в жизнь. Слишком он был горд. Человек, победивший его, не мог умереть так глупо, так банально. А тут Маммон зачастил в самоволки и отпуска. Спустя два года свободного плавания Занзас вышел на Цуну, но встретил уже совершенно другого человека. Цуна с удовольствием отхлебнул из чашки горячего напитка, согревающего нутро, и приступил к десерту. К тому времени, как они впервые с момента «смерти» Цунаёши Савады встретились, его руки уже были по локоть в крови. Удивительно легко отнимать чужие жизни, особенно если это ублюдки, заслуживавшие оказаться в пучинах ада у Сатаны под боком. Первое же убийство разложило по полочкам всё внутри головы. Личность собралась воедино. С тех пор Цуна не сворачивал с пути наёмника, даже сделав себе имя. Единственная неувязка произошла с этим самым именем. Заморачиваться, придумывая что-то с вывертом, он не стал, и взял самую популярную в Италии фамилию — Росси. Кто-то рядом позвал отца семейства, назвав Роберто — Цуна так и назвался. Реборн бы обсмеял его, если бы узнал. Сказал бы в очередной раз, что ученик бесполезен и никчёмен, даже позывной не может себе придумать нормально. Но где Реборн и где Цуна? Верно, по разные стороны баррикад, и встретятся они только если «Роберто Росси» закажут лучшему в мире киллеру, что, кстати, не за горами. Это по-своему даже льстило — быть убитым Реборном. Впрочем, Цуна не собирался сдаваться без боя. Трапеза подходила к концу. Цуна достал из кармана бутылек с пропранололом, высыпал себе на ладонь одну таблетку и запил остатками напитка. Издержки работы киллера — нервы успокаивает на ура; правда, слишком уж жестоко после передозировки этим лекарством промывает желудок Луссурия. Порой около суток подняться с кровати — задачка не из лёгких, да и голова ещё какое-то время кружится и трещит. Расплатившись, Цуна покинул кафе и лишь через пару улиц в подворотне, где не было камер, сменил образ, вновь надевая на лицо маску со сменяющимся по настроению ртом. Возвращаться в варийский замок Цуна не спешил, ещё поколесив по Сицилии на своём любимом мотоцикле.***
В воздухе едва ли не электрические всполохи искрились. Казалось, сам воздух накалился так, желая расплавить мозги. Карлетто дотронулся до петли на галстуке, освобождая узел. Дышать стало несколько свободнее. Легче. Совещание, как всегда, затянулось. Все Хранители, сам Карлетто на правах Дона Вонголы и главы Альянса, боссы семей, входящие в этот самый Альянс (скорее, их остатки), Вария и представитель CEDEF сидели в просторном, но очень душном кабинете для совещаний. И для него не было секретом, что они хотят покинуть их ряды. Похоже, Вонголе конец. «Как Цуна так легко располагал к себе этих людей? — устало подумал Карлетто. — Особенно этот Занзас… Главное — не показывать, что я его боюсь…» Под его руководством Вонгола раскалывалась. До того как найти Карло, Цуна сам подбирал ключики к людям, и вполне успешно. Почему-то он наивно думал, что у него выйдет также играючи. Ведь объём знаний, манеры и воспитание у Карло и Цуны были абсолютно разными. Карло был во всём лучше. Да, но только сперва. Потом всё покатилось в Бездну. Начались серьезные разборки внутри Альянса. «Старый» и «новый» свет мафиозных семей не сошлись во мнениях. Старики, ещё недавно принявшие чужака, этого Цунаёши Саваду, не захотели считаться с очередным прохиндеем из-за Бугра. Фракция «стариков» решила устроить переворот, поддерживая старые традиции. Их вполне устраивала новая кровь, Занзас Скайрини. Слишком уж он походил своими стремлениями и манерой ведения дел на Рикардо, Второго Дона Вонголы. «Новый» свет встал на сторону Карло. Вовсе не тихая война сотрясала Сицилию, доходя до северной части Италии. Так мало того, в конфликт активно вмешивались наёмники и киллеры. Особенно этот Роберто Росси. Он вообще вёл какую-то свою политику, привлекая на свою сторону противников Карло и Альянса. — Чёртов Роберто Росси. Откуда он вообще взялся?! — Стоило совещанию завершиться и его участникам разойтись, как внешне спокойный Карло со всей дури отправил своё кресло в полёт. — Дело же не только в нём, глупый Карло. Карло вздрогнул, едва услышав Реборна. Он, как всегда, появился непонятно откуда. Как чёрт из табакерки. Вот сейчас он подпирал стену неподалёку от Карло и невозмутимо взирал на него. — Тогда в чём же?! — забывшись, на кого повышает голос, вспылил Карло. Реборн приподнял тщательно приглаженную бровь. Такое яркое недоумение, смешанное с задумчивостью и пониманием. — И всё же из Цуны вышел бы босс лучше. Мне жаль Вонголу, — с кривой улыбкой Реборн развернулся и зашагал на выход. — Почему ты тогда согласился принять меня?! В самых дверях Реборн остановился и обернулся. Обычно моложавое лицо сейчас больше подходило видавшему жизнь старику. Впрочем, Реборн и был стариком, но из-за того, что он провёл долгое время ребёнком, будучи Аркобалено, а потом постепенно возвращая себе былые года, он воспринимался скорее молодым мужчиной. Сейчас же под его чёрными глазами залегли тени. — Потому что был идиотом и не знал, что на самом деле чувствую. Шаги возобновились. Реборн покинул комнату. На душе скребли кошки. Три года прошли как три дня. Краски потеряли свои цвета, когда из жизни пропал мальчишка, освещающий его путь точно солнышко. И ведь Цуна не был Солнцем, его атрибут — Небо. Но до чего же лучистым он был. Тёплым. Реборн не умел ценить то, что находилось на виду. Лишь после смерти Цуны он понял, как был важен для него этот мальчишка. В памяти до сих пор не остыла его тёплая улыбка и горящие карим глаза. Цуна запомнился ему усталым, но светлым образом. В тот день Реборн узнал простую истину: все мы смертны. Что происходит, когда ты сталкиваешься со смертью близкого тебе существа? Ты осознаёшь: это гребаный факт. У всех бывает по-разному, и его солнышко умерло банально. Казалось бы, Цуна столько раз выходил сухим из воды. Но простая случайность оборвала его жизнь и ещё не оформившиеся насчёт самого Цуны надежды самого Реборна. Чувства тем и важны, что их нужно вовремя распознать. Реборн в этом провалился, осознав всё слишком поздно. …Реборну давно стало плевать на Вонголу. Да и было плевать, на самом-то деле, но его другом был Дон Вонголы, Тимотео Скайрини. Он бы и не втягивался во всё это дерьмо, продолжая жить для себя и надеясь только на себя. Всё изменил Цунаёши Савада. Он, точно бабочка, махавшая крыльями, повлияла на его жизнь дважды. Впервые появившись. Затем погибнув. Не самая прекрасная бабочка, но до чего же у неё были красивые глаза! А эти густые, всклокоченные светло-каштановые волосы? И теперь его нет. Но Цуна оставил после себя Карло, и пусть третий ученик не стал таким же важным для Реборна, какими были Дино и Цуна, но за Карло стоило постоять хоть в последний раз, верно? Или Реборн просто хотел взглянуть на этого Роберто Росси, нашумевшего киллера. К нему он проникся уважением — это ж надо в одиночку заработать себе такую славу! Он не оставлял за собой свидетелей. Всё, что о нём знал Реборн, так это то, что у Роберто Росси светло-каштановые волосы. «Как у Цуны», — отмечает про себя Реборн. Мнение большинства сводилось к одной теории, и он в неё отчасти верил. Даже не зная, откуда это пошло. Просто это забавно. Роберто Росси, вразрез мужскому имени — женщина. Тонкая, стройная девица с копной длинных каштановых волос. Реборн очень хотел её увидеть и, возможно, убить. Мужчина ли, женщина ли — не важно. «Если Роберто Росси хоть немного похож на Цуну, то я его убью», — мрачно рассмеялся про себя Реборн.***
Сытно пообедать после тяжёлой тренировки — самое то, как считал Цуна. Мышцы приятно ныли, а желудок взбрыкивал, требуя что-нибудь в него закинуть. Идя по зову чревоугодия, Цуна забежал в офицерскую столовую. По понятным причинам столовую для рядовых он избегал. Да и в офицерскую можно забежать в любое время до закрытия и тебя там накормят всем, чего только душенька пожелает. Как обычно, она пустовала. Наслаждаясь жаром, идущим с кухни, Цуна оглядел столы. Занят был только один. За ним обнаружились Маммон и Бельфегор. Проходя мимо колонн из каменных блоков, Цуна подошёл к офицерам и сел напротив. — Ши-ши-ши, какие люди! — Бельфегор, будто только что заметив его, расплылся в своей отвратительной улыбке. — И тебе привет, — улыбнулся под маской Цуна. «Рот» на ткани повторил движения его губ. — Я всё гадал, где же ты пропадаешь, и вот он ты! Они перекинулись парой ничего не значащих реплик. Если не нарываться с Бельфегором, то он был вполне себе приятным собеседником. Они как-то раз даже фильм вместе смотрели в комнате отдыха для офицеров. Маммон, не отрываясь от созерцания экрана телефона, расправлялся со своим остывающим обедом. — Снова акции? — с пониманием спросил Цуна. — Отстань. У меня важные торги. — Капюшон мантии Маммона недовольно колыхнулся. Цуна поднял руки вверх, сдаваясь. Говорить с иллюзионистом сейчас бесполезно. — Он бы и душу свою за деньги продал, если бы нашёлся покупатель, — ехидно подметил Бельфегор. Цуна не стал это комментировать. К нему подошёл поварёнок в фартуке поверх традиционного для Варии наряда — формы, и поинтересовался, чем хочет отобедать уважаемый синьор. Зная, что ему приготовят всё, что он только пожелает, Цуна попросил себе овощной крем-суп и жульены. Напитком он взял себе безалкогольную «Пина коладу». Так за праздной беседой он дождался, пока ему принесут еду, и налетел на нее коршуном. Именно пожирающим свой обед Цуну и застал ворвавшийся в столовую Скуало. — Вра-а-а-ай! Малец, твою мать! Вот ты где! Никого давно не удивляли громкие выкрики Скуало. Цуна всё также миролюбиво пожирал обед, орудуя ложкой. Злясь, Скуало упал на сидение рядом с ним. — Игнорить меня вздумал? — Фнет, — с набитым ртом пробурчал Цуна. — Почему тогда телефон не берёшь? — Я жанят. Бельфегор разразился своим странным смехом. — Капитан, вы прекрасно выглядите в своей злости. Босс был настолько в ярости? — А то, — Скуало сплюнул. — Все нервы мне истрепал, пока мальца искал. — Плохо искал, значит, — вклинился в разговор Маммон. На его слова не нашлись, что ответить. И не поспоришь. Если бы Занзас действительно искал его, то из-под земли нашёл был. Буквально. Один такой найденный «трупак» как раз набивал себе рот остатками жульена. — Пошли уж. — Отставив тарелку в сторону, Цуна поднялся с места. Скуало тут же подскочил и оказался рядом с ним. Цуна удивлённо зыркнул на зама. — Пошли. — Да иду я, иду… Кивнув поварам на выходе, Цуна вновь водрузил на место маску и зашагал следом за Скуало, огромными шагами уносящимся прочь. Пришлось прибавить ходу. — К чему такая спешка? — Да так… — отмахнулся Скуало, не сбавляя хода. Такое себе «да так», учитывая нервозность зама, но Цуна решил дождаться вразумительных разъяснений у Занзаса. В хорошо знакомом ему кабинете Цуна плюхнулся на свою излюбленную софу, поглаживая полный живот, чувствуя себя обожравшимся питоном. Самое то перед плохими новостями. Цуна совсем уж дураком не был и видел, что даже Занзас присасывается к виски в стакане слишком нервно. Но что он хорошо для себя уяснил за последние годы вольной жизни, так это наслаждение тем, что здесь и сейчас. В настоящем. А о том, что дальше этого настоящего, можно подумать по мере поступления проблем. Очень удобная позиция. Цуне она нравилась. Самое то для человека, живущего одним днём и не знающего, наступит ли это мифическое завтра. — Реборн ищет Роберто Росси, — мрачно выдал Занзас, глядя Цуне прямо в глаза. Тот, даже не дрогнув, лишь спросил: — Вонгола заказала? — Да чёрт его знает. — Закинув ноги в массивных сапогах на стол, Занзас отхлебнул виски; перекатываясь, лёд бряцнул в стакане. — Но он дал знать, что ищет тебя. Киллерский мусор хочет встретиться. — И уж конечно не просто так! — поддержал его Скуало, ударяя протезом по стене так, что там осталась лёгкая вмятина. Цуна пожал плечами и, всё также держа руки на выпирающем животе, довольно прикрыл глаза. — When this blackout is over, people will pay, — почти без акцента продекламировал он. — Только не говори, что собрался с ним встретиться! Окстись, дурень! У него больше опыта, нежели у тебя! — заголосил Скуало. — Но разве я не прав? — Цуна приоткрыл один глаз. Рот на маске изогнулся в грустной улыбке. — Когда занавес опускается, людям действительно приходится платить по счетам. Мне вот тоже, раз влез в ваши игрульки за власть в Альянсе. — Мусор, оставь нас. — Это было сказано столь жёстко и властно, что Цуна даже усмехнулся под нос. Скуало понятливо рассосался из кабинета. Когда они остались одни, Занзас размашистым движением убрал ноги со стола. Опрокинув в себя остатки виски, он со скрипом отодвинул кресло в сторону. Цуна даже не боялся этого надвигающегося великана, прекрасно зная, чем всё закончится. Подойдя, Занзас дёрнул его на себя, схватив за ворот куртейки. Цуна не сопротивлялся. Вот только в голове не укладывалось, чего это Занзас так злится? Не хочет потерять любимую игрушку? «Ну, хотя да, — позволяя втянуть себя в глубокий, обжигающе жаркий поцелуй, подумал он про себя. — Занзас многому научил меня в постели. Чего б не жалко терять?» — Ты никуда не пойдёшь и не будешь встречаться с киллерским мусором, — чуть погодя, держа Цуну за подбородок, пророкотал Занзас. Если бы не характер босса Варии и не ситуация в целом, то Цуна бы подумал, что его ревнуют к Реборну. Смешно даже. …Выпутавшись из-под одеяла, Цуна соскользнул на ковролин. Пусть было темно, плотные шторы не пропускали лунного света, но он слишком хорошо знал расположение каждой мелочи в покоях Занзаса. Цуна одевался совершенно спокойно, не боясь, что любовник проснётся. Он подсыпал ему в выпивку один из своих антидепрессантов, и доза снотворного в нём свалила даже Занзаса. До утра тот точно не проснётся. Натянув свои тёплые ботинки на меху, Цуна оглянулся, в последний раз осматривая комнату. Можно ли считать эти покои своим домом, а Варию — своей семьёй? От одной мысли об этом Цуна едва не рассмеялся. Вряд ли и варийцы считали его кем-то большим, чем подстилкой босса. Ночью было совсем не тихо. На первом этаже со стороны казарм слышались голоса рядовых. Они играли то ли в «Мафию», то ли в «Монополию». Безмолвной тенью просочившись на чёрный выход из замка к гаражам, Цуна почти даже не сожалел. Почти. В мастерской ожидаемо возились засидевшиеся механики. Как ни в чем не бывало Цуна бросил им пару слов на прощание, как делал перед каждой миссией, и покинул территорию Варии на своём верном друге — мотоцикле. Он знал, куда ему следует наведаться. Гипер-интуиция — весьма удобная штука, особенно если умеешь ею пользоваться. Вдали от тихой и мирной (относительно) жизни Цуна научился владеть ей в совершенстве. С помощью гипер-интуиции можно найти кого угодно. …Кольцо, наполненное Небесным пламенем, прикреплённое к тонкой прозрачной нити парило над картой. Цуна знал, куда ему стоит наведаться, но точное место решил уточнить с помощью силы своего предка. Трапани, — подсказало кольцо. — Трапани так Трапани, — пожал плечами Цуна. Не очень хочется к морю, но что ж уж поделать? Цуна водрузил кольцо обратно на палец и, надев перчатку, покатил на северо-запад Сицилии. К тому моменту, как он доехал до Трапани, наступило утро. Даже в раннее зимнее время на улице встречались туристы. Заставляя прижиматься к стенам домов и Цуну на мотоцикле, и горе-путешественников, прокатилась похоронная процессия. «Мило», — только и подумал Цуна. Самое то с утра — встретить похоронную процессию. Его путь лежал к набережной. Он с трудом проехал по узким дорогам для машин, благо, ещё этих самых машин с утра было маловато. Южане далеко не ранние пташки. Цуна остановил мотоцикл у начала пляжа на мощёной камнем дорожке и ступил на влажный песок. Реборн был где-то рядом, его ауру ни с чем не спутать. Оставляя за собой вмятины следов, Цуна неспешно шёл, невольно созерцая зимнее море. В морозном воздухе оно казалось особенно лазурным. До чего же красиво. Отличный пейзаж. — Ты и есть Роберто Росси? Такой знакомый голос… Убирая упавшую на лицо длинную чёлку, Цуна слегка повернул корпус. В десяти шагах от него стоял Реборн, облачённый в чёрное двубортное пальто поверх костюма. На голове была неизменно излюбленная федора, плечо гордо венчал лупоглазый Леон. — И что с того? — меланхолично поинтересовался Цуна. Они не обнажали оружия. Пока говорили перед предстоящей дуэлью. — Вижу, что он, — усмехнулся Реборн. Убрав руки в карманы он посмотрел на бьющиеся о берег волны. — Ты достаточно насолил Вонголе. — Семья меня и заказала? — фыркнул на это Цуна. — Что ты! По их заказу? Не интересно! — даже возмутился Реборн, недовольно исподлобья созерцая море, будто увидел там нечто интересное. Цуна, заинтересовавшись, обратил свой взор на водную гладь, рушимую волнами. Ничего. Лишь вода. Даже рыбацких лодок не видно. — Тогда что? Реборн повернулся к Цуне, и у того моментально пересохло в горле. Чёрные глаза зло смотрели на него, почти что прожигая в нём дыру. — Хотелось перед своей отставкой встретиться с гением нового поколения. — И как… впечатления? — сглотнув, поинтересовался Цуна. — Отвратительные. Ты слишком похож на кое-кого. Меня аж тошнит при виде тебя. На нос Цуне опустилась снежинка. Осев на коже, она искрилась своими гранями на солнце, а затем растаяла. — Он был так важен для тебя? Этот кто-то? Вместо ответа Реборн превратил Леона в пистолет, как бы намекая: хватит разговоров. Усмехнувшись, из-за чего маска повторила кривую улыбочку, Цуна достал из-за пазухи пистолет и снял его с предохранителя. С неба падал лёгкий снег.***
Роберто Росси оказался отличным противником. Едва пуля вырвалась из пистолета Реборна, тот молниеносно ушёл от траектории пули и оказался у Реборна за спиной. Теперь уже пистолет Росси изверг из себя три пули, пока он кружил вокруг. Реборн, подмечая, что те наполнены Небесным пламенем, зарядил свой магазин пламенем Солнца и отбил атаку. Они остановились в пяти метрах друг от друга. И танец двух киллеров возобновился. На пустынном пляже им никто не мешал. Песок под ногами был взрыт подошвами их обуви. Росси сменил магазин в пистолете. Реборн, пользуясь этой заминкой, пошёл в атаку. Поднырнув под шквалом пуль, Росси закончил и выстрелил почти в упор. Реборн отбил пулю своим пистолетом, маниакально скалясь. Разрезая резкими движениями пространство и пугая снежинки, они вновь и вновь сходились в своеобразной битве. Пока Реборн, вновь не зайдя со спины, к неожиданности Росси, не совершил полуоборот и не выстрелил ему в самый низ спины вторым пистолетом. Отвратительный приём, но на то он и лучший в мире киллер. Это звание только честными методами не заработаешь. Росси повалился на песок, выронив свой пистолет из руки. Реборн ногой перевернул и едва не выругался, встретившись со стеклянными в какой-то непонятной обиде до боли знакомыми карими глазами. Рот на маске округлился — Росси явно что-то прошептал. Реборн, нагнувшись, сорвал с его лица маску и витиевато выругался. — Цуна?! Знакомые полноватые губы насмешливо изогнулись. Росси, — вернее нет, Цуна — поморщился, пытаясь двинуть рукой. Но нет. Тело действительно парализовало из-за выстрела в низ спины. Реборн упал перед ним на колени, сгребая Цуну в охапку. Цуна рад был бы вырваться, но тело не слушалось. Десятки вопросов сыпались на его бедную голову, вот только ни на один из них отвечать он не собирался. When this blackout is over, people will pay. Когда занавес опустится, люди заплатят. Цуна смутно помнил, где это слышал. Из какого-то фильма? Из Элиота, стихи которого так любил вслух читать Реборн? С неба падал снег. Такой пушистый, такой белый. Девственно-белый. Реборн бредил насчет чего-то о том, что едва не пристрелил своего ученика, но, слава деве Марии, он не стал добивать его выстрелами в грудь (сердце) и голову (висок или глаз). Цуна не хотел, чтобы его кто-то спасал. Он прожил, чёрт возьми, отличную жизнь. И никто не сможет отнять у него вожделенную смерть от рук своего учителя, которой он тайно ждал с момента выхода в наёмную жизнь. Реборн нёс его на руках. Пальто и выглядывающие из-под него пиджак и рубашку напитала кровь. Руки Реборна покрывала горячая кровь его ученика. Неожиданно для себя Цуна подумал: «Интересно, а Занзас уже проснулся?» — но мысль была до того абсурдной и смешной, что он отбросил её. Между тем Реборн тащил его по узким улочкам, избегая внимания туристов, выбирая маршрут так, чтобы никому не попасться. Длинные волосы Цуны покрывала кровь. В них застрял песок. Реборн притащил его к себе во временную берлогу, снятый на окраине города домик, и, осторожно опустив Цуну на кровать, принялся снимать куртейку. Перед ним обнажаться абсолютно не хотелось, но он не раскрыл рта, чтобы хоть как-то выказать недовольства. Этот Реборн всё трепался и трепался. Цуна очень надеялся, что Реборну не удастся оказать достойную первую помощь и он-таки окочурится от раны. Между тем онемевшая спина даже перестала болеть. Вот только когда лишь лицевые мышцы двигаются, тогда как тело — нет, весьма неприятно. А за окном шёл такой красивый пушистый снег. Цуну тянуло в спасительный сон. Хороший признак. Значит, с раной там всё плохо? Когда с полпинка открывается дверь, Цуна почти вздрагивает. Почти — потому что тело не двигается. Зато правый глаз заходится в нервном тике. Потому что взлохмаченный Занзас, возникший на пороге, весь в снегу, в неправильно застёгнутой рубашке — что-то непонятное. — Почему ты… здесь? — вместо Цуны задаёт вопрос Реборн. Занзас широким шагом пересекает комнату, и его не пугает даже наставленный пистолет. — Я его забираю, — хрипло выдаёт Занзас и тянет руки к лежащему на кровати Цуне. — Да кто ж тебе позволит. Мой ученик жив, и я больше не позволю ему исчезнуть из моего поля зрения. — Пшёл нахер, — лишь отвечает на это Занзас и нависает над Цуной. — Жив? Вижу, ещё жив. Ничего, откачаем. — Зачем ты пришёл? — хмуро вопрошает Цуна, глядя в дикие алые глаза. Слышится смешок. То ли злой, то ли насмешливый. — Ты тупой? — недоумевает Занзас. — Потому что люблю тебя, Цунаёши. Со всем твоим багажом дерьма за спиной люблю. Пошли уже домой. И Занзас его действительно забирает. Цуна при этом чувствует себя неловко. Домой? Да, похоже, домой. Цуна закрывает глаза и проваливается в мягкую, но такую горячую тишину. Занавес закрывается.