«Сад». Юнги понятия не имел, почему ресторан для влюблённых парочек назвали садом. Он думал, что это просто какой-то очередной литературный символ любви, верности и прочей фигни. Может, в этом даже есть отсылка к какой-нибудь древнегреческой легенде, которые не слишком-то интересовали его, чтобы копаться в интернете и искать. По правде говоря, ему было даже почти пофиг на этот дурацкий ресторан вместе с его дурацким названием, куда не пускали шумные компании друзей и таких убогих одиночек, как Мин. Почти пофиг.
Когда-то это была просто небольшая кафешка, ничем не выдающаяся, одна из тех, в которые люди заходят просто потому, что в соседних заняты все столики, или из-за мороженого, которое здесь дешевле на десяток вон*. Но потом, в один прекрасный день, какой-то парень обронил фисташковое мороженое на бежевое платьице некой прелестной дамы, после чего они начали встречаться. Они были красивы во всех смыслах. Красивые лица, красивые фигуры, красивая любовь. Их пригласили сняться для обложки какого-то местного не слишком популярного журнальчика, которую позже заметило крупное модельное агенство. Ребята раскрутились, стали «идеальной парой» и «примером настоящей любви». Они часто говорили об этом кафе, когда давали интервью, а потом сыграли в нём огромную (иначе и не опишешь) свадьбу, нашумевшую на весь Сеул. Кафе получило невероятную выгоду, заявив о себе как о «соединяющем судьбы». Какое-то время все были так помешаны на этом, что фисташковое мороженое заканчивалось к концу первой половины дня, а многие девушки ходили туда в платьях, блузках, толстовках (кому что ближе по стилю) бежевого цвета.
Юнги жил в этом районе с самого детства, буквально в пяти минутах от злосчастного кафе. Он наблюдал то, как изменилось это место, как из простой забегаловки с незамысловатым названием «Сладости Чансу» (которое уже никто и не помнил), где он часто покупал пончики для мамы, оно стало светским рестораном, гордо именуемым «Садом», где было очень сложно забронировать стол, и куда пускали только в сопровождении возлюбленного.
Парня вся эта напыщенность и суета вокруг «Сада» очень раздражала. Даже на годовщину смерти своей матери он больше не мог купить парочку пончиков. Он был одинок и с тех пор, как ввели это чёртово правило про обязательное наличие пары, он даже ни разу не переступил порог этого заведения. Юнги постоянно ворчал, что его бесит ресторан и все, кто туда ходит, что он ни за что не пошёл бы туда, потому что все эти россказни про «соединение судьб» — полная чушь. Даже когда его друг Чимин сходил в «Сад» на свидание, он показательно заткнул уши и резко оборвал все разговоры, заявив, что ему совсем неинтересно, что там внутри. И даже счастливые отношения его друга с той самой девушкой, продолжающиеся по сей день, не могли его разубедить.
А ещё Юнги бесило то, что все влюблённые пары, которые познакомились в «Саду» и были занесены в специальный список с убогим названием «Они теперь тоже счастливы», висящий у входа в ресторан, были гетеросексуальными. Юнги не питал надежд встретить там какого-нибудь красавчика, который совершенно случайным образом оказался бы геем. А даже если бы так и случилось, их никогда не занесли бы в этот чёртов список, потому что люди любят воротить нос от любых проявлений гомосексуальности и вообще предпочитают делать вид, что её в мире нет, а если всё же замечают нечто подобное, то не упускают возможности высказать своё «фу».
Так или иначе, даже упорный принцип «не будь как все» не смог заставить Юнги отказаться от предложения некого Чонгука, который сказал, что ему многого стоило выбить столик там, что он сделал это в качестве доказательства того, что настроен на долгие и серьёзные отношения, которые им сулит проведение первого свидания именно в «Саду». С Чонгуком Мин познакомился случайно в интернете, тот был приятен в общении и красив на внешность, хоть и немного младше Юнги, в чём-то стеснителен, но в основном очень мужественным, весёлым, и в целом парню Чон понравился.
Именно поэтому сегодня Юнги на «Сад» пофиг не совсем, а только почти. Он старался успокоить себя, что идёт туда только ради Чонгука, что он вовсе не опустился до уровня тех, кто верит в приметы и пытается построить своё счастье, устраивая десятое неудачное свидание в проклятом ресторане. Плюс ко всему это действительно редкий шанс побывать в месте, о котором так много говорят все вокруг, оценить обстановку и сравнить его с тем, что было несколько лет назад. В простом любопытстве ведь нет ничего такого?
Однако плохое предчувствие не покидало Юнги. Он не хотел идти туда, очень-очень не хотел. Но отступать было поздно. Да и глупо. А он не хотел показаться глупым перед Чонгуком, который, возможно, был его единственным шансом обрести ту самую любовь, о которой Юнги читал пару книжек. Правда в этих книжках любовь герои обретали явно не через знакомство в интернете и договорное свидание в каком-то там ресторане для парочек, но в жизни ведь всегда не так, как в выдуманных талантливыми писателями историях.
Юнги поправил галстук и чуть пригладил чёрные пряди волос, оглядывая своё отражение перед выходом на долгожданную встречу. У него давно не было причин надевать официальный костюм, который уже залежался в шкафу, ожидая, когда его хозяин, наконец, решит пойти куда-нибудь помимо работы, в чём-то, что не «чёрные джинсы и чёрная толстовка». Вид и у рубашки, и у брюк был вполне новый, хоть и куплены они были чёрт знает сколько лет назад. А вот лицо Юнги выглядело потрёпанным. И дело не в жестокой судьбе или тяжёлой работе. Обычная бессонница, причины которой мог выявить только какой-нибудь квалифицированный врач. Но Юнги было слишком лень идти к врачу, слишком плевать на синяки под глазами и недосыпание, слишком задолбало заботиться о себе, вместо того, чтобы дарить свою заботу кому-то и получать её взамен.
Юнги пришёл ко входу в «Сад» за пятнадцать минут до встречи. Охранник (больше похожий на дворецкого или кем там был этот мужик у двери) вежливо оповестил Юнги, что если столик забронирован на шесть, то запустить его он имеет право только за пять минут до назначенного времени и только в сопровождении пары. Мину не хотелось просто стоять и ждать, пока что-то непонятное в животе (ощущения были похожи на лапы бегающих пауков) наворачивает круги, а в горле ком из волнения и неуверенности. Он пошарил широкими бледными руками по карманам и обнаружил только телефон, зажигалку и пачку жевательной резинки. Хлопнул себя ладонью по лбу, вспомнив, что пачка сигарет осталась в кармане толстовки. Охранник-дворецкий выглядел дружелюбным, хотя улыбка наверняка входила в его рабочие обязанности, Юнги отчего-то показалось, что она искренняя, а ямочки на щеках наполнены невидимой доброжелательностью. Он прищурился и прочёл имя на бейджике.
— Слушай, Намджун, не угостишь сигаретой?
Мужчина замялся, чуть заметным жестом подозвал Юнги ближе, оглянулся по сторонам и украдкой достал сигарету из кармана форменного пиджака, сунул в руку парню и снова встал по стойке смирно, натянув улыбку. Мин всё понял, прошептал тихое спасибо и по-дружески подмигнул охраннику-дворецкому, после чего отошёл за пределы территории ресторана, на которой «курение запрещено! штраф!» и затянулся. Юнги не увидел марку, но по одному лишь дыму мог понять, что они довольно бюджетные, и хотя сам он тоже брал совсем недорогие сигареты, но по качеству они совсем не уступали тем, что имели заоблачную цену. Надо будет потом сказать Намджуну, промелькнуло у него в голове, пока тело получало привычную дозу расслабления. Юнги выпускал из лёгких дым, такой же серый, как небо над ним. Когда окурок упал на землю и был безжалостно растоптан ботинком брюнета, цифры на экране телефона показывали без трёх минут шесть, и Юнги снова направился ко входу.
Чонгука всё ещё не было. На улице заметно холодало, а Юнги даже не взял кофту или пиджак, потому что всё равно в помещении тепло, а до дома ему потом идти недалеко, ну и если вдруг что, Чонгук, наверняка, согрел бы. Только вот последний не пришёл ни в шесть, ни через десять минут, когда ветер стал ещё сильнее и пробирал все внутренности своим холодом, а начавшийся дождь уже успел подмочить чёрные волосы. Юнги покорно ждал. Его тощая подрагивающая одинокая фигура даже вызвала презрительный смешок у одной особенно тупой дамочки, ярко накрашенной, в очках без стёкол от гуччи и с айфоном в руке, пока её кавалер показывал идентификационные карты, свою и этой дамы, охраннику-дворецкому, который искал соответствующие имена в списке забронированных столиков. Юнги исподлобья глянул ей в глаза и в голове обозвал её тупой стервой, на что она, будто прочитала мысли, поморщилась и поскорее прошла в двери, благородно придерживаемые Намджуном.
Прошло ещё пару минут, погода всё ещё оставляла желать лучшего, а Чонгук всё ещё оставлял ждать бедного промокшего Юнги под грёбаным дождём на грёбаном крыльце грёбаного ресторана для парочек в грёбаном одиночестве, лишь смской оповестив парня о каких-то там обстоятельствах, из-за которых он задержится ещё на пару десятков минут. На улице не было ни души, и Юнги вздохнул, осознавая всю свою неудачливость. Вот оно, плохое предчувствие, оправдалось. Намджун тихо подозвал Юнги, отвлекая его от проклинания своей жизни и своего кавалера.
— Как зовут тебя и твою пару?
— Мин Юнги и Чон Чонгук. Он опаздывает, но скоро должен прибыть, а что?
На слове «он» Намджун чуть изогнул бровь. Не, вроде, не ослышался. Юнги ждал какой-нибудь насмешки, но парень оказался даже лучше, чем Мин мог предполагать. Он так же искренне улыбнулся и тихо прошептал.
— Тут довольно прохладно, можешь зайти и как-нибудь незаметно сесть за столик. На вопрос официантов ответь, что твой партнёр отошёл в туалет и скоро подойдёт. Если начальство узнает, что я пустил тебя одного, мне… кхм, плохо будет, в общем.
Юнги буквально засиял. Всё-таки есть ещё на свете добрые люди. Ему было жаль Намджуна, который тоже выглядел уже слегка продрогшим, но не мог уйти из-за работы. Юнги чуть похлопал по плечу охранника-дворецкого, сказал спасибо и зашёл внутрь.
Интерьер «Сада» поразил парня. Атмосфера была непередаваемой, как и говорил Чимин, хотя это и было единственным, что он успел сказать, перед тем, как Юнги его прервал. Тут и там росло множество самых разных цветов, стены, выходящие на дорогу, были похожи на живую изгородь, а на противоположной стороне были огромные панорамные окна, выходящие на самый настоящий сад с огромным фонтаном. Вместо привычного паркета под ногами Юнги обнаружил газон и каменные дорожки, по которым сновали официанты. Возле столиков стояли садовые гномы, каждый из которых держал номер, соответсвующий столику. В нескольких местах были небольшие деревья, на которых висели клетки с птицами, причём клетки были из очень тонких прутьев, почти незаметных, и можно было подумать, что птицы просто сидят на ветках. Но самым удивительныем зрелищем был потолок. Он представлял собой купольный экран, на который проецировалось изображение неба, настолько реалистичное, что Юнги принял бы потолок за прозрачный. Но вот только на улице небо серое и дождливое, а внутри ресторана оно ярко-ярко голубое, местами с розоватыми и жёлтыми оттенками.
Юнги так и стоял бы с широко открытыми глазами, но Намджун просил быть незаметным, поэтому парень прошмыгнул за забронированный Чонгуком седьмой столик рядом с панорамным окном и уже оттуда продолжил любоваться этим потрясающим местом. Мнение его изменилось моментально. Теперь он понял, почему все так много говорят об этом месте, почему сюда так сложно попасть. И он был благодарен Чону за возможность посетить этот небольшой райский уголок. Только вот когда официант, как и предупреждал Намджун, обратился к Юнги, к чувству благодарности прибавилось чувство «ты_заплатишь_за_это_чон_чонгук».
Первый раз отмазаться от миловидного блондина (Сокджин судя по бейджику) не составило труда. Но когда через десять минут он снова подошёл, Юнги чувствовал неловкость. Сокджин усмехнулся и пошутил что-то о том, что у них очень расслабляющая атмосфера, а соотвественно в туалет ходить проще и приятнее, громко засмеялся и даже хлопнул себя по коленке, но проходящий мимо официант с почти таким же блондом, как у этого (у них дресскод по цвету волос что ли?), и длинной цепочкой в ухе шикнул на Сокджина, и тот замолчал, извинился и ушёл к другому столу. Юнги скривил губы и попытался забыть об этом чудаковатом парне с ужасным (ладно, своеобразным) чувством юмора. Но спустя какое-то время он подошёл снова.
Юнги уже не знал, что говорить, он и сам готов был уйти в туалет, чтобы не отчитываться перед персоналом за своё присутствие, а лучше вообще уйти отсюда подальше, желательно домой, по пути заскочив за очередной банкой кончившегося недавно кофе, сесть за любимое пианино, открыть окно и выпустить все свои эмоции в красивую мелодию, льющуюся из-под чёрно-белых клавиш, смешивающуюся со звуком дождя за оконным стеклом. Но что-то не давало ему встать, извиниться и уйти. Люди. Общественное мнение. Юнги бесило, что так или иначе, он был от него зависим. Что он ненавидел попадать в неловкие ситуации, когда вокруг так много лишних глаз. Ему хотелось, словно ребёнку, просто расплакаться прямо там, а ещё набить морду Чонгуку, если тот всё-таки придёт.
Но Юнги повезло. Или его намеренно спасли, как знать. Парень, сидевший за восьмым столиком, стоящим следом за седьмым, в углу, подозвал Сокджина к себе, чтобы тот принёс ему ещё один милкшейк. Официант ушёл, а Юнги благодарно посмотрел на парня с яркими красными волосами. Тот подмигнул Юнги, и последний даже смутился бы, если бы это произошло при других обстоятельствах, ведь парень был хорош собой. Сидел он, почему-то, один (вероятно, его половинка и правда пошла в уборную, в отличии от того, кто должен занимать место напротив Мина), с ноутбуком (что, вообще-то, должно быть запрещено в подобного рода заведениях, разве нет?) и тремя пустыми стаканами из-под милкшейков с разными вкусами. Всё это показалось Мину очень странным, но сейчас у него не было времени обращать внимание на какого-то незнакомца. Он снова нажал на кнопку вызова рядом с контактом «Первый парень на деревне». Да, такой вот странный был у Юнги юмор.
Чонгук упорно игнорировал все смски и звонки Юнги. Мин уже нехило нервничал, был зол и расстроен, но уходить ещё какое-то время всё равно не решался. Хотя он сомневался, что если Чонгук придёт, у них что-то сложится, потому что вечер уже был испорчен этими презрительными взглядами и смешками людей, сидящих со своими парами. Юнги окончательно разочаровался в своей жизни и нашёл ещё парочку причин возненавидеть этот ресторан. Наконец, он решил уйти и уже почти встал, но к нему внезапно подсел парень. Тот самый, красноволосый, с ноутбуком и очередным милкшейком. Юнги, мягко сказать, охренел.
— Что, не сложился вечер? — в его голосе не было укоризны или презрения. Юнги внимательно посмотрел в глаза парню и, вроде бы, никаких злых намерений не разглядел, на пару секунд даже засомневался в решении уйти, но потом понял, что лучше уж ему прекратить этот цирк сейчас, чем испоганить себе настроение ещё больше, даже если больше уже некуда.
— Типа того. Что ж, мне пора, — огрызнулся Юнги, встал, поправил галстук, но почувствовал на запястье чужую хватку. Он оглянулся. Красноволосый, улыбаясь, одной рукой держал Юнги за руку, а другой спокойно поднёс ко рту стакан, немного отпил коктейль, а потом так же невозмутимо поставил стакан на место. Странный парень. — Ты, кажется, не понял, но я ухожу, — Юнги дёрнул руку, но чужая ладонь лишь крепче сжала её.
— Брось, давай притворимся, что я — твой парень, вернувшийся из туалета спустя, — он глянул на часы и добавил театральности своему голосу, — целых тридцать две минуты.
Юнги усмехнулся. Точно какой-то шизанутый. Хватка на руке ослабла и, в конце концов, исчезла совсем. Но Юнги не уходил. Он смотрел на улыбающегося парня и подумал, что ему совсем нечего терять. Пианино всегда ждёт его дома, звук дождя может воспроизвести ноутбук, а красноволосые симпатичные парни с приятным голосом не так уж часто пытаются поговорить с ним, тем более полюбоваться красивым электронным закатом у него, скорее всего, больше не будет возможности. Мин снова сел на своё место. Парень напротив довольно улыбнулся и отпил ещё немного милкшейка.
— Ты следил за мной и подслушивал? Иного объяснения твоей осведомлённости в ситуации я дать не могу. Кто ты и почему ты один здесь? И зачем тебе притворяться моим парнем?
— Слишком много вопросов, молодой человек, — рассмеялся красноволосый. Он мечтательно посмотрел в окно и выглядел таким расслабленным и умиротворённым, словно и не собирался ничего объяснять. Юнги снова начинал раздражаться. Он позвал его, чтобы молчать и пялиться в окно? Если так, то Юнги лучше уйти.
Ещё и этот назойливый официант снова подошёл, но на этот раз он обратился к парню, а не к Мину, хотя бы за это спасибо. Блондин обеспокоенно спросил, в чём дело, на что парень махнул рукой, сказал, что восьмой стол на сегодня свободен и подмигнул. Официант оглядел Юнги с неподдельным любопытством, но парень настойчиво сказал, что всё в порядке, и блондин ушёл. И кто он такой?
— Я не какой-нибудь управляющий этого места, если ты вдруг об этом подумал, — подал вдруг голос красноволосый, вновь вернув свой взгляд к Юнги и установив зрительный контакт. — Просто парень с соседнего столика. Как зовут твоего неслучившегося кавалера?
— Чонгук, — Юнги не понимал, почему всё ещё сидит здесь, почему отвечает на чужие вопросы, когда его собственные игнорируются. Но что-то в этом парне было. Что-то, что зацепило его и не давало уйти.
— Что ж, тогда сегодня я — Чонгук.
— Это у тебя хобби такое? Приходить сюда и притворяться чужими парнями.
— Почему он не пришёл?
Юнги нахмурился. Парень напротив продолжал избегать его вопросов. Это бесило. Тогда Мин, желая хоть как-то разрушить эту стену вокруг красноволосого, схватил его стакан с милкшейком и начал пить. Око за око. Наглость за наглость.
— Что ты делаешь? Эй, отдай, — парень попытался выхватить свой напиток, но тщетно.
— Нет, что ТЫ делаешь? Почему ты не отвечаешь на мои вопросы, но я должен отвечать на твои?
— Потому что некоторым вопросам суждено просто исчезнуть во времени, раствориться в пространстве среди многих других более важных вопросов. На каждый ответ есть вопрос, но не на каждый вопрос есть ответ.
— Ты типа философ? Или поэт? — немного скептично посмотрел на парня Юнги. — Ах да, я снова задаю вопросы. Ну, что ж, мой неслучившийся кавалер — мудак. Вот, почему он не пришёл, и я чуть не опозорился, придя сюда в одиночестве. И чуть не подставил того охранника-дворецкого. Так что, типа, спасибо. Может, хоть имя скажешь?
— Тебе не обязательно знать что-то обо мне. Говорить — не моё предназначение. Я привык слушать. Множество людей, голосов, историй, встреч, расставаний прошли через это место, через мои глаза и уши. Но ты первый, кто пришёл сюда один. Конечно, ты привлёк моё внимание, и я, если тебе так это нравится называть, следил за тобой. А ещё теперь мне придётся заказывать себе ещё один милкшейк, потому что ты забрал мой. Но лучше я возьму сразу два.
Он подозвал официанта и заказал ещё два милкшейка. Клубничный и ванильный. Юнги совершенно не знал, как реагировать на происходящее. Помешанный на милкшейках парень с красными волосами вызывал у него всё больше интереса, притягивал своими загадочными и красивыми фразами. Юнги редко вёл культурные беседы и как-то отвык от высокого слога. Слова-сорняки были ему ближе всей этой высокопарной лексики, но это не вызывало дискомфорта ни у одного, ни у другого. Заказ они ждали в тишине. Парень смотрел на серую действительность за окном, а Юнги предпочитал светлое небо над головой и неестественно зелёные растения, потому что серости ему хватает и снаружи. Официант вернулся почти сразу, и Юнги готов был поставить всё на то, что у них для этого странного парнишки стоит куча заранее подготовленных милкшейков. Когда красноволосый отпил немного ванильного, он снова подал голос.
— Что ты думаешь о любви?
Юнги задумался. Вот так сразу и в лоб? Хотя от этого чудака можно было уже чего угодно ожидать. Но раз уж они не знают имён друг друга и, что наиболее вероятно, больше никогда не увидятся, нет смысла врать и скрывать что-либо. Поэтому Юнги решил быть максимально открытым и честным. Он выскажет всё, что не мог сказать раньше никому.
— Любовь — это лишь слово. Слово, которое заставляет нас много думать, переживать, расстраиваться и томиться в ожидании. Узнав о любви, каждый хочет постичь её. Я люблю пианино, а ты любишь милкшейки. Но все мы ищем какой-то другой любви. А когда находим, она кажется нам несовершенной, не такой, какую нам хотелось бы. И мы говорим, что это и не любовь вовсе. У каждого своё определение. Для кого-то это развлечение — съешь шоколадку и выброси фантик. Для кого-то она заключается в том, чтобы надеть кольцо и завести детей. Но для меня… Я надеюсь, что она сможет подарить мне тепло. И спокойный сон. И не важно, будет это на один вечер или навсегда. Я просто хочу почувствовать её.
Пока Юнги говорил, он смотрел в стол. Ему всё же было немного неловко открываться человеку, пусть даже их разговор останется в сегодняшнем вечере и растворится в куче других разговоров, в шуме дождя и пении птиц. Парень же смотрел на Юнги. С восхищением. Он давно искал чего-то столь необычного. Столь изящного. Он кучу раз задавал один и тот же вопрос, но впервые услышал ответ, который смог его вполне удовлетворить. Как только брюнет закончил говорить, парень, быстро перебирая пальцами по клавиатуре, напечатал что-то в ноутбуке. Юнги, конечно, интересовало, что он там записывает и зачем, но задавать какие-то вопросы было абсолютно бесполезно. Зато у парня их было запасено, казалось, множество, столь же бесконечное, что и вселенная.
— Есть ли у тебя любимые фразы?
— У меня нет. Но мой друг часто говорит одну, не смогу воспроизвести дословно, — в памяти Юнги возник мечтательный образ Чимина. Он любил все эти цитаты и эстетичные фотографии. Романтик. Наверняка, с ним разговор у чудака удался бы куда практичнее, чем с Юнги. — «Мы все видим одно и то же небо, поэтому никто из нас не одинок». Но, знаешь, я думаю, это не так. Я смотрю на Сеульское небо, и оно — бескрайнее, серое, отчаянное; моё небо плачет. А в этот же момент небо в каком-нибудь Токио улыбается множеству японцев и туристов из других стран ярким солнцем и белыми пушистыми облаками, оно голубое и наполнено надеждой, подобно тому, что сейчас над нами здесь. Так разве мы видим одно и то же небо? И значит, что не так уж мы и не одиноки? Я не люблю эту фразу, но мой друг всегда спорит со мной.
Красноволосый снова с упоением стучал по клавишам, потягивая милкшейк из трубочки. В его глазах горела искра. И в его душе тоже, но этого Юнги уже не мог увидеть. Парню не терпелось задать ещё множество вопросов, чтобы только как можно больше услышать от прекрасного незнакомца.
— А звёзды? Что для тебя значат звёзды?
— Звёзды — это просто излучающие огромное количество энергии в виде фотонов тела. Такое определение давали мне в школе на уроках физики. И оно вполне меня устраивает. Тем не менее, иногда я тоже любуюсь ими. Когда бываю за городом. Там их плотные скопления вызывают у меня восторг, и я не могу оторвать взгляда, пока моя шея не затекает. Я часто думаю о том, что никогда не смогу увидеть настоящую картину неба. Мы всегда видим лишь след прошлого, проекцию. Возможно, самая яркая звезда уже давно погасла, выбросив последнюю энергию, но мы до сих пор видим её, потому что она находится настолько далеко, что свет, испущенный ею пару тысяч лет назад, доходит до нас только сейчас, и для нас на нашем небе она погаснет только через столь же большой промежуток времени.
Чудака захватывали мысли, которые выдавал Юнги. Он слушал и не мог наслушаться, он задавал множество вопросов, а спустя какое-то время, не замечая, начал говорить и сам. Сначала их диалог был построен на вопросах и ответах, а потом перешёл в оживлённый разговор со спорами, шутками, смехом, взглядами, неловкими касаниями, и даже ноутбук вместе с открытым вордовским документом были забыты напрочь. Они обсуждали романы, и хотя Юнги не любил читать, ему нравилось слушать парня, его критику в сторону одних книг и восхваление других, он даже мысленно помечал в голове, что ему следует прочесть на досуге. Они обсуждали фильмы, и Юнги не мог определённо сказать, что их вкус был схож или противоположен. Они обсуждали людей, определённые ситуации или эмоции. Они сходились во мнении и расходились так часто, что нельзя было уследить за ходом их слов, мыслей, количеством ярых споров и сладких соглашений, взглядов украдкой и прямых пересечений. Время шло неумолимо быстро, и ресторан опустел. Официант объявил, что осталось пять минут до закрытия, и Юнги почувствовал, как что-то внутри него ухнуло вниз, словно он сам летел с огромной скалы, называемой счастьем, в бездну повседневности и бесцветной рутины.
— Всё хорошее имеет свойство заканчиваться, — грустно сказал Юнги. Ещё одна клишированная фраза, которая ему совершенно не нравилась.
— Но так же не факт, что оно не начнётся снова когда-нибудь ещё, — подмигнул парень, складывая ноутбук в сумку.
Они вместе вышли из здания, Намджун удивлённо посмотрел на странную пару, Юнги лишь пожал плечами ему в ответ. Дождь уже не шёл, тучи были не такими плотными, чуть выглядывала неполная луна. Улицы привычно освещались множеством фонарей и безмерным числом яркой светодиодной рекламы, мерцающей разными цветами со стен домов и рекламных стендов.
— Ну раз уж у нас было, вроде как, свидание, я обязан тебя проводить домой, — улыбнулся красноволосый.
— Что ж, это не доставит тебе неудобств, я живу в пяти минутах отсюда.
Юнги был рад возможности побыть с ним ещё немного. Он как мог замедлял шаг, чтобы оттянуть момент расставания, неизбежного, но столь давящего на грудь. Но, к сожалению, за разговорами время шло быстрее положенного, и вскоре уже нужно было прощаться. Юнги было грустно. Даже не просто грустно, а подавленно, разбито, ужасно, пусто, больно и ещё много как, но ни одно из этих наречий не было синонимом к тому, что давала Мину улыбка чудака. Чтобы разрядить обстановку и свои мысли, он решил пошутить. Вышло довольно так себе.
— На первом свидании не целуюсь, — глупо улыбнулся Юнги.
— Я не спрашивал тебя об этом. И не спрошу. А если нет вопроса, то и ответа быть не должно, значит, его суть должна просто погрязнуть в пустоте этой ночи.
В следующий момент Юнги почувствовал губы парня на своих. Всё это было так ирреально, так странно, так мягко, так приятно, так близко и очень мало. Они всё ещё не знали имён друг друга, не давали друг другу номеров или обещаний увидеться снова. Они просто стояли и целовались, не думая о последствиях, просто потому, что хотели. Как и говорил Юнги. Не важно, будет это на один вечер или навсегда.
Уходя, красноволосый пожелал Юнги спокойной ночи и лишь напоследок совсем тихо сказал своё имя. Но Юнги услышал. Услышал, потому что ждал. Потому что чувствовал, что он скажет. И он так же был уверен, что ему представляться необязательно. Теперь_уже_не_незнакомец и так, наверняка, знает имя Юнги.
Хосок. Его имя было таким же особенным, как и он сам. Таким же ярким, как его волосы. Таким же запоминающимся, как его голос. Юнги долго крутил в голове их разговор, пытался как можно больше слов Хосока вспомнить, но почувствовал усталость. Отправил смс Чонгуку с благодарностью за лучшее свидание в его жизни, прежде чем добавить его в чёрный список. И быстро заснул. Впервые. Он спал спокойно, один раз и до утра. Проснулся отдохнувшим и бодрым. Воспоминания грели его весь день, и завтра тоже. Но через несколько дней они стали гаснуть. Юнги было мало одних лишь воспоминаний. Мало разговора. Мягких губ. Хосока.
Надежды найти его снова он не питал. Лишь отчаивался с каждым днём всё более. Разочаровывался в своей жизни. Снова отдался бессоннице и одиночеству, развлекая себя лишь фильмами и книгами, о которых Хосок ему говорил. Когда всё, что Юнги запомнил в тот вечер, было просмотрено и прочитано, ему стало совсем плохо. Он знал, что нельзя губить себя, но не мог остановиться. Он стал больше курить, меньше выходил на улицу. Слишком часто вздыхал. Слишком редко улыбался.
Каждый день он вставал, пил очередную кружку кофе, пережёвывал омлет, тосты или заваривал рамён, слушая скучные новости по телевизору, шёл на работу, а потом возвращался, ужинал и ложился в надежде уснуть, но вечер в «Саду» то и дело всплывал в сознании. Огненные прядки, мягкие, разделённые ровным пробором. Острая линия подбородка, о которую, казалось, порезаться можно. Родинка на верхней губе, еле заметная, но очень милая. Язык, влажный и тёплый, ловко играющий с Юнги. Мину не хотелось ничего, кроме Хосока. Даже пианино покрылось пылью и больше не звучало под длинными талантливыми пальцами парня.
С момента встречи и расставания прошёл почти месяц.
В один из таких обыкновенных дней, когда Юнги по обычаю пил кофе, он услышал по телевизору знакомые слова. В новостях говорилось о новом талантливом писателе с псевдонимом J-Hope, который поразил миллионы сердец своей первой книгой под названием «Мир надежд». Это был роман о светлых искренних чувствах, от которого девчонки теряли головы, а парни меняли свои взгляды. Юнги помнил, как Хосок упоминал её, но сказал, что она ему не понравилась, что чего-то в ней ему не хватило. Юнги долго и упорно искал её, но не смог найти, а теперь, судя по словам ведущей с экрана, эту книгу можно было достать в любом книжном магазине, тираж был огромным и раскупался столь же быстро, как печатался.
Первым делом после работы он помчался за новым приобретением. Книга, действительно, лежала на видном месте, среди других очень популярных работ современных писателей. Юнги сразу же купил её и принялся читать, как только пришёл домой. Он не понимал, почему Хосок так отозвался о ней, ведь Юнги влюблялся в каждую строку, в каждую мысль. Главный герой очень явно напоминал Мину
его. А любовь между персонажами была описана столь живо и по-настоящему, что в её существовании не возникало никаких сомнений. Юнги читал и верил каждой строчке, он был поглощён с головой и не заметил наступления утра. Когда он перевернул предпоследнюю страницу, на улице уже рассвело.
Юнги хотелось плакать. Ему хотелось оживить эту книгу и говорить с ней. Она была воплощением нутра Хосока. Он был готов читать её бесконечно. Но всё хорошее имеет свойство заканчиваться. И Юнги дошёл до последней страницы, где увидел небольшую заметку от автора.
«Надеюсь, вы придёте на мой фансайн. Он пройдёт через неделю после выпуска книги. Ваша надежда, J-Hope».
Юнги сразу же нашёл в интернете дату выпуска «Мира надежд», по нехитрым подсчётам выяснил, что фансайн должен был быть завтра. Он не страдал фанатизмом, но ему очень хотелось посмотреть на человека, написавшего сие творение, пожать руку и сказать спасибо. А ещё он совсем чуть-чуть надеялся встретить там Хосока. Потому что отпустить его из своего сердца за всё это время Юнги так и не удалось.
На следующий день он взял выходной, пришёл в нужное место и очень удивился, увидев огроменную очередь. Там, что, айдол какой-то сидит? Но раз уж пришёл, придётся стоять. Спустя полтора часа его окликнул кто-то. Он оглянулся и увидел, как через N-ное количество людей от него стоит и машет ему всё так же искренне улыбающийся Намджун, а за руку его держит тот назойливый блондинистый официант, кажется, Сокджин. Юнги улыбнулся и помахал в ответ. Мило смотрятся. Посмотрел на часы. Вздохнул. Ему тут стоять ещё часа два, не меньше.
Он пялился в телефон, изредка подталкиваемый людьми сзади, продвигался вперёд, а когда до его очереди оставалось около пятнадцати человек, он смог, наконец, взглянуть на лицо автора книги. Красноволосый парень ярко улыбался и давал пять девушкам, а парням жал руку и без остановки подписывал книги. Юнги не мог отвести взгляда от того, кого так долго искал. В метро, в очереди продуктового магазина, среди прохожих на пешеходном переходе. Хосок. Вот он, здесь, настоящий.
Когда Юнги подошёл, он смотрел Хосоку в глаза и не мог поверить в происходящее. Хосок смотрел на него тоже и многое хотел сказать, но люди ждали. И Юнги тоже понимал это. А так же понимал, что книгу он оставил дома, и давать подписывать ему нечего. И ещё, что он полный идиот. Ну и пожалуй, что он влюбился, да.
Хосок тоже смекнул, что книги у Юнги нет, поэтому вытащил одну из стопки, лежащей рядом и что-то написал внутри на форзаце. Мин прекрасно слышал, как у других Хосок спрашивал, что написать. Но слова для Юнги решил выбрать сам. Так Юнги и не сказал ему ни слова, просто смотрел на парня, пока его не толкнула девушка. На него злобно поглядывали люди из очереди, перешёптывались, почему он так долго позволил себе быть рядом с писателем, почему тот бесплатно дал ему свой экземпляр книги, предполагали, что он мог ему написать. Юнги постарался как можно скорее уйти оттуда, лишь ещё разок оглянувшись на парня. Но Хосок уже был занят раздариванием своей улыбки другим, ждущим его фанатам, и Мин с обидой отвернулся и быстро зашагал прочь.
Открывать книгу он боялся до самого дома. Лишь спокойно сев на диван, приготовившись, выдохнув, он открыл обложку и пробежался взглядом по неровному почерку.
«Ищи меня в саду изящных слов.
Когда луна погаснет, нам будет не до снов».
Никакой информации о Джей-Хоупе в интернете не было, кроме его книги, кратких сведений (теперь Юнги знал, что его звали Чон Хосок и ему было двадцать четыре года) и тысячи фотографий с фансайна. Очевидно, послание было подсказкой. Он хотел, чтобы Юнги нашёл его. Сад изящных слов. Звучало красиво. И разгадка была простой и очевидной. Мин сразу же направился в ресторан, но его, как и ожидалось, не пустили. Он просидел у входа до закрытия, но Хосок не объявился. И охранником на этот раз был не Намджун, так что Юнги было даже не с кем поговорить. Но Юнги не привык сдаваться так просто. Он караулил «Сад» и весь следующий день, но результат был таким же. В последующие дни он приходил к ресторану после работы и всякий раз на вопрос «был ли здесь тот писатель?» получал от Намджуна или парня, его заменяющего, отрицательный ответ.
Спустя неделю неудач, Юнги всё окончательно надоело. В один момент он просто развернулся прямо на полпути к «Саду» и пошёл домой. На что он надеялся? Что сможет найти его? Что он привлёк внимание такой популярной ныне личности своим блеклым образом? По-детски наивно было предполагать, что он значил что-то для Хосока. Так бывает только в сказках. А жизнь Юнги больше похожа на скучный рассказ одного дня, который копируют и вставляют снова и снова.
Всё хорошее заканчивается. И никогда не начинается снова. Всё это бред чудаковатого красноволосого парня по имени Хосок, писателя и романтика. Конец для Юнги настал ещё в тот вечер после поцелуя. И их случайная встреча на фансайне не стала новым началом.
Юнги остановился, чтобы закурить. Мимо него проходила очередная счастливая пара. Парень обнимал девушку за плечи и мило улыбался, а та о чём-то очень громко говорила. Когда они подошли совсем близко, её слова без разрешения проникли в уши Юнги.
— Я так давно хотела увидеть лунное затмение! Вот ведь хорошо, что ты заказал столик именно сегодня. Небо в «Саду» всегда такое реалистичное, наверняка и затмение будет прямо как настоящее!
Юнги не обратил внимания на сказанное. Сделал затяжку, выдохнул уже знакомый лёгким, как кислород, дым. Сделал шаг и снова остановился. Распахнул глаза. Сигарета выпала из расслабившейся руки, продолжая дымиться на сухом асфальте. Юнги резко развернулся, столкнулся с какой-то девушкой, извинился мимолётом и, может, даже не вслух, и быстро понёсся к ресторану.
«Ищи меня в саду изящных слов. Когда луна погаснет, нам будет не до снов». Он бежал и повторял в голове эту фразу, как мантру, а улыбка его становилась всё шире. Лунное затмение. Как же он не догадался? Он и вовсе упустил эту строчку из виду, мол, наверное, просто для рифмы. Идиот. Хосок никогда не говорит и не пишет ничего просто так. Во всём есть смысл. Даже в самой маленькой запятой. В каждом взгляде. В каждом вдохе.
Когда он прибежал, запыхавшийся, всё ещё чуть пахнущий табаком, Намджун радостно встретил его, не так, как обычно.
— Эй, Юнги. Тут твой писатель недавно зашёл, ждёт тебя за седьмым столиком.
Юнги выглядел в тот момент самым счастливым в мире человеком. Он накинулся на Намджуна и обнял его, сам не осознавая, что делает. Но тут же почувствовал на плече чужую руку, отодвигающую его от охранника-дворецкого.
— Так и знал, что ты тут заигрываешь со всякими, пока я с подносами там таскаюсь, говнюк, — уже_не_блондин-официант с розовыми волосами взглядом ревнивой жёнушки пожирал Намджуна, а потом развернулся к Юнги. — Ты же тот странный парень, который с нашим писателем водится? — Юнги кивнул. — Ну, ладно, раз уж он занят, ты прощён, Ким Намджун. Но ужин сегодня будешь готовить себе сам! — Сокджин показушно сложил руки на груди и отвернулся.
— Не злись, принцесса, я же люблю тебя. Если я сам буду готовить, то от твоей кухни не останется и поварёжки, — улыбнулся Намджун. Сокджин тоже улыбнулся, любя обозвал парня недотёпой, кокетливо подмигнул и удалился обратно в помещение ресторана. Намджун перевёл взгляд на Юнги, который готов уже был радугой блевать от этих милостей, если бы не ждущий его самый лучший парень на свете.
— Давно хотел тебе сказать, да как-то к слову не приходилось, — Юнги переложил свою пачку сигарет, почти полную, в карман Намджуну. — Они — высший класс, — и тихонько добавил, — и дешёвые, — после чего открыл дверь и радостный вошёл в «Сад».
Небо над головой Юнги (точнее, потолок ресторана) было усыпано звёздами, словно сейчас не восемь вечера и он не в столице Южной Кореи. Но взгляд притягивала полная луна, большая, но естесственная, затмение которой должно было проецироваться буквально через несколько минут. Юнги перевёл взгляд на тот самый стол и увидел Хосока, улыбающегося ярче любой луны и даже солнца, яро машущего ему рукой, чтоб наверняка заметил.
У Мина дыхание перехватило, когда он шаг за шагом приближался к своей мечте, ежедневной фантазии, своему частому сну, воспоминанию, только на этот раз настоящему, реальному Хосоку. Он был так прекрасен, невероятен, будто проведи рукой по его волосам, а она пройдёт сквозь, и он растворится, как голограмма, как проекция звёзд. Юнги сам не понимал, почему, но его глаза слегка заслезились. Он сел и долго-долго смотрел на улыбающегося красноволосого парня напротив.
— Тебя не было целую вечность.
— Прости. Это была вынужденная мера. Мне нужно было закончить книгу в сроки, и ты как никто другой помог мне это сделать. В тот день я вдохновился и переписал почти всё заново. Я приходил сюда каждый день, платил за место в два раза больше положенного, чтобы меня впустили одного, наблюдал за парами, с некоторыми разговаривал даже, но все они не смогли дать мне того, что дал мне ты. Я был глуп. Я писал о любви с чужих слов. Но я не знал, что это значит — любить. Спасибо тебе, Мин Юнги.
Хосок взял Юнги за руку и переплёл пальцы. Юнги не мог ничего ответить. Он лишь смотрел на парня с благодарностью и нежностью. А потом все фонари погасли, он услышал «смотри» и перевёл взгляд наверх, где луна медленно начала закрываться тёмным диском. Зрелище было непередаваемое. Все разговоры мгновенно затихли. Все взгляды были устремлены на искусственное затмение. Когда луна полностью скрылась, стало темно так, что дальше своего носа ничего не увидишь. И Юнги снова почувствовал губы. Те самые, что не сравнятся ни с одними другими. Он почувствовал, что тоже был желанным, что он был нужным, необходимым. Что не только он нуждался, но и в нём нуждались. А Хосок почувствовал солёную влагу. И любовь. Ту самую, о которой так много страниц было исписано.
Когда луна вновь начала открываться, Хосок отстранился и вытер большими тёплыми пальцами слёзы со щёк Юнги. Он снова заказал два милкшейка, и Юнги не мог перестать улыбаться его странности. Заказ принёс Сокджин, вместе со стаканом Мину он передал записку. Юнги глянул на Хосока, тот выглядел довольным и с предвкушением ждал, когда парень развернёт листок. На белой бумаге было тем же корявым почерком выведено две строки.
«За нас сердца всё скажут, когда взойдёт луна.
И не нужны изящные слова».
***
— Смотри-ка, кого внесли, — Сокджин остановился напротив списка с банальным названием «Они теперь тоже счастливы», в котором теперь значились Мин Юнги и Чон Хосок. — Я тоже хочу в этот список.
— Но мы ведь и так счастливы, — улыбнулся Намджун. Ему не нравилась вся эта показуха, да и там нужно было кучу согласий подписать, прежде чем их имена сюда напишут. Уж он-то знал, не зря же работал здесь. Хотя Сокджин тоже работал и тоже знал, но продолжал, как ребёнок, упрашивать Намджуна пойти на это.
— Джуни, пожалуйста. Чего тебе стоит? — снова начал канючить Сокджин. Намджун вздохнул.
— Хорошо-хорошо, всё для тебя, но давай завтра. А сейчас нам нужно купить подарок нашим голубкам, не идти же на вечеринку по поводу годовщины с пустыми руками.
— Больше ломался, — довольный Сокджин взял за руку Намджуна и потянул в сторону торгового центра. Уж он-то как никто другой знал, где лучше купить пару забавных вещиц для влюблённых.
