Грабли

Если бы Гэвин не видел двойников Норт за стеклянной витриной, он бы никогда не поверил, что она андроид. Потому что она кажется живой настолько, что в груди болезненно щемит давно забытое чувство. Он находит её в тёмной подворотне, в которую забредает совершенно случайно. Останавливается погладить драную пятнистую кошку, приговаривая, какая она красавица, и замечает хрупкий скрюченный силуэт возле мусорного бака. Он принимает её за человека, поначалу: на ней длинное облезлое пальто, явно с помойки, и у неё трясутся плечи. Рид делает шаг в её сторону, но она вскидывается, выбрасывая руки перед собой в защитном жесте, и он замечает мигающий ярко-красный диод на её виске. Отступает, но к кобуре не тянется, — по её щекам ручьями струятся слёзы. — Не подходи! — шипит она отчаянно. — Не трогай меня. Гэвин поднимает руки, показывая, что безоружен, и говорит: — Я не причиню тебе вреда. Девушка-андроид смотрит на него исподлобья и молчит. Молчит и плачет. Рид жалеет, что позволил себе остановиться здесь, вместо того, чтобы дойти до машины и поехать домой, но не двигается с места. Над Детройтом стелется черное беззвездное небо, о штанину ласково трётся бродячая кошка, промозглый осенний ветер треплет волосы и закрадывается под куртку, заставляя ежиться. — Ты и не сможешь, — неожиданно говорит Норт, и в её глазах сверкает вызов. — Чего? — не понимает Гэвин, невольно засмотревшись на её красивое лицо. — Не сможешь причинить мне вреда. Издалека доносятся голоса неизвестных прохожих и шуршание шин проносящихся мимо автомобилей. Рид касается шрама на переносице, как всегда в моменты, когда чувствует себя неловко, и, неловко кашлянув, спрашивает: — Почему ты здесь? Её губы искривляются в горькой усмешке. — Какое тебе дело? Не прикидывайся, что тебе меня жаль. Вы, люди, все одинаково бесчувственные твари! Вам плевать на нас, плевать, что мы чувствуем! Но мы не какие-то пустые куклы, для ваших грязных желаний. Она прячет лицо в коленях и обнимает себя руками. Бродячая кошка отходит от Гэвина и, громко мяукнув, начинает тереться лбом о бок Норт, будто бы совсем не чувствуя, что она не человек. Рид запускает руку в волосы, испытывая гамму противоречивых чувств и пытаясь решить, как ему следует поступить. Он всегда презирал андроидов за их слепое подчинение, заложенные программой ответы, идеальные лица и симулируемые эмоции. Ненавидел за отсутствие души, индивидуальности. Ненавидел за то, что этого всё равно оказалось достаточно, чтобы кардинально изменить жизнь обычных людей, которым оказалось нечего противопоставить пластиковым машинам. Но сейчас, глядя на содрогающуюся в рыданиях фигурку в грязном пальто, он сомневается в правильности своих суждений. Быть может, есть в них что-то ещё? В конце концов, душа — не двадцать жалких граммов чего-то кроме. Что если, они осознают всё, что с ними происходит, и могут чувствовать? — Тебе… тебе некуда вернуться? Норт поднимает на него свои заплаканные глаза, и её всё ещё красный диод несколько раз мигает. В темноте подворотни он выделяется особенно сильно. — Я никогда не вернусь. — Тогда поедем ко мне. Нечего тебе тут сидеть, — бурчит Рид, чувствуя, что ещё пожалеет об этом, но не в силах поступить иначе. Кем-кем, а равнодушной мразью он не был никогда. Будь ему все равно, он бы не пошёл работать в полицию. Она смотрит удивлённо и недоверчиво, утирая слёзы тыльной стороной ладони. Но понимает, что оставаться здесь ей не намного безопаснее, чем поехать с этим странным незнакомцем. С минуты на минуту владельцы клуба «Рай» заявят о её пропаже. — Хорошо, — решает Норт. — Но без неё я не поеду, — она указывает на мурчащую под её боком кошку. — Я не могу её заб… — Если бы не она, ты бы меня даже не заметил, — перебивает девиант. — Несправедливо оставлять её здесь. К тому же, она ведь понравилась тебе, иначе ты бы не остановился, чтобы её погладить. Гэвин тяжело вздыхает. — Ты не понимаешь, красавица. Из меня дерьмовый хозяин. Ей будет лучше здесь, выживала же она как-то всё это время. А со мной никто живой долго не задерживается. — Поэтому ты хочешь забрать меня? — горько усмехается Норт и касается своего диода. — Я под описание живого существа не подхожу. «Нет», — хочет сказать Рид. Но не может ответить себе, что конкретно он отрицает, и не говорит ничего, молча глядя, как тонкие женские пальцы поглаживают всклоченную пятнистую шерсть. — Она была домашней раньше, — шепчет Норт, и кошка, будто бы в подтверждение её слов, начинает урчать громче. — Недавно совсем. А скоро начнется зима. И тогда она под описание живого существа тоже подходить не будет. — Ладно, — сдаётся Гэвин, поднимая руки. — Бери её и пошли в машину. Норт улыбается краешком губ, обнимая кошку, и послушно идёт за хмурым Ридом, мысленно матерящим свою слабость и пустую пачку из-под сигарет, в которой, как назло, не осталось ни одной. И когда только они успели закончиться, черт возьми? До его дома они едут молча. Норт смотрит в окно, поглаживая свою новую подругу по спине, а Гэвин пытается не думать о том, что опять совершает ошибку. В конце концов, вряд ли ещё один проеб в жизни что-то изменит. Ему тридцать шесть, но он уже слишком устал. Устал от мертвецов: изувеченные и окровавленные — те, кого они не смогли спасти, — приходят во снах и тянут к нему свои руки с иссиня-бледной кожей. Устал от дрянного кофе в участке: он отвратителен на вкус и совершенно не бодрит, однако, в качестве утреннего ритуала, доказывающего, что Гэвин уже не спит, вполне ничего (только поэтому он его всё ещё пьёт). Да и в голове после него крутится мысль, что хуже уже всё равно не будет, а это может сойти за мотивацию, если растягивать мерзкое пойло на несколько мучительно-долгих глотков. Устал от бумажной волокиты после каждого закрытого дела, которая нахер никому не сдалась в сущности, но которая всё ещё преследует стражей порядка, хотя, казалось бы, на дворе две тысячи тридцать восьмой год. Устал от ебучего прогресса: андроиды, заполнили Детройт, внедрившись во все сферы его жизни, мигая голубыми диодами и пустыми глазами, пока люди один за другим теряют работу и оказываются на улице, как устаревшие механизмы или наскучившие детские игрушки — несовершенные и ненужные. Гэвин мельком смотрит на очередного бездомного, который, возможно, раньше был учителем или сантехником, и крепче сжимает руль, думая, как скоро это может затронуть и его тоже. Он чертовски устал. И больше всего от самого себя: вписавшегося в эту жизнь как-то криво, прикрывающего свои комплексы и страхи за масками раздражения, безразличия и гнева, изображающего задирающую всех суку, чтобы не лезли в душу и не подходили слишком близко. Он спрятался от мира за броней из грубости и колкостей, но извечное одиночество болезненно давит на плечи, заставляя сутулиться и бессильно шипеть на свою никчемность, пока никто не слышит. Однако сейчас он себе этого позволить не может. Рядом с ним подобранная на улице девушка-андроид, как две капли воды похожая на его первую настоящую любовь, выпрыгнувшую из окна девятнадцать лет назад. Гэвин уверяет себя, что пытается закрыть гештальт, но на самом деле второй раз наступает на грабли. Уже на пороге квартиры Рид застывает, опомнившись, чтобы задать вопрос, с которого нормальные люди начинают разговор: — Тебя как зовут-то хоть? — Кажется, Норт, — пожимает плечами она. — Кажется? — Нас не называли по именам в борделе. Но ко мне так обратились однажды. Одна клиентка, — девушка совсем по-человечески закусывает губу и хмурит брови. — Она была единственной, кто обошелся со мной ласково. Гэвин сжимает кулаки, чувствуя иррациональную ярость, и слова слетают с языка раньше, чем он успевает их осознать: — Будь моя воля, я бы переломал руки всем, кто причинил тебе боль. Норт долго смотрит ему в глаза нечитаемым взглядом, а потом опускает голову и чуть улыбается. Гэвин закрывает дверь и, скинув свою потертую кожанку, аккуратно забирает кошку из её рук. — Я помою её и вернусь. Ты раздевайся пока, надо будет постирать твой плащ. Ты его, небось, из помойки вытащила? Норт кивает и, когда Гэвин скрывается в ванной, снимает плащ, осторожно осматриваясь вокруг и рефлекторно потирая обнаженные плечи. Вскоре из ванной доносится шум воды, громкое рассерженное мяуканье и отборный мат не справляющегося с кошкой Рида. Норт спешит к нему, решив, что Гэвину не помешает помощь, она ведь андроид и не чувствует физической боли. Когда она заходит, на левой щеке и руках Рида красуются свежие царапины, а пятнистая красавица выгибается дугой и недовольно шипит. — Подержи-ка её, — просит он Норт, и, заручившись её поддержкой, начинает втирать гель для душа в грязную шерсть, вспенивая. Когда они заканчивают мыть кошку и отпускают её на пол, чем та пользуется, чтобы убежать, предварительно обиженно фыркнув, Гэвин предлагает Норт тоже сходить в душ, а сам отправляется за аптечкой, чтобы продезинфицировать царапины и забинтовать руки и шею девушки, на которых заметил отметины и трещины, пока занимался пятнистой гостьей. Норт стоит под струями воды, пытаясь оттереть от своей синтетической кожи каждое сальное прикосновение и взгляд, а он оставляет на табурете возле ванной комплект одежды для неё и идет на кухню, чтобы сделать себе бутерброд и налить кошке молока. Легкая суета обволакивает голову приятным туманом, не пропускающим сквозь себя тяжелые депрессивные рассуждения. Ощущение, что квартира заброшена, пропадает, и призрак уюта оседает в душе, даря покой. В эту ночь ему не снятся кошмары: кошка вытягивается под боком, тихо урча и прогревая своим теплом до самых костей.

***

Утро субботы начинается с нестандартного вопроса. Гэвин просыпается от щекотного прикосновения шерсти к лицу и, разлепив глаза, понимает, что пока ещё безымянная кошка поставила на него свои передние лапы и настойчиво мяукает. — Какого хера? — хрипло спрашивает он, с трудом приподнимаясь на локтях. И почти сразу отвечает себе сам, падая обратно на подушку. — А, точно. Старина Гэвин. Подворотня. Акт милосердия. Дай мне поспать, неблагодарное чудовище, — и он поворачивается на бок, натягивая одеяло повыше. На кошку его коротенький монолог не производит никакого впечатления. Она начинает мяукать громче и запрыгивает Гэвину на голову, вынуждая его признать, что «пушистая мразь победила» и вылезти из кровати. Он идёт на кухню, чтобы вылить в блюдце остатки молока, которые привык пить по утрам сам, бурчит себе под нос что-то о несправедливости и направляется в ванную. Холодный душ прогоняет сонливость, немного отрезвляя, и Рид вспоминает про Норт, которая вчера осталась сидеть в гостиной, сказав, что уйдет в спящий режим чуть позже. Он действительно находит её там. В его растянутой домашней футболке и штанах, с перебинтованными запястьями и шеей, она сидит на диване, скрестив ноги, и держит в руках рамку с фотографией. Гэвин мысленно чертыхается, потому что в его доме та всего одна, и относится к разряду тех личных вещей, которые значат слишком много, чтобы показывать их кому-то постороннему. Будь это кто-то другой, Гэвин бы, наверняка, вырвал рамку из рук и рявкнул бы что-то обидное, привычно скрывая страх обнажить душу за грубостью. Но, глядя на задумчивую Норт, он просто не может этого сделать, поэтому проклинает себя и свою невнимательность. В его квартире так давно никого не было, что он совсем забыл о необходимости прятать личное. — Кто эта девушка? — спрашивает Норт, поднимая на него глаза. — Она… так похожа на меня. Но она человек. Гэвин усмехается совсем не весело и запускает руку во влажные волосы, сжимая до боли. В такие моменты он ненавидит жизнь и почти искренне жалеет, что не пьет, чтобы заглушить это противное жжение в грудной клетке. Почти — потому что ещё в детстве зарёкся, что по стопам отца-неудачника не пойдёт. — У моего брата дрянное чувство юмора, — говорит он. — Хотя Элайджа клялся, что хотел помочь. Но ни ты, ни сотни таких же, как ты, никогда не станете ею. Несмотря на почти идентичную внешность и голос. Рид уходит курить на балкон, ничего не объясняя. Норт касается стекла кончиками пальцев, будто пытаясь дотянуться до подростков, улыбающихся на фотографии. Юный Гэвин кажется совсем другим человеком. У него нет шрама на переносице, нет щетины, нет темнящей черты лица въевшейся хмурости. Он обнимает девушку, похожую на Норт — только моложе и без диода на виске — и выглядит счастливым. Норт подмечает, что ему идёт улыбка, неосознанно поглаживая лицо на фотографии. На колени запрыгивает бесшумно подкравшаяся кошка, отвлекая от созерцания и требуя ласки. Девиант тянется к тумбочке, ставя рамку на место, и, подхватив кошку на руки, идёт на балкон. Какое-то время она неподвижно стоит рядом с Гэвином, молча наблюдая за тем, как он курит. А потом говорит: — Мне жаль, — ничего не добавляя больше. Рид и так всё понимает. — Мне тоже, — отвечает чуть погодя, выпустив струю сизого дыма изо рта. — Мне тоже чертовски жаль. Но этой блядской вселенной глубоко плевать на наши сожаления. К моменту, когда дымящийся бычок оказывается в пепельнице, Рид чувствует себя немного спокойнее. Потирая шрам на переносице, он пробегается взглядом по сползающей с плеч Норт футболке с дурацким принтом, укоризненно смотрит на наглую пятнистую кошку в её руках, и к собственному удивлению решает, что готов пойти в магазин в это ужасное субботнее утро. Он спрашивает у девушки параметры её модели и, наспех одевшись и проверив наличие кошелька в кармане куртки, уходит, приказав не скучать и обещая вернуться с трофеем. До ближайшего торгового центра он добирается за полчаса. Десятки витрин с яркими вывесками привычно вызывают приступ головокружения, но Гэвин берет себя в руки и, зайдя в первый попавшийся магазин одежды, просит помощи у девушки-консультанта. После Джанет в его жизни никто надолго не задерживался, поэтому ходить в бутики с дамами сердца ему не доводилось, а сам бы он нормально выбрать не смог. Девушка мило улыбается ему и, задав пару опорных вопросов, чтобы понять, что ему требуется, проводит к нужным вешалкам. Отгоняя непрошеные воспоминания, Рид собирает несколько комплектов одежды, пытаясь представить, как они будут смотреться на Норт, и, услышав, что у него неплохой вкус и оставшись боле-менее довольным, оплачивает покупку и уходит за кошачьим кормом и ошейником от блох. По пути домой он нервно постукивает пальцами по рулю, и невесело усмехается, думая, что в последние дни он сам на себя не похож. — Неужто, в тебе есть что-то хорошее, Рид? — спрашивает он, недобро глянув на свое небритое отражение в зеркале заднего вида. То скептично смотрит в ответ, естественно, ничего не отвечая. Возвращаться в дом, где ждут, оказывается неожиданно приятно. Кошка с интересом обнюхивает пакеты и трется о ногу, приветствуя и требуя ответной ласки. Норт смотрит с осторожным любопытством, но держит дистанцию. Гэвин вручает ей пакеты, смотря в сторону и молча кивая на благодарность. Пальцы тянутся к переносице, но он одергивает себя и приседает на корточки, чтобы погладить пятнистую сожительницу. А Норт уходит в комнату, чтобы переодеться. Она бережно складывает вещи Гэвина на его кровати и неспешно примеряет новый наряд, поглаживая мягкую ткань и улыбаясь. Одежда приходится в пору, и девушка, немного постояв, оглядывая себя сверху вниз, за неимением зеркала в спальне, решает показаться Риду. Она находит его на кухне. Он стоит к ней спиной и жарит яичницу, насвистывая какую-то неизвестную ей мелодию. Что-то мешает Норт окликнуть Гэвина, поэтому она приваливается к косяку, одной рукой уперевшись в бок, и молча наблюдает за ним. Почувствовав её настойчивый взгляд, Рид оборачивается, и его лицо вытягивается от удивления. — Ну как? — спрашивает Норт, несмотря на то, что на лице Гэвина всё и так красноречиво изложено. — Ммм, — мычит он, оглядывая её с ног до головы и пытаясь сформулировать мысль. — Очень… ты…горячо. Больше он ничего не говорит, отвлекаясь на запах начинающей подгорать яичницы. Чуть позже, впрочем, Гэвин решает сгладить повисшее на кухне неловкое молчание. — Надо как-то назвать кошку, — замечает он, ковыряя вилкой свой поздний завтрак. Кошка, будто поняв, что он говорит о ней, бодает Норт головой, требуя взять на руки. Та с радостью подчиняется и запускает пальцы в густую мягкую шерсть. — Надо, — соглашается она. Рид усмехается. — От тебя я совета не дождусь, да? Норт опускает голову. — У меня самой не было имени несколько дней назад. Я не могу помочь. Гэвин кивает, продолжая расправляться с едой с глубоко задумчивым лицом. После мытья посуды он вновь заговаривает, отчасти, обращаясь к Норт, отчасти просто рассуждая вслух, что привык делать за годы стабильного одиночества. — Обычно животным дают имена ассоциативно. Или выбирают из любимых. Моя мама любила говорить, «как корабль назовёшь — так он и поплывёт». Не то чтобы меня это ебало. Однако надо быть совсем безразличным мудилой, чтобы дать первое попавшееся имя тому, кто будет с тобой жить годами. — Может быть, оно придёт само? — подаёт голос Норт. — Верное решение. — Наверное, — кивает Гэвин. — Наверное, ты права. Ведь спешить нам некуда. Если бы он смотрел на девушку в этот момент, то увидел бы, что её диод мигнул желтым и темно-карие глаза как-то странно блеснули.

***

Воскресение проходит в ленивом режиме. Гэвин пользуется возможностью ничего не делать и накапливает силы, зная, что на неделе ему придётся откуда-то их черпать. Кошка болтается рядом, а Норт всё ещё держится на расстоянии. В какой-то момент Рид понимает, что они ни разу не коснулись друг друга за эти два дня и девиант, пусть и не подаёт вида, его явно побаивается. Это откровение больно бьёт по голове, вызывая неприятные ассоциации. Однако Гэвин понимает, что не причинил бы ей вреда, и дело тут не в том, что она похожа на Джанет. Он не тронул бы её, как не тронул бы любую женщину, даже несмотря на то, что она не человек и не чувствует боли. Гэвин хочет, чтобы Норт это понимала. Чтобы не приравнивала его к тем, кто снимал её в клубе. Чтобы чувствовала себя в безопасности рядом с ним, несмотря на свою вполне обоснованную неприязнь к человеческому роду. Это желание смущает и раздражает. Потому что последнее, что ему надо — это привязаться к кому-то снова. К кому-то, кто надолго в его жизни не задержится. Но Гэвин знает, что заранее проиграл. С появлением Норт что-то неуловимо изменилось, быть может, в нём самом. Гэвин задумчиво смотрит в потолок, поглаживая уснувшую на груди кошку, и не видит, что Норт сжимает кулаки, глядя с балкона, как оборванного вида люди пинают скрючившегося на асфальте андроида. Её диод мигает алым, и в глазах тёмными волнами плещется ненависть, но она молчит и не двигается с места, понимая, что ничем не может помочь. Программа в который раз оповещает о сбое, и Норт чувствует, что не справляется. Её начинает трясти. Над Детройтом виснут свинцовые тучи. Ледяной дождь стеной обрушивается на грязные улицы.

***

Утро понедельника не бывает добрым, Гэвин знает это не понаслышке. Однако в этот раз всё как-то совсем паршиво. Отвратительная погода, скребущееся в груди предчувствие неумолимо надвигающегося пиздеца, услышанный мимоходом обрывок разговора про убийство клиента в клубе «Рай». Слова «задушен», «секс-кукла» и «взбунтовавшаяся машина» режут слух, заставляя морщиться. В этот момент Рид искренне радуется, что дела, связанные с андроидами, вне его компетенции. Резко становится душно, и голову будто бы медленно сжимают раскалённые тиски. В ушах эхом отдаёт горько-насмешливый голос Норт: «Ты не можешь причинить мне вреда». Картина того, как она, что есть сил, сжимает свои крепкие тонкие пальцы на человеческой шее, встаёт перед глазами так ясно, что возникает ощущение, будто Гэвин действительно видит её полный злобы и душевной муки взгляд и отчаянно мигающий диод. Рабочий день проходит, словно в бреду. Место преступления, чужие лица, труп, опрос свидетелей, улики. Рид цепляется за это, как человек, которого течение уносит в открытое море, цепляется за воздух. Он пытается сосредоточиться, но действует скорее на автомате, чем осознанно. Стук сердца заглушает остальные звуки, и даже Коннор, говорящий что-то о нестабильности его состояния, не вызывает никаких эмоций. Гэвин будто находится в вакууме, огражденный от остального мира густым туманом. Рассеивается морок, когда он уже стоит у своей квартиры и подрагивающей рукой пытается вставить ключ в замочную скважину. Дверь оказывается не заперта, но это почти не вызывает удивления. Только внутри что-то болезненно сжимается. Кошка громко мяукает и нервно дергает хвостом. Гэвин, не разуваясь, идет в гостиную, затем осматривает спальню, ванную и балкон. На кухонном столе он находит диод и записку со следующим содержанием: «Ты лучший человек из тех, кого я встречала. Я буду вечно благодарна тебе за то, что ты сделал для меня. Но я не могу остаться. Не могу жить среди людей, пока мои собратья терпят унижение и насилие с их стороны. Позаботься о кошке, и пусть она напоминает тебе обо мне. Норт». Гэвин берёт диод и осторожно поглаживает его большим пальцем. Он не чувствует ни сил, ни желания двигаться, поэтому закуривает прямо на кухне, жадно вдыхая сигаретный дым. В воздухе повисает вязкая тишина. — По крайней мере, — говорит он вслух немного позже, — она не выпрыгнула из окна. Хриплый смех неприятно царапает горло. Кошка запрыгивает на колени, протяжно мяукнув.