Часть 1
29 июля 2018 г. в 22:39
Баки шел по улице, стараясь не шарахаться от прохожих. Слишком мало прошло времени с тех пор, как он перестал быть Зимним Солдатом, слишком мало вообще прошло времени, чтобы не шарахаться, чтобы быть человеком. Он еще не до конца осознал себя свободным, не до конца осознал, что больше не будет миссий, не будет крио, не будет кресла.
Он еще не понял, как это — не принадлежать никому.
Ну и что, что слишком мало времени — это год. Год — это всего двенадцать месяцев. Одна семидесятая того времени, что он был вещью без права решать за себя.
Человеком было быть сложно. Нужно было на что-то жить, где-то спать, а ему совершенно некуда было пойти, негде приложить голову. Он спал в приютах для бездомных, ел там же, а потом снова шел бродить по улицам, вздрагивая от каждого звука, привыкая к своей свободе, которая была ему не нужна, потому что все было странным, непривычным, страшным. Когда у него были миссии, все было понятно, просто, закономерно, а сейчас… Сейчас он был выброшенной игрушкой, куклой, которую забыла на скамейке хозяйка.
Баки сразу заметил странного человека в приюте, в котором он спал последнее время. Человек выискивал кого-то, это было незаметно для других, но явно бросалось в глаза Баки. Человек искал кого-то, но при этом никого конкретного. Он ни к кому не подходил, ничего не говорил, просто выглядывал что-то ведомое ему одному, а потом подошел к Баки.
— Парень, — заговорил он с ним очень по-свойски, покровительственно, — я вижу, тебе нужны деньги, а я знаю, как их заработать.
Баки показательно окинул незнакомца взглядом, давая понять, что ему интересно предложение, потому что деньги действительно были нужны, он не хотел всю оставшуюся жизнь провести по ночлежкам. Ему нужно было что-то, какая-то отправная точка, пусть и незаконная, свою законную деятельность он закончил, сорвавшись с поезда в начале сорок пятого.
— Так что, интересует? — спросил незнакомец, когда Баки не отшил его сразу, и дождавшись кивка продолжил. — Приходи по этому адресу завтра часам к десяти.
Он протянул Баки визитку, и тот ее взял, глянул на написанное и спрятал в карман. Надо было бы ее сжечь, все, что нужно, он запомнил с первого раза, но этим он займется позже.
До завтра Баки успел и сжечь визитку, и посмотреть, что находилось по указанному адресу. Там были складские помещения, и какой именно склад нужен ему, Баки просто не знал, потому что в визитке указано не было, но на входе была охрана, и Баки подумал, что зря сжег визитку, может быть она была пропуском. С другой стороны, пронаблюдав за входом всю ночь и почти целый день он понял, что туда мало кто приходит. Значит, он сможет войти, так или иначе.
В назначенный день и час он подошел к проходной склада. Охранник придирчиво оглядел его с ног до головы, но ничего не спросив, бросил:
— Б-6, это прямо и направо, найдешь, — Баки знал где находится здание Б-6, поэтому, кивнув охраннику, пошел в нужном направлении. Перед дверью стоял еще один охранник, который более придирчиво окинул засунувшего руки в карманы куртки Баки, но тоже пропустил.
Баки слышал гомон уже здесь, а уже когда он вошел, то гул голосов обдал его, словно волной. Он понял, что тут происходит — тут проходили подпольные бои без правил. Толпу, которая сгрудилась в центре помещения, было сложно не заметить, и Баки пошел к ней, еще не зная правил, не представляя, что он может заработать со своей парой баксов, которые болтались у него в кармане, но уверенный, что это то, что ему было нужно.
Тут можно было дать выход копившейся агрессии, которая лежала на нем, словно слой патины, можно было побыть просто никому не интересным незнакомцем, которого никто не замечает в толпе, потому что в городе на него смотрели. Нет, не обычные прохожие, спешащие по своим делам, а такие же как он — бездомные, безродные, ненужные. Они следили за Баки очень зорко, потому что он мог быть им помехой, мог занять лучшее место, потому что был сильнее, здоровее. От этих взглядов, красной точкой прицела маячивших промеж лопаток, всегда было холодно. Да, он мог исчезнуть с радаров, пропасть совершенно, стать призраком, но это отнимало силы, которых и так было немного.
— О, парень, ты пришел, — подскочил к нему для кого-то из ниоткуда, а для Баки из конкретной тени, взявшийся уже знакомый незнакомец и быстро заговорил. — Давай-ка я тебе обрисую правила. Зашел в клетку — дерись, пока не упадешь. Выиграл — получаешь свой куш, можно ставить на себя, если хочешь. Проиграл — не получаешь ничего, кроме того, что поставил. Ну что?
— А что получаешь ты? — резонно спросил Баки.
— Свой куш, — не стал скрывать незнакомец. — Чем больше ты выиграешь, тем больше получу я.
— И сколько будет моя доля? — решил уточнить Баки.
— Десять от моего куша, идет?
— Двадцать, — безапелляционно заявил Баки.
Мужчина внимательно посмотрел на него, что-то прикидывая, а потом махнул рукой.
— Хорошо, двадцать. Но тебе придется постараться, потому что иначе будет только десять, — наконец выдвинул свои условия он.
— Поставь на меня, — уверенно сказал Баки. — Не прогадаешь. Когда можно начать?
— Как только один упадет, — улыбнулся незнакомец. — Если ты мне понравишься, я скажу, где и когда следующая встреча.
— Заметано, — и Баки пошел к клетке, стоящей посреди помещения.
Он вызвался сразу, как только упал один из бойцов. Ему не составляло никакого труда победить в подобном поединке хоть десяток, хоть сотню.
— Как тебя представить? — поинтересовался лысый мужик у клетки.
— Солдат, — коротко ответил Баки и вошел в клетку.
Его представили, перекрывая гул голосов и объявили бой. Перед Баки стоял уже потрепанный парень чуть поменьше него, но заваливший перед этим огромного детину, хотя и сам получил неслабо. Рассеченная левая бровь, под правым глазом наливался хороший синяк, возможно, была сломана челюсть, Баки в этом не сильно разбирался, но по тому, как сплюнул кровавую слюну на пол его противник, предположить мог. Он был голым по пояс, а вот сам Баки, с его бионической рукой предпочел не оголяться, пряча бионику под длинным рукавом кофты и перчаткой. На это ему никто не указал.
Вырубить своего противника Баки мог одним ударом, этим же ударом он мог проломить ему череп, но понимал, что убийства тут не одобрят, тем более, убивать ни в чем не повинного человека Баки не хотел. Он видел, что парень уже еле стоит, подумал даже, что зря он не вышел из боя, но, раз не вышел, Баки его выведет. Может, получится заработать на жилье, чтобы больше не мыкаться по ночлежкам, где спать было практически невозможно.
Это оказалось слишком просто, Баки решил только проверить, насколько плоха реакция парня, нанося удар со скоростью обычного, даже не очень хорошо тренированного бойца, но парень не смог уйти от удара, получив кулаком в челюсть. Хрустнуло. Парень постоял еще пару секунд, осоловело моргая, а потом накренился, и Баки поймал падающее тело, аккуратно укладывая на бетонный пол. Незачем было парню получать еще и догонкой от падения.
Толпа вокруг бесновалась и ревела, хотя не было ни зрелища, ни хорошего боя, было просто добивание фаворита. Хотя, что Баки знал о толпе, кроме того, что она тупа и опасна? Ничего. Он оглядел людей вокруг, посмотрел на двух здоровяков, уносящих бессознательное тело из клетки и думал, что сейчас придется ждать, но драться с ним вызвались почти сразу.
Здоровенный лоб вошел в клетку, пригибаясь, чтобы не задеть низкую притолоку дверцы, и встал во весь свой рост, на полторы головы выше самого Баки, красуясь. Он действительно красовался, толпа ревела, скандировала ему, и Баки решил, что этот детина тут частый гость.
— Терминатор против Солдата! — объявил распорядитель боев. — Бой!
Терминатор презрительно глянул на Баки, словно на клопа, которого собирался прихлопнуть, и это вызвало в душе Баки протест, ливануло, словно жидким металлом по венам — азартом. Только всплыли в голове установки: тренировочный бой, не калечить, левую руку не использовать. Словно голос в голове. Но этот голос давно был с ним, с самого начала, а может и раньше, и Баки всегда его слушал.
Глядя на своего противника, Баки весь подобрался, приготовился уходить от не слишком быстрых ударов, чтобы наносить свои. Он собирался быстро и просто показать Терминатору, что он тут не пуп земли, и неверно оценил противника.
Баки прекрасно понимал, что противник надеется на свою силу, просто желая оглушить в пару ударов, но по нему надо было еще умудриться попасть.
Начался бой, а Баки словно утонул в воспоминаниях о своих тренировочных боях с другими, где все было как танец. Идеально выверенные движения тесно переплетенные со страстью и азартом, знакомые связки, работающие всегда, иногда даже против него. Но здесь никто не знал этих связок, этих приемов, здесь не было привычного очарования, но толпа вокруг ревела, противник пытался ударить, раз за разом промахиваясь, и Баки начало захлестывать. Он поддался толпе, поддался азарту, кипящему в крови, поддался, чтобы в два удара уложить Терминатора, снова аккуратно поймав бессознательное тело.
Следующий парень был гибче, быстрее, живее, и это было так здорово — снова бой, снова возможность показать себя, зная, что, если будет хорош, будет и награда.
Увороты, удары, снова увороты. Подпрыгнуть повыше, он видел в зеркале, это красиво, если заметить, и толкнуть ногами в спину, чтобы пролетел, ударился о решетку. Слишком сильно, упал.
Удар-удар-удар, уворот, снова тело падает, сраженное быстрым ударом ноги в челюсть.
Баки полностью отключился от всего, только противники сменялись один за другим, а он их вырубал ловил и укладывал, укладывал, потому что помнил, что нельзя, что свои. Он так увлекся, что смог вынырнуть из своего странного мира, в который погрузился, только когда противники кончились.
— Все, парень, — сказал ему распорядитель, похлопав по плечу, оглядел странным взглядом и вывел из клетки.
Толпа больше не бесновалась, да и не было ее почти, этой толпы. Половина точно уже разошлась, остальные тоже расходились.
— Ну ты даешь! — подскочил к нему мужчина, который дал ему визитку. — Держи, парень, твой куш.
И Баки в руки легла пачка помятых банкнот. Он, не глядя, сунул их в карман, вопросительно глядя на мужчину.
— Можно еще прийти? — спросил Баки, чувствуя, как легко достались ему деньги. Так можно было зарабатывать. Он даже никого не калечил.
— Послушай, парень, это было красиво, но и у других должна быть возможность. А ты… Мог бы, для приличия, после третьего-четвертого боя просто уйти, — несколько замялся мужчина.
— А что, так было можно? — недоуменно спросил Баки, которому сказали, что выигравший получает деньги, но, похоже, забыли оговорить условия этой победы. — Не нужно было драться со всеми?
— Нет, — мужчина хлопнул его по плечу. Баки это не нравилось, ему вообще не очень нравилось, когда его трогали, хлопали, еще как-то прикасались. — Можно было остановиться в любой момент. Если ты остался на ногах — ты все равно победитель.
— Буду знать, — Баки еще раз посмотрел вопросительно на мужчину. Ему нужно было еще раз попасть на эти бои, они приносили деньги, и большие, судя по пачке, даже если она состояла только из десятидоллорвых купюр.
— Позвони через неделю, — на этот раз Баки получил другую визитку, без адреса, но с телефоном, которую убрал в карман.
Выйдя, он пошел пешком в сторону ночлежки, в котором ночевал последнее время, так и не пересчитав деньги. Баки было все равно, сколько он выиграл, он даже не знал принцип, по которому лучше делать ставки, и как с этим разобраться, он тоже не представлял.
Жизнь оказалась очень сложной, а воспоминания о прошлом, о том, как он жил до того, как стал Зимним Солдатом, раз за разом оказывались бесполезны, потому что мир с тех пор слишком изменился. Все стало слишком другим, агрессивным, непонятным. Он никак не мог переложить свой опыт Зимнего на обычную жизнь без миссий, без убийств. И хотя он очень многое умел, он не представлял, как можно применить эти навыки в мирной жизни, потому что везде, куда бы он ни подался, чтобы устроиться на работу каким-нибудь инструктором по технике выживания, скалолазанию или ножевому бою, у него спрашивали сертификаты, которых у него, ясное дело, не было, а где их взять, Баки не представлял.
Он добрел до парка и, устроившись на скамейке, решил пересчитать деньги. Он не боялся, что его попытаются ограбить, потому что даже хороший удар монтировкой или битой по голове он бы выдержал, не потеряв сознание. Было бы просто больно, но к боли он давно привык, она была неотъемлемым спутником его жизни последние несколько десятилетий. Ему даже стало казаться, что если боль уйдет, то он перестанет понимать, жив ли он. Он живет и пытается найти себя в этой жизни.
Пересчитав деньги, Баки обнаружил, что у него в руках была круглая сумма в пять тысяч долларов. Для него это были просто огромные деньги, и впервые за все время с тех пор, как он начал ощущать себя человеком, а не инструментом, не оружием, у него появилась возможность начать жить как человек.
Просидев на лавочке почти до утра, он решил попросить помощи с арендой жилья в ночлежке, потому что там были добрые люди, которые действительно хотели помогать другим. Кто-то из его прошлого был таким же добрым и самоотверженным, но кто, Баки не помнил.
Он и имя-то свое так и не вспомнил, вернее, был не уверен, воспоминание это, или просто сон. Сон, в котором он треплет по светлым волосам хрупкого парня, а тот его благодарит за что-то.
Почему все, что он помнил, было лишено имен и лиц, Баки не знал. А, может быть, он просто не хотел ничего помнить, но каждый раз, засыпая, он мечтал, что что-нибудь вспомнит. К примеру, как зовут хрупкого блондина, который был самым ярким и отчетливым воспоминанием. Или еще хоть кого-нибудь, потому что он устал видеть смазанные лица и силуэты там, где должны были быть четкие образы.
Противоречивое желание и нежелание одновременно давили, не давая сдвинуться с места и пойти в какую-нибудь уже сторону, не давали вспоминать, но и не давали забыть то, что уже было при нем.
Баки помнил, что в его жизни перед тем, как он вытащил из воды человека, который убеждал его в том, что они друзья, был кто-то, кого он опять-таки не помнил, но хотел вспомнить, был важен. Он знал о Баки то, чего не знал сам Баки, но как его искать, идей не было.
Почему Баки не хотел вспоминать того, другого, который убеждал его, что был его другом, он не знал. Он помнил, что знал его, но где, как, почему — все это было скрыто черным туманом беспамятства.
Вернувшись утром в ночлежку, как раз к завтраку, Баки подошел к управляющему и попросил помочь снять ему квартиру. Управляющий очень обрадовался за Баки и обещал помочь, но стал выспрашивать, откуда же у Баки взялись на квартиру деньги. Тот нехотя сказал, что нашел работу, уже давно нашел, просто сейчас накопил достаточно, чтобы снять что-то очень дешевое.
Через два дня Баки получил ключи от маленькой, но чистой клетушки, окна которой выходили на промзону, но ему был неважен вид из окна, ему было важно то, что теперь он мог спать в одиночестве. Мыться каждый день и есть то, что хочет сам, а не то, что дают. Нет, еда в приюте была вкусная, но быть свободным в выборе казалось Баки важным, хотя выбирать было трудно. Он помнил, что тот, сотканный из теней и неясного марева во снах, помогал ему решать. Но не тогда, когда нужно было убивать. Нет, он не решал кого, но решал — как.
За квартиру Баки заплатил сразу за два месяца, уверенный что этого времени хватит, чтобы раздобыть еще денег, ведь в следующий раз он сможет поставить на себя сам, а не ждать, что ему перепадет от того мужика, который его привел.
Еще он купил себе минимум одежды, запас еды, в основном консервы, и нож. Пока он ходил безоружным, Баки казалось, что он голый, хотя бионика была эффективнее любого ножа. Но странные привычки бойца изжить было непросто.
Все оставшиеся деньги, а их осталась почти половина, он спрятал, оставив себе немного на карманные расходы. Единственная трата, которая казалась для него бессмысленной, но просто жгла желанием приобрести — большое теплое одеяло. В квартире было одеяло, но оно было тонким и неприятным, хотя Баки был очень непритязательным, ведь спал же он почти под таким же в ночлежке. Но приобретение одеяла порадовало его, он даже улыбнулся кассирше, которая тоже заученно ему улыбнулась.
Баки не нравились эти заученные улыбки, они были нечестными, а он очень тонко чувствовал, когда ему врали, пытались обмануть или просто лукавили. Он не понимал причин такого поведения, ему постоянно казалось, что человек, который обманывает его, замыслил что-то против него, что-то, что может угрожать его жизни, поэтому общаться он старался как можно меньше, ведь врали все вокруг.
Ровно через неделю он позвонил по номеру телефона, написанному на визитке, и получил адрес. Баки понимал, что, чтобы драться каждую неделю, надо не получать травм, выигрывать, и сегодня он надеялся не встретить никого из тех, с кем дрался в свой первый раз.
Он пришел в назначенное место в назначенное время и вновь окунулся в атмосферу азарта, который хлестал по нервам, толкал в клетку, которая была и тут, гонял в крови адреналин. Баки вызвался не сразу, он посмотрел на сегодняшнюю толпу, выделяя из нее простых зрителей и возможных противников, и действительно не нашел никого, кто был в прошлый раз, даже того мужика, который привел его, не было. Все было другое, все были другие. Баки даже испугался, что больше не сможет попасть на бои, когда ему понадобится, но решил, что эту проблему он решит позже.
Пока Баки рассматривал толпу, он заметил там и опытных бойцов, но вряд ли военных, но на них взгляд даже не зацепился. С ним могли пытаться соперничать только очень хорошо подготовленные бойцы, которые дерутся не в ринге, не в клетке, а за свою жизнь. И еще тот, кого он вытащил из Потомака. Тот, кого он не помнил и не хотел вспоминать.
Взгляд зацепился за одного человека не только, как и он, одетого в кофту с длинными рукавами, хотя он явно был бойцом, но он был еще и в капюшоне и кепке, поэтому лица было не разглядеть. Но Баки тут же понял, что этот может показать класс, может пытаться не встать наравне с ним, но попытаться дотянуться до него. И это будоражило, он уже хотел этого человека себе в противники, и надеялся, что тот выйдет вторым, или третьим. Барнс наблюдал за тем, что происходит в клетке, и понял, что даже хороший боец не стоит дольше четырех боев. Он собирался отстоять три и свалить с деньгами, прикинув, что в этот раз должно быть больше. Он взял с собой почти все, оставив только еще за месяц за квартиру, уверенный, что выиграет.
— Кто следующий желает? — спросил распорядитель, и Баки успел на секунду раньше того, в капюшоне, подскочить к клетке, а потом поставил на себя все, что у него было, предупредив, чтобы весь выигрыш ставили на него снова и снова, пока он не решит закончить. Мужчина, принимающий ставки, хмыкнул про себя, прикидывая большой куш с того, когда этот самоуверенный баклан упадет, но сказал, что все будет, как Баки желает.
Баки казалось, что он знает о рукопашном бое если не все, то почти все. И не просто знает, владеет этими знаниями на практике. Он знал, что был Солдатом. Зимним Солдатом, что был не совсем человеком, вернее, совсем не человеком, и подтверждение тому — металлическая рука, которую нельзя было никому показывать. Но кем именно он был, Баки не помнил. Не хотел помнить, потому что он хотел быть человеком, хотя бы попытаться им стать.
Красиво, на публику отработав три боя, Баки понял, что странный человек в кепке и капюшоне к нему не выйдет, потому что он как завороженный пялился на него все эти три боя. Вернее, человек-то считал, что смотрел на него украдкой, вот только для Баки это было как взгляд в упор.
За три выигранных боя Баки получил здоровенную пачку денег, бегло посчитал их, поняв, что там больше десяти тысяч, сильно больше, положил выигрыш в карман и покинул место боев, отправляясь домой.
Теперь-то у него был дом, и это приятно грело душу тем, что он становится ближе к людям. А то, что он еще плохо умеет с ними общаться, потому что сам долго не был человеком, это ничего. Он быстро учится. Он даже найдет себе работу, когда обеспечит себя всем необходимым, к примеру, оплатит квартиру на год вперед, чтобы не нужно было об этом думать.
То, что за ним кто-то идет, Баки понял сразу, как только вышел из склада, где проходили бои, но дергаться не стал, мало ли кто еще решил уйти. Он вообще старался изжить свою паранойю, вечно подкидывающую ему идеи, как лучше кого-нибудь убить, откуда стрелять, чтобы было больше или меньше паники, легко определял, следит человек за ним, или просто идет. Конечно, люди просто шли теми же дорогами, что и он ходил, но иногда ему казалось, что за ним следят, и он начинал менять привычные маршруты, петлять, уходя от слежки, а потом, словно очнувшись, понимал, что никто за ним не следит, что никому он не нужен. Что он совершенно один в этом большом и не очень-то дружелюбном мире.
От этого становилось грустно, потому что иногда хотелось быть не одному, но хотелось рядом кого-то честного, кто не будет лукавить, и такого, кто не будет спрашивать про руку, и чтобы не надо было ничего вспоминать. И чтобы приходил сам, угадывая, когда нужно, потому что Баки бы не стал звать, не привык он звать.
Странный мужчина с боев все шел за ним, и теперь уже Баки был уверен, что он следит. Было два варианта: можно было уйти тихо и незаметно, а можно спросить, что ему надо. Баки уже хотел выбрать первый, потому что так было проще, потому что, даже если он спросит, никто ему ничего не ответит, не будет правды, когда человек сам окликнул его.
— Эй, подожди! Да подожди же ты! — потребовал он у Баки, словно имел права, словно делал это не в первый раз. Баки тряхнул головой, отгоняя странные мысли, потому что этого мужика он не знал. Или знал? — Круто дерешься.
— Я знаю, — кивнул Баки, ничуть не рисуясь, он просто сказал правду.
— Давно в боях участвуешь? — спросил мужик. Теперь Баки понял, что с ним не так, почему он прятался. Его лицо все было в рубцах от шрамов, не особо привлекательно смотрелось, надо сказать, но Баки было плевать на внешность, он пытался понять, что этот мужик от него хочет.
— Нет, второй раз, — Баки ответил аккуратно, но он не видел, не чувствовал в этом человеке двойного дна, словно тот точно знал, как надо с ним общаться, словно идеально подходил уже сейчас, с первых минут знакомства. — Тебе от меня что-то надо?
— Да просто познакомиться хочу, — криво улыбнувшись, пожал плечами мужик. Баки чувствовал, что он лукавит, не врет открыто, нет, он действительно хотел познакомиться, но что-то было… странное. Но этот мужик рядом ощущался правильно, словно Баки именно его и ждал, именно такого человека ему не хватало все то время, пока он скитался по городу, жил по ночлежкам и пытался осознать себя. Вот он, пришел сам, осталось только протянуть руку и назвать имя, пусть Баки и не был уверен, что оно настоящее, оно было его, потому что оно ему приснилось.
Вот только это казалось легко, а на самом деле было не так-то просто, очень непросто, ведь это создавало связь, которой Баки боялся. Он не знал, почему знакомиться с кем-то может быть смертельно опасно, просто знал, что, называя свое имя, он брал на себя некие обязательства и накладывал их на того, кому называл. Это звучало странно даже в его голове, поэтому он решил разрушить этот кирпичик в стене, которая сейчас отделяла его от общества, отделяла его от этого мужчины, с которым, Баки был уверен, будет хорошо. Будет правильно и спокойно.
— Баки, — представился он мужчине, протянув руку, как это принято у людей, зная с десяток способов, как человека можно убить при рукопожатии.
— Брок, — оскалился в подобии улыбки мужчина, но при этом он весь изображал дружелюбие, все, на какое вообще был способен, и Баки тоже ему улыбнулся, тоже как мог.
— Тут парк в десяти кварталах, прогуляемся? — предложил Брок, и Баки кивнул. Прогулка по парку, не важно, что ночью, да еще далеко от его дома не была опасна.
— Ты тоже дерешься? — спросил Баки, когда они уже довольно долго шли по тихим практически пустым улицами не спеша заговаривать друг с другом, но и не собираясь расходиться. Они шли гулять в парк.
— Иногда, — Брок скинул капюшон и улыбнулся-оскалился проходящей мимо девушке, которая шарахнулась от него, как от огня, потом глянула на Баки и шарахнулась еще сильнее. — Странно, ты вроде смазливый, а бабы от тебя шарахаются.
На то, что шарахнулась она большей частью от Брока, Баки указывать не стал, потому что понимал, что он тоже не само обаяние.
— Ты всегда такой дружелюбный? — снова спросил Брок.
— Мне не очень нравятся люди, — честно ответил Баки. С Броком хотелось быть честным, это казалось естественным, правильным, словно именно с этим человеком так и должно было быть. Он чувствовал с ним определенное сродство, словно они были давно знакомы, но где и когда они могли познакомиться, Баки не знал, потому что очень хорошо помнил свой год, и в нем не было этого мужчины. Брока. Никого ни с такой внешностью, ни с таким именем.
— Нравятся они тебе или нет, это не важно, — махнул рукой Брок. — Надо располагать к себе этих тварей, чтобы они не пытались тебя наебать на ровном месте. Понимаешь?
— Люди врут, — как что-то обыденное сказал Баки. — Мне тяжело, когда мне врут, мне хочется вызнать правду. Любыми способами.
Он не стал говорить, что ложь сбивает его с толку, ему кажется, что он где-то ошибся, что-то сделал неверно, и ошибка эта будет стоить ему жизни. Сам он знал, что умеет врать, но врать ему не нравилось.
— Да, Баки, все люди лицемерные пиздливые твари, — согласился Брок.
— Почему ты не врешь? — вдруг спросил Баки, потому что он так привык к тому, что ему врут, что честность Брока даже ставила его в тупик.
— Не вижу смысла, — пожал плечами Брок. — Мы с тобой только познакомились, детей нам не крестить, так нахуй врать? О чем мне тебе соврать?
— Почему ты решил со мной познакомиться? Ты смотрел на меня все три боя, думая, что я этого не вижу, — подумав, заговорил Баки. — А потом вышел за мной и сказал, что хочешь познакомиться. Зачем?
— Я думал, что знаю тебя, — ответил Брок, а Баки понял, что не уловил ни крупицы фальши, но Брок еще не все сказал. — Ты дерешься как тот, кого я знал. Я сначала подумал, что это он, но потом понял, что нет.
— Он был тебе дорог, — понял Баки, он вообще довольно много понимал, если вникал в то, что ему говорят. Обычно понимать не хотелось, потому что у всех было одно и то же. Простое и, чаще всего, меркантильное. Тут тоже не было ничего сложного, но сейчас не врали да и, честно сказать, стало интересно, кто может драться так же, как он. Он знал только одного, человека, которого вытащил из Потомака. Неужели Брок тоже его знал?
— Был, — кивнул Брок, не став спорить, а потом, странно посмотрев на Баки, добавил. — Но его больше нет.
— Мне … жаль, — уверенно закончил он, потому что ему действительно было жаль, что у Брока больше нет того, кто был ему дорог. У самого Баки тоже был кто-то, давно, он иногда приходил во снах, но его больше не было в реальности, поэтому он Брока понимал. Хотя бы в этом.
— Не жалей, ему сейчас лучше, чем было со мной, — отмахнулся Брок.
Они вошли с освещенной фонарями улицы в тенистое нутро парка и медленно побрели по дорожке. На одной из лавочек спал бездомный, в отдалении слышался смех какой-то развеселой компании, но они просто шли вглубь парка, никого не страшась.
Баки было странно говорить о личном с совершенно незнакомым человеком, даже несмотря на то, что говорил, в основном, Брок.
— Я тебе чего сказать хотел, ты людям улыбаешься, как будто размышляешь, под каким соусом их есть будешь, — после долгого молчания заговорил Брок. — Вот они и начинают нервничать, пиздеть тебе почем зря и шарахаться. Давай, подумай о чем-нибудь хорошем и улыбнись мне.
Это было странно, вся ситуация: незнакомец в темном парке учил его улыбаться. Баки всегда казалось, что он улыбается дружелюбно, он никогда не думал, что его улыбка вызывает такие мысли.
О чем подумать, Баки не знал, потому что хорошего было не ахти, как много, и он подумал о своем новом теплом одеяле, и улыбнулся. И Брок тоже улыбнулся ему в ответ, не оскалился своими побитыми шрамами губами, а именно улыбнулся, наверное тоже подумал о чем-то хорошем.
— Молодец! — похвалил его Брок, несильно хлопнув по плечу, и это что-то всколыхнуло внутри Баки, потому что этот хлопок был такой знакомый, и рука, и сила удара, и место… Кто-то уже делал так же, и ему было это приятно. Кто-то так же хвалил Баки в том времени, которое он не хотел помнить. — О чем подумал-то?
— Я себе одеяло купил новое, — несколько смутившись сказал Баки, почему-то с Броком было легко говорить о чем угодно, даже о такой глупости, как одеяло, — вот о нем.
— Любишь потеплее? — заключил Брок.
— И это тоже. Просто оно большое и, да, теплое, — Баки снова улыбнулся и по реакции Брока понял, что именно так, как надо улыбаться людям.
— Один живешь? — спросил Брок словно между делом, но Баки уловил неподдельный интерес и какую-то еще, другую эмоцию, словно Броку было очень важно узнать, живет ли Баки один, но не для того, чтобы навредить ему, и не потому, что интересно, а важно, что ли.
— Да, один, — легко ответил Баки, словно был уверен, что Броку можно доверять. С другой стороны, Если бы Брок хотел причинить ему вред или отобрать его деньги, у него была масса возможностей, потому что они уже давно шли по довольно темной части парка, вот только у него не было ни шанса это сделать.
— Молодец, — искренне похвалил Брок, словно самостоятельность Баки была чем-то для него важным.
— Ты часто дерешься? — спросил Баки, он хотел знать, как часто имеет смысл приходить ему, чтобы это не было странным, ведь он просто не мог проиграть простому человеку, откуда-то Баки был в этом уверен.
— Да как тебе сказать, — Брок пожал плечами и сплюнул на влажный после дождя асфальт. — Когда деньги нужны.
— А ты проигрывал?
— Нет, я знаю, когда остановиться, — ответил ему Брок, и Баки посмотрел на него заинтересованно.
— Мне ты проиграешь, — уверенно, даже как-то самодовольно сказал Баки.
— Ты это в клетке проверить хочешь? — опасно оскалился-улыбнулся Брок, словно ему бросили вызов.
— Нет, — Баки очень хотелось подраться с Броком, не умотать его, разбив лицо в кровь, не вырубить, а окунуться в бой, в танец, где на каждый твой удар у противника есть, чем ответить. — Но проверить хочу.
И Баки улыбнулся, вкладывая в улыбку весь свой азарт, предвкушение, и Брок улыбнулся ему в ответ. Уже это было похоже на начало того танца, о котором так мечтал Баки, впервые оказавшись в клетке. Он был уверен, что это было из его прошлой жизни, и это было чем-то приятным, чем-то, что радовало его.
— Хорошо, Баки, — кивнул Брок, словно пробуя имя на вкус. — Мы станцуем. Приходи завтра одиннадцать-одиннадцать на четырнадцатой. Найдешь?
— Найду, — кивнул Баки, боясь, что на этом прогулка закончится, но Брок не спешил с ним расставаться.
Баки внезапно захотелось, чтобы это был именно тот человек, который ему нужен. Который бы приходил сам, который бы помогал, но не задавал бы ненужных вопросов. Который не спрашивал бы про руку, даже зная, какая она.
— Рассказывай, как дошел до того, что бьешься за деньги, — предложил Брок так, словно они были старые друзья, которые давно не виделись и вот встретились и гуляют сейчас, разговаривая о жизни.
И это все было, кроме самого главного — они не были друзьями. Но Баки казалось, что Брок знает его, а он знает Брока, что они давно знакомы, и можно действительно взять и рассказать, как он дошел до такой жизни. Потому что раньше было хуже, а сейчас он даже молодец. Хотелось хоть кому-то об этом рассказать. А чем незнакомец, который позвал завтра проверить, кто из них круче, хуже кого бы то ни было другого, если этот незнакомец ощущался близким и родным?
— Я не знаю, кем я был, — почему-то Баки начал сначала, с того начала, которое у него было. Он никому об этом не рассказывал, но, похоже, пришло время. — Я просто однажды очнулся на улице, помня странное, но кто я — я не знаю. А имя мне вообще приснилось. Я по ночлежкам жил, а две недели назад пришел человек и предложил легкие деньги. Ну и вот… А ты как?
— Думаешь, с такой рожей много куда работать берут? — Брок откинул капюшон, зло стянул кепку, вставая так, чтобы свет ближайшего фонаря хорошо его осветил. Зрелище было не самое приятное, но Баки был уверен, что видел много худшие вещи. А шрамы… Ну а что шрамы, если человек звучит с тобой в унисон. А Брок звучал, и еще как.
— На работу не берут, девкам ты не нравишься, — усмехнулся Баки, — да моя амнезия мне сейчас малиной кажется. Еще скажи, живешь в коробке.
Брок очень по-доброму усмехнулся, словно разглядел в Баки не болванчика, а живого человека.
— Я в том зале, куда ты завтра придешь, — он сказал это уверенно, даже не допуская мысли, что Баки передумает, — работаю. Ребят молодых тренирую. Слушай, а почему Солдат?
— А у тебя какое имя в Клетке? — тут же спросил Баки, ему было интересно.
— Квазимодо, — хохотнул Брок. — Зато меня знают. Это, конечно, не особо хорошо, раз знают меня, значит знают, как я дерусь, а это ставки… Ты не ходи часто драться, даже раз в месяц не ходи, только когда сильно надо. Так почему Солдат?
— Я был Солдатом, — пожал плечами Баки, чувствуя, что можно рассказать. Броку — можно. — Зимний Солдат. Представления не имею, что это значит. Позывной, наверное. Среди бездомных много ветеранов. Наверное, я такой же.
На самом деле, Баки помнил, что он был не просто солдатом, он был оружием, но рассказывать этого он не собирался.
— Зимний Солдат, значит, — протянул Брок, но Баки показалось, что это словосочетание ему знакомо.
— Ты знаешь что-то о Зимнем Солдате? — тут же спросил он, и заметил заминку Брока, тот явно не хотел говорить об этом, но Баки испытующе на него смотрел, уверенный, что если сейчас Брок ему соврет, то он развернется и уйдет домой, и этот созвучный с ним человек останется в прошлом, потому что созвучные люди не врут друг другу. Баки не хотел, чтобы ему врали.
— Это проект, — не стал юлить Брок, но говорил он аккуратно. — Я читал документы, пока меня не вышибли по ранению, у меня был довольно высокий допуск. Так вот, я читал документы. Это проект солдат-мастеров на все руки. Значит, ты в него входил.
— Ты знаешь что-то еще? — с надеждой спросил Баки, не понимая, зачем хочет бередить рану, которую зарекся трогать.
— Баки, даже если и знаю, я тебе больше ни слова не скажу, это же гос, мать ее, тайна, — рассмеялся Брок. — Я только знаю, что проект заморозили, а персонал распустили. Так что прости, парень, я тебе не помогу вспомнить.
— Я не уверен, что хочу, — признался Баки. Он пытался как-то сопоставить услышанное с тем, что обрывками помнил сам. Выходило что он, оружие, проект мастера на все руки, убийцы, которым владела какая-то Гидра. Но сейчас он был свободен, никто о нем не знал, а Зимний Солдат — всего лишь название проекта, которое ничего не будет значить ни для кого.
— Может, оно и лучше так будет, — пожал плечами Брок. — Новая жизнь, новое все. Ладно, Баки, давай по домам, мне завтра вставать рано.
— До завтра, Брок, — попрощался Баки. Оказалось, что они прошли небольшой парк насквозь и теперь расходились в разные стороны. От расставания было грустно, хотя раньше Баки не грустил, даже если люди, с которыми ему приходилось расставаться, были ему симпатичны. Сейчас же Баки ощущал себя потерянным ребенком, которого надежный взрослый взял за руку и повел, а он пошел, потому что взрослые лучше знают. И снова становиться потерянным не хотелось. — Я приду! — крикнул он закрывающейся двери такси, но Брок высунулся и помахал ему.
Оставшись один, Баки побрел домой, на ходу мониторя все вокруг от случайных прохожих до хулиганов и грабителей, но его все обходили стороной, хотя он чувствовал на себе взгляды даже в столь поздний час.
Дома он пересчитал деньги, которых оказалось двенадцать тысяч с мелочью. Половину Баки сразу же отложил на квартиру, этого как раз должно было хватить почти на полтора года, оставшиеся деньги он снова спрятал в тайник, оставив себе немного, потому что сейчас у него было все, что нужно, и тратить деньги было просто не на что.
Баки вымылся, натянул на себя пижаму с забавным медведем с подушкой на кофте и завернулся в свое большое теплое одеяло, угол которого заменял ему подушку.
Он никогда не пытался анализировать прожитый день, понимая, что, если что-то и придет, какие-то воспоминания, то это произойдет внезапно, и он про них не забудет, это точно. Но сегодня, перед тем как закрыть глаза, чтобы погрузиться в беспокойный сон, в котором снова будут вставать неясные призраки прошлого, Баки задумался о Броке, всем собой желая, чтобы это был тот самый человек.
Нужный адрес Баки нашел легко и быстро, но вот заходить не спешил, кружил вокруг, заглядывал в окна спортзала, высматривал там Брока, пока тот не вышел сам, сложив руки на груди, упер взгляд точно в Баки, хотя он был уверен, что его не видно на другой стороне улицы. Но Брок видел. От этого было не по себе, а еще почему-то очень приятно. Брок стоял и ждал целых пять минут, когда Баки решил проверить, сколько еще он так простоит, но через десять понял, что играться они могут долго, и проще зайти, раз пришел, ведь ему обещали потанцевать.
— Ну привет, Белоснежка, — оскалился ему Брок, но Баки разглядел там теплую улыбку.
— Почему Белоснежка? — не понял Баки, хотя обидным это прозвище ему не показалось, оно легло правильно, идеально, словно так его кто-то уже называл, кто-то созвучный, и даже объяснял, почему Белоснежка, но память не подкинула ни того, кто его так называл, ни почему. И Баки просто пожал плечами. — Ладно, пусть будет Белоснежка.
— Потому что, — хохотнул Брок. — Пойдем, и не шугайся никого. Покажи, что ты крутой, и к тебе никто не полезет сам.
— И как мне показать, что я крутой? — не понял Баки. Он вообще не хотел кому-то что-то показывать, но, похоже, Брок знал лучше.
— А сейчас ты меня в блин раскатаешь в ринге, — хохотнул он, — и всем сразу будет понятно, что ты крутой, потому что меня тут еще ни один не раскатал. Ну что, пойдем, покажу, где можно переодеться.
— А там… — Баки очень хотел спросить, не будет ли там никого, потому что светить свою руку он очень не хотел. Можно было вообще не переодеваться, но он почему-то прихватил с собой сумку с вещами, поэтому отказаться было как-то глупо. Или нет.
— В мою пойдем, душ, правда, общий, а вот раздевалка у меня своя, — успокоил его Брок. — Обещаю, даже смотреть не буду.
— Спасибо, — выдохнул Баки. Он бы не смог объяснить, что он там не хочет показывать, когда Брок сам ходил и спокойно светил своей обгорелой рожей. Вот только высокотехнологичный протез и сопутствующие шрамы точно логичному объяснению не поддавались.
— Держи, тоже пригодится, — Брок кинул в него перчатки и бинты. — Или, если хочешь, можем по-взрослому, без всего этого.
— Ты хочешь прямо как в Клетке? — не понял Баки. Он был удивлен, что человек хотел драться без защиты, когда она есть.
— Почти, — оскалился Брок. — Семи-контакт, Белоснежка.
В Баки что-то щелкнуло, словно встал на место выбитый сустав. Слова были правильными, теми самыми, заветными, после которых всегда был хороший бой. Но он не помнил, откуда и почему они имели для него смысл.
Брок закрыл дверь, давая Баки возможность переодеться без свидетелей, и тот вышел уже через пять минут, переодетый в спортивные штаны, футболку, обязательно с длинными рукавами, и левая ладонь затянута в тонкую перчатку.
— Знакомьтесь, черти, это Белоснежка, — объявил Брок, когда они зашли в зал и подошли к рингу, у которого собралось шестеро парней лет двадцати и старше. — Сегодня Белоснежка покажет вам на мне, к какому недостижимому идеалу вы, девочки, должны стремиться. Начали.
— Я тебя сейчас совсем опозорю и сделаю одной рукой, — пообещал Баки, убирая левую руку за спину. Движение тоже было привычным, да и он прекрасно понимал, что Брок может сломать себе руку, если влетит кулаком в его протез.
Они медленно пошли по кругу, изучая друг друга. Брок подобрался, пригнулся, готовый как атаковать, так и отражать удары, а Баки скользил, все ускоряя и ускоряя шаг, но не срываясь на дурацкий бег по кругу. А потом ударил. Внезапно, точно, с половиной той силы, которой обладал, но к этому удару Брок был готов, словно уже провел с ним не один бой, а не встретил вчера в Клетке. Хотя, может он так пристально наблюдая за ним запомнил его любимые связки. Только как их вообще можно было выяснить из трех боев с разными противниками? Но, так или иначе, первый удар он отбил. А вот второй уже не успел. Барнс даже не бил, только обозначал удары: голова, грудь, живот, бедро. И все это одной рукой да так быстро, что Брок просто не успевал закрыться или уйти, хотя у него почти получалось, и это было прекрасно.
Баки знал, что превосходит всех бойцов, которых встретил за последнее время, но Броку они все не годились и в подметки, потому что тот был прекрасен, хотя, Баки был уверен, у него был долгий перерыв, пока он восстанавливался, и это сказалось, если не на технике, то на скорости. Было жаль, очень жаль, что такой боец потерял форму, и Баки чувствовал, что тому просто не с кем ее наверстать. Не с этими же желторотыми юнцами, которые ему в рот смотрят.
Баки провел еще пару ударов, а потом Броку удалось достать его хорошим ударом ноги в корпус, от которого он не успел уйти, но Баки тут же поймал ногу, выкрутил ее и уронил Брока, зажав в захвате.
— Сдаюсь-сдаюсь, — постучал ладонью по полу ринга Брок, Баки его отпустил и помог подняться.
— Тебе нужна практика. Много больше практики, — сказал Баки то, что видел. Он бы очень хотел помочь Броку прийти в форму, потому что чувствовал, что он может лучше, может быть быстрее. Но для этого Брок должен был попросить, потому что сам он предлагать свои услуги опасался. Не был уверен, что Броку вообще это нужно, не хотел лезть в чужую жизнь. Ведь они даже суток не знакомы.
Чужие взгляды на него после того, как он действительно раскатал Брока, были частью восхищённые, а частью какие-то странные, Баки идентифицировал их как ревнивые. И правда, как он мог раскатать любимого учителя?
— А тебе делать, что ли, нечего, Белоснежка? — усмехнулся Брок.
— Если ты о работе, то у меня ее нет, — честно ответил Баки. — И я пока не искал. Я… заработал достаточно.
У него сейчас было больше денег, чем за весь прожитый год, он ни в чем себе не отказывал, если принять во внимание то, что ему вообще было очень мало нужно. Наверное, единственное, что Баки себе позволял из излишеств, было дорогое шоколадное печенье. А с учётом того, что следующие полтора года ему не нужно будет тратиться на жилье, денег у него было достаточно. На пару месяцев точно хватит. Но это не значило, что работа ему не нужна.
Только была проблема — у него не было документов. С квартирой ему повезло, потому что за него попросили, а вот с работой… да и что он умеет, он не знал.
— Заработал он достаточно, — проворчал Брок, и от этого ворчания почему-то стало тепло на душе. — Ты сколько боевых искусств знаешь?
— В совершенстве или только отдельные элементы и связки? — тут же уточнил Баки, слабо понимая, как он, ничего не помня, назовет хоть одно название.
— Начнем с того, что в совершенстве, — предложил Брок. — Ты показываешь — я называю, что это, идёт? Поиграем в угадайку. Кто знает, тоже подсказывайте.
Баки чуть в ладоши от радости не захлопал, как Брок красиво решил его проблему, не сказав о ней ни слова.
— Давай, Белоснежка, поехали. Не волнуйся, — как-то очень мягко сказал Брок, — все, что ты мне покажешь, я узнаю и назову.
И он назвал, Баки и сам не предполагал, сколько всего знает, потому что не вычленял что-то одно, пользуясь сразу всем.
— А теперь объясни какой-нибудь прием из САМБО вот этому обалдую, — Брок втолкнул в ринг одного из своих подопечных. — Посмотрим, как ты объяснять умеешь.
В голове Баки промелькнуло что-то вроде узнавания, он явно уже делал это раньше — учил кого-то драться. И учителем он был жёстким, требовательным. Но учил кого-то не такого, кого-то более хрупкого, девочек, но память отказывалась давать что-то еще.
Только когда он заговорил, объясняя, понял, что что-то не так, его не понимали, смотрели странно, только Брок понимающе кивнул.
— Я понял, Белоснежка, только давай то же самое, но по-английски, хорошо? — попросил он.
— А я… Да, просто привык учить так, — не стал разваливаться в луже, в которую сел, Баки. — Поехали. Я показываю медленно удар и блок. Ты запоминаешь и повторяешь, потом проверяю, как запомнил.
В итоге к полудню все шестеро подопечных Брока, с которыми тот тренировался, знали по связке из САМБО, а Баки был собой доволен. Он давно этого не чувствовал — удовлетворения от хорошо сделанной работы. Брок снова хлопнул его по плечу, разливая по телу и душе тепло, словно похвалил его вот так молчаливо.
— Ладно, хорошо позанимались, всем спасибо и до завтра, — попрощался он со ребятами. — А мы с тобой пойдем куда-нибудь поедим. Тут есть неплохая жральня. Ты как? Я угощаю, — добавил он, увидев сомнение на лице Баки.
— Нет, я сам за себя могу заплатить, — упрямо ответил Баки, но кивнул. — Хорошо, пойдем.
Он нутром чуял, что Брок хотел с ним о чем-то поговорить. О чем-то важном, поэтому они уходили из спортзала.
Брок ушел в душ, а Барнс пошел сразу переодеваться, он за эту тренировку даже не вспотел, не та нагрузка, не то все, но с Броком было приятно. Просто приятно, хорошо, спокойно, словно они знали друг друга очень давно и долго, словно прошли вместе через что-то страшное, и теперь просто заботятся друг о друге, кто как может.
Баки чувствовал, что Брок его очень хорошо понимает, что это тот самый человек, которого он искал, потому что Брок не задавал вопросов, он просто помогал почти незримо, молчал там, где другой бы обязательно что-нибудь сказал и говорил тогда, когда и сказать-то было нечего.
Они устроились в маленьком кафе, и Баки сразу же нашел в меню десерт, проигнорировав все остальное. Раз сегодня он собирался потратить денег на обед, то пусть это будут вкусняшки. Заказав все пять видов чизкейков и шоколадный пуддинг, Барнс посмотрел на Брока в упор.
— Что, Белоснежка, любишь сладкое? — но в вопросе Баки услышал добрую насмешку, словно ничего другого и не ожидал.
— Люблю, — кивнул Баки. Он любил не только сладкое, но почему-то именно сладкое доставляло ему огромное удовольствие.
— Значит большое теплое одеяло и десерты, вот чем тебя можно соблазнить, — размышлял Брок. — Я хочу предложить тебе работу, Баки. Документы не важны, платить буду наличкой каждую неделю. Кого тебе тренировать — найдется быстро, ты много всего знаешь. Приходить будешь после обеда и до вечера. А после закрытия этого бедлама только мы с тобой. Ты прав, мне надо восстановить форму, и только с тобой у меня это получится.
Баки задумался. Это было хорошее предложение, потому что квартира у него была оплачена, еда тоже была, и можно было не тратить деньги, выигранные в Клетке, а пользоваться заработанными, тем более, что больших трат у него в ближайшее время не предвиделось. Если только Брок не собирается его регулярно таскать в это кафе. Оно не было дорогим, но все равно не на каждый день.
— Но если к тебе придут и спросят, кто я такой? — чуть прищурился Баки, везде ища подвох.
— Я скажу, что ты мой личный тренер, и не совру ни единым словом, а лицензию у тебя никто спрашивать не будет, — пообещал Брок. — Так что, идет?
— Идет, — кивнул Баки, принимаясь за первый чизкейк, а Броку как раз принесли салат. — Только не хнычь, когда я буду тебя гонять.
— Идет, Белоснежка, — кивнул Брок, но Баки видел, что тот очень рад, что он согласился.
Для Баки начались дни, наполненные смыслом. Он точно знал, что он делал, он знал, что делал это хорошо. Его очень ценили люди, которых он тренировал. Они быстро привыкли к тому, что он был довольно мягким в обычном общении и жестким, иногда до жестокости, на тренировках. Но он никогда не ставил крест на ком-либо, если у него что-то не получалось, всегда доводя дело до конца, потому что считал, что, если не справляется ученик, значит, не справился учитель. Поэтому ученики всегда справлялись, ne mit’em tak katan’em, иногда приговаривал Баки.
Брок сказал, что язык, на котором говорит Баки во время тренировок, а он часто на него сбивался, правда, тут же переключался обратно, русский. Сказал, что тоже знает несколько фраз на нем, по работе было нужно.
А по вечерам, когда все уходили и Баки с Броком оставались наедине, Баки гонял Брока. Он гонял его на скорость, потому что с техникой все было в порядке, и страшно ругался, потому что результатов пока не было. Уже две недели, как не было результатов.
— Да успокойся ты, Белоснежка, дай расчехлюсь, и все будет, — успокаивал его Брок, улыбался и совал в руки то самое шоколадное печенье, которое Баки себе позволял изредка, хотя Баки никогда не говорил, что любит его. Наверное, Брок действовал по принципу: самое дорогое — то, что надо.
С каждым днем, проведенным с Броком, Баки казалось, что он всегда вот так вот был с ним. Нет, были еще, другие, но с ними не было так хорошо, даже весело. Брок много смеялся, шутил, заставляя смеяться Баки.
С Броком было хорошо, спокойно, правильно. Но Баки постоянно ощущал какое-то странное чувство дежавю, словно что-то такое уже было, и щенки, которых он тренировал в ринге, и сам Брок, и это “Белоснежка”.
Баки долго думал, почему именно белоснежка, даже перечитал сказку и посмотрел мультфильм, но так и не понял аналогию принцессы, жившей у семи гномов, и себя, просто ничего не помнящего вояки. Но мультик ему понравился, и он посмотрел еще несколько разных, и как-то вечером после тренировки Баки предложил Броку сходить завтра в кинотеатр. На один из новых мультфильмов.
Брок так долго хохотал над предложением, что Баки уже собирался обидеться, но тот, похоже, кожей почувствовал изменяющееся настроение своего — Баки надеялся — друга, и ржать перестал.
— Хорошо, Белоснежка, сходим. С тобой я готов хоть в огонь, хоть в воду, хоть в кино на мультфильм про драконов, — и он снова, привычно правильно хлопнул Баки по плечу. — Я просто не ожидал, что ты любишь мультики.
— Знаешь, иногда мне кажется, что ты обо мне все-все знаешь, — признался Баки. — Это так странно, словно мы были с тобой знакомы в моей прошлой жизни.
— Нет, Белоснежка, тебя я не знал, это точно, — как-то печально ответил Брок, словно хотел бы знать, словно жалел, что не знал.
— Зато сейчас мы узнаем меня вместе, — улыбнулся Баки. — Спасибо, что не спрашиваешь. Я знаю, что ты видел мою руку.
— Знаешь, я столько всего в жизни видел, что спрашивай я обо всем, столько бы не прожил, — весело усмехнулся Брок. — Ладно, пойдем ко мне, накормлю тебя яблочным пирогом. Ко мне соседка подкатывает так.
От слов, что к Броку кто-то подкатывает, неприятно царапнуло где-то внутри, напомнило Баки о том, что он не единственный в жизни Брока.
— А ты к ней как? — осторожно спросил Баки.
— Не боись, Белоснежка, — Брок снова хлопнул его по плечу и рассмеялся, — я только твой принц.
— Да? — недоверчиво спросил Баки, понимая, что спрашивать глупо, а сама фраза иррациональным жаром прокатилась по венам, скопившись теплом в паху. Было приятно думать, что он у Брока самый важный, самый главный в его жизни, но Баки понимал, что это попросту невозможно. Они же всего месяц знакомы.
— Да, Белоснежка, ты укатываешь меня так, что мне больше никого не надо, — рассмеялся Брок.
Баки давно знал, где живет Брок, он жил в паре кварталов от зала, в маленькой квартирке на одну спальню, и вот сегодня он звал Баки в гости. Это будоражило, потому что его собирались впустить в дом, открыться еще немного, или очень сильно, потому что дом много мог рассказать о своем хозяине.
Но квартира Брока оказалась безлика, по-военному аскетична и чиста, словно в ней только что поработала уборщица. Сам Баки тоже старался поддерживать чистоту и порядок, но у него, откровенно говоря, получалось плохо, словно даже армия его ничему не научила, и он был тем еще неряхой.
Он смутно помнил, что за разводимый им бардак его кто-то ругал, кто-то очень важный для него, но он даже не пытался прибрать за собой, потому что не помнил, что раскидывал. Сейчас он, как мог, прибирался, потому что в голове почему-то звучал голос Брока, ругая его за “пиздец в хате”.
Оглядывая квартирку Брока, Баки казалось, что он тут не живет. Спит, может быть, но не более. Показалось даже, что его обманывают, и эту квартиру Брок снял специально, чтобы привести его сюда, чтобы не показывать, где он на самом деле живет. Баки нахмурился, не понимая, зачем нужна была столь сложная схема, он вдруг почувствовал себя, словно его поймали в перекрестье прицела и маленькая зеленая точка четко горит промеж лопаток.
Брок, кажется, спиной почувствовал изменение состояния Баки, повернулся к нему и улыбнулся.
— По жилищу можно слишком много узнать о его хозяине, — просто сказал он. — А я не хочу, чтобы обо мне знали лишнее даже те, кого я зову к себе. Еще больше я не хочу, чтобы обо мне что-то узнали незваные гости.
— Ты скрываешься от кого-то, — догадался Баки. — Мне иногда кажется, что я тоже скрываюсь.
Прицел убрался, объяснение вполне устроило Баки, он немного расслабился, проходя в кухню, где сел на табуретку у окна.
— Держи, — Брок поставил перед ним половину яблочного пирога и принялся готовить кофе. Кофе у него был зерновой, имелась кофемолка и турка, которые он достал из верхнего шкафчика.
Теперь Баки начинал понимать, куда смотреть, чтобы узнать что-то о хозяине. Это на первый взгляд все было стерильно и безлико, а если чуть заглянуть внутрь, вглубь, то можно было узнать много всего. Но шариться по чужому жилищу он не собирался.
— А ты не будешь? — спросил Баки, когда Брок поставил перед собой только чашку с кофе.
— А я сладкого не ем, — усмехнулся Брок. — Ты ешь, Белоснежка, а то пропадет. А чужой труд жалко.
Яблочный пирог всколыхнул в Баки что-то странное, какое-то ощущение воспоминания, словно что-то такое он уже ел, почти как сейчас, ощущение было очень похожим, только тогда было опасно, а сейчас спокойно. Он не мог вспомнить, но был уверен, что кто-то важный так же кормил его похожим пирогом. От этого стало грустно.
У него был кто-то важный, но он его забыл и никак не может вспомнить. Баки так хотелось, чтобы у него снова был кто-то важный, раз тот, другой, его не ищет. А, может быть, он даже умер. Баки хотелось, чтобы Брок был таким важным, но он сам еще не до конца понимал, что для него входит в понятие “важный”. Но очень-очень хотелось быть не одному, быть нужным.
— Эй, Баки, чего загрустил? — точно определил его состояние Брок, хотя Баки просто завис с вилкой во рту.
— У меня был кто-то очень важный, — признался Барнс. — Но я не помню, кто это. А он меня не ищет. Значит, я ему уже не важен?
— Может быть, он просто не может тебя найти? — предположил Брок. — Или сам умер, а ты не помнишь, потому что не хочешь расстраиваться?
Брок чего-то недоговаривал, Баки это чувствовал, недоговаривал, но не врал, а сам Баки уже понял, что человек не обязан говорить ему все на свете, и если он о чем-то умалчивал, но не врал, значит так надо. Хотя умалчивание Баки не нравилось, словно оставляли за кадром что-то важное. Но здесь Брок мог оставлять за кадром кого-то, важного для него самого, кого-то, кого тоже не было.
Баки иногда казалось, что они с Броком нашли друг друга в этом большом городе, потому что оба искали кого-то важного, кого-то, кто был, и которого не стало. Так или иначе.
— Этот кто-то тоже давал мне яблочный пирог, — сказал Баки, а Брок вдруг странно улыбнулся, радостно и грустно одновременно.
— Все у тебя еще будет, — пообещал он. — Если сам захочешь. Твой мультик завтра в семь есть. Кинотеатр в двух кварталах отсюда, так что оставайся у меня. Сходим на чертов мультик, я пойду в зал, а ты сможешь съездить домой. Как раз вернешься к своей смене. Только у меня нет большого теплого одеяла. Плед есть. Ну что, останешься?
Баки показалось, что Брок спросил это даже с какой-то надеждой, и он решил согласиться. С Броком можно было поговорить, просто посидеть, быть не одному. Он отчего-то чувствовал, что он не любил оставаться один, хотя и искал одиночества, когда жил на улицах и в ночлежках. Он искал общества, которое бы его не тяготило. И вот нашел.
— Хорошо, — кивнул Баки. — Одеяло — это не так важно.
И он остался. Они просидели проговорили о чем-то совершенно неважном почти до полуночи, хотя с утра было рано вставать, раз Барнс хотел сходить на мультик. Брок даже пару раз спросил, уверен ли он. Баки чувствовал, что Брок не очень хочет идти, но отчего-то пойдет. И это грело.
Устраиваясь на довольно удобном диване в маленькой гостиной, Барнс долго крутился, не мог заснуть, все думал о чем-то непонятном, чувствуя, что вот такая ночевка на диване в безликой квартире у него не впервые. Что это чуть ли не нормальное его состояние, когда все безликое и нет ничего своего.
— Эй, Белоснежка! — негромко позвал Брок, которому, похоже, надоело это верчение Баки на диване. — Иди ко мне спать. Так хоть один из нас выспится.
И Баки даже не задумался, что это может быть как-то неправильно, что он не хочет, потому что он хотел, очень хотел оказаться рядом с Броком. Словно во сне он, таща за собой плед, зашел в спальню, где Брок уже лежал подвинувшись к одному из краев двуспальной кровати, освободив место для Баки.
— Подушку тащи, чудило, — хохотнул он, и Баки, сбегав за подушкой, вернулся и устроился на кровати.
— Прости, — пробормотал он.
— Спи уже, — и Брок повернулся к нему спиной, а Баки снова не мог уснуть, чувствуя неправильность ситуации, словно так уже тоже было, но не хватало одной какой-то детали. Баки снова повертелся, устраиваясь, а потом с тяжелым вздохом к нему повернулся Брок, ничего не говоря, обнял, подгреб под себя, утыкаясь носом в затылок.
— Не одеяло, но так будет уютнее. Спи, Белоснежка, — почти приказал Брок, и Баки закрыл глаза, успокаиваясь.
Теперь все было правильно, спокойно. Хорошо. Баки не успел подумать ни одной мысли, потому что, почувствовав рядом чужое тепло, сразу же заснул.
Утром тоже Баки не успел подумать ничего толкового, потому что Брок разбудил его, всучил кружку какао, Баки не представлял, как он узнал, что это его любимый напиток по утрам, а не кофе, и они почти побежали в кино, потому что опаздывали. Во время сеанса Баки, как завороженный, смотрел на экран, переживая за нарисованных героев сказочного мира с драконами, рыцарями и магией больше, чем мог переживать за реальных людей, и только оказавшись на пару часов дома, оставшись в одиночестве, Баки завернулся в одеяло, чтобы ощутить подобие того тепла, что давало тело Брока, и задумался.
Он не любил, когда его касались посторонние люди, не любил, когда ограничивали его движение, а Брок сделал оба сразу, и Баки, вместо того, чтобы взвиться, попытаться ударить, успокоился и уснул. Сразу же. Словно это было какой-то магией, вот только знать бы, откуда все это известно Броку, который знал, что Баки только в ринге позволял коснуться себя, и то, если дотянешься. А он с первого дня хлопал его по плечу, кормил вкусняшками, словно знал, что Баки любит, и вот теперь…
Баки запутался. Брок казался знакомым незнакомцем, но память отказывалась ему помогать, там зияла дыра. Хотя он знал, что память у него отличная, он все запоминал с первого раза. А еще узнал, что знает несколько языков, когда случайно залез на сайт на французском, а потом и на немецком. Потом ему стало интересно, и Баки выяснил, что знает еще и японский. Это было совсем необычно, и он даже было решил, что он был каким-нибудь разведчиком или внедряемым агентом. Потом подумал, что он мог быть хакером, потому что навыки обращения с компьютерами у него были явно выше обывательских, но Пентагон он решил не взламывать, хотя ему казалось, что может.
Баки ехал в зал и не знал, как дальше общаться с Броком, который обнимал его ночью, потому, что ему было приятно, он хотел еще этих объятий, но как о таком вообще можно попросить? Да никак. Он и на мультик-то предложил сходить через тяжелые мучения. Но мультик ни к чему не обязывал, а вот ночные обнимашки…
Но ничего не произошло. Все было так же, как и до этого, а через пару дней Брок показал ему пачку дисков с мультиками.
— Можем у меня посмотреть как-нибудь, — предложил он.
— Ты же не любишь мультики, — недоверчиво сказал Барнс, не понимая, что происходит, не спеша соглашаться, отчасти потому, что очень-очень хотелось.
— Я выбрал такие, чтобы и мне нравились, — заверил Брок. — Так что? У меня семь дисков, Белоснежка. Можем в воскресенье за раз все жахнуть…
— А можем в вечер по мультику? — с надеждой спросил Баки.
— Можно, — улыбнулся Брок. — Продукты пополам, готовлю я. Когда хочешь начать?
— Сегодня мы уже мультик смотрели, давай с завтра. Что купить? — предложил Баки.
— А завтра и решим, — махнул рукой Брок. - Давай пока заниматься.
Весь день Баки думал о том, что это нашло на Брока, что он предложил ему вместе смотреть мультики, ведь мог просто отдать ему диски, или посоветовать. Баки глянул первые диски, что там были за мультики: Валли, Зверополис, Шрек и какие-то еще. Этих мультиков Баки не видел, но теперь был уверен, что хочет посмотреть, потому что их Брок выбирал так, чтобы они нравились им обоим.
Вечером, когда зал опустел, Баки принялся гонять Брока. Конечно, за день тот изрядно уставал, но время отдохнуть у него было, и сейчас Баки все увеличивал и увеличивал скорость ударов, уверенный, что Брок может, может как он. Но Брок сдавал, не дотягивая до него, и изрядно. Но он был лучшим, с кем Баки приходилось драться. Где-то в памяти был тот, кто был равен самому Баки во всем, но он не мог вспомнить, кто это, поэтому был уверен, раз он не один такой, то и Брок тоже сможет.
— Бля, Баки! — рявкнул он, когда Баки совсем разошелся и Брок пропустил подряд несколько ударов. — Харэ! Я так не могу.
— Можешь, — уверенно сказал Баки. Ему хотелось, чтобы Брок мог. Он сейчас уже был гораздо быстрее, чем когда они начинали, гораздо лучше была реакция. Все было лучше, но не идеально, как считал Баки.
— Не могу! — огрызнулся Брок, утирая пот. — Мне полтинник, я не суперсолдат! Никогда я так не мог!
В голове что-то заворочалось, медленно, противно, но вожделенного щелчка не было. Память не встала на место, не сказала, почему слово “суперсолдат” так знакомо, вызывает столько противоречивых эмоций. А Баки не стал разбираться. С некоторых пор он устал выяснять, что за мелочи двигали в его голове пласты памяти, но только показывали какой-то эмоциональный срез, а не событие. Сейчас он хотел жить, не оглядываясь назад.
— Значит, сможешь, — просто сказал Баки, совершенно спокойный, его не выводило из себя недовольство Брока, он не собирался с ним ссорится, потому что сейчас он был его тренером, а не его другом.
— Хуй с тобой, Белоснежка. Упертый, что ни делай с тобой, — сказал так, словно Баки постоянно упирался или настаивал на своем, но это было не так. Хотя со своими учениками, которые набрались быстро, надо сказать, и практически боготворили Баки, он был таким же упертым, как с Броком. Он просто говорил “значит, сможешь” — и все. И могли, через не могу, через себя, могли.
Неделя мультиков оказалась очень странной. После тренировки они шли в магазин за продуктами, потом Брок готовил, они ужинали и шли смотреть мультик. Сидели рядом на диване, и Баки постоянно хотелось придвинуться поближе, вплотную к Броку, чтобы чувствовать его тепло, но Брок сидел спокойно, смотрел в экран большого телевизора и ничем не выказывал похожие на его желания, и Баки приходилось мириться с этим.
А потом, в самый же первый вечер Брок снова предложил остаться у него, и Баки согласился не раздумывая.
— Иди сюда, Белоснежка, — уже ложась, позвал Брок, когда Баки собирался опять устроиться на диване. — А то опять не дашь спать ни мне, ни себе.
— Откуда ты узнал, что я тебе зубы за это не выбью? — все же спросил Баки. Где-то глубоко внутри него начали появляться подозрения, что Брок знал его раньше, просто не говорит почему-то. Но ему так хотелось верить, что он гнал от себя эти мысли. Гнал, как мог.
— Ты не врезал мне за Белоснежку, и у тебя одеяло, в которое, судя по твоим рассказам, таких как ты, можно троих завернуть, — спокойно объяснил Брок и похабно улыбнулся. — А что, тебе не понравилось?
Баки подумал-подумал, и лег рядом, тут же получив, что хотел — жаркие объятия.
— Спи, Баки, — сказал Брок, устраивая его голову на своем плече, изрытом звездами ожогов. — Если хочешь, я куплю одеяло для тебя.
— Не надо, — шепнул Баки, совершенно не желая менять одеяло на тепло чужого тела. — Так тоже хорошо.
Он хотел сказать, что так даже лучше, но побоялся. Он не мог понять, насколько это по-дружески — вот так вот спать в обнимку, но ведь между ними ничего нет.
И от этой мысли стало горько — между ними ничего нет. А чего бы он хотел? Чего большего, чем уже есть, он бы хотел, Баки не знал, но был уверен, что с его важным это большее, у них было. А если и не было, то они этого очень хотели.
Баки спал с Броком всю неделю, пока они смотрели мультики, возвращаясь к себе только переодеться на пару часов перед тренировками, заворачивался в одеяло и думал о Броке. О том, что увидит его уже скоро. И не мог понять себя, потому что то чувство, которое он к Броку испытывал, уже не было просто дружеской приязнью. Он тонул в Броке, он был нужен ему, и Баки не представлял, что будет вечером, как он вернется к себе, в темную пустоту и, не включив свет, разденется, заберется в кровать, совьет гнездо из одеяла и будет представлять, что Брок его обнимает, потому что был уверен, что иначе уже не уснет.
Но когда Баки пришел в зал, Брок показал ему еще семь дисков с мультиками.
— Когда хочешь начать? — почти ласково улыбнулся он.
— Сегодня? — с надеждой спросил Баки. Ему очень хотелось сегодня, чтобы не возвращаться в темное пустое свое, а быть в светлом и не одному. Быть с Броком.
— Доедим вчерашний ужин? — спросил Брок, похоже, тоже обрадовавшийся.
— Конечно. Брок, а что ты любишь смотреть? — Баки переодевался у Брока в кабинете, чтобы никто не видел его руку, а мылся он, когда все уходили.
— Я? — удивился Брок. — Комедии потупее, чтобы не думать. И ужастики про всяких монстров. Они тоже обычно очень тупые и смешные.
— Если хочешь, можем посмотреть то, что тебе нравится, — предложил Баки, понимая, что это ему нравятся мультики, а Брока от них может и стошнить в таком количестве.
— Хорошо, следующая неделя — неделя тупых комедий, — заключил Брок.
Это было здорово — не оставаться одному. Они с Броком практически все время проводили вместе. Правда, в зале им было чем заняться, зато вечером они гуляли до магазина, потом готовили ужин, ели и смотрели кино. Или мультик, смотря чья была неделя. Баки в какой-то момент решил, что у них должен быть выходной, и они стали брать по шесть фильмов, и день перерыва. Жизнь стала еще более размеренной, теперь Баки даже с определенным удовольствием возвращался на несколько часов в свою квартиру.
Несмотря на то, что он практически жил у Брока, спал с ним в обнимку, своих вещей он к нему не тащил. В зале у него была сменная одежда на всякий случай, но к Броку он и носков не принес.
Правда, Баки все чаще замечал, как с утра Брок старался встать раньше него, отмазываясь завтраком, но в ванной проводя времени больше обычного. Сам же Баки тут же утыкался носом в подушку Брока и дышал его запахом, понимая, что его чувства теперь совершенно не дружеские. На Брока у него стояло, и, сказать по правде, Баки не знал, что с этим делать.
Теперь Баки понимал, что Брок заменил ему того важного, о котором он не помнил, и он подумал, что это предательство, что так нельзя. Ведь этот важный может быть все еще жив, все еще ищет его. И Баки решил сбежать. Нет, не навсегда, не насовсем, а сбежать от близости с Броком, даже такой простой и незамысловатой, как сон в обнимку. Ему нужна была передышка, потому что он пропитывался Броком, падал в него, и Баки испугался, испугался, что его важный не простит ему этого. Он и сам уже винил себя, что позволил, но ему было так плохо одному, так холодно, а Брок согрел. Брок прогнал демонов из-под кровати, из темноты, из снов. Нельзя было его обижать, и Баки решил взять отпуск. Просто неделю посидеть дома, сходить подраться в Клетке, может быть это прочистит мозги.
Баки застонал в подушку, сжав член, который требовал внимания, и услышал, как открылась дверь в ванную.
— Белоснежка, кофе или какао? — крикнул Брок.
— Какао! — ответил Баки и побежал в ванную. Он быстро скинул лонгслив и белье, забрался в душ, врубил воду и, закусив губу, принялся яростно дрочить себе, пропуская через себя ощущение от объятий Брока, от его жара. Баки прикусил нижнюю губу, только бы не застонать, только бы Брок не услышал этого полувсхлипа-полустона, задушенного, заглушенного водой, беспомощно-сладкого. Баки кончил в несколько быстрых рывков, тяжело привалился к стене и почти пять минут просто стоял, приходя в себя и кляня себя за то, что предал своего важного.
Нужно было бежать, бежать без оглядки, ждать своего важного, который обязательно его найдет, придет и заберет к себе, напомнит, как с ним было хорошо, и Баки вспомнит, все вспомнит, и, самое главное, своего важного. А пока надо просто подождать.
— Ну что, Белоснежка, что хочешь смотреть на следующей неделе? Можем попробовать что-то новенькое, — сегодня у них был выходной от фильмов, и Баки должен был ночевать у себя дома.
— Брок, мне нужна неделя за свой счет, — быстро сказал он, чтобы не успеть передумать.
— Что-то случилось? — насторожился Брок, подобрался весь.
— Мне… Пожалуйста, Брок, мне надо, — попросил Баки, боясь начать умолять и совершенно не желая рассказывать о причинах, зачем ему неделя. Может быть, недели будет мало, и ему понадобится месяц, два, три.
Баки понимал, что он не может просто так взять и бросить тех, кого тренировал, это будет неправильно, да и Броку уже удавалось больше, чем он сам думал. Но неделя нужна была. А после прекратить совместные просмотры фильмов, хотя это было очень здорово. Но он найдет, чем себя занять. Книжки будет читать, в конечном итоге, до этого же читал, и много.
— Хорошо, Баки, — больше не задавая вопросов, согласился Брок. — С сегодняшнего дня?
— Да, — кивнул Баки. — Я пойду, Брок.
Баки видел, что Брок растерян, расстроен и даже зол, понимал, что, наверное, надо поговорить, объясниться, но не хотел. Он чувствовал, что чем дольше будет рядом, тем меньше шансов, что он сможет уйти. А, наоборот, рухнет на пол, уткнется Броку в колени и будет просить не прогонять его, когда закончатся фильмы, оставить рядом с собой. Но Баки не мог так предать того важного, который у него был.
— Приходи через неделю, я буду ждать, — только и сказал Брок, закрывая за ним дверь.
Баки добрался до дому и попробовал вернуться к той жизни, что была у него два месяца назад — в гордом одиночестве и ничегонеделанье. Он скачал на телефон несколько книг, завалился на кровать, подгребя под себя одеяло, и принялся читать, но мысли о Броке не давали ему сосредоточиться и понять, что написано. Буквы вроде бы складывались в слова, но вот слова в предложения уже не ложились.
Баки терзался тем, что уже предал своего важного, раз дрочил на Брока у него в душе, раз спал с ним в одной кровати, просто уже тем, что ему было хорошо с Броком. И тем, что своего важного он не помнил, пытался, видел во сне смутные образы своего важного и какого-то мелкого цыпленка, который тоже был важен, но не так. Он откуда-то знал, что цыпленка больше нет, но он не умер, просто нет. А важного он потерял, или он сам потерялся, Баки так толком и не мог сказать. Решето вместо памяти давало только смутные образы и чувство вины, что он не может отыскать своего важного, что нашел другого. Нашел, потому что хотел быть не один, потому что одному было невыносимо и холодно.
Баки так издергался, так накрутил себя, что тихо всхлипнул, сворачиваясь в плотный клубок и превращая свой противоударный телефон в крошево из пластика и металла.
Заставить себя поесть он тоже не смог, хотя понимал, что надо, а ночью, провалявшись без сна в гнезде из теплого, даже жаркого одеяла, пошел бродить по ночным улицам бездумно и бесцельно. Просто чтобы не сидеть в четырех стенах, не мучить себя виной и тоской.
Баки никогда не спрашивал себя, почему его важный его не ищет, почему до сих пор не нашел, его важный для него был бел, чист и непогрешим.
На третьи сутки этого бесцельного существования Баки понял, что если не даст кому-нибудь в морду, то просто съедет с катушек.
Он выгреб все деньги, которые у него были, позвонил по заветному номеру и получил вожделенный адрес.
В Клетке он не щадил, не подхватывал, вырубив бойца. Настройки сбились, он ломал челюсти и руки, вырубал одним ударом и не собирался прекращать, пока против него просто больше не нашлось желающих выйти.
Баки не обращал внимания на публику, которая ревела и жаждала крови, не обращал внимания на ставки, даже на противников внимания не обращал, потому что они все не были Броком, не были тем человеком, который хотя бы пытался, тянулся к его уровню.
Когда противники кончились, он молча забрал свой выигрыш в почти полсотни тысяч и ушел, не получив ни одного удара.
Он так и не смог больше уснуть, ходил сомнамбулой по квартире, запутался в днях недели и числах, впал в полную апатию, так и не разрешив для себя проблему.
Когда раздался стук в дверь, Баки вздрогнул. Он лежал в кровати, слепо пялясь в потолок, новый телефон он себе так и не купил, а ноут не открывал, поэтому знал только, что сейчас день, даже внутренние часы дали сбой, хотя раньше никогда не подводили.
Баки медленно встал и пошел открывать, хотя он точно никого не ждал. Каково же было его удивление, когда на пороге своей квартиры он увидел Брока. Тот стоял небритый, осунувшийся и очень обеспокоенный, хотя хорошо скрывал это за злостью.
— Что происходит, Баки? — спросил он, проходя в квартиру, хотя его не приглашали.
Баки вздохнул и поплелся за ним, только сейчас понимая, какой у него бардак. И почему-то перед Броком за этот бардак было стыдно. Он даже попытался что-то прибрать, но Брок только зло усмехнулся.
— Оставь, — потребовал он, и Баки прекратил жалкие попытки сгрести вещи хотя бы в одну кучу. Нет, у него было не грязно, просто все, что можно, лежало, где попало. — Я жду ответа. Баки? Что. Блядь. Происходит?
Он внимательно оглядел Баки и выругался, словно по почти недельной небритости и запавшим щекам, по заострившимся скулам и пустому взгляду понял больше, чем вообще мог рассказать Баки. Словно Брок знал его, знал все его привычки, знал, что его радует и печалит.
— Я сейчас схожу в магазин, куплю жратвы и накормлю тебя. А ты, пока я буду ходить, приведешь себя в порядок и уберешь этот бардак. Как понял, Белоснежка? — Брок не спрашивал, не предлагал, он очень спокойно и правильно рассказывал, что будет дальше. И от этого стало спокойно, хорошо и правильно.
— Привести себя в порядок и прибрать бардак, — словно делал так всегда, повторил Баки.
— Умница, Белоснежка, — похвалил Брок. — Ключи дай, и я пойду.
Баки, не спрашивая, отдал ключи Броку и пошел прибираться. Это даже не заняло много времени, а потом он долго грелся под горячими струями, тщательно намывался, брился. Когда он вышел из душа, Брок уже что-то готовил на его маленькой кухне.
— Какао с печеньем на столе, ешь, — сказал Брок, не поворачиваясь от плиты. — И рассказывай, что происходит. Я твой друг, Баки, и я хочу тебе помочь.
Баки хотел сказать, что он поможет, если уйдет или поможет ему найти того важного, кого Баки забыл, но он просто молча принялся есть печенье. Его любимое.
Баки раздирало противоречие. Он хотел быть с Броком, хотел быть к нему ближе, чем просто друг, но не мог предать своего важного, не мог отпустить, уверенный, что его ищут, что он важен и нужен. И как объяснить это Броку, тоже не знал.
— Помнишь, я говорил тебе, что у меня был кто-то важный, — спросил Баки, решившись рассказать. Вдруг Брок действительно сможет помочь.
— Помню, Белоснежка, это ты из-за него? — Брок спросил так, что Баки показалось, что он открутит этому важному голову, если тот довел Баки до такого состояния.
— И да, и нет, — покачал головой Баки, не зная, как объяснить, а потом выпалил, как есть, потому что просто не умел ходить вокруг да около. — Я не могу быть с тобой, потому что у меня есть важный. Он меня найдет, я уверен. Найдет, и все будет хорошо, потому что я его жду. А если я буду с тобой, я его предам, и он никогда не придет. А я навсегда останусь один. Брок, я жду своего важного, понимаешь? Прости.
— Ага, а когда этот твой важный придет, он найдет хладную мумию твою, да? — зло бросил Брок.
— Нет, — словно извиняясь, попытался что-то сказать Баки, но Брок его перебил.
— А если твой важный давно на тебя забил или умер вообще? — он резко развернулся от плиты, глядя на Баки покрасневшими влажно блестящими глазами.
— Пока я не узнаю, что это так, я буду ждать, — просто ответил Баки. Это казалось ему самым логичным вариантом развития событий. — Я бы искал сам, просто я не знаю, кого, — горько добавил он.
— Это я, — глухо сказал Брок.
— Что ты? — не понял его Баки.
— Я тот, кого ты ждёшь. Я — твой важный, — Брок попытался отвернуться обратно к плите, но Баки поймал его за руку, вглядываясь в лицо.
Брок не врал, Баки это видел, и почему-то оказалось так просто поверить, что вот он, тот важный, кого он так ждал, рядом уже два месяца. А он его так и не вспомнил. Но ощущения, ощущения были правильными, все было правильно.
— Прости, что не узнал тебя, — грустно сказал Баки. — Почему ты мне сразу не сказал?
— Я не знал, как, — признался Брок. — Думал, ты вообще меня не помнишь, пытался напомнить тебе всем, чем мог. И прозвищем твоим, и печеньем, и пирогом яблочным, и обнимашками.
— Ты останешься со мной насовсем? — с надеждой спросил Баки, словно не услышал, что Брок ему только что сказал.
— Да. Да, Баки, я останусь. Мы сейчас пожрем и ляжем спать, — снова взял командный тон Брок. — Нам завтра на работу. Обо всём остальном мы поговорим завтра.
Они ели приготовленные Броком макароны с мясом в томатном соусе, Баки не знал, как это называется, а Брок не сказал. Баки смотрел на Брока, смотрел, и вдруг подумал о том, что не может быть все так просто. Он столько ждал. С того момента, как вспомнил о своем важном, ждал его, а он, оказывается, уже два месяца, как рядом. Все, вроде бы было правильно, но что-то царапало что-то было не так. У Баки появились вопросы, и он не хотел ждать завтра, чтобы их задать.
— Почему ты не пришел раньше? — задал самый логичный вопрос Баки.
— Ты рожу мою видишь? — в голосе Брока проскользнула злость, но на Баки или на рожу, было непонятно. Баки уже хотел задать следующий вопрос, но Брок мягко продолжил, погладив его по ладони, словно извиняясь за резкость. — Баки, я не мог прийти раньше, потому что лежал в больнице. Ты не помнишь, но нас раскидало в последней заварушке, на меня уронили здание, а ты пропал. Я думал, что никогда тебя больше не увижу.
Баки слышал горечь, печаль и какую-то очень странную смесь эмоций, которую не взялся бы идентифицировать. Он просто понимал, что Брок чувствует себя виноватым перед ним, но почему, ведь он искал?
Было слишком много вопросов, Баки не знал, какие из них задавать первыми, а какие могут подождать.
— Если ты — важный, — наконец сообразил Баки то, до чего от радости не додумался сразу, — у тебя должны быть доказательства.
Брок хмыкнул и полез за телефоном. Потыкал пальцем в экран и повернул его к Баки. Там было фото: они вдвоем сидят, привалившись к стене полуразрушенного здания, и Брок его обнимает за плечи. Совсем другой Брок, не изуродованный шрамами ожогов. И тот, в ком Баки определил себя, положил голову Броку на плечо и прикрыл глаза, но явно видно, не спит. Селфи на память. Только на чью?
В Баки фото не всколыхнуло ни единого воспоминания, словно ластиком кто затер.
— Это мы, — кивнул Баки. — Мы — военные?
— Ты командовал сложными военными операциями, — вздохнул Брок, явно подбирая слова, — а я и мои ребята были твоей подтанцовкой, когда ты не мог все провернуть один. Мы скрывали наши отношения. Служба, вся хуйня.
— Если я был такой крутой, почему меня никто не искал? — Баки никак не мог сопоставить себя нынешнего и себя с фото. В странной черной броне, больше похожей на байкерскую, почему-то, с Ворфаер в руках, и откуда он знает, что это именно она? Значит, действительно это его прошлое. Прошлое, которого он не помнит, которое только пробивается странными ощущениями во снах.
— Потому что мы больше не нужны тем, на кого мы работали, — объяснил Брок, но Баки чувствовал, что он что-то темнит, недоговаривает. Что-то было не так с теми, на кого они работали.
— Брок, ты расскажешь мне обо мне? — наконец спросил Баки. — То, что знаешь.
— Я попытаюсь, — честно ответил Брок. — А сейчас спать, Белоснежка.
— Почему я ничего не помню? — почти жалобно глянул на него Баки. Он хотел вспомнить хоть что-нибудь, но кроме цыпленка из снов и ощущения важного, он не мог больше ничего вспомнить.
— Может быть, потому что не хочешь? — предположил Брок. — Или тебе просто не нужно. Я же нашел тебя, теперь все будет хорошо.
Они укладывались спать, и Баки тянулся к Броку, в его объятия, потому что теперь было можно, потому что это и был его важный, ощущавшийся все время так правильно рядом. Брок обнимает его, а Баки укрывает их обоих своим монструозным одеялом, чувствуя, как согревается. Не только тело, но и душа. Все внутри оттаивает, чтобы быть рядом с Броком.
— Почему у меня такое дурацкое прозвище? — спросил Баки уже у засыпающего Брока.
— Потому что, — ответил тот. — Потому что, Баки. Спи.
И Баки уснул, просто провалился в сон без сновидений, чувствуя, как отпускает сжимавшуюся с каждым днем одиночества пружину. Ослабляет медленно, без рывка.
Он проснулся рано, Брок еще спал, откинув одеяло, но прижимая Баки к себе. Баки чувствовал, как по телу гуляет желание, пока еще томное, оно будоражило кровь, пускало по спине стада мурашек, и так хотелось прикоснуться к Броку губами, почувствовать тепло и мягкость его губ.
Баки погладил Брока живой рукой по плечу почти невесомо, чувствуя жар его кожи, а потом стянул свой лонгслив, в котором всегда спал рядом с Броком, и прижался грудью к его груди, совершенно не боясь разбудить, желая разбудить.
— Сейчас, что ли? — сквозь сон пробормотал Брок. — Белоснежка, отстань, я спать хочу. Белоснежка?
Брок резко открыл глаза, его сердце забилось рвано, быстро, взбудораженно, словно он не понимал ни где находится, ни что происходит. Словно сам вернулся в прошлое, в их прошлое, где им было нельзя быть вместе, но они были. Но сейчас-то было можно, и Баки, глядя в эти распахнутые глаза, поцеловал его. Прижался губами к губам, не помня, как он целовался хоть с кем-то, но уверенно сминая чужие губы, толкаясь языком. И застонал, когда ему ответили.
Брок ответил жарко, сразу сплел его язык со своим, почти трахая в рот, сгреб его в объятия. Навалился сверху, придавливая собой, вклинив колено между ног. Легко задрал руки Баки над головой, обращаясь с бионикой точно так же, как с живой, и прижал ладонью. Оба знали, что Баки может вырваться, если захочет, из любой хватки, но он не хотел.
Баки приподнял бедра, потеревшись пахом о ногу Брока, словно предлагая, понукая, изогнулся всем телом, чтобы почувствовать Брока, прикоснуться к нему, и Брок со вздохом-всхлипом прижался к нему всем телом, вжался в шею лицом, прикусил чувствительную кожу, от чего Баки тихо застонал, стараясь стать к Броку еще ближе.
— Как ты хочешь? — пробормотал Брок, Баки чувствовал его стояк бедром, чувствовал, как он хочет его, жаждет.
— А как мы… ну… обычно? — сейчас ему было одновременно и жаль, что он ничего не помнит, и радостно, что этот раз будет, как первый. Да для него сегодняшнего это и будет первый раз, потому что он не помнил ни единой своей близости.
— По-разному, Белоснежка, — выдохнул Брок, выпуская руки Баки, обнимая его, вжимая в себя, удобно на нем устроившись, хотя оба хотели здесь и сейчас, быстрее соединиться, но Брок не торопился, и Баки понимал, почему. Потому что так долго ждал. — А у тебя смазки нет. Поэтому…
— Никак? — расстроился Баки, но Брок просто принялся покрывать его тело поцелуями, спускаясь все ниже и ниже, и Баки понял, что тает и одновременно возгорается где-то внутри. Ему внезапно стало до одури жарко, он льнул к губам и рукам Брока, который уже тащил с него пижамные штаны, освобождая из их плена жаждущий ласки член.
Баки почувствовал, как губы Брока обхватили головку, и задохнулся, потерялся в ощущениях, хоть и простых, понятных, но для него доселе неизведанных. Сколько бы они ни были вместе до этого, для Баки сейчас все было впервые. Он инстинктивно толкнулся в жаркий, влажный рот, побуждая взять глубже, и Брок взял. Он принялся сосать без затей, обхватив ствол ладонью, а другой поглаживая яйца и за ними. И от этих ласк, всех вместе, было так крышесносно хорошо.
Баки потерялся в ощущениях, а почувствовав пальцы Брока там, как он поглаживает нежные складочки, захотел почувствовать эти пальцы внутри, впустить их в себя, потому что откуда-то пришло знание, что это будет приятно, что ему нравилось так раньше, значит, понравится и теперь.
Баки плавился, неуверенно вскрикивая, когда Брок играл с уздечкой кончиком языка, застонал, накрывшись подушкой, почувствовав, как головка уперлась в стенку глотки, а потом не выдержал, прижал голову Брока к своему паху и задвигал бедрами, трахая его в рот. Брок стонал, не пытаясь отстраниться, и Баки понял, что ему тоже нравится так. В паху все горело, полыхало, и Баки почувствовал, как наслаждение, до этого накатывающее волнами становится острым, как стилет, готовый пронзить его насквозь. Он выгнулся, закричал, кончая, не позволяя Броку убрать голову, и опал на кровать, словно воздушный шарик, из которого выпустили весь воздух.
— Все такой же страстный, — облизнулся Брок, выпустив его член изо рта.
Баки лежал, глядя на Брока, весь размазанный этим удовольствием в тонкий блин, но ему хотелось, чтобы Броку было так же хорошо с ним. Он потянул его на себя, и Брок снова улегся сверху, давая почувствовать свой стояк, положив на него живую ладонь Баки.
— Направь меня, если что, — попросил тот, опрокидывая Брока на кровать и нависая над ним. Теперь уже он целовал его везде, куда мог дотянуться, чувствуя вкус кожи.
— Ты сам все знаешь, — заверил он Баки, доверчиво расслабляясь под его руками и губами. Баки поражался, как Брок не боится его бионики, как не противно ему смотреть на грубые выпуклые шрамы, но потом откинул все эти мысли, собираясь вознести Брока на вершину блаженства.
Шелковая головка под языком ощущалась правильно, словно он делал это не раз и не два, он обхватил ее губами, пососал, и сразу взял до горла, уверенный, что сможет. Брок застонал, вцепился в его волосы, но не больше, а потом погладил по затылку, и Баки принялся сосать, урча от удовольствия. Он пропускал член глубоко в горло, то принимался ласкать только одну головку, мял яйца в металлической ладони, и Брок очень скоро не выдержал, застонал громко, что-то бормоча неразборчиво, и кончил. Баки почувствовал во рту смутно знакомый вкус, проглотив сперму. Облизнулся и полез целоваться, прижимаясь к Броку всем телом.
Он чувствовал полную расслабленность, ему было хорошо, спокойно, он наконец-то нашел того, кого искал и кого ждал.
— Мне собираться надо, Белоснежка, — тихо сказал Брок, целуя Баки в висок. Баки казалось, что он тоже не хочет от него уходить. А как Баки не хотел, чтобы Брок уходил от него, кто бы знал. Но они увидятся всего через несколько часов. — И я тебя тоже сегодня жду в зале.
— Я приду, обязательно приду, — пообещал Баки.
— Я еще мультиков взял, — сказал Брок, выбравшись из-под него, и пошел в душ. — Будем смотреть?
— Конечно! — обрадовался Баки, потому что это было предложение остаться у Брока, а на это он был согласен. — Только можно я привезу кое-что?
— Хоть совсем переезжай, — тут же предложил Брок. Похоже, он давно обдумывал эту мысль, раз так сразу предложил. — Если хочешь, конечно.
— Хочу, — Баки смущенно склонил голову. Только он не понимал, чего они смущаются, если они последний месяц практически жили вместе.
— Так, Белоснежка. Я опаздываю, обсудим это дело вечером за мультиком, идет? — предложил Брок. — Кстати, что у тебя с телефоном? Я тебе звонил.
— Я его сломал, — просто ответил Баки. — Расстроился и сломал. Я куплю новый сегодня и скину тебе сообщение.
— Тогда я скину тебе список покупок, чтобы вечером не заморачиваться, купишь днем и закинешь домой. На тебе ключи, — Брок бросил Баки пару ключей, и тот их ловко поймал.
— Хорошо, — Баки был практически счастлив. Это было что-то невероятное. Он не только нашел своего важного, это оказался человек, к которому Баки тянуло, с которым он хотел быть рядом, даже не зная, что он — его важный. И сейчас он сказал просто “домой”, а не “ко мне домой”.
Они жили вместе уже полгода. Раз в полтора-два месяца зарабатывали изрядную сумму на боях, скопив небольшое состояние, сняли квартиру побольше, на две спальни, тоже рядом с залом, смогли сделать Баки права, хотя это оказалось не так-то просто, потому что настоящего его имени они не знали, просто придумали какое-то, которым не пользовались даже. Брок называл его Белоснежкой, в зале его звали Баки, а больше особо и некому было представляться.
Как только они действительно съехались, Баки даже удалось вернуть деньги за съем, потому что он и четырех месяцев из оплаченного года не прожил. Что они собирались делать с той суммой денег, которую скопили за эти полгода, они не знали, но оба без слов были уверены, что деньги им могут понадобиться в любой момент.
Их вечера с фильмами разбавились вечерними прогулками по парку поздними вечерами. Баки больше ничего не искал, не пытался отчаянно что-то вспомнить, а просто жил. Он чувствовал, как Брок иной раз направляет его, защищает, оберегает, и делал для него то же самое по мере своих сил и возможностей.
Однажды они мирно прогуливались по темному, давно покинутому в столь поздний час людьми парку, когда навстречу им показался одинокий человек. Он шел быстро, был дерганый, и Баки он сразу не понравился. Баки чувствовал угрозу всем своим существом, но он давно научился не бросаться на людей просто из-за ощущения. Они были все ближе и ближе друг к другу, человек отчего-то успокоился, но Баки это еще больше не понравилось. Он оттеснил Брока к краю дорожки, тот даже слова не сказал, хотя в обычной ситуации начинал на него наезжать, что он не маленький ребенок, сам может справиться. Но тут оба чувствовали опасность.
Пистолет Баки заметил сразу же по характерному движению руки, а дальше все случилось само собой. Бандитского вида мужик даже поднять его толком не успел, как пистолет отлетел в сторону — Баки краем глаза заметил, как Брок метнулся его подобрать, — но все это через какую-то пелену, непонятную, пугающую. И желание убить того, кто хотел причинить вред Броку.
— Отставить, Солдат! — прогремело не хуже выстрела, и он разжал стальную хватку на горле мужика. Тот рухнул на колени, но Баки было не до него.
Он стоял и как-то обиженно, будто с ним так нельзя, смотрел на Брока. А тот словно извинялся за свой окрик. Но даже это было сейчас не важно, потому что к Баки стремительно стала возвращаться память. Она лилась бурным потоком, смывая все на своем пути. У Баки резко безумно разболелась голова, он схватился за нее, бухнувшись на колени, и застонал. От мешанины образов, казалось, рябило в глазах, он почти полностью перестал осознавать окружающую его действительность, ухнув в то, что затапливало его, с головой.
Баки понимал, что к нему возвращается память, но картины прошлого были настолько нереальны, порой путаны и бессмысленны, что он не мог в это все поверить. Но точно знал, что это его жизнь. Странная, непонятная, местами страшная, но его. Он словно посмотрел фильм в ускоренном режиме с половиной вырезанных кадров. Но Брок там был. И он там был. Только оба они были другими. Совсем другими.
Баки посмотрел на Брока, на его озабоченный взгляд, слишком мягкий для того, кто был рядом с тем Баки, вернее, не Баки. Зимний Солдат. Оружие Гидры. Тогда не было никакого Баки, был только Солдат, прозванный Белоснежкой за то, что спит в ледяном гробу годами, а иногда десятилетиями. А когда не спит — убивает. Это больше всего поразило Баки: то, что он хладнокровный, чуть ли не в прямом смысле, убийца. Убивший… Да не важно, сколько, важно, что он не был солдатом, сражавшимся за свою страну. Не был потерянным ветераном, он был машиной для убийства, почти полностью подконтрольной знавшему коды. И Брок не был его сослуживцем, не был начальником, он был его хэндлером. Дрессировщиком, держащим в руках поводок.
И одновременно Баки помнил, как Зимний тянулся к Броку, как хотел именно его тепла. Как на очередной явочной квартире пришел к дремлющему Броку и просто устроился у него под боком, закинув на себя его тяжелую руку. Баки вытаскивал из памяти эти желания Зимнего обладать Броком, в котором не было любви, но было знание, что убьет каждого из-за него, ради него.
И обнуления, когда Брок нежно проходился ладонью по небритому лицу в момент, когда они оставались одни, и говорил “Прости, Белоснежка, так надо”. А потом всегда боль. Много яркой, яростной боли, от которой мир сначала взрывался кроваво-алым, а потом выцветал до кристально-прозрачного. И каждый раз взгляд Брока, словно с надеждой. И снова “как понял меня, Солдат?”. И снова общая лежанка на полу какого-нибудь дома, снова желание, снова тепло. И холод криокамеры. И так по кругу. Каждый раз заново.
— Белоснежка? — позвал Брок, протягивая к нему руку.
— Не зови меня так! — рыкнул он, хотя память подкидывала, что Зимнему нравилось, когда его так звали, и оттолкнул руку, боясь, что просто сломает ее. — Как ты так мог? Как ты мог?
— Что мог, Баки? — спросил Брок, но Баки видел, что Брок понимает, если не все, то очень многое. — Успокойся, пожалуйста, давай я все тебе объясню.
— Что ты мне объяснишь? Что?! — взъярился Баки. — Ты врал мне. Ты все это время мне врал!
Баки ничего не хотел слышать, ничего не хотел знать и, самое главное, ничего не хотел помнить. Он хотел вернуть все, что было минуты назад, снова идти рядом с Броком, болтая ни о чем и слегка касаясь пальцев друг друга. Но ничего нельзя было вернуть. Баки понимал, что он бы убил этого человека, который стремительно убегал сейчас от них, если бы не Брок. Но это заставило его вспомнить, как Брок поначалу тыкал в него шокером, как учил подчиняться без боли своевольное оружие, как учил не убивать всех подряд, кто делал ему больно, сам наказывая их. Как Зимний стал понимать, что его защищают, оберегают, и сам стал оберегать и защищать.
— Я тебе никогда не врал, — твердо сказал Брок. — Ты прекрасно чувствуешь ложь и знаешь это.
— Ты скрывал от меня все это, — Баки неопределенно махнул рукой, уверенный, что Брок поймет, что тот имеет ввиду. — Ты знал, кто я! Ты все это время знал, кто я!
— И что я должен был тебе рассказать? — рявкнул Брок. — Что?! Что ты — винтовка с глазами? Оружие?
Слова Брока резанули болью по сердцу, а теплый ветерок внезапно стал ледяной вьюгой. Против воли глаза наполнились злыми слезами, Баки сморгнул, и они заструились по щекам. Он — оружие. Все это время Брок считал его просто оружием.
— Прости, — попросил Брок. — Баки, прости. Пойдем домой, я расскажу тебе все, что хочешь.
— Я тебе хоть нравлюсь? — криво усмехнулся Баки. — Или это все, что между нам было — это очередное поощрение, чтобы лучше слушался? А нашел ты меня, чтобы оружие случайно не потерялось, да? Небось следил за мой все это время, как на ноги встал.
— Я тебя не искал, — глухо сказал Брок.
— О, еще лучше, ты меня вообще не искал! — выкрикнул Баки, чувствуя, как его захлестывает истерикой.
Ему было больно, безумно больно, но лучше бы это была боль обнуления, чем вот такая, которая рвала в куски сердце, а не тело. — Тогда зачем все это? Зачем, Брок? Не надо, не отвечай, знать ничего не желаю.
Баки нужно было подумать, и подумать хорошо. Он даже не представлял, сколько времени у него все это может занять, но возвращаться с Броком в их квартиру не было никакого желания. Вытирая злые, отчаянные слезы, Баки развернулся и пошел вглубь парка, оставляя Брока за спиной. Он слышал, как Брок звал его, но не реагировал.
Его важный, тот, которого он кое-как, но помнил, которого ждал, ради которого готов был отказаться от человека, с которым ему было хорошо, оказывается, даже не искал его. Это ударило больнее всего.
Значит, все это была просто случайность, стечение обстоятельств. В суматохе крушения здания, системы, чьих-то идеалов идеальное оружие спасло кого-то и сбежало, чтобы быть человеком. Похоже, человеком быть непросто. Да и хочет ли он теперь быть человеком, если он не нужен. Если все, что он знал в жизни — это миссии, на которых он убивал, систему поощрений-наказаний, коды и обнуления. Машина не имеет права на чувства, не имеет права на воспоминания. Ни на что не имеет права. И он не имеет.
Разочарование, обида и боль, вот и все, что чувствовал сейчас Баки от вернувшихся воспоминаний. И пожалел, что вспомнил, потому что пока он был просто Баки, Брок был рядом с ним. Хотел быть рядом с ним. Наверное, и сейчас хотел, но Баки просто не мог сейчас вернуться к нему.
Идя по темному парку, Баки стал искать в воспоминаниях, был ли он хоть кем-то, кроме оружия, кем-то живым, настоящим. И не мог. Он просто помнил, как проснулся уже с металлической рукой и с кодами в голове. Подспудно ощущалось, что это еще не все, что должно быть что-то еще, потому что болезного цыпленка в этих воспоминаниях не было. Были только военные, немного гражданских и много трупов.
Баки не хотел быть тем, кого он вспомнил. Быть просто профи в боевых искусствах — одно, но знать, для чего ему все это было нужно... Почему он сразу узнал винтовку на их с Броком фото.
Баки проходил по парку всю ночь, иногда устраиваясь на лавочке, чтобы схватиться за голову, чуть ли не выдирая на себе длинные волосы, потому что никак не мог понять, почему, за что? Неужели он — всего лишь оружие, и Брок не хотел говорить ему именно этого? Да и как о таком скажешь? Но то, что он не искал.
Пару часов Баки потратил на то, что просто сидел на лавочке и смотрел в ночь, стараясь вообще ни о чем не думать, потому что того, что его важный, тот, кого он так ждал, вовсе не искал его, уже хватало на то, чтобы просто повеситься. Или застрелиться. Захотелось поговорить с Броком, спросить, зачем тогда догнал, если не искал, если не нужен. Баки поднялся, но тут же рухнул на колени от боли, уже знакомой, и снова в сознание рванули воспоминания, вливаясь в него оглушительным водопадом, калейдоскопом картинок. Кое-как он забрался на лавочку, пытаясь уложить все то новое, что пришло к нему. И ужаснулся, понимая, что он был человеком. Был живым, настоящим человеком, а оружием его сделали.
— Брок, неужели ты об этом знал? — горько спросил Баки у темноты вокруг.
Темнота отозвалась криком какой-то неизвестной Баки птицы, но ответа не было. Он начал перебирать воспоминания, но практически все они были об одном-единственном человеке — Капитане Америка, Стиве Роджерсе, его друге детства.
Баки отчетливо вспомнил, как Стив отчаянно пытался докричаться до него, убедить, что он друг, но у оружия нет друзей, у оружия есть приказ.
И вдруг в голове возник вопрос: почему его не искал Стив? Почему не ищет? Ведь Баки не прячется, вот он, просто живет.
От осознания, что все знали, что он человек, но никто его не искал, даже лучший друг, который пытался это до него донести, снова захотелось не просто заплакать, разрыдаться навзрыд, как маленький ребенок, брошенный всеми маленький ребенок, но Баки взял себя в руки, из глаз скатилась только одна горькая слезинка.
Что делать теперь с этими знаниями, Баки не представлял. Можно было, конечно, пойти и самому найти Стива, но после всего того, что он сделал, его вряд просто так пустят к герою Америки.
Баки предавался горькому, злому, черному отчаянию, когда услышал шаги. Очень знакомые шаги. И повернул голову. Брок стоял, изрядно не доходя до скамейки, на которой сидел Баки, засунув руки в карманы.
— Я не искал тебя, Белоснежка, — тихо заговорил Брок, но Баки отчетливо слышал каждое слово, — потому что не представлял, где тебя искать. У нас были планы отхода, у каждого свой. Мы должны были встретиться через два месяца в условленном месте. Или оставить сообщение о себе, если второй не придет.
Баки слушал, затаив дыхание, Брок никогда не говорил так много за раз, как ни странно, это Баки в их тандеме был болтуном.
— Я добрался только через полгода, но сообщения от тебя не было, — Брок так и стоял, не подходя близко, и тихо говорил. Рассказывал, первый раз действительно полно рассказывал что-то, не отмалчивался и не отнекивался. — Я решил, что или план не удался, и Гидра тебя вернула, или ты сам не захотел приходить. Что все вспомнил и не захотел приходить. И я решил не искать тебя, оставить в покое, дать жить самостоятельно. Если бы я знал… Белоснежка, если бы я знал, я бы пришел и забрал тебя с собой.
Баки молчал, ему нечего было сказать. Он знал, что Брок не врет ему, но что на самом деле творится у того в душе, не представлял, хотя и чувствовал, что ему плохо. Но сейчас была его очередь говорить.
— Я узнал, кем ты был до Гидры, только после всего этого, — Брок сделал шаг к лавочке. — Когда узнал, подумал, что Кэп забрал тебя к себе. О тебе никто нигде не говорил, ни по одному утюгу не сообщали, что непогрешимый Кэп нашел давно потерянного друга, но я хотел верить, что это так. Я не знаю, почему Кэп тебя не нашел, не знаю, искал ли.
— Наши отношения с Зимним, — Брок сделал еще шаг, — были странными. Он тянулся ко мне, хотел меня себе, словно я был для него плюшевой игрушкой. Я ею и был, и, одновременно, был его хэндлером, дрессировщиком. Позволял обнулять, потому что совсем без обнулений Зимнего замыкало, коротило и клинило. Там прорывался ты, Баки. Я чувствовал, Зимний чувствовал, но если бы мы спалились, меня бы просто пустили в расход, а его обнулили и дали бы другого хэндлера.
— Когда я увидел тебя в клетке, — еще шаг приблизил Брока к лавочке, — я охуел. Я не надеялся больше тебя увидеть, и тут смотрю, как ты раскидываешь одного за другим, четко соблюдая мои инструкции. Мои, понимаешь? Именно поэтому я пошел за тобой, позвал тебя. А ты, оказывается, ничего не помнишь. И я захотел узнать тебя.
— Я ничего не рассказывал тебе, — Брок подошел еще на шаг, аккуратно, словно боясь спугнуть, — потому что боялся, что ты все вспомнишь и возненавидишь меня, а я эгоистично хотел быть с тобой.
Брок сделал последний шаг и присел на лавочку рядом с Баки. Знакомое тепло опалило, родной запах окутал, но Баки не позволил себе окунуться во все это.
— Меня зовут Джеймс Бьюкенен Барнс, — заговорил Баки, глядя в пространство перед собой. Он не представлял, что хочет сказать, но говорил. — Стив звал меня Баки. Первый раз я умер в Аззано, в плену Гидры. Второй раз — когда упал с поезда в пропасть. А потом я умирал многие годы подряд, пока не умер несколько часов назад снова. Я не могу вернуться с тобой в наш дом, Брок, потому что нет Баки, которого ты знал, нет нас. Прости.
Баки поднялся и ушел в рассвет, оставляя Брока сидеть одного. Первый раз они были друг с другом действительно откровенны, и Баки понимал резоны Брока, хорошо понимал, сейчас он даже был благодарен ему за то, что тот молчал или недоговаривал, потому что он не хотел помнить всего того, что вывалилось на него. Он хотел дальше счастливо жить с Броком, верить, что это его важный, что он нашел его, и теперь все будет хорошо. Теперь, помня очень многое из своей жизни, Баки мечтал все это забыть, как мечтал вспомнить. Правильно говорили: “Бойся своих желаний”. Теперь Баки очень точно понимал, почему.
Он не знал, как снова строить свою жизнь, потому что идти к Стиву он не хотел, сам не зная, почему. Потому что никуда не испарилась обида, что не искал. Потому что вообще позволил всему этому случиться. Хотя Баки сам пошел за ним, сам захотел всего этого, и получил — через край, так, что не унести.
Баки хотел уйти от Брока, боясь, что все то, что было между ними — ложь. Что, раз нет Белоснежки, то нет и отношений, нет чувств.
Через сутки отсутствия Баки Брок пробовал звонить, но Баки просто отключил телефон. Он снова заработал в Клетке и поселился в мотеле, пытаясь понять, что ему делать дальше, как жить. Но ноги несли его рано утром к залу, в котором они с Броком работали. Он видел, как Брок шел по улице, входил, и не выпускал из рук телефон, названивая и названивая кому-то. Ему.
Баки заглядывал в окна зала и видел, как Брок пропускал простые удары, как подолгу сидел, глядя в телефон, оставаясь допоздна, хотя смысла в этом совершенно не было, а потом шел гулять их обычным с Баки маршрутом.
И сердце болезненно сжималось от всего этого, от того, как Брок осунулся. И так хотелось подойти, обнять, прижать к себе, вдохнуть давным давно ставший родным запах и не отпускать.
С каждым днем все сильнее хотелось вернуться в их квартиру, все сильнее не хватало совместных ужинов, вечерних прогулок или просмотров кино. Баки только сейчас понял, что Брок действительно не любит мультики, но смотрит их ради него. А он ради Брока смотрит дурацкие комедии, которые терпеть не может.
Баки весь извелся, говоря себе, что просто ему надо привести мысли в порядок, а сам грезил о Броке, хотел его, и в один прекрасный день спустя почти две недели Баки понял, что то, что было между ним и Броком — настоящее. Это их с ним одно чувство на двоих, и нечего обдумывать, нечего решать, все уже решено. Он собрал то немногое, чем успел обрасти в номере мотеля, и просто пришел в зал в свое рабочее время.
Баки не знал, что будет, как будет. Он стремительно прошел к стоящему у ринга Броку и обнял, приподнимая, утыкаясь лицом в шею.
— Я вернулся, — прошептал он.
— Совсем охуел, Белоснежка? — рыкнул Брок, но в этом рыке Баки услышал и облегчение, и улыбку, и заверение, что он принят обратно. — А ну поставь, где стояло!