Не предай

Все могло бы быть иначе. Он мог бы повести себя менее агрессивно, мог смотреть не так вызывающе. Мог бы хоть как-то намекнуть Локвуду, что лучше выбрать его, а не Райана. Должен был быть способ. Слова, взгляды - надо было что-то изменить, чтобы пошло по-другому. Эспозито проигрывает в голове сотни вариантов. Среди них он находит те, в которых все было иначе. Но ночью, когда мозг устает искать выход из безвыходной ситуации, Хави видит, как все было на самом деле. Локвуд хорошо разбирается в людях, иначе не стал бы таким первоклассным наемником. Он видит тот единственный способ сломать Эспозито. Сломать их обоих. Хавьер привык защищать людей, пусть даже ценой своей жизни. Он готов подставиться, если что, потому что его жизнь - служить и защищать. Он выбрал это. Его бравады хватит на тысячу Локвудов. Хватило бы. Если тот выбрал его. Но Локвуд почти гениален, если существует такая вещь как гениально ломать людей. Эспозито чувствует абсолютную беспомощность, когда подручный Локвуда окунает Райана головой в ванну с ледяной водой. Он ничего не может сделать. Он хотел бы отвернуться, но не имеет права. Отвернуться - почти предать. Он пытается отшутиться, хотя какие уж шутки? На самом деле он надеется, что этими шуточками сможет все остановить, поменять. Но Локвуд не реагирует, он приказывает еще и еще - и Райан раз за разом оказывается головой в ледяной воде. Каждый раз чуть дольше. Каждый раз чуть ближе тот момент, когда воздуха не хватит и захочется вдохнуть хоть воду, хоть землю... Он тоже старается неуклюже пошутить. Эспозито помнит, что тогда ему казалось, что этим словами Кевин злит наемника, но сейчас понимает, что нет, все не так. Напарник пытался приободрить его. Не хотел, чтобы Эспозито чувствовал себя виноватым. Ведь спрашивают его, а в холодной воде каждый раз оказывается Райан. Не хотел, но... А потом Локвуд решает, что этого мало - так пуля пробивает одно колено Райана. Эспозито не знает, зачем рвется, зачем кричит, прося Локвуда этого не делать. Он понимает, что Локвуд не послушает. Хавьеру кажется, что тот крик, который вырвался у Кевина до сих пор стоит у него в ушах, в голове, в душе. Этот и последующие, когда один из помощников наступает на раненое колено ботинком. А Эспозито смотрит, смотрит безотрывно, потому что боится, что Райан повернет голову в его сторону и увидит, что напарник отвернулся или зажмурился. Он больше не шутит, у него нет на это сил, все уходит на то, чтобы не отвернуться. Локвуд требует ответов, и когда приходит время второго колена, Эспозито думает, что рассказал бы все, выложил бы, не раздумывая, если бы знал, что Локвуд их отпустит. Или хотя бы отпустит Райана, потому что иначе выходило, что тот вытерпел столько напрасно. Локвуд долго расписывает, что в локте сходится толстенный пучок нервов, идущий от пальцев, именно поэтому легкий удар по локтю иногда заставляет неметь всю руку. "Что же будет, если этот нервный узел пробьет пуля?" – улыбаясь, говорит наемник. После выстрела, раздробившего локтевой сустав, Эспозито вдруг понимает, что счет будет только расти. Если он выложит все сейчас, то обесценит то, что уже выдержал его напарник. Выходит, что можно было не бороться, можно было не сопротивляться, не надеяться, что Беккет узнает, где они, и появится в самый нужный момент, можно было сразу все вывалить и получить свои наградные пули в лоб. А теперь он уже просто не может это сделать. И понимает, что Райан не сделает, потому что цепляется за упрямство напарника, за его силу, за его смелость, за все, что угодно – за все, что еще там напридумывал себе Кевин, пытаясь справиться с безумной болью. Нет ничего этого в Эспозито в этот момент. Только беспомощность и вина. Когда Райан теряет сознание, Хавьер надеется, что Локвуд наконец переключится на него. Да, такое вот желание, отдающее безумием. Эспозито хочется хоть на какое-то время суметь защитить, стать полезным, что ли, но Локвуд только смотрит на него и смеется. А потом опять спрашивает, кивая на Райана. Хавьер знает, что означает этот кивок – твой напарник не увидит, как ты сдашься, не увидит, как ты его предашь. И беспомощность наваливается с новой силой, вина выходит на какой-то новый уровень. Эспозито ругается, кричит, обзывает наемника, дразнит его, но тот не реагирует. Наконец, Хавьер выдыхается. Они ждут в тишине, пока его напарник придет в себя, и Эспозито готов молиться кому угодно, лишь бы этот момент наступил как можно позже. Наверное, он молится кому-то не тому, потому что со стоном и дрожью Райан открывает глаза. С одной стороны, Эспозито рад, что тот жив, и что у них есть надежда – есть, да! – дождаться Беккет, а с другой… он представляет, что сейчас начнется. Спустя время ему кажется, что произошедшее тогда длилось никак не меньше суток, ему потом объяснили, что всего двенадцать часов. Всего. Всего??? Да он помнит каждую минуту из этих часов. Когда появляется Беккет и спецназ, Эспозито уже ни во что не верит. Он верит лишь у одну вещь: если уж не можешь помочь, то хотя бы не предай. Но все это оказывается поздно: всего двенадцать часов – слишком долго для его напарника. Скорая уже не нужна. И каждую ночь Эспозито просыпается от мысли, что не нужно было начинать, надо было сразу сдаться, ведь оба варианта – умереть безболезненно и побороться – заканчивались для Райана одинаково.