Больно…
Не понимая зачем, он каждый вечер после работы, ездил к дому, наблюдая как парочка возвращается домой с работы, с магазина, со свиданий. Не понимая зачем, он топтал свою гордость и давил на больное стальным ботинком. Втаптывая себя в ничто. Когда парочка переехала от его родителей в отдельную квартиру, Чонгуку сорвало немного крышу. При наличии своей собственной квартиры, он переехал к парочке в здание, на пару этажей ниже, заселяясь в неё не глядя. Далее он перевёлся на домашнюю работу с ужасной бумажной волокитой, благо пара редко гуляла по ночам, а днём была на работе, Чон успевал и поспать, и поработать, и проследить, как следует за всем и за всеми. Пять месяцев Чон сталкерит парочку как ненормальный маньяк-убийца, забывая о своей жизни, смешивая её целиком и полностью с жизнью молодых людей этажом выше. Движение зелёной толстовки рядом с собой выбило из мыслей пушечным выстрелом в голову. Она скрылась в уборной, оставляя парня одного. Это тот самый шанс. Тот, что может их либо связать снова, либо разлучить навсегда. Так больше не может продолжаться. Парень гипнотизирует пустые тарелки из-под пирожных, не в силах поднять взгляд выше. Чон, даже сидя далеко, чувствует эту нервозность и тяжесть в груди другого человека. Но кажется, всё же он находит в себе силы и снова всматривается в Чона. Эти любимые глаза, сейчас они не такие, как тогда, тогда они были искренние, радостные и счастливые. Мягкая улыбка на лице парня, делает больно Чонгуку, он искренне надеялся, что это всё с ними, как описывают в романах — удар головой, амнезия и новая жизнь. Но эта нежная улыбка, говорит о том, что никакой амнезии нет. Он всё помнит и знает. И даже чувствует, ту боль, что прошибает Чонгука. Чувствует, как тонкие иглы застряли в его теле и никто, кроме него, парня в чёрной толстовке, не в силах их вытащить. Они познакомились, когда Тэхён выпускался из школы, это был тяжёлый год для него. Учёба, экзамены и поступление в университет. Чон был на класс младше, и их пересечение было равно одному к десяти. У них не было общих знакомых или общих интересов. Каждый жил своей, отдельной счастливой жизнью. Пока, в последний учебный день, Чонгуку не приспичило прийти на крышу школы в середине второго занятия. Там то он и заметил парня с закрытыми глазами, лежащего звездой на грязной полу. Он тихо насвистывал себе какую-то песенку, болтая в такт кроссовком. Неизвестно, что тогда нашло на Чонгука, но он, повинуясь порыву ветра, лёг такой же звездой рядом, дрыгая в такт своим кедом. Так они и познакомились. Редкие встречи, частое общение в соцсетях. Когда Чон поступил в университет, он сильно обрадовался, что Тэхёна он теперь будет видеть чаще. Эти дружеские чувства, были действительно дружескими, пока на втором курсе Чонгука и третьего Тэхёна, на одной из тех самых диких вечеринок, на крыше дома какой-то однокурсницы, пьяные разговоры по душам, не закончились головокружительными поцелуями. Далее был, пожалуй, один из первых тяжёлых периодов. Было отрицание, осмысления будущего и принятие себя вместе друг с другом. Это было тяжело. Без преувеличений. Но не так уж и невозможно, когда ты любишь. И так пролетели восемь прекрасных лет, они закончили университет, устроились на работу и, живя душа в душу, грели друг друга тёплыми вечерами. О чём никто не подумал, так это о родителях, что ждали окончания бушевавших гормонов, быстрых незначительных отношений и перерастания из мальчика в мужчину. Родители мальчиков требовали семьи. Тэхён за три года дослужился до небольшого начальника, а Чонгук был ещё рядовым сотрудником, но успел зарекомендовать себя, как ответственного человека. Вообщем, семьи видели, что карьера у парней удалась, поэтому надо было найти им счастье. Разве им приходило в голову, что счастье было давно при них. Когда лёгкое давление больше походило на стальной пресс, парни решили открыться своим близким, захотелось сделать это в их общей квартире — вдвоём. Они пригласили пап и мам, братьев и после ужина спокойно рассказали обо всём, скрепляя свой союз переплетенными пальцами. Что счастливы с друг другом уже восемь долгих лет. Парни знали, что это тяжело принять, но оба надеялись на современное общество и лояльность родителей. Но этого не произошло, если матери начали рыдать, то отцы были в не себя от ярости, пока папа Чонгука успокаивал мать, отец Тэхёна, завязал драку с сыном, которую кроме Чонгука никто не спешил остановить. Когда пол дома полетело к черту, посторонние обитатели квартиры ушли не попрощавшись, в темноте и тесноте небольшой квартиры, пока Тэхён впервые в жизни рыдал, Чонгук бережно обрабатывал раны. Решение пришло к утру как-то само собой. Никакого отступления. Любовь превыше всего. Быстрее всего было договориться с семьей Чона. Они хоть и были, очевидно, против союза двух парней, но не отреклись от сына. Сложнее было с семьёй Ким, мама и брат через месяц приехали лично и высказали своё мнение, сказали, что это тяжело и нужно время, но они любят и попытаются смирится. На душе стало легко, огромные валуны падали с плеч на землю. Возвращаясь домой через три месяца после признания семьям, Чонгука насторожило, то как нервно поприветствовала его консьерж. Он поднялся на нужный этаж и обомлел. Дверь была настежь раскрыта, разбросанные вещи и переломанная мебель, следы крови на полу. Чона начало трясти от неизвестности. «Где Тэхён?» В тишине и тесноте квартиры, раздался шёпот соседки напротив: — Он сопротивлялся как мог, просил отца оставить его в покое, он так сильно кричал и плакал, в какой-то момент крики прекратились. Я вышла в коридор, хотела вызвать полицию, ругалась, но его отец мне пригрозил расправой, с ним было два огромных амбала, и у одного из них был Тэхён. Без сознания. Мне так жаль, Чонгуки. Его у тебя забрали.Его у тебя забрали…
Эта фраза как на повторе мелькала и набатом била в колокола. Рушила всё, что было и будет. Чонгук пытался достучаться до отца Тэхёна, просил, умолял его вернуть. Дрался, кидался, но всё без толку. Семья не знала где он. Его действительно забрали. И тогда, как озарение, в его жизнь пришёл брат Тэхёна, который сказал, что отец после признания вступил в какую-то общину, что борется против сексуальных меньшинств. Его так сильно повело на них, что он попросил у них помощь в избавлении сына от этой болезни. Брат сообщил, что Тэхёна увезли из страны, на якобы лечение в санаторий и что долго его не смогут держать там, в любом случае они его когда-нибудь, да отпустят, нужно лишь потерпеть. Это вселило зерно веры в сердце и душу. И последние полгода он питался этим крошечным зёрнышком, толкая себя каждый день жить. А затем последние полгода, он давил это зерно всеми возможными способами, но оно грелось в нежности прошлых лет и не хотело так безвольно погибать. И вот сейчас он тут. Сидит напротив любимого человека, жить без него не может. Смотрит в эти глаза и тонет, вместе с зерном, с душой и любовью. Из мыслей выбила зелёная толстовка, что перегородила обзор на Тэхёна, разрывая их зрительный контакт. Тэхён встал и направился в сторону туалета, Чонгук знает, что это его единственный шанс, узнать что случилось с его любимым. Тэхён медленно мыл руки. Пытался смыть с себя несуществующую грязь. Думал о чём-то. Он был таким красивым сейчас. Чонгук, так сильно любит его. — Привет. — Привет, — Тэхён продолжал пускать воду себе на руки, ожидая действий от Чона, не решаясь начать первым. — Я… — начать всегда было сложно, — ты не представляешь, как я рад тебя видеть сейчас. — Разве ты не следишь за мной? — Что? — Я говорю, разве ты не следишь за мной? — Ты знаешь? — Конечно знаю, — он закрыл кран и повернулся лицом к парню. — Чонгук. Тебе пора двигаться дальше, прекрати меня преследовать. Я думал, ты поиграешься с месяцок другой, а ты всё продолжаешь и продолжаешь. Остановись. Я прошу тебя. — Поиграюсь? Это ты мне говоришь после восьми лет отношений? Я места себе не находил, бился об глухую стену и рвался к тебе. Рвусь. Я умираю каждый божий день, да я преследовал, но хотя бы не умер окончательно. А ты, живёшь себе прекрасно припеваючи, с девушкой, у тебя новая жизнь, ты не тот Тэхён, что был со мной. Ты другой. Поэтому не проси меня остановиться играть второстепенную роль, когда ты сам в главной роли.Было больно. Резало по живому обоих…
— Чонгук. Я не могу. И теперь уже дело не только в моих желаниях. Я правда не могу. Никак. Вообще. Быть с тобой. Тебе нужно жить дальше. Попытайся. Это все уйдёт. Я уйду из твоего сердца. Нужно время. — Мне так больно от того, что ты говоришь. Хотя бы объясни причину. Ты полюбил её? Сильнее, чем меня? Пока ты был в клинике, она была рядом, да? Хорошее видимо место, раз такими красавицами награждают. — Кто тебе сказал, что я был в клинике? — Твой брат. — Что он ещё сказал? — Что ты на реабилитации из-за своего отца. Тэхён закрыл глаза, пытаясь успокоить свои нервы. — Хорошо. Давай так. Я расскажу тебе почему не могу быть с тобой, и после ты начнёшь жить. Без меня. Я умоляю тебя, Чонгуки. Мне больно, ты не представляешь насколько, видеть тебя таким. — Я не могу без тебя. Я так сильно тебя люблю, что не вижу смысла в этой жизни без тебя. Тэхён, — слёзы катятся по щекам, прочерчивая дорожки на бледном лице. Невозможная усталость накатила с головой. Захотелось свернуться в комочек под одеялом у себя дома. Тэхён не подходил, наблюдая издалека за Чоном и от этого становилось больнее. Его надломленный голос вырвал из треска разбитого сердца. — Меня выкрал отец, как наверняка говорил брат, это что-то вроде секты против нетрадиционной любви. Так они говорят. Я сначала боролся, до сбитых костяшек, до боли в рёбрах. Но потом меня перевезли неизвестно куда, что-то вроде закрытой частной психушки, нас было немного человек, может быть десять. Не выпускали на улицу, кормили ужасной едой, не разрешали ничего, кроме как сидеть в четырёх стенах и смотреть в одну точку. Это был персональный ад для всех нас. Поначалу нам читали лекции о боге и строении человеческого тела, то как и для чего оно предназначается. Каждую неделю они допрашивали нас и делали выводы. Те, кто быстро сломался и начал подчинятся их инструкциям, быстро вернулся к нормальной жизни, но были и те, кто не хотел. Такие, как я. На нас применили более жёсткие методы, чем внушение. Нас пичкали препаратами, которые подавляют волю. Я думаю, что это были какие-то психотропные вещества, но я не врач, я не знаю. А затем, настало то время, которое я хочу забыть навечно. Знаешь, Чонгук, они кололи мне что-то, и сажали на стул, а напротив телевизор, где показывали картинки с геями. Минут через пять меня начинало рвать. Так сильно и так долго, мне было уже нечем дышать, а позывы шли. Всё продолжалось неделями, пока они не вставили вместо картинок порно. Сначала плотно кормили, а затем добавляли лекарство, я снова бился, я снова пытался, я жить не хотел, а они заставляли смотреть на это, заставляли вырывать из себя, не только свой завтрак и обед, но и всю мою сущность. Когда я уже думал, хуже не будет, они начали вставлять наши с тобой фотографии, где мы вдвоём, в нашем прошлом. Я думаю, их дал им отец. Мне было так больно. Ты не представляешь. Меня раз за разом выворачивало в ведро. Я вглядывался в твоё лицо, ища спасение, ты был таким счастливым там. Но когда твоё счастливое лицо начало ассоциироваться с чем-то ужасным, я понял, чего они добивались все эти месяцы. Боль внутри меня была сильнее. Я думал, если умру, мне будет легче, чем вот так. Меня разъедало внутри, но мне пришлось с кровавыми слезами вытравлять тебя из себя. Этот нескончаемый поток лекарств, рвоты, гей-порно, попыток суицида, в один момент закончился. Я понял, что я чист. Пустой абсолютно. Да, ты прав, я сейчас на сцене в главной роли. Но я готов жить, что-то во мне замкнуло. Когда мы сидели в кафе, я испытывал чувство тошноты. И не морально. А физически. Меня тошнит глядя на тебя. Чонгук. Прости. Я был слаб и наша любовь умерла, в той ненормальной больнице. Я сдался. Я… Я даже думать не могу о нас, понимаешь? Я стараюсь быть традиционно счастливым. Знаешь, моя малышка, беременна. Срок ещё маленький, но я счастлив. Поэтому Чонгук, пожалуйста, начни жить, я смотрю на тебя и мне больно. Ты должен жить. Пожалуйста, — Тэхён оторвался от раковины и подошёл вплотную к Чонгуку. — Ради нас. Ради меня. Я хочу твоего счастья. Ну же. Посмотри на меня, — он подхватывает двумя пальцами подбородок и заставляет смотреть себе прямо в глаза. — Обещай. — Я не могу. Мне так жаль, за то, что случилось. Что ты всё это время страдал. Боже. Так жаль. Чонгук чувствовал, дрожь в теле Тэхёна, когда он решился обнять его. Тому становилось плохо и скрывать уже это было невозможно. — Ничего, любимый. Мы справлялись с множеством трудностей и с этим справимся.Любимый…
— Я люблю тебя. Чонгук. Всей своей душой, что осталось от прежнего меня. Но услышь меня, и начни новую жизнь. Без меня. Тэхён накрыл губами, солёные от слез губы Чонгука. Поцелуй вышел чувственным и пробирающим до дрожи. Иглы, вытащенные Тэхёном, были брошены к их ногам. Болью шибануло во все органы, от осознания, что любовь, созданная годами, умерла в туалете самого любимого кафе. Чонгук никогда не хотел бы, чтобы это мгновение заканчивалось. Он, Тэхён и последний поцелуй. Он чувствует любовь в поцелуе. И чувствует, как она в нем умирает. Тэхён грубо отталкивает Чонгука от себя и склоняется над унитазом. Его рвёт и рвёт. Не переставая. Чон хотел помочь, но услышал, болезненное — «Уходи». Не стал спорить или сопротивляться. Он вышел из туалета, кинул на стол деньги за латте. И собирался уйти, когда взглянул на светлый лучик в конце кафе. — Извините, вашему мужу плохо в туалете, его тошнит, очень сильно. Я думаю, ему нужна ваша помощь. Даже несмотря на то, что Чонгука снова грубо толкнули, он не почувствовал боли или обиды, наблюдая за девушкой, которая убежала вдаль к уборной, он осознал, что Тэхён в хороших руках. Его любят и он любит в ответ. У него будет ребёнок. Это так волнующе. Жаль, что у Тэхёна не будет Чонгука. Никогда. Выйдя на улицу, он помчался домой. Домой. Не в съёмную квартиру, а домой. Где боль от расставания, давила на мозги, где любовь витала в каждой пылинке, где кровать с сексом, кухня с нелюбимой готовкой, где мягкий ковёр за просмотрами фильмов. Захлопнув дверь, он упал мешком на пол. Скребущее чувство разрывало плоть в рваное нечто. Больно. Чонгук выл. Просил о помощи. Умолял. Солёные слёзы скатывались бесконечным потоком на шею, застревая в красной толстовке. До сорванного голоса орал, кричал и истошно плакал. Никак не было сил двигаться дальше и жить. Он не может. Прямо сейчас, хочется исчезнуть. Навсегда. Через пару дней Чонгук сдал хозяйке ключи и выехал из дома маньяка-убийцы. Перевёз все вещи обратно на свою квартиру и потребовал отпуск с последующим увольнением. Деньги были. Главное было грамотно их потратить. Он взял билет в один конец, в страну детской мечты, с страну где они хотели когда-то побывать с Тэхёном вдвоём. В настоящем, не решая будущую жизнь досконально. Желая жить, здесь и сейчас. Чонгук больше не видел Тэхёна и не знает, как он. Всё к лучшему. Для Тэхёна в первую очередь. Это мучительное решение для него, решение двигаться дальше и жить ради них двоих. Тэхён тоже любит. Он никогда не увлекался фотографированием, это любил Чонгук, он не любил чёрный цвет, предпочитая ему яркие сочные цвета, но после разлуки, только его и носил, никогда не любил толстовки, но носит их сейчас постоянно, он ненавидел квартиры, предпочитая им частные дома, каждый вечер в прошлом ворчал, что ненавидит лифты, и, наконец, он никогда не любил то кафе, но постоянно приходит туда со своей девушкой. В этом была маленькая любовь Тэхёна, тоска по тому, что у них было. И это греет душу, заставляя просыпаться по утрам, даже без надежды. Зерно крепко засело, пустив корни, удобнее устраиваясь в лунке, не тревожа израненную душу. Такое же зерно, сидит и у Тэхёна, оно тоже ничего не ждёт и не тешит себя надеждами. Ему там тепло и уютно, оно чувствует себя живым. И пусть зёрнышкам никогда не стать красивыми цветами, зато они сидят подле друг друга, вместе вдвоём, поют что-то о своём, о небе, о звёздах, о любви.