Mourir pour toi n'est pas mourir

Темная сцена, синие стены, яркий луч прожекторной пушки выхватывает из темноты две фигуры. Хромая он медленно подходит к лежащей девушке. Падает на колени, прося от-крыть глаза, но все бесполезно. В воздухе повисает до боли пронзительная мелодия. Танцуй моя Эсмеральда, пой моя Эсмеральда. Все тщетно, она ушла слишком далеко и не может придти на его зов. Глаза прекрасной цыганки закрылись навсегда, и ничто не может вновь заставить петь. Его хриплый голос не оставляет равнодушных, в зале слышны всхлипывания, зрители подносят платочки к глазам. Люстры бесцеремонно включили не дожидаясь окончания представления. Недовольный ропот пробежал по толпе вскочивших со своих мест зрителей. На сцены выбегают люди в камуфляже, это заставляет ожить даже Эсмеральду. Всеобщее не понимание. Люди в форме окружают Вячеслава Петкуна, удар резиновой дубинки обрушивается на его и без того не ровные плечи. Не смотря на силу удара он остается стоять на ногах. Не смотря на протест зрителей военные хватают Славу за руки и уводят прочь со сцены. Ничего не понимая он оказывает активное сопротивление, а ведь все это уже было на этой сцене каких-то сорок минут назад, но как сильно отличается реальность от театральной иллюзии. Петкун пытается вырваться, но несколько пар рук держат слишком крепко. Можно подумать, что он настоящий Quasimodo. Группа захвата приготовилась очень тщательно, они даже сеть с собой принесли. На запястьях щелкают наручники, намертво сковывая руки, лишая возможности сопротивляться. Управляемая более умелой рукой, дубинка выполняет свое предназначение. Оглушенный Слава опускается на сцену. Нападающие, словно стервятники, обезумевшие от вида крови, с восторгом набрасываются на беззащитную жертву. Тело не подающее признаков жизни утаскивают со сцены. Ветки деревьев. Словно руки безымянных великанов, настойчиво стучат в окно. Серое, пасмурное, питерское, осеннее небо смотрит на меня и готово вот-вот заплакать. Огромным усилием воли, заставляю себя отвернуться, давя слезы. Пробегаю глазами по маленькой кухне, в разваливающейся «хрущевке», ловлю на себе Светин взгляд. Она такая бледная, белее кажется не может быть и самый белый лист бумаги. Её что-то тревожит, я ни-когда раньше ее такой не видела. Она боится, но не за себя, за другого, безумно дорого ей человека. Интересно кого она так сильно любит? К нам на кухню заходит Олеся. Она делает это так тих, что я даже вздрагиваю от неожиданности и тревоги. Маленькая и беззащитная, она дрожит как осиновый лист на ветру. Я обнимаю ее, прижимаю к себе, дрожь безумного страха передается и мне. Они обе чего-то бояться. Бояться настолько, что не могут об этом даже сказать. Ощущаю, как в нутрии меня закипает злость. Я никому не позволю пугать тех кто мне так сильно дорог. Да, я лучше умру, чем позволю хоть одному волоску упасть с голов моих подруг. За их спокойствие моя жизнь не такая уж большая цена. Пока мы вместе, с ними ничего плохого не случиться, обещаю. Светка в тысячный раз смотрит на телефон. Руки нервно дрожат. Интересно кто попал в беду, пока мы в относительной безопасности проводим время в квартире мой бабушки? Сердце внезапно начинает щемить, словно я ощущаю, что в беду попал дорогой мне чело-век. Вдыхая аромат волос Олеси, пытаюсь завести разговор, но ничего не получается. Слова застревают в горле. Всеобщее молчание действует на меня убийственно, но попытайся я сказать хоть слово сдерживаемые слезы, прорвутся не смотря на все мои усилия. Я наверное схожу с ума. Хочется бежать, бежать что есть сил, спешить на помощь, стремиться сделать все для Него, Единственного, далекого, милого, самого дорогого мне человека. Приходит осознание, что с Ним еще не встреченным, но уже любимым случилось страшное несчастье. Ему сейчас больно, ощущаю это физически. Ему плохо, а я ничем не могу ему помочь, я даже имени его не знаю, в отличие от моих подруг, которые кажется знают намного больше чем я. Нет сил выяснять что либо, мы должны действовать. Почему же молчит телефон? Почему Сейя не звонит? Отпускаю Олесю и как зверь в клетке начинаю метаться по кухне. Никогда еще бабушкина кухня не казалась мне такой маленькой и тесной. Места не хватает, стены давят, сидеть на месте просто не возможно. Как там говориться: «Промедление смерти подобно». Ловлю свое отражение в зеркале. Зеркало и раньше не радовало меня отражением, а сей-час тем более. Лицо белое, круги под глазами круги как у живого покойника. Хотя если снять косуху будет немного получше? Может появиться хоть намек на румянец. Но как страшно стащить с себя ставшую уже такой родной и надежной грубую черную кожу. Куртка магическим образом дает мне уверенность и чувство защищенности. Ощущая ее тяжесть на плечах, мне море по колено и горы по плечу. Леся тоже не может сидеть без дела. Только она решила вскипятить чайник, как раздался оглушительный звонок в дверь. Не знаю что меня больше испугало, сам звонок, или звук чайника, выпавшего из непослушных рук. Звонок как звонок, но как много неизвестного, таинственного и пугающего таит он за собой. Не знаю откуда, но я точно знаю, что сейчас в квартиру войдет Сейя и спокойный уклад нашей жизни рухнет окончательно и бесповоротно. Не знаю, что именно это будет, но это точно будет кошмар. Пол начинает уходить из под ног, хватаюсь за все подряд, пытаясь удержаться на ногах. Светка протягивает мне руку. Наши пальцы встречаются. Прикосновение к ее горячей ладони придает мне сил. Надо идти открывать, от судьбы не убежишь, нельзя вечно прятаться за перегородкой. Повинуюсь року. Ноги не слушаются, превращаясь в вату, но я иду несмотря ни на что. Иду судьбе на встречу. Иду за Тобой. Как я и думала на пороге стоит Сейя Коу. Исхудавшая, бледная, но не смотря на это вся сияющая. Её глаза сверкают бешенными огоньками, фигура излучает энергию и жажду действия. Вряд ли кто осмелиться ее остановить. - Ну, девчонки, что носы повесили,- воскликнула она, влетая в квартиру, - Не надо таких кислых физиономий. Ничего страшного не случиться. Вам больше ничего не угрожает. Все будет хорошо,- от Сейи идет столько положительной энергии, что невольно хочется верить в лучшее, - Нам удалось пустить врагов по ложному следу. Усаги, солнышко, не надо все принимать настолько близко к сердцу. Тебе надо беречь себя. Не могу не усмехнуться от этого почти позабытого прозвища. Слишком много времени прошло с тех пор, когда я была «Лунной зайкой». Во мне не осталось почти ничего от меня прежней. Мир изменился, но Сейя, к сожалению не понимает этого. Для него я все та же Усаги. Смешно. - Не беспокойся, дорогая. Мы возложили на тебя только миссию хранителя . Тебе надо только спрятать Миаку. Это не займет много времени. Наше дело правое, победа скоро будет за нами! – я попробую поверить Сейе. - А как же заложник? – Светин голос звенит не выплаканными слезами. Понимаю, что наши враги схватили мальчика, который ей нравиться, - Мы не можем бросить нашего товарища на произвол судьбы! Я не собираюсь выполнять ваши приказания, пока невиновному грозит опасность. Он ведь даже не знает за что его схватили, и скорее всего сей-час пытают. - Химемия, не принимай все близко к сердцу. С этим человеком ничего плохого не случиться. Я сам проконтролирую, что бы спасательная операция была назначена в ближайшие часы. Слово ранмовца. Как только мы убедимся, что Аммиака в безопасности, мы спа-сем его. Обещаю, - Сейя говорит искренне. А заложник, кажется не имеет никакого отношения к нашей деятельности и ко всей «Ранме». Мне очень хочется спросить, кто этот заложник, но не делаю этого, боясь получить пугающий ответ. Это малодушие, но я просто не выдержу, если узнаю, что это Он. Я убью Сейю и всех товарищей, если потеряю возможность помочь Ему. Внимательно смотрю на Сейю, смотрю и не понимаю. Мы с ней почти ровесницы, она меня старше года на два. Никак не могу в это поверить. Общаясь с ней, создается обратное впечатление, кажется что старше я, а не она. Сейя, нет ее на самом деле зовут Катя, наверное до сих пор считает, что Sailor Moon существует где-то там в параллельном мире грез. Как можно верить в подобную глупость? Время никого не щадит, у Кати вокруг глаз появилась паутинка морщинок, а она все еще верит в сказки. Вот сейчас, скорее всего ранмовская тусовка поругалась с ролевиками. Поругались и ладно, но вот каким боком они втянули нас в свои разборки? Они похоже свято верят в то что моя Олеся – это Миака, жрица бога Сузаку, а непременно должна ее защищать. Похоже, я выступаю в роли хранителя мессии, а мои противники, просто спят и видят принести ее в жертву для пришествия на Землю своего хозяина, самого Люцифера. Безумно хочется закричать, что все это полная ерунда. Нет никакой секты сатанистов, нет никакой богини, Олеся никакая не Миака, Светка не Химемия, а я уж точно не дурочка Банни. Мы нормальные люди, давно отошедшие от всякой подобной ерунды. Главное это что бы с человеком, случайно вовлеченным в эти шизонутые разборки, ничего плохого не произошло. Совершенно неожиданно Сейя вытаскивает из кармана плаща два пистолета, и протягивает их нам со Светой. В голове мелькает мысль, что если все это правда и миру действительно угрожает опасность? Ведь боялась же я чего-то до ужаса. Бывает ведь, иногда действительно происходят вещи не возможные на первый взгляд. Надо на мгновение поверить в сказку, просто вспомнить, совсем недавно прошедшее детство. Когда-то давно, в прошлой жизни я верила в сказки, но что то во мне сломалось и вера пропала. Наивного ребенка слишком много били по щекам, обзывая собачонкой. Во мне осталось так мало доброго, ну и что же из этого? Смотря на всех волком из своей берлоги намного проще, чем каждый раз обжигаясь зализывать раны. С трепетом в сердце принимаю оружие. Приятный холодок возвращает с небес на землю. Хватит думать о грустном, что было то прошло, никому нет дела до твоих мыслей. Я должна выполнить свое предназначение. Если опасность на самом деле есть, если что-то угрожает дорогим мне людям, то я не могу сидеть сложа руки, пряча голову в песок. Положа руку на сердце, торжественно клянусь перед лицом своих товарищей по оружию, не жалея ни собственной, ни других жизней оберегать Лесин покой. Это присяга на верность Ранме, ну что же лучше поздно чем никогда. Мы со Светой обещаем немедленно по уходу Сейи покинуть город. Самым надежным местом, как ни странно кажется наша да-ча. Далеко от Питера, электрички осенью ходят плохо, да и ее место положения дачи даже Сейя не знает. Наконец выпроводив Катю за порог, выдыхаю с облегчением. Опасность выдуманная или реальная отступила вместе с Катей. В полном молчании начинаем собирать вещи. Делать нечего нам надо ехать. Свежий воздух и общение с природой должны хорошо воздействовать на расшатавшиеся нервы. Кассеты, плеер, папка с журнальными вырезками, альбом для рисования, самое дорогое ложиться на дно рюкзака, как же мало у меня по настоящему дорогих вещей. Надо что-то сделать с косухами, появляться в городе в таком виде до конца не разобравшись в сложившейся ситуации совершенно не хочется. Олеся и Света очень странно переглядываются между собой. В этом взгляде таиться беспокойство за меня. Кажется, они знают больше чем говорят, но сил выяснять подробности просто нет. Прижму Олесю чуть позже, когда успокоюсь и все выясню. Осенний воздух свеж и прозрачен. Мир наполняет тишина и спокойствие. Слышно как с деревьев опадают листочки. Суета города осталась, где-то там позади, ей не угнаться за нами. Не понимаю почему я раньше не ценила этой тишины. Наверное, понимание простых вещей приходит только со временем. Неужели я начинаю умнеть? Умиротворение и спокойствие наполняет душу. Вокруг нет ни души, только мы трое. Ни-кто не мельтешит перед глазами, не пытается насильно лишнюю порцию еды. Нет пустых упреков, в том что хватит вести себя как ребенок. Мы наедине с природой, нет никаких связей с внешним миром, разве что приглушенно работающий магнитофон. Природа, хорошая музыка, что еще нужно человеку для счастья? Разве что присутствие любимого человека. Но так бывает только в сказках, а значит надо радоваться тому что дарит тебе судьба. По радио играет до боли знакомая и любимая мелодия: Свет, озарил мою больную душу Вот оно абсолютное счастье. И почему оно казалось мне невозможным? Медленно закрываю глаза, не отдавая себе отчета, склоняю голову на колени Олеси. Зачем кого-то видеть, слышать, о ком-то думать, когда в мире не существует ничего кроме этого волшебного голоса. Песня прерывается, прерывается сообщением о том, что завтра ровно в три часа дня на Дворцовой площади в Санкт-Петербурге состоится публичная казнь Вячеслава Борисовича Петкуна, обвиняемого в государственной измене. Всем гостям мероприятия гарантируются памятные подарки на память. Земля уходит из-под ног. Не замечаю как вскакиваю с места. Какой кошмар!!! Не могу в это поверить! Еще мгновение назад я была почти счастлива, теперь, теперь… Да, что я зациклилась на себе! Меня никто пока казнить не собирается. Славу обвинили в государственной измене! Боже мой, какая ерунда! Что за средневековые претензии методы правосудия! Чувствую, что у меня перед глазами бегут круги. -Я так и знала, что Сейе верить нельзя. Предчувствие как всегда меня не обмануло. Никто и не собирался его спасать, - смотрю на Светку и с трудом понимаю смысл сказанных ею слов. Это не может быть правдой, просто не может этого быть. Наверное, я все не так поняла. Я же иногда торможу. -Ты это о чем? – голос дрожит предательски, просто не могу поверить в свое предположение, - Ты хочешь сказать, что пленник наших, так называемых врагов – Петкун? - Маша, а разве ты этого так и не поняла? – две пары карих глаз смотрят на меня с недоумением. Они получается все знали с самого начала, и молчали! Знали кому именно грозит топор и плаха, и позволили мне спокойно уехать из Питера. А если бы я не взяла с собой приемник, то узнала бы о Славкиной смерти из новостей после нашего возвращения! Мои подруги все знали, но предпочли поверить Сейе, этой ненормальной женщине считающей себя мужчиной, и ничего не сказали мне. Они поверили человеку, которого совсем не знают, в отличие от меня. Было же почти понятно, что они ничего не будут делать для спасения пленника! Злость, дикая, звериная злоба просыпается в сердце. Мне до безумия хочется ударить Лесю. - Почему вы молчали? Почему зная все, вы мне ничего не сказали? – кричу во все горло, срываясь на хрип. - Я боялась твоей реакции. Мы не могли рисковать только из-за того, что ты вбила себе в голову, пустую заботу о товарище Петкуне. На карту была поставлена судьба нашего мира, надо было идти на жертвы. Это было самое правильное в нашей ситуации. Я так решила, - никогда бы не подумала, что моя лучшая подруга способна так жестоко со мной поступить. - Ты так решила, ты решила, ты так спокойно решила судьбу человека, судьбу человека, которого я … - Договаривай, или это так сложно? Какого человека я обрекла на смерть? Чем он отличается от других? Что в нем такого особенного, что ты его так любишь? – создается впечатление, что Света это специально говорит, что бы еще больнее ударить меня. - Я не люблю его!!! - Любишь. Хватит, перестань ломать комедию. Признайся хотя бы самой себе, что ты его любишь. Смешно слушать твои опровержения, когда все написано у тебя на лице. - Я вообще любить не способна, - она говорит такую ерунду. Мне и в голову никогда не приходило, что я могу любить Вячеслава Петкуна, - Мне вообще никто кроме вас двоих не нужен. Я всегда говорила, что самое вы самое дорогое, что есть в моей жизни. И ника-кой Петкун мне не нужен. Кстати, когда следующая электричка в Питер? - Опять говоришь глупость, неужели не помнишь, что сегодня электричек уже не будет, а завтра первая в четверть третьего, - и как только Светка может так спокойно говорить о том, что я даже на ЕГО казнь не успеваю, - Как ты не понимаешь, мы не можем пользоваться транспортом. Если они тебя поймают, то смогут выманить к себе и Лесю. И вообще зачем тебе куда-то ехать рискуя жизнью, если ты его не любишь? - Как зачем? Ты думаешь я буду сидеть сложа руки, когда я могу попытаться спасти чело-века попавшего в беду, скорее всего по нашей вине. И если электричек нет, и как ты правильно сказала пользоваться транспортом опасно, то я пойду пешком. Надеюсь, что успею и план спасения Славика по дороге придумаю. - Но Маша, это же так далеко. По дороге может произойти что-нибудь страшное. - Олеся, самое страшное уже произошло. Девочки, ну почему вы такие толстокожие? Не-ужели вам не его совсем не жаль? Бедный он и не догадывается, что попал в эту передрягу как приманка. Вы меня просто предали, - отворачиваюсь и бегу в дом собирать вещи. Щелкает затвор пистолета. Оборачиваюсь на звук. Смотрю Свете прямо в глаза. Демонстративно расстегиваю куртку, что бы ей удобнее было целиться, - Ну же стреляй, что медлишь? Или подойти поближе, что бы ты точно не промахнулась? Пистолет падает в траву. Темные брови вздрагивают, в больших карих глазах появляются слезы. Надо же в первый раз в жизни заставляю Свету плакать. Никогда не думала, что это у меня с ней получиться. Неужели я в чем-то ошибалась? - Дура, - цедит она сквозь зубы, - Я собиралась идти тобой. Я думала, что мы вместе сделаем все для спасения твоего обожаемого Славика. Я просто хотела, что бы ты наконец перестала обманывать сама себя. Признайся, что любишь его. - Ну люблю, люблю, люблю, - слезы ручьями бегут по щекам. Опускаюсь на землю и реву в голос. Светка права, глупо отрицать очевидное, я действительно люблю Вячеслава Борисовича Петкуна. Со слезами уходит напряжение, и наступает какой-то странный, никогда не испытываемый покой. Я так давно никого не любила, так давно запрещала себе какие-либо чувства, что даже забыла как это прекрасно. Что-то теплое распускается в груди, наполняя жизнь смыслом. Теперь я знаю, что мне делать. Я спасу его даже ценой собственной жизни. Зачем мне жить если он перестанет дышать? Умрет он, умру и я. Как-то вдруг безумно захотелось жить, жуть для того что бы поквитаться с Катей за ее обман, и отомстить всем кто этого заслуживает. Ну и конечно же попробовать добиться Славиной любви. Дворцовая площадь заполнена народом. Такое ощущение, что здесь собрался весь город. Ну конечно, стоящие рядом со мной ребята приехали из Мурманска. Народ начал собираться с самого утра, стремясь занять наиболее выгодные места. Всюду шум, гам, обсуждение грядущего события. Почти никто не верит, что казнить будут по настоящему, все предполагают, что это очередная рекламная акция, и от всем еще более интересно. До боли сжимаю рукоять пистолета. В голове нет ни одной мысли. Не представляю даже что буду делать, когда увижу его на эшафоте. Самое главное не заплакать. Никто не пой-мет моих слез, и я не хочу что бы эти люди видели мио эмоции. До крови прикусываю губу и беру себя в руки. Играет государственный гимн. Толпа расступается как по мановению волшебной палочки. Отряд вооруженного до зубов ОМОНА расчищает и без того широкую дорогу. Еще мгновение и появиться осужденный. К эшафоту подъезжает белоснежный лимузин. Это не Он. Окинув толпу настороженным взглядом, девушка охранник открывает дверь автомобиля. Постойте, я же ее знаю! Это наша одногруппница Катя Яковлева. Ну, чему я удивлялась, из лимузина с огромным трудом вылезает облаченный в пурпур Филипп Киркоров. Высоко задрав голову, отягощенную пятым подбородком, он поднимается на эшафот и усаживается в золотое кресло, стоящее рядом с плахой. Он будет командовать церемонией, а вот это окончательное свинство. Кто угодно, но только не Киркоров. Неужели им так нужна Олеся Крылова, что они даже Филю в главные палачи наняли? Стоящая радом со мной девушка презрительно фыркнула. Капризно надув и без того пухлые губки она начала возмущаться. Виде те ли она пришла на концерт «Танцы Минус»,а тут какой-то Киркоров на сцену вылез, не дай бог еще и петь начнет, нет такого потрясения она просто не вынесет. Приятель поспешил утешить барышню, что Киркоров это просто очередной хороший пиар-ход. - Это все из-за меня, - услышала я и не поверила своим ушам, - Им нужна я. Маша, пожалуйста, отдай им меня, и пусть все это прекратится. Леся!!! Она считает себя виноватой, а что если это действительно так? Вот сейчас она готова заплакать, готовая принести себя в жертву, за спасение безразличного ей человека. Она сейчас как никогда похожа на Усаги. Как же она не понимает, что видеть эти слезы просто не выносимо. Как я могу заботиться и защищать ее, если меня сейчас саму трясет, что я едва сдерживаю себя, что бы не заплакать, мне еще предстоит слишком много вы-терпеть. И почему всегда только такие дуры как Олеся становятся избранными? Они собираются спасать мир, который сами же и подвергли опасности и все из-за того что были слишком мягкосердечными. Почему их все любят, все защищают, не жалея при этом своей жизни? Нет, они этого просто не достойны. Ни Цукино Усаги, ни тем более Крылова Олеся Владимировна. Она не заслуживает что бы ее жизнь оплачивалась кровью, Славиной кровью! Снова заиграл государственный гимн. Толпа восторженно зашипела, ожидая с минуты на минуту увидеть «виновника всего торжества». Подъехал обычный милицейский Уазик, омоновцы вытолкали жертву на обозрение публики. Кровь застыла у меня в жилах, сердце остановилось. Господи, за что же его так мучили? Что может дать Люцифер, если ради его пришествия так издеваются над людьми? Слава с трудом передвигая ногами, взошел к позорному столбу. Красная рубаха намертво присохла к его телу, и каждое движение отражалось болью в его глазах. Хромота, теперь настоящая привела публику в неописуемый восторг. Глаза воспалены, на губах следы за-пекшейся крови. Он еще пытается улыбаться. Красная змейка крови бежит по подбородку. Дворцовая площадь взрывается от аплодисментов, начался его последний концерт. Ужас наполняет душу от одного взгляда в толпу. Как можно говорить о развитии человечества, если люди не меняются. Они остаются такими же как и в 1482 году. На Дворцовой Площади Санкт-Петербурга собралась точно такая же толпа, жаждущая крови, что и на далекой Гревской площади прекрасного города Парижа. Страдание и боль другого человека заводит толпу. Молодой человек из Мурманска громко возмущается молчанием певца, бросает камень в осужденного, призывая начать концерт. Толпа поддерживает инициативу. Град камней и пивных бутылок летит на сцену, в Славу! - Маша, прости меня, пожалуйста, прости, - Леся вцепилась мне в руку и никак не удается от нее избавиться. Испытываю желание просто взять и задушить ее. Слезы льются по щекам, не помню когда я начала плакать, - Лучше бы ты отдала им меня, пока было не поздно. - Но и сейчас еще не все потеряно. Стойте! Остановите это! Он вам не нужен. Вот ТА что нужна Вам!- как я раньше не додумалась до такого простого поступка, просто взять и дать им желаемое, простой обмен по интересам. Похоже меня не услышали. Леся жалобно вжала голову в плечи, прекрасно понимая, что будет дальше. Какая она маленькая, жалкая и ничтожная. И из-за нее я могла потерять Его! Слабая вспышка жалости вспыхнула и навсегда погасла, от одного взгляда на любимую фигуру. Срываю с ее голо-вы капюшон и толкаю вперед. Срывая голос кричу: - Остановитесь немедленно! Вот Та что Вы ищите! Толпа замолкает и все смотрят в мою сторону. Олеся грохнулась бы на мостовую, не под-хвати ее Сейя Коу собственной персоной. Он ласково обнимает Олесю за плечи, закрывая от толпы черным плащом. Чувствую на себе его взгляд: «Предатель»! Хочется ответить: «Сама такая», но голоса нет. Хватаю Лесю за руку и тяну к себе, она даже не сопротивляется, тряпка. Презренная, звериная покорность, ненавижу! Считает себя виноватой, ну так пусть расплачивается за все сполна. Резкая боль пронзает локоть. Удивительно, Сейя может и ударить. Пальцы разжимаются сами собой, навсегда теряя Олесину руку. Еще мгновение и вся старшая RANMA преграждает мне дорогу. Олеся становиться для меня недоступна, ну и черт с ней. Время, бесценное время уходит безвозвратно. Славу уже повели к плахе. Что же мне делать? Остается только одно. Посмотрим как я стреляю, Филипп Киркоров отличная мишень, надеюсь я не промахнусь. Ну почему я раньше не продвинулась ближе к эшафоту? Холодные пальцы крепко сжимают мое запястье. Света! Неужели она пойдет со мной до конца? Да, мы вместе, до самого конца. Ненужная жертва, ей бы жить, да жить в Париже с Брюно Пеллетье, а не умирать тут со мной. Мы пробиваемся к самым заграждениям охраны. Вот он – эшафот Нас разделяет только пятнадцать шагов. Шагов от жизни к смерти. Моя мишень мелькает перед глазами, и я не имею права промахнуться. Слава опускается на колени. Взвожу затвор. Его голова на плахе. Я нажимаю на курок. Глухой щелчок, выстрела нет. Несколько пар рук держат меня мертвой хваткой. Нет сил сопротивляться. Бесполезный пистолет падает на землю. Будь проклята Катя, или тот кто так хорошо рассчитал все мои действия и зарядил холостые патроны. Меня обыскиваю. Ничего не находят. Бледный и трясущийся Киркоров с дикими воплями требует моей немедленной казни. Без суда и следствия. Меня вводят на эшафот. Филипп Бедросович не в силах сдержаться с размаха бьет меня по лицу. Чувствую во рту привкус крови. А ничего у Филипка сильная рука. Последний раз смотрю на толпу. «Не мигают, слезятся от ветра, без надежды карие вишни» Света. Сейчас ее глаза именно такие. Прощай, прости за все что было, не поминай лихом. Опускаюсь на колени. От плахи всего один шаг, до смерти еще меньше, а Слава так близ-ко. Наши колени соприкасаются. Смерть стоит одного этого прикосновения. Наши глаза встречаются. Вздрагиваю от такой волнующей близости. - Зачем? – шепчут его губы. Пожимаю плечами, какая теперь разница зачем я это сделала. Mourir pour toi n'est pas mourir. Взмах сильных рук палача. Ласковые лучи солнца блеснули на острие. Восторженный рев толпы. Быстрое падение топора. Отвратительный хруст перерубаемых костей, жалобное хлюпанье, обжигающие соленые капли падают мне на лицо. Толпа готова пригубить из кровавой реки. Вновь взлетает в воздух топор, солнечные блики отражаются в багровой пелене топорища. Удар чудовищной силы. Голова, еще живая голова падает мне на колени. У меня волосы встают дыбом от ужаса. Его глаза медленно гаснут, застывая навсегда. Губы еще вздрагивают. Последний взмах любимых ресниц. Жизнь кончилась.