Тень над Бергеном

Жанр: Слэш, пародия. Гл.герои: Сатир, Гаал. Фэндом: норгеблак (Сатирикон, Годсид)/ Ховард Лавкрафт (первоисточник) Ворнинг: нед. Все цивильно и культурно. Секс остается почти за кадром. Ставлю ПГ-13 только из-за небольшого количества нецензурной лексики и довольно мрачного сюжета, а так же цветистости и неблагообразия некоторых метафор. Дополнительно: открытый финал. При желании можно придумать продолжение. Множество действующих лиц вполне узнаваемы,– все так или иначе принадлежат к норвежскому блэку (см. Фэндом) ТЕНЬ НАД БЕРГЕНОМ. А это город Берген. Кузница норвежского блэка. Норвежские Блэкари настолько суровы, что не снимают шипов и колючек, даже когда долбятся. В г. Берген проживает первый блэкметаллист с нетрадиционной сексуальной ориентацией Гаал. (спизжено наглым образом с Дарксайда). 1. Меня зовут Сатир Вонгравен, я довольно широко известен в узких кругах людей, которые любят и ценят хорошую музыку. Известен, как певец, поэт и композитор. Да. У меня и группа есть – Сатирикон, впрочем, какая это группа – я да барабанщик мой, остальных подбираем в зависимости от ситуации. И дабы не зачах мой хрипловокально-тяжелоинструментальный ансамбль на корню, я вынужден постоянно колесить по миру в поисках вдохновения. На сей раз я решил далеко не ездить, а наоборот - предпринял попытку быть как можно ближе к корням. С этой целью я и предпринял судьбоносное путешествие по заброшенным деревенькам родной Норге, собирал местный музыкальный фольклор, осваивал национальные инструменты и так далее. Я и предположить не смел, сколь ужасны будут последствия принятого мною решения, и неизвестно еще, что могло бы измениться, умей я смотреть сквозь время или предчувствовать роковые события. Однако же, означенными дарами я как бы обделен по ущербности своей. Стоял знойный август **** года, была жара, что для наших краев нетипично и, даже я бы сказал, зловеще. Небесный свод был чист и ясен, ни единое кучерявое облако не нарушало его гармонии, а по вечерам над древними фьордами бушевало пламя закатов, словно исполинские костры внеземных шабашей и ристалищ. Воздух был напоен соком трав и деревьев, воздух пьянил и дурманил, и во всей окружающей атмосфере было что-то дикое и тревожное. Я находился в местечке *****, что под древним заброшенным городом Берген, о котором в окрестных горах идет дурная слава, однако раньше я как-то мало обращал внимания на народные россказни. Так уж вышло, что путь мой лежал из местечка ***** в богатый на знаменитых музыкантов город Трондхайм, и миновать зловещего Бергена мне при всем желании не удавалось. В общем, стояла дилемма – или ехать с перекладными и переплачивать, или напрямую, через Берген, с дозаправкой в означенном проклятущем городишке. Самостоятельно решить этот вопрос я так и не смог – а посему пристал с расспросами к хозяину паршивого отеля, в котором имел несчастие остановиться. Хозяин, герр Нильсен, был очень добр и внимателен ко мне: - А я вам говорю – езжайте и ничего такого не думайте. А то наши местные краснобаи вам еще и не такого понарасскажут. Город как город – а городских сумасшедших везде в достатке. Куда ни плюнь – везде один долбо***ы, которым делать нечего – только дай язык почесать. Наши лучше что ли? Отнюдь! Раз уж и вас своими байками заставили усомниться в том, что Берген – вполне себе такой город. Ну своеобразный, ну да. Еще исстари говорили, что люди из Бергена чудят – один вот согруппника прирезал – за что – а шут его знает – поди их да разбери. Только это давно ить было, сейчас тама другая легенда в ходу, которой пришлых стращают. И меня пугать ею пытались, а только не верю я никаким легендам. НЕ ВЕРЮУУУ! - А что за легенда, - учтиво поинтересовался я, дабы поддержать разговор. На самом деле я верил всяким «легендам» едва ли не меньше, чем досточтимый г-н Нильсен. - Да легенда о несвятом Гаале, невинноубиенном. А то вы не слышали? - Неа… - вяло процедил я сквозь зубы. - Дык Гаал-то… ыть… тоже из ваших, из музыкантов был. Говорят, талантливый был парень, да и видный такой, статный молодец. Ну прямо викинг. Девки сохли – ммммм… как носки на батарее. А он – ни в какую. Он все по лесам, да по лесам… все чего-то шаманил там денно и нощно, и говорил всем, что это и есть смысл его жизни. И все время повторял, как заклятие против девок, одну и ту же фразу «Я асексуален!», а что это – не пояснял. Но на девок действовало. Отставали они, хоть и нехотя, хоть и плакали, но – отставали, а он все по лесааам, да по лесам. Говорили, что он с каким-то Сэйтаном знается, а кто этот Сэйтан – а поди их, шаманов – да разбери. Ну, вроде нехорошее что-то, может НЛО, или дьявол – не вдавался я в подробности от греха подальше. - Тухлая какая-то легенда, - попытался оборвать я беседу, которая была уже в тягость, однако старика было не остановить. Он подмигивал мне, явно намекая на неистовое желание поделиться своей осведомленностью по этому вопросу. Меня покорежило, но смирился-таки со своей скорбной участью и продолжил сидеть, подперев рукой щеку и делая вид, что слушаю. Так что слова почтенного пенсионера, относимые хаосом моих собственных, не имеющих касательства к делу мыслей, доходили до моего мозга скупо и даже не связывались в отдельные фразы. «Риф Сэйтана», «голубой», «позор блэкметаллиста», «бросился в омут», «проклятие над Бергеном», «болезнь или мутация», «остановившийся взгляд», «бородатые женщины», «запах паха» - вот, пожалуй, и все, что вынес я из этой поучительной беседы. Сладко зевнув напоследок, я тем самым подавал мистеру Нильсену сигнал, что пора бы и честь знать. - Надеюсь, я не утомил вас, Сигурд? – участливо осведомился словоохотливый старикан. - О, нет, отнюдь, весьма поучительная история, но мне очень, очень надо ехать. Спасибо за все, - сказал я, положив деньги на стол. - Приятной поездки, г-н Вонгравен… - Спасибо, до свидания… И я поспешил к своему железному коню, который ожидал меня у входа в отель. 2. Солнце палило нещадно, в машине было жарко и нечем дышать. К тому же воняло – чем? – а это еще разобраться надо – вроде немытыми носками.. или трусами. Неприятно в любом случае, так что я открыл окно, однако запах не пропал - казалось, стал от этого только сильней и назойливей. О лобовое стекло билась головой ошалевшая от жгучего солнца муха. Все это создавало какие-то неземные ассоциации с адовыми муками, тем более что голова болела так, будто в нее забили множество девятидюймовых гвоздей. А вокруг – проклятущая какая-то красота. Небо – голубое! Не просто голубое, как везде, а гипертрофированно голубое, если можно так выразиться. Такой, знаете, агрессивный, навязчивый цвет. В глаза бросается, и ест их, ест… как кислота выжигает, смотреть на такое небо невозможно, не сощурившись. Поэтому я и не смотрю, а веду себе машину и мурлыкаю под нос какую-то тихую песню из тех, что еще в колыбели пела мне матушка. Море внизу… опять голубое! И снова цвет ядовитый невыносимо, ты стараешься не смотреть вниз, на шелестящую у берега волну, обрамленную нежной пеной у края, а глаза против твоей воли смотрят. Горы, далекие горные хребты, синие в голубом одеянии курящегося над вершинами тумана. Они как призраки. «О Один! Все вокруг такое навязчивое и болезненно-голубое! По-моему я нигде не видел такого засилья голубого цвета!» Да. Мне определенно не нравилось то, что я видел вокруг. И еще меньше нравился мерзкий, ни на что не похожий запах, который, казалось, по мере приближения к городу только усиливался. Хотя возможно, что это была лишь колоссальная нюхательная галлюцинация, порожденная усиливающейся с каждой минутой мигренью. А может это воды моря??? Не иначе. Шальной морской бриз несет этот странный коктейль мне в нос. Пахнет сероводородом, тухлыми яйцами и черт знает чем еще. Может, тут есть заводы по разработке или переработке чего-либо? Город-то горный, металлургия, должно быть, недурно развита. Вот и загрязнили водичку-то! Не иначе, от этого мерзкого запаха все жители и спятили, не сговариваясь. Так думалось мне, между тем мой красавец Астон-Мартин нес меня к зловещему городу в горах сквозь стройные ряды исполинских сосен, тянувших ко мне свои лапы и то и дело хлопающих по крыше автомобиля. Где-то внизу слева волны голубого моря настойчиво долбились с похотливыми стонами о прибрежные синие скалы. Кое-где можно было видеть заброшенные рыбацкие лодки и снасти, но людей видно не было. Однако скоро леса отступили, открывая моим глазам величественную панораму затерявшегося в глухих синих горах города. Издали Берген казался большим, но каким-то безжизненным местом. Величественные здания, ровные широкие улицы видел я далеко впереди. Более-менее подробный план Бергена был в моем кармане, так что ехал я отнюдь не наугад. Первая попавшаяся заправка находилась почти на въезде в город, справа от нее стояли стеной глухие леса, источающие прохладу и пряный запах хвои, чуть перебивавший смрад от моря, слева открывался пляж, на котором топтались и нервно кричали чайки, что-то выясняя между собой. С моря с удивительной регулярностью набегал бриз, донося мерзкий запах тлена. Видимо, я сделал вполне правильные выводы относительно загрязненных вод. Вот и заправка – а за ней какой-то ангар, черт знает для чего предназначенный, около него бесцельно топтались люди в рабочей одежде. Я даже успел рассмотреть, что у одного изо рта торчала смятая папироса… и тут… одна из шин издала адский предсмертный вопль, такой тревожный и леденящий душу, что в жаркий летний день я покрылся холодным потом. Тааак! Этого не мне вот только и не хватало! Хех! До стоянки метров 200. Выхожу из машины и, даже не закрыв дверь, прыгающей походкой направляюсь к заправке. Жара изматывает, дышать трудно из-за пыли и мерзости, доносимой с моря. Сердце почему-то раздвоилось и стучит теперь метрономом в висках и в животе, причем биения между собой не согласованы. Приехали – причем во всех смыслах – теперь у меня еще и аритмия. Вижу – сидит. Дед какой-то сидит и смотрит мимо меня, да и если уж на то пошло, мимо всего окружающего. То ли в синие небеса смотрит он – то ли еще выше. Ужас обуял меня, когда я подошел ближе – потому что глаза его были точно в цвет небес. Синие. Странные. Отрешенные. Как у психа. Он видел меня, но никак не реагировал на мое присутствие. Я помахал рукой перед носом – ноль внимания – словно я прозрачен или пуст, дедун упорно смотрел сквозь меня в синее-синее небо. Я ошарашено стоял у него перед лицом, не смея произнести ни слова, а он сидел, словно сомнамбул, словно его выключили. И так продолжалось какое-то время. - Извините, - откашлялся я: - Я.. у меня произошла авария - проколол колесо, у вас не найдется запасной шины? - Сэйтан, - не мигая, сказал зачем-то дедун. Сказал одними губами, на лице же не дрогнул ни единый мускул. - Чочо? – перепугался я звуков его странного голоса. Да – и это слово – будто вздох из склепа – оно показалось мне откуда-то знакомым: - Вы мне?! (я, к ужасу своему, перешел на фальцет) - Фридом, - и глаза, и голос – холодные. Лицо мертвое. - Что вы сказали? Внезапно какая-то сила «включила» работника автозаправки – он ожил и стал ну.. ну почти нормален: - Печально, - заговорил он, хотя его тембр мне продолжал упорно не нравиться: - Печально говорю, что знакомство с Бергеном началось для вас с такой неприятности, но что поделаешь. Как вас зовут? - Сигурд Вонгравен. - Да, хер Вонгравен, за мной вы видите наших мастеров. Они постараются вам помочь как можно быстрее. К тому же я заправлю вас бесплатно, раз с вами произошла такая пакость. - Нет. Я заплачу, но мне надо, чтобы ваши люди справились с поломкой как можно быстрее. 3. Я думал – колесо.. оказалось, злосчастная коряга проткнула днище автомобиля. В общем – унылого видя дяди, старательно избегая попадать своим глазами в мои, сказали, что отремонтировать авто могут только к завтрашнему утру. Я совал им деньги – ни в какую. Не могут они и все! Пеняли на плохое оборудование, на большое количество других машин, которые давно ждут своей очереди, еще на что-то. Пеняли с таким невозмутимым видом, что единственным моим желанием было двинуть кое-кому в глаз. Всем троими, если быть точнее. Тем более что все трое отличались какой-то убийственной голубоглазостью, точно были членами одной большой семьи. Дьявол! - Я плачу, черт возьми. Плачу сколько захотите!!! Назовите вашу цену, я согласен на любую. - Никак не можем сейчас. У нас очень много работы. Приходите завтра. Я был зол, как весь адский легион. По большому счету, времени у меня было достаточно. Но вот оставаться в странном городе с дурной репутацией на ночь мне не хотелось бы. Словно в ответ на этот вопрос в моих больших ушах откуда-то сзади зазвучала вновь глухая речь старика: - Вы можете отъехать восьмичасовым автобусом напрямую до Трондхайма. А за машиной вернетесь на обратом пути. Никуда она тут от вас не денется. - О. это очень даже кстати, спасибо… - и я сунул старику десятку норвежских крон, которую он как-то вяло отклонил и снова затих, задумчиво пырясь в никуда. Мой путь до первой попавшейся гостиницы был недолог - *Приют путейцев* находился не более чем в полумили от автозаправки. Тихая и широкая улица. Два каких-то далеко не новых авто рядом.. Никакой тебе живности, кроме разве что птиц – голуби купались в пыли, усердно намекая на перемены погоды. И - что странно – ни одной кошки, чтобы поохотиться за этими разжиревшими и ленивыми воркунами. Портье приветствовал меня перекошенной физиономией ленивого кошака. В его фигуре и лице проглядывало что-то порочное. Волосы, крашенные перекисью водорода, руки все в безобразных и бессмысленных (на мой хороший вкус) татухах. Лицо знакомое, но никак не могу взять в толк, где же я его видел. - О. Вонграааавен!!!!! - кошачья физиономия внезапно перекосилась в саркастической ухмылке. Белобрысое чудовище узнало меня и оскалилось плотоядно, отчего у меня тут же поджилки затряслись: - Ну, что ты стал в дверях, как неродной! А ну иди обними меня, или ты меня не уважаешь! Ну а я что? Я как всегда – делаю вид, что все в порядке, хотя какое там в порядке – я ни черта не понимаю в том, что за дьявольщина тут творится. Крыша моя едет куда-то очень далеко, но я все-таки подхожу и жму протянутую руку…но. Видимо, плохо жму. - А ты, старый козлина, меня так и не узнал, как я погляжу, - товарищ лезет уже на шею – обниматься. От него пахнет алкоголем и каким-то недорогим вонючим одеколоном, я морщусь, но позволяю себя пощупать. Ну да, не узнаю… вижу, что-то знакомое, но вот только что?.. И тут.. внезапно… из глубинных пластов подсознания – отчаянный вопль воскресшей памяти – Маньяк? Быть этого не может. - Эрик я, Эрик, расслабься! Или ты взаправду возомнил, что какой-то гей-перестарок лапает тебя тут у всех на виду под благовидным предлогом? - Ох ты Бог мой Один! Ты! Ну ведь верно – ты! – я почувствовал некоторое облегчение, но что-то продолжало мне упорно не нравиться: - Ты куда из Осло-то пропал? Не видно тебя и не слышно, етить! - Да ну ваше Осло и всех вас блэкметаллистов вместе взятых! – махнул рукой Эрик. Я все понял – жизнь у старика не задалась окончательно. Он оплыл жиром, выглядел неопрятно и явно был под кайфом и пьян: - Нас не поняли… мы с сыном вынуждены были уйти оттуда. Навсегда. Чтобы не повторить путь Несвятого Гаала. Этот заброшенный город – единственное место, где мы можем спокойно жить, как захотим, где нас никто не тронет и не станет показывать пальцем. Нас тут поняли, а там – НЕТ. - Я рад, что я буду здесь не один… Правда в восемь я отъезжаю в Троднхейм… у меня машина сломалась. - Э, нееед, старина Сиг – никуда ты не поедешь, пока не выпьешь со мной. У меня есть скотч (тут откуда-то из-под стола явилась уже наполовину пустая бутыль означенного напитка, а за ней и еще такая же, абсолютно девственная). Сыыыын, а Сыыыын!!!! Чертенок Ники, где тебя шут носит? Сверху послышались тихие шаги и недовольный голос Никласса Олсона: - Дай поспать. Зае...ал в шишки! - Ты чего батьке хамишь, а ну????? - Зае..ал потому что, говорю – сплю же! - Ах ты Сукин ты Ребенок! Еще живешь на мои средства и работать нихера не хочешь. Так еще и хамить удумал! Вот иди и подмени меня – у меня гость. - Решил позразвлечься у меня за спиной с Сатиром, да? Ну и вали, - обиженно так: - Вали-вали! Он тебя наградит еще сифилисом и лобковыми вшами. Вали-вали, говорю! Пидор старый! Маньяк открыл было рот, чтобы как-то осадить зазнавшегося юнца, да позабыл, видимо, что сказать хотел, махнут рукой, прошамкал невнятно себе под нос: - Етить его, - и красноречиво махнул рукой: - переходный возраст, не обращай внимания. И медленно проковылял к выходу, пошатываясь как-то обреченно. Его спина имела весьма печальный вид. Я стоял, словно громом пораженный в самое уязвимое место. Маньяк когда-то был близким моим другом, соратником по безумным игрищам на унылых норвежских кладбищах, моим коллегой по блэксцене, в конце концов. И что мы видим теперь? Совершенно опустившуюся личность, тремор, целлюлит на спине, пустой взгляд, которым, словно адовой печатью, отмечены все в этом городе. Никаких перспектив развития, в общем. Да, еще грязная майка-алкоголичка и треники, запах пота и дешевого одеколона – то ли от одежды, то ли изо рта – и не разберешь ить в непривычки. Как он изменился, как упал с тех пор, как я видел его в последний раз. Каюсь – он всегда был немного того, но сейчас он был просто неузнаваем. Больной телом и слабый духом, похожий на высыхающего дождевого червя на раскаленном асфальте. Да. Это был не тот жгучий и веселый Свен-Эрик, который любил устраивать полный звездец на сцене во время выступлений. Это бы совсем другой человек… а человек ли? - Чо встал-то? Иди!!!! – обернулся он ко мне из дверного проема, одарив печальным взором: - Я показу тебе местные достопримечательности. И я нехотя побрел наружу. Мы вышли на проспект, ведущий к центральной Бергенской ратуше, вернее, зданию, которое когда то было оной. При виде одной только улицы у меня тоскливо защемило сердце – грязный асфальт с лениво порхающими по нему бумажками не предвещал ничего хорошего. Машин почти не видно, кое-где стоит что-то безколесное и весьма потрепанного вида, но похожее на машину хотя бы корпусом. Люди если и попадались, то все такие же, которых я встречал на парковке – унылого вида мужики с тупым, направленным в никуда взглядом, довольно широкие в кости и волосатые… большинство из них имело растительность на лице, правда разной длины, да и вообще черты лица были схожие… - А тут вообще увеселительные места есть??? Ну там девочки всякие в бикини. А лучше и без бикини? - А на кой тебе бородатые женщины? – ни с того ни с сего брякнул Эрик. - Ты свихнулся, Эрик.. да я тебя не про то вообще…, - а сам так думаю: - вот что с человеком делают алкоголь и гомосексуальные связи. - Еще как про то – тут нет нормальных женщин, ну женщин в обыденном понимании этого слова. - Ты бредишь? – я участливо потрогал друга за лоб, пытаясь определить температуру и невольно поморщился от той ацкой эссенции, которую тот выдохнул мне в лицо. - Отнюдь… - сказал Эрик, все так же косясь в никуда своими большими слезящимися глазами. И внезапно процедил сквозь зубы: - Я ненавижу это дьявольское место, - и потом еще раз, но уже криком, причем грозя кулаком куда-то вверх (небу чтоли): - Я ПРОКЛИНАЮ ЭТО ДЬЯВОЛЬСКОЕ МЕСТО»»» - Да что с тобой такое? – я в панике отпрянул куда-то назад: - Эрик, я тебя не узнаю!!! - Да я сам. Понимаешь, Сам я себя давно не узнаю даже в зеркале: - взгляд его внезапно, не смотря на нетрезвость, приобрел совершенную ясность, что странно в такой степени опьянения: - Я сам кляну себя, что притащился сюда и Ника еще приволок с собою! Но теперь все - мне отсюда хода нет! И тебе не будет, разве только если… ээх. Ну и занесла же тебя нечистая в нашу степь, Вонгравен! - Да что такое, говори уже? – мне стало не на шутку страшно… - Ты так говоришь, будто ничего не слышал ни о городе Берген, ни о местных, так сказать, особенностях… - Слышал что-то краем уха, но как-то не верил или внимания не обратил. - Ну и дурак, что не обратил. Я вот тоже не обратил в свое время, и тоже верно – что дурак. А теперь простить себе не могу, но вот ты еще сможешь.. ты еще сможешь… - Ты рассказывай, не томи, - теперь мне действительно хотелось бы поболе узнать о Бергене, однако Маньяк замолчал, глядя куда-то вверх и жадно втягивая воздух трепещущими ноздрями: - Они слушают нас. Мне нельзя рассказать, нельзя… Я клятву давал, - и снова как-то напрягся, будто вслушиваясь во что-то. И в самом деле, откуда-то доносился шум прибоя, и все нутро мое протестовало против того запаха, который потоки ветра несли с собой: - Ты давай вот что – погуляй тут вокруг Ратуши, посмотри город. Делай вид, что тебе ничего не интересно. Не пытайся что-либо разузнать. Не заговаривай с теми, кого встретишь, первым, но если тебе скажут* Сэйтан!* - отвечай *Фридом!* Если – наоборот - *Фридом!*, то говори *Сэйтан*! Смотри не перепутай… Кнут Гамсун. После этих слов Эрик как-то неловко заковылял обратно в отель, на ходу отсасывая из бутылки. 4. Итак. Я стоял посреди бесшумной знойной улице, на самом солнцепеке, и вокруг меня на плавящемся асфальте грязные бумажки танцевали какой-то ритуальный танец. Какофонию внутри меня трудно описать на любом языке этого мира. Где-то в глубине укоренился необъяснимый, парализующий мои конечности страх, который усиливался многократно, стоило мне вспомнить глаза тех людей на автостанции, но его махом перекрыла мощная лавина любопытства, которое я просто не мог не удовлетворить, плюс головная боль и приступы тошноты от неприятного затхлого запаха, который царил тут повсеместно. В общем, действительно, какое-то неизбывное предчувствие Рагнарека прочно угнездилось во мне и росло с каждой секундой или может быть даже долей секунды. Мне надо было срочно куда-то себя девать и поговорить с более или менее адекватным человеком, и совершенно случайно мне в этом плане крупно повезло. Ибо первая же попавшаяся забегаловка дала мне надежду провести некое расследование на тему бородатых женщин и странных мутаций, которым подвергаются жители города Берген. Я увидел в тени грязного, засиженного насекомыми тента летного кафе, поодаль от странных бородатых однотипных бергенских жителей, совершенно нормального человека. Обсидиан, мой верный коллега по блэкметаллическим играм, манерно сидел, заложив ногу за ногу, и потягивал кока-колу. Увидев меня, как-то странно задергал бровями, словно был очень удивлен, потом вымученно улыбнулся: - Ну и занесло же тебя Сигурд, - были его первые слова, адресованные мне. Мы обменялись рукопожатиями. - А я мимо проезжал, у меня машина сломалась! А вот ты тут какими судьбами? - А я тут по делам наследования имуществом, неделю уж как торчу в этой дыре, - зло (но не мне, а будто бы сам себе или сложившейся ситуации) усмехнулся Обси: - У меня тут бабушка или дедушка – или черт его знает, кто она там, я запутался в конец в этих странных бергенцах с их половой идентификацией… на днях должен или должна коня двинуть. Сижу, жду. Никак пока. - Ааааа…. – сказал я с видом, будто бы все понял, хотя на самом деле не понял ничего и еще больше запутался: - А я вот вдохновляюсь. Только нечем пока, если честно. Ехал в Трондхейм за флейтистом - а приехал.. - В Берген за Гаалом, - сардонически усмехнулся Обси, нервно теребя соломинку в стакане. При слове Гаал парочка апатичных жителей Бергена словно ожили и неодобрительно покосились в нашу сторону: - как в анекдоте. Ну, скажу я - тебе сказочно не повезло, Вонгравен. Делать нормальному человеку здесь точно нечего. Тебе, Вонгравен, тем более. Я тут уже неделю с ума схожу, а еще эта жара. И он тут же переключился на кока-колу в своем стакане, которая наверняка стала уже теплой. Меня же начал бить холодный озноб. - Какой Гаал, он же вроде умер? Покончил с собой, об этом еще писали в журналах и газетах. Вроде как затравили его ортодоксы от блэк-индустрии. - Гаал не умер, - односложно сказал Обсидиан, нервно косясь на кучку Бергенцев. Они в свою очередь отвечали ему настороженными и злыми взглядами блекло-голубых глаз: - Только не произноси тут его имя всуе, а то местные жители нервные какие-то, могут и в лицо съездить. Да и вообще лучше не трогать эту тему. Тем более что меня сразу предупредили пред поездкой сюда – в дела местных жителей не лезть. Дома сидеть ночью тихо, ни у кого ничего не выспрашивать. - Но а все-таки… как это ОН не умер? - Местные говорят, что он обитает в неких запредельных мирах под толщей прибрежных вод. Говорят, он ушел под воду вслед за иными великими божествами, в которых верил, и которые ведут его до сих пор. Правда я в это не верю, но где-то этот педик прячется. Это точно. Видимо в одной из прибрежных пещер - там, на рифе Сэйтана, шаманит себе потихоньку и иногда потрахивает сладкожопых юнцов. - Гомосятина тут везде, - после этого я нервно выругался и плюнул на раскаленный асфальт. Мне даже показалось, что от моих жидкостей тут же начал исходить слабый дымок, или же его дорисовало воспаленное сознание. - О, я сюда Визиака сошлю, - внезапно порадовался Обсидиан каким-то своим мыслям - За что его так? - Да надоел он мне, - и Обси внезапно снова вышел на старую дорожку, продолжив рассказывать мне то немногое, что он знает о странном граде-Бергене: - Я, конечно, не верю во весь этот бред, которым кормят мамы своих сыновей, пугая их нечестивым Гаалом, но лезть в дела бергенцев все же не советую. Тут есть какой-то весьма агрессивный культ Гаальцев, которые и превратили этот город в самый настоящий Содом. Они насаждают гомосексуализм везде – причем весьма агрессивно. Женщины тут вообще пол принудительно меняют, по крайней мере те немногие, которых я здесь видел, имеют вид до отвращения мужеподобный и безобразный.. у многих даже растет щетина, у некоторых – весьма окладистые бороды. Грудь у них усыхает. Говорят – это все проделки Сэйтана, однако я вот лично думаю, что они принимают гормоны, тут все просто. В общем, Гаальцы очень чудные, но если в их дела не лезешь и воду в заливе не мутишь – то все нормально. Но коли сунешься хоть на йоту… ООО, я даже подумать боюсь, что может приключиться. Но мое любопытство было уже не унять. От того, о чем говорил мне товарищ, оно только усугубилось троекратно. К тому же действительно все бергенцы имели некий заговорщический вид, что не могло не подогреть в известной степени мое воображение. - И все-таки… как думаешь – если ли хоть в местной библиотеке какие-либо источники, которые могли бы пролить хоть слабый луч света на то, что же в самом деле произошло с Гаалом? Это же сенсация! - Уж там-то наверняка есть… только ты, Вонгравен, уйдешь оттуда с изорванной жопой. Если вообще уйдешь. Говорю тебе, не свети лишний раз мордом своим смазливым перед алчными до анальных утех бергенцами. Впрочем, тут есть один алкаш.. ты его знаешь, это Фенриз. Он все время ошивается вокруг местных пивных, надеясь скорее на благосклонность приезжих вроде нас с тобой, нежели на местную пьянь. И он охотно делится своими россказнями со всеми, кто ему покупает бутылочку. Только надо ли оно тебе, Вонгравен??? Хех, еще ты спрашиваешь, Обси! Обсиии!!!! - Ну и где тут ближайшая пивная? 5. Однако я нашел моего старого друга Фенриза даже раньше, чем достиг злополучной пивной. Путь в нее лежал через полузаросший парк, более напоминающий жидкий перелесок, в котором не было и намека на тропу. Я шел по толще прошлогодних листьев, то и дело натыкаясь на коряги, и насвистывал под нос проигрыш из DMT, чтобы отвлечься от мрачных и не дающих покоя раздумий. Запах хвои немного перебивал тут ужасную бергенскую вонь, а косматые кроны деревьев служили естественным тентом, спасающим от солнечной радиации. Даже головная боль отошла на задний (кхе-кхе!!!) план, так что мне почти нравилась моя пешая прогулка… и едва мои мысли убежали куда-то далеко, как я наступил на корягу и приложился всею площадью страждущего организма оземь. - Да чтоб тебе, - я развернулся, и, продолжая по ходу дела стряхивать с себя листья, пнул корягу со всей пролетарской удали. К ужасу моему, коряга задвигалась, издала нечленораздельное бурчание, после чего толща листьев испустила струю ужасного перегара и слово: - Ебааааать! Ворох листьев красноречиво зашевелился, после чего произошло ЯВЛЕНИЕ. Косматая голова, грива волос, борода, опухший бубен… В общем, это был он, мой друг и практически брат Фенриз. Все такой же хмельной и зеленоглазый, видимо, бергенские мутации обошли этого алкоголика стороной (,количество алкоголя в его крови не позволяет ему мутировать – типа куда дальше-то!!!) Да. Да, Фенриз имел вполне человеческий, хоть и изрядно помятый вид, что не могло меня не обрадовать. - Я негодую… - старина Фен разлепил левый глаз, и… его физиономия расплывается в широчайшей улыбке: - Сигурд? Это ты? Или это – белочка? - А вроде пока еще я, - и мы бросились друг другу в объятия: - Как ты? Почему здесь? Мы почти хором задали друг другу эти вопросы. Оба сияли счастьем, но оба и готовы били разрыдаться. Я люблю старину Фена, как никого другого в нашем блэк-сообществе, потому что Фенриз – душа-человек. В общем, слезно-сопельные подробности я, пожалуй, опущу, скажу только, что, забыв про все на свете, мы где-то с час просидели и проболтали с другом под пожелтевшими от невыносимого зноя липами. *Бойцы вспоминали минувшие дни*. Я забыл про бергенские тайны, Фенриз - про бухло. Но момент истины должен был когда-нибудь настать. И, как ни странно, первым очухался Фен: - Эх, голова моя головушка!!! - Чего? - Да болит… Я вчера, впрочем что это я, все как обычно. Знаешь, у тебя случаем писярика нет? Ах. О чем он спрашивал, конечно же у меня был этот *писярик* да и к тому же не один! Я тотчас же вспомнил, что пора приступать к мозговому штурму, стрелка часов приближалась к трем пополудни, и, в общем-то, времени у меня оставалось все меньше и меньше. Мы поднялись с листьев, медленно отряхнули друг друга и лениво поплелись к пивной, где я намеревался прикупить нам немного виски. По пути нам пару раз попадались бергенцы, теперь, видя парочку мужиков, идущих под руку (я так сказать, вынужден был немного волочь Фенриза на себе), они говорили нам *Сэйтан!*, на что Фенриз всякий раз блеял *Фридом!* и мы продолжали курсировать дальше. - Это они нас за своих принимают, хорошо, - буркнул мой приятель: - Я тут с горем пополам научился ладить с этими гаальцами, но кто бы знал – чего мне это стоило! Я подумал, было, про самое плохое, но Фен, к счастью, развеял мои сомнения: - Пришлось две клятвы давать… в Ратуше, которая теперь и не ратуша уже, а что-то типа храма Гаальцев в Бергене. А вот третью… - тут глаза Фенриза налились кровью и адской злобой, бороденка встала дыбом, а лицо исказилось негодованием: - Третью клятву я лучше.. да сдохну я лучше, чем дам! И погрозил старина-Фен кулачишком своим куда-то в сторону моря, которого сейчас из-за деревьев не было видно… После чего приумолк, но ненадолго, так как вискарь все равно рано или поздно должен был пробудить в моем приятеле словоохотливость. 6. *Голубая луна всему виной- Все в округе говорили… Этой странной любви, Этой странной любви Так ему и не простили* Мы сидели на каком-то выступе, с которого хорошо виден был заброшенный пляж. Сейчас он пустовал, но обычно на восходе и закате, а так же в самые жуткие ночи, когда диск голубой луны лил потоки странного света на проклятый город Берген, одиозные Гаальцы отправляли тут свои грязные культы. Фенриз прикладывался к бутылке, но никак не мог насытиться и захмелеть до нужной кондиции, я начинал нервничать… Друг умолял меня не спрашивать его ни о чем, говорил - так будет лучше для нас обоих. Он словно чего-то боялся. Мы даже чуть не поругались, когда он попытался разбить бутылку виски, которую я ему купил, кляня свой алкоголизм и чуть ли не на коленях умоляя меня сматывать удочки из Бергена прямо сейчас, хотя бы и пешком. Он говорил о каком-то проклятии, из-за которого он, уроженец Осло, вынужден теперь остаться здесь на пожизненное заключение, снова упоминал приевшихся мне Гаальцев и вообще нес какой-то пьяный бред. Я, было, утратил всякую надежду удовлетворить собственное любопытство. НО… - Это началось в 2007 году, - сказал вдруг Фен вкрадчиво, совершенно трезвым голосом. Потом замолчал, и лишь монотонные вздохи прибрежных вод нарушали звенящую в ушах тишину. Я знал, что это лишь первая ласточка, поэтому весь превратился в свои большие уши. - В общем, я все равно не жилец, да и не хочется жить мне здесь, в этом городе, по их странным законам, сообразно их страной морали. Я предпочту смерть, но это должна быть смерть воина, а не смерть бабы… Я хотел бы скорой смерти от оружия, а не долгой пытки Гаала и его приближенных. Гаал не умер, Вонгравен. Гаал среди нас! Все думали, что он умер ан вот вам! – Фенриз сложил кукиш и ткнул мне им под самый нос: - Получите, распишитесь! Гаал вечен, а самое страшное, что и дело его вместе с ним живет и процветает. Хорошо еще, что не везде, а только в этом проклятущем городишке. Я был здесь, я помню, как все начиналось. Я ведь был ему другом, еще когда он дал обет безбрачия и ошивался по лесам со своим томным взором. Девушки и правда ходили за ним толпой и не давали никакого покоя. Они его обожали, но Кристиан был непреклонен и суров – он весь посвятил себя музыке и каким-то необъяснимым ритуалам, которые проводил где-то там, высоко в горах, нависших над долбанным Бергенским морем. Никто не ведал, какого рода это колдовство, вряд ли знал тогда об этом и сам Кристиан. Он лишь, загадочно уставясь вдаль, говорил мне всякий раз, что древние боги седой старины принесли его нам, человекам, с давным-давно умерших звезд, чье сияние, тем не менее, все еще доходит до нас из непостижимо далеких звездных систем, сродни нашей. А потом долго-долго мог стоять, не шелохнувшись, лишь волосы и борода его развивались по ветру, и, казалось, что в это время он словно переносится в иные миры, непостижимые человеческому разуму и духу. Какое-то странное божество – вроде Сэйтан, стало являться ему как-то в его доме на отшибе высоко в горах, нависших дамокловым мечом над седой равниной бергенского моря. Гаал как-то упомянул об этом на местной сходке блэкеров: его, конечно, засмеяли, да и забыли, народ-то у нас незлой. Только знаю я, и знаю не понаслышке, что в том самом ветхом домике над морем в часы седой полунощи раздавались низкие трубные звуки, от которых холодело нутро и потели подмышки. Странное свечение словно озаряло домик тот, и было оно не светлым, а мрачным и мистическим, в окнах плясали тени зловещие, а теней тех было две. И ведь знали все в округе, что Гаал живет один – и никто не ходит к нему, но была же эта зловещая вторая тень… Как-то я по пьяни прикорнул под сосной на утесе, с которого домик Гаала пусть и издалече, но просматривался как на ладони. И разбудила меня полночная гроза своим неистовством, и видел я тогда озаренный сполохами рыжих молний этот маленький домик, исхлестанный дождем и ветрами, и слышал я низкий утробный звук, который не могло издавать человеческое существо, да и вообще ни одна тварь на нашей планете. И хоть бились с неистовым ревом и стоном волны о скалы, хоть грохотали на небесах фанфары грома, звук этот дикий и одиномерзкий перекрывал всю природную какофонию. И бежал я в панике с того утеса, скользя по грязи, испуганный, потерянный, забитый градом и сносимый ветром в противоположную сторону, и бил меня дождь по лицу, и деревья хлестали ветками наотмашь, словно не давая удрать подальше от этого кошмара. А в голове моей только домик и стоял.. и две мужские тени в нем - неистовствующие и беснующиеся в диком ритуальном танце, до ужаса напоминавшем брачные игры двух самцов. Нет, я сам никому ничего не рассказывал, все само как-то распространилось без моего ведома. Думается мне, Гаал слишком много привлекал лишнего внимания к своей персоне. В его доме все чаще стали повторяться оргии странного характера, на которые женщинам доступ был заказан. Как-то Том (КИНГ), почуяв неладное, решил проследить за Гааловым шаманским домиком одной холодной февральской ночью. Он потырил мои лыжи и шапку-гондонку, и чтобы быть совсем неузнанным, одел под гандонку ту белый парик. Он отъехал в одиннадцать, а уже полвторого ночи меня разбудил его телефонный звонок. Рыдающим голосом Том сообщил мне из автомата, что увидел нечто настолько одинопротивное, что с трудом может говорить об этом. Он видел мужиков в шипастых гульфиках, пендосских кепках и красной помаде, они ласкали друг друга под отвратительную какофонию попсовых мотивов Френки Гоус 2 Холливуд, целовались, пили красное вино и совокуплялись друг с другом не без явного удовольствия. На бедного Виснеса это произвело столь сильное впечатление, что он заикался и писал в постель месяца два, потом еще лечился в психиатрической несколько месяцев, а после этого слился из города в неизвестном направлении, и никто больше его не видел. Между тем, голубая тень, павшая на Берген, начинала разрастаться не по дням, а по часам. Скоро нашим очам предстало второе явление – это чудо непонятного пола в лисьей шубе и макияже назвало себя Дэниэлом Деверо и новым мессией, принесшим в эти земли религию Голубой Луны. Оно посеяло в наших рядах панику и раздор. Нормальные человеческие отношения были забыты, оргии с женщинами сталь сперва проводиться все реже и реже, а потом и вовсе прекратились. Гаал был провозглашен Новым воплощением Богов седой старины, теперь ему положено было поклоняться. Сотни геев со всей Норвегии наводнили бергенские улицы. Они прогоняли отсюда женщин, развращали детей (мужского пола), заставляли блэкеров носить белое и обтягивающее, а так же пользоваться бритвенным станком для искоренения волосатости, столь естественной для настоящих викингов (и не только на лице!!!) И средоточием культа Голубой Луны бы ни кто иной, как Гаал. Говорили, что два древних божества – Сэйтан и Фриидом выбрали Еспедаля для проповедования культа голубой луны среди блэк-сообщества, но кто такие эти Сэйтан и Фридом – никто не знал. Говорят, их видел только Гаал и только в период белой горячки, но даже он хранил на сей счет стоическое молчание. Может быть поэтому, а может и потому, что все нормальные тетки свалили из Бергена, и у свирепых викингов наблюдался длительный недотрах и, как следствие, творческий кризис, в стане норгеблэкеров начало стремительно расти недовольство. Сначала оно было подспудным, но рано или поздно должен был произойти коллапс. Это был лишь вопрос времени. Народ затаился в ожидании. А тут как на грех по весне 2009 года на свободу вышел Варг Викернес – один из наиболее ярых гомофобов и одинистов в блэке. Нашед свою маленькую родину (а он, как известно, родом из здешних мест), погрязшей в содомском разврате, он погрозит кулаком постеру Эспедаля на стене бергенской ратуши и изрек патетически: * Да штоб я мааатом? Вот уж хуй! Отдали мой город на поругание пидарасам! Так вы заплатите за это!* К нему присоединился Инфернус, бывший коллега Гаала, который тогда рьяно отстаивал в суде у последнего право «позорить священное имя группы Горгорот». За ними и другие потянулись в народное блэк ополчение. Аббат взялся точить всем заржавевшие топоры и секиры, а так же (за отдельную плату) заряжал их в магическом Блаширкхе, путь в который знали лишь он сам да его брат Демоназ. Викернес пережег все деревянные строения (за неимением церквей – их всех снесли Гаальцы-содомиты), а так же не раз и не два покушался на Ратушу, из которой последователи культа Голубой луны сделали своего рода штаб квартиру сопротивления. Атилла в знак протеста обрядился Памелой Андерсон и ходил в этом эротическом костюме перед окнами Гааловой резиденции, вызывая тем самым праведный гнев Несвятого, к нему присоединился Наттефрост с накладной грудью пятого размера. А Врангсинн объявил голодовку и похудел килограммов на стописят или даже больше. А Хетиль, Хетиль твой – знаешь что тогда удумал – он заявил, что перестанет краситься до тех пор, пока гаальцы не покинут Норвегию вместе с Гаалом и прочей хуйней, которую принесли они на земли нашей возлюбленной гипербореи, и даже свел татуаж с нижних век в знак протеста! А вот ты где был – Вонгравен??? Скажи на милость – чем ты занимался, когда боролись мы против засилья голубой заразы? Я молчал. И – снова – только монотонное дыхание прибоя, какое-то вымученное и больное – в мои уши. Мне было стыдно. Я тогда погрязал в наркотическом угаре, проводя время в азартных играх и обществах хмельных красоток. То, о чем говорил сейчас Фен, было знакомо мне исключительно по новостям и телефонным звонкам приятелей, но в подробности я тогда вдаваться не стал, а теперь не знал, куда деть краснеющие от слез раскаяния и отчаяния глаза. - Горгорот Инфернус отсудил себе, Кинг слился, пидорка Дэверу постоянно терроризировали с угрозами жестокой расправы, и он тоже вынужден был отчалить в неизвестном нам направлении. Гаал был в гене, он ежедневно и еженощно вызывал Сэйтана, но ответа на вопросы свои не получал. В общем, победа была практически у нас в кармане, как вдруг… 7. Что случилось той страшной ночью – вовсе не легенда, как принято считать. Эт правда, друг, истинная правда, хочешь ты верить в это или нет. Конечно же, ты скажешь, что я был навеселе и словил нехилые глюки. Но – другие парни были трезвее меня, а кое-кто у нас вообще не курит и пьет только минералку без газов – но наши глаза видели одно и то же… И это повергает меня в отчаяние, мой друг. Этот день должен был стать днем нашего триумфа воли. Должен был. Опозоренный Гаал в утлом челне еще утром отправился на риф Сэйтана – ну вон там, видишь? - Нагель махнул рукой в сторону одинокой пенисообразной скалы, лихо торчащей из-под воды в полумили от береговой линии: - Еще с самого утра пидорги были разбиты и выдворены с позором из города, Гаал уплыл (все думали – топиться), с полудня в город возвращались женщины с детишками, мы снова могли слушать нашу любимую музыку и носить труселя обычного цвета. На ночь планировалась гетеросексуальная оргия под девизом *Ради жизни на земле* и нехилый салют. Довольные викинги скинулись мне на бухло, так что я был счастлив не менее прочих. Весь день прошел в радостных приветствиях, дружеских поцелуях и истинно-мужских рукопожатиях. Мужчины целовали женщин, женщины – мужчин, ради такого случая даже генераллисимус Викернес дернул рюмашку.. Дело двигалось к вечеру, которому так и не суждено было стать вечером нашего триумфа. О, горе, горе мне, старому мизантропу! Я помню, какие счастливые были лица у людей на причале, какой радостью горели их глаза. А нас, борцов за правое гетеросексуальное дело, повсюду встречали фанфарами, везде наливали.. эээх… чувство тревоги не вселили в нас даже странные свинцовые тучи на горизонте, предвещавшие нехилую грозу ближе к полуночи. Резкие порывы ветра то и дело доносили с моря странные звуки – то ли шепот, то ли шелест, что-то зыбкое, словно не имеющее ни четкой формы, ни содержания. Но кто в такой радостный день будет обращать внимание на какие-то странные шелесты с моря! Нагель приумолк на какое-то время, мы сидели, между нами росла напряженность. Вдруг мне показалось, что друг мой начинает биться в припадке, но, взглянув на него через плечо, я увидел, что Фен, согнувшись пополам и спрятав голову меж колен, плачет беззвучными, но от этого еще только более отчаянными слезами. И, поверьте уж мне, это вовсе не была пьяная истерика.. Вся поза его Роденовская говорила о том, что он на сто процентов уверен в том, о чем сейчас говорит. Я был потрясен до глубины души, а друг мой, немного поуспокоившись, тем временем продолжал. - И вот я вижу – полный мол народу… некоторые с детьми. Женщины красивы, мужчины небриты и брутальны, как и полагается по сути. Лица – нет, хмельные, но не пьяные.. скорее опьяненные и вовсе не вином – а счастьем, столь внезапно свалившимся на нас. Горят огни, отовсюду музыка несется, визжат гитары, стучат барабаны 250 бпм… Все как надо – и все счастливы. И не сразу обратили мы внимание, как выползла из-за тучи зловещая синеющая на глазах луна, как пролила она потоки блеклого света на риф Сэйтана. Только когда воды моря вздохнули будто и на свет белый из них внезапно прорезался такой щемящий душу стооон, что… (тут Фен снова всплакнул. Но быстро отерся рукавом и продолжал повествование): Это был Гаал. Да, точно Гаал. Только раз в 15 больше обычного, он стоял в полный рост, в ореоле голубого нимба, его перст указывал в нашу толпу, а уста исторгали громоподобные речи, от которых и земля ходуном и сердце – наружу: - ВЫ разгневали Сэйтана. Бога седой старины! Вы будете наказаны - АНАЛЬНО!!! И тут мы увидели в прибрежных водах плывущих к нам странных существ. Это были не совсем люди, Вонгравен, вернее, совсем не люди. Я видел только их странные головы, напоминающие головки половых членов, торчащие из воды. Народ был воистину в панике – все ждали Рагнарека, но не знали, что это будет выглядеть именно ТАК. Да, тут уже всякое сопротивление бесполезно – и шведские танки времен второй мировой не спасут, и похеренная Фростом макияжная мышца. Тут не спасут, ни Чип и Дейл, ни ОМОН, ни МЧС, ни ЦРУ, ни НАТО - коротко говоря – ничто. Ибо эти членообразные пришельцы с древних, как г мамонта, звезд, которых уж нет и в помине, прилетели поработить нас, земных существ – АНАЛЬНО! – и превратить человеческую расу в себе подобных дегенератов. эти одинопротивные демоны были метра три в длину и напоминали по виду эрегированные мужские половые члены, их стройные ряды выходили из вод моря, одним видом своим повергая жителей и гостей города в истерику. Все бросились в рассыпную – кто куда, и счастье было тем, которые в первые же минуты в панике покинули город, над которым нависло зловещее проклятие. Потому что потом членоподобные перекрыли все выходы из Бергена, и бежать было воистину некуда. В считанные часы завоеватели заполонили улицы города и началась адская вакханалия. Они содомировали всех без исключения существ мужского пола, которые попадались им на пути. Даже тех, кто оказывал сопротивление, содомировали все равно – ведь пришельцы были много выше и на порядок сильнее нас. К тому же их было столько, что в глазах рябило от этих стройных членов, слегка колышущихся на ветру. И всякий мужчина, на чьем сфинктере пришельцы оставляли свой неизгладимый след, терял тотчас же свой разум и становился марионеткой в руках этих страшных существ. А что до женщин, которые не успели убраться из города восвояси?? О, на них проливала свет демоническая голубая луна – и от мертвенно бледного света ее они тоже напрочь лишались рассудка. Меня спасло лишь то, что мерзкие твари, как оказывается, не выносят стойкого запаха перегара, поэтому они и оставили меня в тот день в покое. Но на следующий день все вокруг начали меняться.. И день за днем эта странная мутация становилась все заметнее и заметнее. Низкие мужчины начинали расти… блондины темнели, брюнеты, напротив – светлели. Те, у кого были прямые волосы, внезапно закучерявились, у многих, в том числе у женщин, начали прорезаться бороды. Короче говоря – все, как один, словно стремились теперь стать клонами Гаала Несвятого, которого членоголовые существа сосватали нам в качестве учителя и поводыря, для нас, незрячих глупышей, по истинному пути. С тех пор прошло немало лет, а небо над нашим городом все голубеет и голубеет. И синие, как море, глаза смотрят на тебя отрешенно из всех раскрытых окон. Даже я вынужден был дать две клятвы верности Гаалу, поцеловав его бороду в Ратуше, чтобы остаться целым и невредимым… Но третью!!! Третью – там, на рифе, никогда я не дам! Я лучше умру, как воин, чем поцелую его полуметровую эрегированную шнягу*))))))))))) С этими словами Фенриз встал, бросил на песок опустевшую бутылку, и пошел с печальный видом в полыхающий адовым пламенем знойный закат. Я даже не побежал за ним – хотя что-то явственно нашептывало мне в ушко, что вижу я друга в последний раз. Причем не только потому, что его могут убить – неизвестно еще, что этой ночью могут сделать со мной, поэтому мне надо срочно убираться из города. Часы показывали половину седьмого вечера. 8. 7 процентов человеческой расы – Пидарасы! (ц) А в 8 автобус до Трондхейма, как водится, не пришел. И в 15 минут девятого тоже. Я все отлично понимал, но продолжал надеяться на лучшее. Дурак я, дурак! И все-таки в половине девятого я услышал какое-то невнятное бормотание ветхого двигателя откуда-то со стороны шоссе, по которому я въехал в город. Еще через некоторое время показался и сам старенький автобус – истинная колымага, которую еще в девяностые надо было отправить на кладбище старых машин. Но вот она едет – и вполне бодрячком, по замусоренной пыльной дороге, распугивая голубей и воробьев. Ну вот, все не так уж плохо, подумал я, и с радостью побежал закидывать свой малочисленный скарб в кабину автобуса. Меня провожал Маньяк с Квартфортом и бутылкой вискаря, а так же несколько подозрительных гаальцев, нагло пялящих свои голубые зенки из подворотни. Из машины вышел омерзительный типаж с окладистой бородой и носом обухом - *ну вылитый Эспедаль* - который томно произнес мне в лицо: - Фридом! Я только отужинаю в трактире – и мы поедем. Не желаете отужинать со мной? - Сэйтан – бухнул я в ответ: - Я только что поел, спасибо. Я подожду вас внутри. Водитель не понравился мне сразу, но я подавил отвращение рад того, чтобы как можно быстрее исчезнуть отселева раз и навсегда. Я погрузил вещи и бренное тело в автобус, Маньяк с умильной рожицей прислонился к окну в том месте, где сидел я и, надышав на стекло перегаром, начертил на нем пальцем смайлик. Я прочел по его губам - *СЧАСТЛИВОГО ПУТИ*. Кто мог подумать, что никакого счастливого пути не будет и в помине? Кто тогда помыслить мог, что мне так и не посветит выехать из Бергена этим вечером? А, тем не менее, когда мрачный водила-Гаалец вернулся со своей трапезы и попытался вдохнуть жизнь в видавший виды мотор – автобус наотрез отказался заводиться! И еще раз, и еще, снова впустую. Машинка, которая 15 минут назад довольно бодро потряхивала расшатанными рессорами по потрескавшемуся от дневного зноя асфальту, теперь издавала лишь какие-то жалобные звуки, оставаясь между тем недвижимой. После пятой попытки мрачный Гаалец, посмотрев сквозь меня своими мерзкими, цвета предзакатного неба глазами, изрек с видом восточного мудреца: - Будь проклят тот день, когда я сел за баранку этого пылесоса! Не заведется она, как пить дать – хером чую! Так что идите в гостиницу, мистер, а следующий рейс у нас только завтра в восемь намечается. Сказал как отрезал. От его вкрадчивого голоса спина моя покрылась мурашками и холодным потом. И – что ни говори – а отчаянию моему в тот момент не было предела. И я не буду подробно и в красках излагать вам все стадии моего гнева и отчаяния. Не хочу заострять внимание на том, как я разбрасывал собственные вещи, пинал злосчастный автобус, сыпал проклятьями и рвал (в прямом смысле!!!) на себе остатки волос, как разлетались в разные стороны от меня разжиревшие голуби и как пялились на меня из окрестных окон пары глаз цвета предзакатного неба. Но – делать нечего – я собрал свои вещи и, согбенный и понурый, поплелся обратно в гостиницу. Завидев меня и прознав в чем дело, Маньяк молча подал мне ключи от первого попавшего свободного номера во втором этаже. Но взгляд его глаз сказал мне нечто такое, что я сразу и смело мог поставить крест на своем существовании. Ну, номер как номер – шкаф, тумбочка и кровать с торчащими в разные стороны пружинами. Но мне все равно до той кровати – этой ночью я спать и не думал. Телефона, как водится, нет, да он и не спасет меня, если гаальцы будут брать номер на абордаж – полиция тут тоже находится во власти последователей культа Голубой луны. Спасти меня в критической ситуации сможет только моя холодная голова и чудо. Я запер дверь, но, не удовлетворившись этим ни в коей мере, придвинул к ней еще и ветхий шкаф. Внимательно рассмотрев шкаф изнутри, я понял, что и он не спасет в критической ситуации, тогда я подошел к окну, и, растворив его пошире, стал оглядывать окрестности. И вот какова цена истинной дружбы – Маньяк, наверняка рискуя собой и сыном, дал мне ключи от очень правильного номера. Мои окна выходили в сад, внизу под ними разросся невысокий кустарник, который смягчал падение и в то же время мог укрыть в своих зарослях. А дальше я видел лишь заброшенный и заросший переулок, и лишь несколько домов с забитыми ставнями говорили мне о том, что и тут когда-то теплилась жизнь. Между тем сгущались сумерки. С каждой минутой становилось все темнее и темнее, потом из-за высоких гор выплыла огромная, цвета кварцевой лампы, луна, и озарила окрестности своим бледным гнилушечным сиянием. И этот свет так странно подействовал на мою психику, что я сам себя не понимал – я стал расслабленным, сонным и вялым, не смотря на усиливающееся чувство опасности, которое так и продолжало расти во мне. Я прилег на кровать, прямо на торчащие пружины, и, чтобы хоть как-то побороть навязчивую дрёму, начал снова мурлыкать про себя проигрыш из DMT, однако, будто бы подвластный некой запредельной силе, стал проваливаться в сон. Но и этой магии оказалось недостаточно, чтобы полностью усыпить мою бдительность. Меня разбудил шорох, шорох ключей в моей замочной скважине. Словно сдирая пелену неги со своих одеревенелых членов (хаха!!! – слово-то какое), я одним махом вскочил с кровати. Прислушался. Точно – слабый скрежет ключей и легкие, чуть заметные подергивания ручки дошли до моего озаренного сознания, которое полностью восстало от уз сладкой дремы. Пошевелят ключом. Подергают дверь – потом тишина.. слышу – шепчутся, гады, не понимают, почему дверь открыта, а войти они не могут. Идиотов шматки! Потом все повторяется снова, и так раза два. А я тихо, на цыпочках, уже крадусь к окну, однако неверный шаг – и меня предает заскрипевшая некстати половица.. Увы и Ах! Тотчас же за дверью переходят в контрнаступление. Шум, движение, голоса становятся громче, в дверь уже ломятся без зазрения совести, нанося ей сокрушительные удары – один за другим. Но поверьте – не эти удары били по моим нервам отбойным молотком, о нет – намного сильнее меня пугали сами эти голоса, доносящиеся из-за двери! Эти странные голоса, эта ужасная речь! О, боги, боги мои, яду мне, яду! Речь гаальцев в буквальном смысле резала меня без ножа, потому что в каждом звуке и вздохе слышал я об участи, которую уготовили мне эти омерзительные дегенераты. Дело в том, что их речь была не похожа на простую человеческую речь. Она был спутанной, бессвязной, возбужденной, словно за дверью, истекая своими соками и млея, совокуплялись меж собой сонмы зрелых мужей. Во всех этих аханьях и оханьях мне удалось разобрать лишь 2 человеческих слова – «Сэйтан» и «Фридом», но КАК!!! КАААААК – о, боги, боги мои – яду мне – как они были сказаны!!! С таким терпким придыханием, с такой нежной, как слизь подзалупная, похотью, с таким ядовитым, заразным желанием, что я чуть не кончил.. пардон, чуть не скончался скоропостижно от пережитого шока. Я знал – ОНИ ТАМ! И они хотят меня, хотят войти сзади, меж моих упругих ягодиц, своей твердой алчущей плотью, они хотят познать меня, изнасиловать, окропить спермой мою спину… Они хотят взять мою скорбную главу за уши, притянуть мое лицо к своим чреслам, а потом.. потом… нееет!!!!!!!! Нельзя был терять ни минуты – я стоял у распахнутого окна, жадно хватал прогнивший воздух, разящий терпким запахом пота и спермы, я понимал, что мое спасение в моих руках и… прыгнул. В эту же минуту дверь подалась и впустила изуверов-членовредителей в мой осиротевший номер – но этого я уже не видел. Я кубарем катился по заасфальтированной дороге до каких-то кустов, где, отдышавшись и убрав со лба взмокший чуб, я начал лихорадочно соображать. И лошади понятно, что все выступы из города по суше эти сластолюбцы попытаются перекрыть как можно быстрее. И, наверняка, отряд гаалообразных существ уже шествуют чинно, рассекая воздух стояком, по направлению шоссе на Трондхейм, которым я сперва подумал, было, воспользоваться. Но и путь назад они тоже догадаются заблокировать, так? Выходит, надо уходить огородами, образно говоря. А если отбросить образы – то – через лес – тот самый голодный, алчущий плоти крайней и крови (в моче???) лес, которого я так боялся. Тем более что в лесу том меня тоже наверняка будут упорно отыскивать… однако тут имеется хоть какая-то малая возможность, ободрав обтягивающие метросексуальные джинсы и морду лица, спрятаться до рассвета в кустах. Вот к лесу-то и побрел я, поминутно напрягая слух и стараясь заметить какие-либо подозрительные звуки впереди либо сзади себя. То еле слышно передвигал ногам, стараясь не наделать шума, то, плюнув на все мыслимые и немыслимые предосторожности, припускал рысцой через освещенные мутной голубоватой (похожей на прокисшее молоко) луной кварталы. Тихо было тут везде, как в склепе, дома смотрели на меня черными глазницами окон. Нигде не было ни души… куда подевались гаальцы я не знал, но дорого бы дал знать. Все, что слышал я, тревожно топорща ухи в сторону то одного, то другого жилого квартала – это биение волн о прибрежные скалы где-то сзади и сбоку от меня. Море билось о камни с легким шумом, похожим на сладостный стон. Море было совсем рядом, но я шел, как мне казалось, в противоположном от него направлении. Итак… я пересек еще четыре квартала по прямой, потом свернул налево, нырнул в переулок, который, показался мне наиболее пустым и безлюдным. Небольшое количество покосившихся домишек сменялось тут совсем уж ветхими сараюшками, которые предваряли выход в глухие леса. Я кинулся опрометью через улицу прямо в спасительную сень… сердце мое бешено колотилось о ребра, колотилось и что-то еще о мои барабанные перепонки – только я даже не силился разобрать, что именно. Сбилось дыхание? Погоня? Что за?... Короче говоря, я что-то явно попутал. Я планировал удалиться от пучины морския, однако попал как раз в самый водоворот событий. Волны. Что же еще это мог быть за звук? Однако осознал я это слишком поздно, когда, пролетев сквозь стройные ряды деревьев, внезапно снова выпорхнул на свет этой жуткой белесой луны. Я, переполняясь искренним недоумением, обнаружил себя стоящим на площадке для обозрения города, справа действительно маячила спасительная сень глухих лесов, слева – мол, пляж и мооореее… Именно с этой смотровой площадки риф Сэйтана был виден, как на ладони. Этот эрегированный фаллос устремлялся в небо где-то в двух километрах от того места, где сейчас стоял я - открытый всем ветрам и взорам. Так вот они где – мои преследователи… Внизу подо мной земля кишмя кишела полуобнаженными мужчинами (вернее, мужеподобными существами обоих полов), которые постоянно трогали себя и друг друга, суетились, о чем-то бурно дискутировали и поминутно взирали (с мольбами и чаяниями) на риф Сэйтана. Их были сотни.. нет, тысячи, а, быть может и тысячи тысяч??? Иные мялись на молу с факелами в руках, иные заполонили своими организмами прибрежные воды и картинно простирали руки к рифу Сэйтана, словно чего-то оттуда ждали. А я стоял один, один над их головами и смотрел вдаль - туда, куда все эти мутанты направляли свои сальные взоры, а луна лила на меня потоки блекло-голубого цвета. Магия геев сделала меня недвижимым. Я жадно смотрел на странную эту картину, вбирал ее глазами и с вселенским ужасом сознавал, что вижу вокруг нечто одиномерзкое и в своей удивительной омерзительности притягательное. В какой-то момент мне вдруг захотелось спуститься вниз и тоже стоять голым по пояс в воде, простирая руки в стратосферу и призывая неизвестных мне божеств Сэйтана, Фридома и Гаала. Плоть моя упрямо поднялась – это я ощутил всею крепостью своей ширинки, и на мои мысленные посылы угомониться реагировать не хотела. «Я же стопроцентный натурал! Я люблю сиськи! Я люблю дырки! Я люблю футбол и пиво – чего еще вы хотите из-под меня – Фридом и Сэйтан?» - взывал я к неведомым мне силам, в страхе услышать ответ. «Магииия геев, Магииия гееев… мааагиииияааааааа!» - эхом отзывался в черепной коробке убаюкивающий шепот морских волн. И стоял я столбом, и чуда ждал я, и надеялся на милость сил бесплотных, но от этого не менее похотливых. И был я на грани. И был я обречен. Внезапно на рифе, из самого из каменного нароста в форме головы *головки* появилось сперва слабое, но поминутно усиливающееся синее свечение. Свечение гнилое, жуткое, словно свет от кварцевой лампы – или свет из преисподней? Кто знает? Шумный вздох, такой пугающе синхронный, исторгся из уст многих тысяч Гаальцев, порочно прошелестел надо водами моря и… стих. Казалось даже волны забыли совокупляться с прибрежными сказали и песками. Силенсио! Силенсио! О, это может свести с ума! Все, что слышал я – это отчаянный, как предсмертный вопль помраченного ума, звон в обоих ушах. Мои нервы были натянуты как гитарные струны, я словно предвидел, что и меня самого скоро, очень скоро «натянут», если вовремя не дать задний (lol) ход. Но меня будто парализовало это свечение, ничего подобного еще ни разу в жизни я не испытывал. Вскоре синий мертвенный свет расцвел огромным костром, масштабы которого поражали. Я даже сказал «Ах!» причем не узнал при этом звуков собственного голоса (настолько он был пидорским, рофл), когда узрел, что прямо в пламени неземного свечения, разбрызгивая искры, мечутся в агонизирующем танце некие живые существа непонятной наружности. Они выплясывали нечто невообразимое и двигались так странно, словом.. словом это были не люди, но мыс был далече от глаз моих, так что до конца рассмотреть внешность тех существ и понять их природу мне представлялось невыполнимой задачей. Гаальцы в прибрежной полосе, казалось, тоже заметили существ на краю рифа, и, возбудившись до крайности, хором исторгли такой адский скриминг, что даже я вспотел холодным потом от их вопля, разобрав в нем до боли знакомые и уже сотни раз слышанные мистические слова… Сэйтан,. Фридом, Гаал. СЭЙТАН! ФРИДОМ! ГААЛ! Словно в ответ на зазывные вопли – из самой из преисподни явился он. Его вполне человеческий контур, окутанный нежной голубоватой дымкой, будто вуалью или саваном, показался в самом центре свечения, а хоровод странных существ начал еще неистовее биться в конвульсиях вокруг его фигуры. Я понял, что произошло явление несвятого Галя, бесплотного духа, и от мысли этой я, наконец, очнулся и ударился в бега. Мчал я без дороги, через травы и кусты, обдираемый ветвями и кусаемый *за жопу* насекомыми, и только уши мои послушно вбирали звуки, доносившиеся с мола и рифа Сэйтана. Помимо прочего, до меня дошел такой вот диалог: -Угх! – сказало голубое одинопротивное божество Гаал низким, рычащим как бездна вселенной, голосом. - Агх! – прошелестели хором гаальцы. - Меняаааа слушааааааать! – прорычал Гаал в голубом сиянии. - Сэйтан! Фридом! Гаал! Слушать Гаала. Слушать Гаала! – стройно запели Гаальцы своими козлиными голосами, так резко контрастирующими с голосом Великого Несвятого. - Достаньте мне пришельца! Ибо я жажду познать его! – последний рык был настолько ужасен, что мне показалось, будто земля зашаталась под моими ногами. Я боялся, что и само небо затрещало по швам и того гляди обрушит на мир небывалый метеоритный дождь. Теперь – и деревья, и кусты потянули ко мне свои стебли, желая схватить мое тело и отдать на растерзание монстра из преисподен. Который грозно взывал к своему воинству у меня за спиной. Моя задница, должно быть, чувствовала себя очень некомфортно, будучи обращенной как раз к Гаалу, и пусть он был далековато от нее, но все же ею ощущались странные флюиды, которые плотным потоком снисходили на нее с рифа и мола. Я бежал часа два, не разбирая дороги, ветки деревьев лезли мне в лицо, кусты цеплялись за брюки и маичку… Я несся, как сайгак, со всех своих длинных ног, и, до поры до времени, несся я в правильном направлении. Запах немытых мужских гениталий (именно он, как видите, навязчиво преследовал меня все это время), потихоньку убывал и скоро растаял совсем. Теперь пахло лишь хвоей и пряными листьями, которые из-за невыносимого зноя в этом году начали опадать раньше срока. Я перешел сначала на скорый шаг, а потом вовсе пошел медленно, ощущая себя вне опасности… Как водится, ощущения мне наврали. Ибо через пятнадцать минут я вновь, внооовь почуял этот отвратительный аромат мужских паховых желез. Сначала я, было, подумал, что это своего рода галлюцинация, некая сознательная материализация пережитого мною кошмара. Но я каждым последующим шагом я приближался к мысли, что запах реален, а его источник находится в подозрительной близости от меня. К тому же скоро я сперва почувствовал легкие толчки, некую необъяснимую дрожь земли, а потом расслышал звуки синхронных шагов, доносящихся откуда-то сбоку, где лес немного редел. Я затаился и прислушался. Было ощущение, что рядом, метрах в двадцати от меня, пролегает дорога, по которой дружно чеканит шаг целый взвод, а то и полк солдат. Кустами я прокрался к кромке леса, и то, что увидел я тут, повергло меня в глубокий шок, закончившийся самым натуральным обмороком. Просто я действительно до последнего верил в то, что старина Фенриз ловит глюки, и что никаких членовидных существ не существует в нашей Вселенной. Думал – это плод сексуальной неудовлетворенности и пресыщенности алкоголем, ан нед. Прямо подо мной, по шоссе, ведущему в сторону Трондхейма (а это, как я понял, было именно оно), проходило воистину адское шествие. Голые Гаальцы, путаясь в разросшейся бороде и волосах, шаг за шагом шли по направлению к Трондхейму, но не их вид привел меня в панику, а вид тех премерзких существ, которые шли по бокам их колонии, явно ее направляя и руководя этой адской погоней. Строго говоря, это и не были никакие живые существа – а самые натуральные эрегированные фаллосы с конечностями наподобие людских, только были они не менее чем в два раза выше самого высокого Гаальца в этом демоническом марше. Магготы – такое имя нарекла им дьявольская легенда о городе Берген, легенда, которая оказалась к моему ужасу никакой не сказкой, а самой что ни на есть истиной. Мерзкие полипы, которых боги седой старины искусственно выращивали в качестве своих демонических слуг. Сперва меня просто вырвало от зловония, которое источало это одиномерзкое шествие, уходящее из бесконечности в бесконечность, а потом цветные бабочки замахали крылышками у меня в глазах, голова пошла кругом… и я рухнул в траву лицом, теряя остатки пораженного моего разума, и что было со мною дальше той ночью, не помню, да и не хочу вспоминать. 9. Я проснулся розовым рассветом на залитой росою траве. Было уже немного жарко, хотелось есть и пить. Струя чистого воздуха ударила мне в нос, сказав тем самым, что мои преследователи убрались восвояси. Однако ныло почему-то очко, но я списал все на нервное расстройство и продолжил свой пеший путь в город Трондхейм, хотя было мне уже не до флейтиста и не до чего вообще. Но мне так и не дает покоя один-единственный вопрос - заметили ли меня Гаальцы в ту ночь на дороге, когда мой помраченный разум покинул меня: И если заметили – то что сотворили со мной эти изуверы-членовредители? И почему мои глаза иногда в предзакатную пору стали приобретать небесно голубой оттенок? И почему я возымел дурную привычку зависать, любуясь на тощую задницу моего вечного барабанера Хетиля? И почему меня так зверски тянет в проклятый город Берген? май-июнь 2009 года.